Диэтиламид d-лизергиновой кислоты

Тейт Хофферсон — проблема. Он начал свой путь на дно в тринадцать, впервые подравшись в школе. Уже в четырнадцать — всего за год — он стал практически неконтролируемым трудным подростком. В пятнадцать все реже ночевал дома — в один прекрасный вечер он просто выключил телефон, не появившись до самого утра. Тейт приходил грязный, иногда пьяный, побитый или обворованный. Мать встречала его со слезами и криками, запирая в комнате, но через день или два все повторялось снова. Как будто просто заела пластинка. А дела шли все хуже и хуже. Он истощался на глазах, заплывая синяками и ссадинами, его кожа бледнела и портилась, становясь почти болезненной. За год и несколько месяцев из мальчишки, пышащим здоровьем, Тейт Хофферсон превратился в мертвеца. Впервые ему дали попробовать кодеин на тусовке в маленьком баре "Дисаблот" на окраине города. Он видел, как парни и девчонки в туалете растирали таблетки в порошок, а затем снюхивали все без остатка, втирали в десна или просто съедали. Их глаза сияли в тот момент, и Тейт тоже так хотел. Безумно, до дрожи в коленках хотел. Несколько раз он приходил туда и смотрел, как они это делают. Наблюдал за их лицами со стороны, пока его не заметил какой-то парень. Хофферсон даже не понял, как из стороннего наблюдателя превратился в главного героя, как очутился в этом сраном туалете посреди таких же малолеток, закидывающихся таблетками под тусклым светом одной единственной лампы. Они приняли его радушно, с улюлюканьем и хлопками. А потом он почувствовал это. Слово, которое слышал тысячи раз, испытывал на себе, покуривая косяки с друзьями, но никогда не знал, что оно может быть таким объёмным. Эйфория. Она сожрала его с пятками, закручивая в тугой узел. Она забурлила в крови, поражая каждый чёртов сантиметр, начиная с кончиков пальцев. Будто нежная, милая сердцу девушка, приняла в свои объятия и задушила. Его мозг тогда отключился насовсем. Тейт понял, что это невозможно. Невозможно стереть из памяти каждую замеченную родинку на шее девчонки напротив, снопы искр и накладывающиеся друг на друга блики перед глазами, холод от кафеля вдоль позвоночника и смешную секундную стрелку разбитых часов на стене. И невозможно, просто, сука, невозможно не подсесть. Чувства от прихода были настолько сильные, что на побочные эффекты можно было наплевать. На тошноту, сухость во рту, запоры. На все, что остаётся после, и на все, что приходится до очередной дозы. Плевать даже на то, что человек внутри с каждым разом корчась умирает. Тейт растерял свой Хофферсоновский характер за несколько месяцев. Его гордость превратилась в гордыню, самоуважение в самолюбие, а напористость в удивительную способность находить деньги на наркотики в течении первой минуты после пробуждения. И именно таким Тейт Хофферсон себя полюбил. Маленьким тощим кретином, играющим во взрослого крутого парня с татуировками и таблетками. Кодеин высосал из него способность оценивать себя рационально. Бедолага даже не понимал, что его шутки вызвали в девчонках, покупающих у него дурь, отнюдь не желание познакомиться поближе, а страх перед хихикающим обдолбанным шестнадцатилетним ублюдком в серых спортивных штанах. Но как бы он не обожал себя и своё чувство юмора, у него был человек, который постоянно втаптывал его в грязь. Астрид. Она всегда раньше ревела, как остервенелая. Кидала в него пустые пивные бутылки, ключи от дома, свой телефон, отцовы кроссовки. Орала и рычала, избивала его, запинывала до полусмерти. Когда родители не видели, она хватала его за волосы, вздергивая голову кверху, и шептала. Отчаянно шептала самые злостные и яростные слова, выплевывала их, размазывая слезы по щекам. Она била его столько раз, что кажется, будто у него под рёбрами есть выемка размером с её кулак. И это было раньше. Год, полгода назад, но не сейчас. Сейчас она волоком тащит его домой, если видит на улице. Сшибает с ног в школе, прижимая к полу и лишая возможности двигаться. Все для того, чтобы привести его к печальной матери домой, заперев в комнате, из которой он рано или поздно все равно выберется. Начиная этот же самый замкнутый круговорот последовательных действий заново. Тейт искренне хотел прервать это все. Хотел, чтобы они отвязались от него, не рыскали по самым злачным местам в городе, не искали дилеров и прекратили пытаться вернуть его к прошлой жизни, где не было чувства полёта. Ему это было нужно. Но Астрид воевала с ним, на каждое действие в ответ получая противодействие. Ведь она сама научила его давать сдачи. Он отлично запомнил последний раз, когда Астрид поймала его. Она бежала к нему в коротком платье и на каблуках, а ее волосы танцевали в дневном свете на плечах от каждого шага. Она была чертовски зла и красива в тот момент. Как адская гончая, вытянувшаяся в тонкую струну от напряжения. Он мог бы убежать, если бы не залюбовался ею и ее лицом. Гневным, с полыхающими глазами. Ударить его, унизить и за шкирку швырнуть в машину. Тейт не чувствовал ненависть. Просто не был способен ненавидеть свою собственную сестру. Что-то определенно близкое, вязкое и черное. Она вызывала в нем смешанные чувства, гамму, в которой сложно было хотя бы что-то обособить. Детские воспоминания, где они были как единое целое, обида, граничащая с отвращением, ярость и немного, на самом последнем месте, совесть. В их отношениях определенно было что-то похожее на ненависть. Но несмотря ни на что, она все-таки была его сестрой, а он хотя бы немного оставался человеком. И в тот момент он осознал это особо остро. Когда Астрид сшибла его с ног, Тейт был готов вырвать ей глотку, но за секунду до этого он бы все отдал, чтобы она наконец-то смогла жить спокойно. Она могла бы сидеть с подругами в кафе, а не толкать Тейта в спину в сторону выхода у всех на глазах. Могла бы читать книги про несчастную любовь в библиотеке, а не запихивать его на заднее сидение, выруливая с парковки на дорогу домой. Могла бы кокетничать с самым симпатичным парнем в школе, потому что была этого достойна. В глубине души он хотел для нее нормальной жизни, а не всего этого. И поэтому он не вырывался, пока она вела его по подъездной дорожке. Не вырывался, когда она заводила его в дом и умывала, просто схватив его за волосы и подставив лицо под струю ледяной воды. Тейт спокойно вошел в комнату, сел на кровать и закрыл глаза. А затем он уснул.

Мой милый друг, ты снова плачешь? Дождик с неба льет рекой. Ты в этот вечер очень мрачен, Не хочешь говорить со мной?

Тейту снилось, как маленькая Астрид сидела у него на коленях. Её глаза были такими же огромными и голубыми, какими он запомнил их с детства. Она смотрела на него с обожанием, прижимаясь щекой к его худой груди, а он гладил её мягкие волосы, напевая знакомую детскую песню. Он пел долго, закрыв глаза и запрокинув подбородок кверху. Его грудь вибрировала от звонких, протяжных звуков, а веки трепещали. Впервые за долгое время он чувствовал такую сумасшедшую душевную лёгкость. Нереальную. Ему казалось, будто его обманули. Внезапно Тейт почувствовал, как маленькие пальчики сжались на его кистях. "Мой милый друг... " Он опускает глаза и смотрит на её детское личико. Та её очаровательная улыбка исчезла, будто и не была вовсе. Астрид смотрит мимо него, пытаясь сморгнуть с ресниц выступившую влагу. — Ты снова плачешь? Ну же, кроха. Почему ты плачешь? Она мотает головой. Просто мелко дрожит у него в руках и шмыгает носом, утираясь манжетами своей рубашки. — Не хочешь говорить со мной? — Тейт большими пальцами вытирает мокрые дорожки, аккуратно развернув её к себе лицом. Кивает. Легонько, не отрывая взгляда от воротника его футболки. — Астрид, что с тобой? Он сидит обескураженный и обеспокоенный, обнимая её маленькие плечи. Мелкая дрожь в её руках отступает, и малышку начинает трясти с неистовой силой. Она больше не плачет. Она рыдает навзрыд. И голова у Тейта идет кругом. За секунду, буквально за секунду, мир переворачивается с ног на голову. Краски блекнут, свет тухнет, звуки искажаются. Он не чувствует веса ее тела на своих коленях. Ее тепло покинуло его. Он встает и оборачивается в пустоту, замечая Астрид где-то в ее глубине. Астрид. Астрид. Она стоит в маленьком кружке блеклого света, свесив руки вдоль тела. Уже взрослая. В ее глазах, распахнутых и холодных, нет ничего. Гребанное мертвое и холодное ничего. Грязные тусклые волосы спутались за спиной, а тонкие запястья прижались к тощим бедрам. Лицо совершенно безучастное. Не мрачное, не злое и тем более не заинтересованное. Просто никакое. Ее кожа, серая и тонкая, натянута на кости, как чехол. Высокие острые скулы, потрескавшиеся губы, опущенный вниз подбородок. Тейт видит эту девушку и признает в ней незнакомку. Видит мертвеца и вдруг понимает. Он видит себя самого. И резко проскакивает на кровати. В его комнате тихо, а на первом этаже слышны голоса. Уже поздний вечер. За окном идет дождь.