***
Констанс очнулась от жуткой боли, пронзившей тело. Она не чувствовала всю левую часть тела, словно той и не было на своем законном месте, словно только правая ее часть сейчас живет в промежуточном мире, из которого два выхода. И здесь нет страха, здесь нет сомнений, и только боль становится ориентиром в темноте. Только чувство полной пустоты заставляет легкие расширяться и вбирать весь кислород. Только так и никак иначе. Ты полуживой, полумертвый, полусгнивший. - Тише, Ки, еще немного потерпеть, доктор не оставит тебя в беде, иначе я убью и его, - шершавые губы коснулись холодного лба и на секунду замерли. - Просто дыши, это все, что сейчас от тебя требуется. - Грей... - темнота зазывает за собой, расплываясь теплой негой по оставшимся, еще живым клеточкам организма. - Грейс... - Прошу тебя, просто помолчи. Я здесь, мы почти что приехали, осталось примерно полдня пути. Прости за тряску, дороги везде разбиты из-за дождя. Просто вспоминай, думай о чем-либо, держись за самые важные и теплые воспоминания.***
- А ты когда-нибудь целовала женщину, Костанс? - она впервые пошла с родителями на вечер "оценки подросшего поколения знати", как звали эти вечера все, кто состоял в высшем обществе. - Как по мне, это делала каждая из любопытства ради, - высокая и болезненно худая девушка медленно потягивала вино из бокала, стараясь не улыбаться слишком широко, поскольку алкоголь уже ударил в голову и растекся приятным теплом по всему телу. - Мне казалось, что мы должны сохранить себя для замужества, - что еще может сказать девушка в свои двенадцать, впервые в состоянии вздохнуть полной грудью. - Ты правда ждешь того, как подчинишься какому-то мужчине по воле своих родителей? Повезет, если он будет проявлять хоть какое-то внимание к твоей персоне, но чаще всего эти юнцы ждут от жизни намного больше, чем брак и обязанность быть отцом в свои двадцать. Запомни на всю свою жизнь и повторяй, как молитву, каждый день, пока это твердо не засядет в твоей голове: "Женщины - не рабы мужской воли". Она запомнила тот вечер не потому, что тогда отец соизволил познакомить ее с Эдмундом, и не потому, что мама была так добра к ней, что позволила отправиться домой намного раньше. А потому что в этот вечер она смогла посеять в своей голове сомнения, которые вскоре дали свои плоды. Элиза Франк была права. Хотя через несколько месяцев отец отдал ее замуж, а еще через два года она умерла от туберкулеза, она была права. Все привыкли ровнять женщин со скотом, с животными, способными жить только инстинктами. И теперь, когда она знала, что сражаться - не только ее выбор, идти по жизни становилось намного легче, а воздух не казался таким уж едким.***
- Ты так и будешь молчать? - Эдмунд приподнял бровь в недоумении. - О чем же ты с таким рвением хотела со мной поговорить? Твой отец был в бешенстве, когда я оставил его в кабинете за расчетами одного. Надеюсь, это действительно стоит того. - Ты любишь меня? - Констанс впервые позволила себе чуть больше дерзости в голосе. - Ты ведь знаешь, что я - не вещь интерьера. - Мне не положено любить тебя. - Но ты бы мог любить меня, или тебе так сложно признать это? Признать факт своего поражения перед женщиной? - К чему все это? - Я хочу быть честна. Хочу, чтобы каждый понимал, чего стоит ждать. Поэтому и задаю тебе этот вопрос. Свадьба случится довольно скоро, и отец не станет слушать моего отказа, ведь я просто не имею права голоса. - Ты уже говорила с ним, я помню, - он бросил взгляд на руку девушки и поморщился. - Мне не страшно признавать свое поражение. Я просто не вижу смысла говорить тебе о том, что чувствую, ведь я так же не глуп, чтобы понять, что ты безразлична по отношению ко мне. И этот брак причиняет тебе боль, но никак не радость и ожидание материнства. - Ты знаешь, я не люблю детей - бесполезный аксессуар и без того короткой жизни. Если ты любишь меня, почему не поговоришь с отцом, почему не скажем ему о неправильности их выводов? Эдмунд, мы просто губим все наше будущее, ты это знаешь. Я люблю женщин, и никогда не стану противоречить себе. - Я не запрещаю тебе спать с ними, только делай это так, чтобы мистер Стефанс не узнал об этом. Тогда тебя ждет еще более суровое наказание, чем свадьба со мной, - Эдмунд попытался улыбнуться, чтобы убрать лишнее напряжение с лица. - Мне пора идти, иначе я останусь здесь на ночь, а я не очень привык к холодным стенам и жестким кроватям. - Эдмунд, - Констанс впервые поверила в лучшее, поверила в то, что человек рядом с ней не потерян в этом мире, не потерян среди всеобщего хауса и беспорядка жизненных испытаний, среди шторма и бури, когда чувства не играют роли, а статус говорит о величии как никогда громко, что порой его не заглушает даже самый тяжкий крест на роду - убийство. - Ты лучше, чем я думала. Не забывай этого.***
- Деточка, ты так скована, - темные глаза смотрели в полумраке на обнаженное тело, оценивая формы. - Ты никогда до этого не бывала в подобных заведениях? Ах, ну да, ты же голубых кровей, дочь самого Стефанса, дочь самого грозного убийцы. Мне казалось, что подобные леди никогда не заходят на "красные" улицы в надежде найти утешение. - Может, ты займешься тем, за что тебе заплатили?! - ей безумно хочется уйти, но уже поздно: все или ничего; выпадает красное - стоит действовать. - Оставь все свои статусы за дверью. Здесь все равны, и все платят одну цену. Ты вольна считать, что "красные" улицы - гиблое место. Возможно, так было несколько десятков лет назад, когда выбора действительно не было. Сейчас, это скорее семейная династия, когда матери выставляют на торги девственность своих дочерей, стараясь выручить как можно больше. Моя мать не была исключением, и я прекрасно помню огонь в ее глазах, когда мужчина предложил в три раза больше, чем кто-либо когда предлагал. - Как тебя зовут? - глаза все еще оценивали ее, стараясь заметить хоть какой-то изъян фигуры. - Бередит, но здесь никто и никогда не зовут тебя по имени, - она ступает бесшумно, это не первая ее ночь, и впереди будет еще сотня подобных. - Постарайся не шуметь особо, иначе могут заглянуть в самый ответственный момент. - Я никогда... - ее рот накрывает теплая ладонь. - Я знаю, сюда приходят по трем причинам, одна из которых и заключается в невинности. Кому-то просто сложно поверить в то, что он все еще не нашел в себе силы сделать это. Моргни, если ты действительно готова. И она моргнула.***
Хотелось пить, губы потрескались, а язык прилип к небу. Кажется, она не спала. Она была где-то вне времени, словно бы открывая и закрывая двери огромного лабиринта воспоминаний. Возможно, она совершила уйму ошибок в юности, возможно, ей никогда не смыть клеймо убийцы, но именно сейчас, в этот самый момент она может поклясться, что никогда больше не сойдет с истинного пути. И пусть тропы ей не известны, пусть путь отнимает все силы, но она готова нести эту ношу на своих плечах. Она готова вновь поверить, готова вновь жить. Если только переживет дорогу от прошлого в будущее. - Хей, Ки, мы почти что дома. Чувствуешь, воздух уже другой, не такой тяжелый, - ее голова болталась из стороны в сторону, словно голова болванчика, сил совсем не было. - Еще несколько часов, буквально парочка, и мы будет там, и ты будешь лежать в своей кровати, а прислуга в недоумении коситься на тебя. - Кто-нибудь... Кто-нибудь знает? - больше всего ей сейчас хотелось сказать Мэри все, что она скрывала от нее в силу своего характера. - Никто. Я не стала писать, поскольку письмо придет только тогда, когда ты уже будешь на месте. Да и незачем всем этим идиотам знать, что у них есть шанс отхватить самый большой кусок этих земель. Как только мы будем на месте, я отправлюсь к доктору, оставив тебя на Мэри. Ты доверяешь ей? Ты готова слушаться меня, оставив все свои обиды до лучших времен? Мне правда нужна твоя помощь, Ки, мне так же страшно, как и тебе. Я виновата во всем, что сейчас происходит, ты прекрасно понимаешь, что я не смогу остаться после всего, что натворила за свою короткую жизнь. - Ты не можешь уйти, - это все, что она может сказать, но этого несомненно достаточно для того, чтобы посеять сомнения в мысли Грейс. - Ты не можешь... - Боже, ты все еще веришь в лучшее? Ки, прошу тебя, не нужно всего этого. Я знаю, что должна уйти. Я знаю, что ты не сможешь простить меня, что не сможешь смотреть в глаза после всего, что обо мне узнала. Мне правда жаль, что из-за меня ты сейчас в большой опасности, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь, - кровь удалось остановить, но никто не мог знать наверняка, что заражение уже не началось. - Просто будь собой, - пальцы совсем не слушаются, словно бы сделанные из дерева, они не гнутся, застыв в полусогнутом положении. - Просто будь з-здесь, - глаза сами собой закрываются; здравствуй, царствие Морфия.***
- Все, что я могу сделать, так это прижечь ее. Зашивать нет смысла, в диаметре рана не большая, но в этом районе довольно много мелких сосудов, удивительно даже то, что она смогла пережить дорогу. - Это не удивительно, доктор. Она переживет всех нас, уверяю вас, - Грейс никогда еще не гнала лошадь так неистово, чтобы не чувствовать под собой седла. - Чем я могу вам помочь? - Держите ее как можно крепче. Будет кричать, дергаться - все равно держите. Забудьте, что вы ее друг, представьте, что вы - врач. От вашего хладнокровия зависит ее жизнь, от вашей силы, от вашей уверенности в себя. Думаю, я после наслушаюсь столько "хороших" слов в адрес своей персоны, но иначе кровопотери не избежать. Жаль, что раны не затягиваются без шрамов - напоминаний о наших неудачах, - доктор прошел в гостиную первого этажа и поворошил угли в камине. - Попросите прислугу принести металлический штырь или что-то похожее. Нужно раскалить металл докрасна, чтобы быть уверенным в нашем успехе. Если в этот час кто-то мирно спал в своей постели, видя прекрасный сон, он проснулся от дикого, душераздирающего крика, со всей своей силой вырывающегося из уст Констанс. Эту боль нельзя было сравнить с чем-то, потому что до этого подобная боль была мифом. Эту боль нельзя забыть, и она будет напоминать о себе всю оставшуюся жизнь, пока вы еще в своем уме и в состоянии отличить правду от вымысла. Эту боль можно лишь пережить, вцепившись в жизнь сильной хваткой. - Она потеряла сознание. Это вполне нормальная реакция на такую боль, - мужчина отошел в сторону, рассматривая измученное, неестественно согнувшееся тело Госпожи. - Никогда бы не поверил, что такая юная леди может столько вытерпеть. Но вот оно - прямое доказательство, изогнувшееся в форме запятой. Через несколько часов я еще раз осмотрю рану, вколю ей морфий и оставлю на ночь отдыхать. Если она переживет первые сутки - я смогу смело вас поздравить. - Я не смогу остаться, - только сейчас Грейс осознала, что ей не известно имя спасителя. - Как бы неловко это звучало, но никто не знает вашего имени. А мне бы хотелось лично попросить вас об услуге. - Томас, - видимо, док не очень любил произносить свое имя вслух, оно словно бы царапало барабанные перепонки. - Томас, послушайте. Когда вы придете проверить состояние Ки, - Грейс тут же себя поправила, - то есть, Госпожи Стефанс, я бы очень хотела, чтобы вы заглянули в верхний ящик ее письменного стола и взяли оттуда конверт. Этот конверт передайте Мэри, когда та полностью поправится. Я буду очень вам благодарна. - Хорошо, я сделаю все, что вы попросили.***
"Если ты читаешь это, значит ты жива. Да, глупые наблюдения не от столь образованного человека. Но не всем быть такой прекрасной, как ты, Ки. Да, я трус, сбежавший с тонущего корабля при первой же возможности. Но теперь, когда я знаю, что сделала все, что было в моих силах - угрызения совести иногда позволяют мне заснуть на пару часов. Прости за всю боль, что я причинила тебе за все те годы, что мы знакомы. Прости за всю ложь, что я скрывала, утешая себя тем, что тебе лучше жить без правды. Теперь я понимаю, что заблуждалась, что ошибалась еще чаще тебя. Я помню, как ты кричала, как просила прекратить все это, позволить тебе уйти. Я помню, что в этот самый момент сказала самые правильные слова: "Так просто уйти может только трус". Я надеюсь на то, что шрам не даст тебе усомниться в своей красоте. Шрамы - карта нашей жизни, наши не удачные маршруты. Следуй за сердцем и будь уверена в том, что больше ничего не случиться. Мы убили самое главное Зло этого мира, самую большую опасность для тебя. И эта тайна так же останется нашей общей. С любовью и преданностью, Грейс".