Дневник сотрудника урологии

С понедельника вся неделя прошла тихо и мирно. Словно что-то щелкнуло, и все стало на места, пошло в привычном режиме. И врачи стали какие-то добродушные и пассивные, и пациенты не такие чокнутые, и даже санитарки не столь алчные и бесстыжие. Может, потому что у меня мозги были планомерно заняты другим, а не работой. В среду, пока я стоял на пропускнике, ко мне присоединился Андреев. Дождь лупил вовсю густой непроглядной стеной. Людей во дворе практически не было. Кошки гнулись вместе с нами на пороге. Настроение – полный пассив. - Как у вас? - меланхолично выдохнул облако вишневого дыма гинеколог. - Тихо, - не менее меланхолично ответил я. - Да, у вас спокойно, а у меня вечный амбец в это время. У женщин на фоне осени начинает психика сдавать. Вечно они то никому не нужны, то еще что-то. Еще и хроны обостряются,- Андреев выдохнул с какой-то печалью. - Угу. Из стены дождя вырисовалась «скорая». - Наверное, ко мне, - упадническое настроение усилилось. - А может, и к нам. Накаркал. «Скорая» привезла цыгана с семью колотыми ранениями. Дежурный – Олехов, подфартило ему. Связываться с такими людьми, как ромы, не хотел ни один из врачей. Вообще с ними никто не хотел связываться у нас. Столь мстительных людей я в жизни еще не видел. Ходили слухи, что пара врачей и медсестер за историю больницы подвергались «возмездию» после того, как они не оправдали надежд кого-то из цыган. Я сам сразу испарился из поля зрения этих товарищей от греха подальше. Подошел к сестринской, набирая мать, предупредил о теоретической «опасности». Отзвонившись и успокоившись, вошел в комнату, налил себе кофе и начал вникать в разговор Аньки Коробейниковой и Женьки Ткаченко. Они весело хихикали, сидя с явно недобрыми лицами. - Я вот, честно, не понимаю таких людей, веришь? Ей уже 18, пора бы мозги включать, а она все еще в облаках летает. Тоже мне, цветочек аленький. Ее бы в формалин - и на полочку, честное слово. Полный отмороз и неадекват. И хахаля нашла – полная копия. Все такое томное и несчастное, фу бля! Строят из себя Ромеу и Джуньету. Тем хоть по тринадцать, идиотам, было, а эти уже великовозрастные!.. - Анька с шумом отпила чай. - Сама не понимаю, как таким вообще паспорта выдают и жениться разрешают. Потом наплодят таких же отморозков, никому не нужных, а родителям с ними возиться. - Так этим и не дают встречаться, что с ее стороны, что с его. Вообще сестра ее из дому не отпускает. Ну а что сделать, если родители оба на работе? Эта дурочка вечно ко мне бежит, а я ее по доброте душевной вечно выслушиваю, советы даю. Мне, понимаешь, сестру жалко. Они между собой с Настенькой общего языка найти не могут. Вот мне приходится им быть как бы переводчиком. - Слушай, так что ты там им намешала? - Да стандартный набор. - Добрая ты, Анька, - Женька рассмеялась, обернулась ко мне. - А ты, Саня, с кем встречаешься? Девушка есть? Я недоверчиво посмотрел на этих двух кумушек. Одно из двух: либо у них закончились темы для издевательства, либо надо было перетереть без свидетелей, поэтому решили коснуться вопроса заведомо мне неприятного, чтобы ликвидировать свидетеля. Решил все же, что лучше это будет второй вариант, поэтому начал контратаковать: - Да что там вам моя личная жизнь, это вам, кстати, в ближайшее время нужно будет поосторожней быть, - не обращая внимания на вопрос, решил выпалить главную новость. - Это в каком смысле? Твоя девушка к нам работать придет? – не могла угомониться Женя. - Нет, сегодня цыгана крутого привезли, а дежурный – Орехов, а вы как бы к его отделению относитесь, - я ехидно подмигнул. По внутреннему распорядку я относился к палатам, которые курировал Клименко, поэтому как-то не сильно переживал, а вот на лицах двух кумушек отразился реальный ужас. Громко выматерившись, они как ошпаренные вылетели в коридор со словами: - Чо ж ты, засранец, сразу не сказал! - и со всей дури стукнули дверью. Через 10 минут на этаже начался реальный шухер. Летали все. В первую очередь растасовали больных так, чтобы возле одинарной, модной, палаты была пустая. Это и убережет больных от лишних беспокойств, и, возможно, эту палату так или иначе будут отвоевывать бойцы барона. А такие прецеденты уже были. Весь день прошел в суете. Вечер, так сказать, пришел неожиданно. Операция все еще шла. Мать опять проявила геройство и осталась до конца операции, помогая Орехову. Когда заглянул в операционную, меня встретил Зеленевич. Он летел галопом с кульком, полным пакетами крови. - Еще идет? – пытаюсь узнать новости. - Да... Орех, сука, бог, реально! – и скрылся в третьей операционной. – Цыган, смотри, не впускай! – заорал уже из операционной. - Не пущу, - пробурчал я и пошел дальше шататься по коридору. Было пусто. Все двери были закрыты, даже невесть откуда нарисовался амбарный замок на боковой лестнице. Видно, старшая сестра постаралась обезопасить хоть как-то сотрудников. Поняв, что ловить нечего, вернулся к себе, отыскал Андреева и предложил по пиву в соседнем тихом ганделе выступить. Он не возражал. Вообще странно как-то: гинеколог вечно у нас ошивался, часто бывал замечен в обществе Клименка и при всем при этом вечно на него гнал пургу. После второй бутылки пива я решил докопаться до истины. - Игорь Станиславович, а можно вопрос? – я попытался сделать как можно более умное и внимательное выражение на лице. - Игорь... а то как-то... столько выпили, столько скурили, а ты все меня на Вы и по отчеству. - Так мама тоже так к вам обращается, - парировал я, понимая, что реально сейчас выгляжу, как маменькин сынок, но картины это не меняет. Меня интересовало совсем другое. - Твоя мама меня и «пиздоглядом» называет, так что с того? – он рассмеялся, весело потягивая с банки белое нефильтрованное. - Так это ж обозначение всех гинекологов, - пытаюсь как-то реабилитировать свою родительницу и всех остальных, кто позволяет так вольно говорить об этой профессии. - Ну, да. А ты знаешь, что у нас в больнице ведется счет на то, сколько пациентов здесь разыскивают «хуевых» врачей. Насколько я знаю счет уже на десятки пошел, пока что лидирует пропускник: чего-то все, кто этих врачей ищет, вечно с заднего входа идут. - А у нас все через жопу, - эхом отозвался я. Самая безотказная и правдивая истина. - У вас? А, ну да, с учетом того, что Андрюха реальный лентяй и затягивает вечно с операциями, то и правда через жопу. Вот! Тут-то «пиздогляд» и попался! Вот тут я его и накрою! В моем уже не совсем трезвом мозгу загорелась лампочка Ильича. - А вы с Клименко давно знакомы? – я уставился на Андреева внимательным, испытывающим взглядом. - Да тут и познакомились. Как я пришел сюда пять лет тому назад, так и познакомились, - он задумался и продолжил. - Со всеми и познакомился. - А почему вы вечно на него гоните, но все равно с ним дружите? – как говорится: «И тут Остапа понесло». Я был уверен, что меня ничего не остановит сейчас. Все-таки нечего было при мне прошлый раз говорить, что он импотент в его-то годы. Андреев тянул с ответом, как будто знал, что через секунду зазвонит мой телефон и в трубке тревожно прозвучит: - Сашка, ты еще тут? - Тут, а ты уже? - Да, вроде уже, только дуй к нам. И смотри осторожно, эти кругом. - Мам, что произошло? Цыган живой? - Живой, - на том конце послышался вздох, - пока еще живой. - А Орех? - Он тоже пока живой… - Иду. Разговор снова сорвался. Смотрю на Андреева и понимаю: не получу я ответа ни сейчас, ни потом, потому что не все так просто. И в дальнейшем он станет избегать этой темы вовсе. Я сорвался с места: Игорь сказал, что сам заплатит и чтобы я бежал быстрее и, главное, осторожнее. Дождь снова лил стеной, так что в пределах метра уже ничего не было видно. И я, слегка нетрезвый, с полным мочевым пузырем на перевес, поскакал по лужам, рассуждая, что опорожниться могу и в больнице, хоть с каждым прыжком эта идея мне не казалась такой и привлекательной. Наверное, эти мысли и спасли мою голову от рассуждений, почему мать мне звонила таким подавленным и встревоженным голосом. У пропускника собрались люди: цыгане, разного пола и формата, а сейчас заметил, что вся стоянка была заполнена шикарными машинами. Я проскочил ко входу. Дверь оказалась запертой. На звонок ответили не сразу, а после пятого или шестого зажатия. - Кто? – грозный голос тети Фани я ни с кем не спутаю. Хотя, когда мы уходили, вроде дежурил дед Валера. - Это я, Саша Королев, из урологии… - подумал, что если она меня не помнит, то придется тут при всех этих цыганах еще историю с трупом и онанистами рассказывать, чего мне крайне не хотелось делать. Только ради того, чтобы сейчас впустили, я б не только ее рассказал, но готов был двери вышибить. На мое счастье, двери мне отворили, но ровно на столько, чтобы тебя Фаня взяла меня за грудки и втащила вовнутрь и захлопнула двери. Если бы не пиво и не скорость, с которой я летел к матери, я бы попытался набить морду этой сволочной кобыле. В холле сидели две цыганки. Епрст! Как они мимо Фани-то… И это неважно. Я заскочил в лифт и поехал наверх, не на свой этаж, а сразу в операционную. С каждой секундой тревога возрастала. Из лифта я вылетел и едва не налетел на двух санитарок и наших Женьку с Анькой. Они в соседний грузовой лифт завозили каталку с постоперационным больным. По коридору шел Зеленевич и вел Орехова. Действительно вел. Лица на Орехе не было, разве что какая-то восково-бледная гримаса. - О! Санек, ты-то и нужен! – обрадовался Зеленевич. – Сейчас Вадима домой отвезешь. - Я, кажется, сказал, что тут останусь, - начал было возражать Орех, но очень вяло, заплетающимся от усталости языком. Орехов едва держался на ногах, казалось, он вот-вот потеряет сознание. Оно-то и понятно: операция шла около 6 часов, и все это время хирург простоял не приседая, не имея возможности ни поесть, ни, элементарно, сбегать в сортир. За моей спиной раздался голос: - Сейчас приводим в порядок Вадика, и ты его везешь домой, я адрес дам, и чтобы без самодеятельности, – мама у меня вечно мною командует. Аж страшно порой: что бы она без меня делала, кем бы воеводила? В итоге мне ничего не осталось, кроме как сгонять в сортир самому, потом к нам на этаж за вещами Ореха и, взяв последнего на абордаж, вывести из больницы на центральный вход. Почему на центральный - потому что то, что происходит на пропускнике, я уже лицезрел, и повторять мне не хотелось. У входа нас ждала банда не меньшая, чем на пропускнике. Сцуки! - Эй, ты… - остановил нас внушительного вида цыган. – Это ты оперировал? Вадим заметно задрожал, а у меня аж дыхание перехватило. - Я. - Запомни: умрет он – умрешь ты. И тут, в кои-то веки, меня разобрала злость. Такая живая, настоящая ярость, вспыхнувшее во мне чувство несправедливости: - Слышь ты, грозный тут нашелся, да? Банду свою привел? А что ж вы все такие грозные, а допустили эту мясорубку? Что, решил на чужих плечах выехать, да? А пошел ты вон отсюда! Часы посещения пациентов уже прошли, - Орехов сжал мою руку, очень сильно сжал, я чуть от боли не взвыл. – Лучше бы спасибо сказали человеку, бесстыжие. Я взял Вадима за руку и потащил сквозь эту толпу. Каков был мой шок, когда, выйдя на лестницу, я увидел Андреева, машущего нам у машины Орехова. Видимо, его тоже привлекли к данному делу. Игорь забрал ключи у Вадима и сел за руль. Странно, но чего-то выпитое накануне пиво его не смутило. Через четверть часа мы уже поднимались с Вадимом по лестнице в его подъезде. Его реально трясло. Андреев идти с нами не стал, сославшись на дела, отчалил, как только мы вышли из машины, передав мне ключи: - Ты лучше его доведи домой, от греха подальше, - он заботливо улыбнулся Вадиму. – Не боись, жить будет. - Там пизда, Гарик, - едва промямлил Орехов. – И мне пизда. - Не ссы. И из пизды есть выход. Из нее все мы вышли, не забывай. А ты лучший хирург, к которому этот урод мог попасть. Пизда была бы, если б он к Андрюхе попал. - Да… - выдохнул Орехов и направился к подъезду. - Не уходи, пожалуйста. Эти слова остановили меня, резанули по сердцу тупым острием. Орехов уже помылся и, лежа в кровати, окликнул меня этой простой фразой. - Не уходи, - он, как маленький ребенок, сейчас готов был разрыдаться. Стресс, казалось, вот-вот прорвется наружу, разродится истерикой. – Мне страшно, Санька… Прости за то, что я обижал… ты же простишь меня? Я видел сейчас совершенно другого человека. Без спеси и нахальства, просто испуганного пацана. Как будто Орехову Вадиму Васильевичу не было 34 года, как будто он не был весьма успешным хирургом, а был простым парнем, лет 16, который узнал, что болен и лечиться уже поздно. Ничего не ответив, я просто сел рядом с ним и взял его руку: - Все будет хорошо, правда, – сижу и глажу его волосы. А перед глазами то субботнее утро и ангел, который меня обнимает. Сейчас у ангела от усталости закрываются глаза, а я вот так, одетый, ложусь с ним рядом и продолжаю держать за руку и гладить. Сон медленно, но верно настигает и меня.