Сосед по комнате

— Слушай, ты, — сбоку от Юнги послышался женский голос, больше похожий на шипение, от чего парень поперхнулся и чуть ли не выронил бутылку из рук, только чудом удержав её, — может, хватит? — Мне что, воды попить нельзя? — равнодушно ответил Мин и принялся впитывать пролитую жидкость с дивана белой салфеткой. Эта Чиминова курица начинает его бесить ровно с того момента, как Шуга чувствует тошнотворный запах духов с малиной, хотя девушка ещё в дверях. — Не строй из себя тупого. Трогать моего Чимми хватит! Девушка пищит как самая настоящая истеричка, а ещё стучит миниатюрным кулачком по столешнице, да так, что бокалы подпрыгивают, и их содержимое забрызгивает всё вокруг, включая и любимые штаны Мина. И Юнги не против вызвать врачей, которые перевяжут эту ненормальную специальными веревками и уведут далеко-далеко, с глаз долой. Да только вот «Чимми» вряд ли оценит этот широкий на самом деле жест со стороны старшего. — Во-первых, «Чимми» — не твоя собственность, — лениво огрызаясь, начал Мин, — а во-вторых, возьми, — он протянул мокрую белоснежную салфетку, — у тебя лицо запачкалось. — Соус? — девушка тут же потянулась в боковой карман маленькой глянцевой сумочки, нервно потирая пальцами уголки красных от помады губ. Юнги криво усмехнулся, наблюдая за её метаниями: — Три слоя штукатурки, а не соус. — Козел! Ты не понял то, что я тебе сказала про Чим Чима? — девушка уже открыто злится и напрягается, словно еще пару остроумных фразочек в ее сторону, и она озвереет, как оборотни в фильмах при виде полной луны, и набросится на Юнги, разорвет его своими длиннющими когтями. Хотя для этого и трансформироваться в волка ей было совсем необязательно — своим маникюром девушка даже сейчас могла заколоть любого. — Можешь не волноваться, — равнодушно говорит Мин и тянется к краю стола за банкой пива. — Если бы не моя природная скромность, я бы уже отбил твоего Чимми. У меня для этого была куча времени и ещё больше возможностей. — Что? — она открыто смеется и стервозно продолжает, смотря на Шугу сверху вниз, хотя сама, даже на высоченных шпильках, едва ли достаёт ему до плеча. Наверное, роста ей придаёт самомнение, отстранённо думает парень. — Чим не педик, в отличие от некоторых. Юнги усмехается краем губ, качая головой. Знала бы она, как этот «не педик Чимми» лез к нему целоваться, наверное, не выглядела бы сейчас такой самодовольной. И ему хочется чисто из вредности открыть куре глаза с накладными ресницами, одна из которых начала отклеиваться, на правду, но почему-то только пожимает плечами и тянет, с жалостью во взгляде смотря на девушку: — Ну, значит, у меня для тебя плохие новости, — Мин добавляет трагичности в свой облик, понижая голос до шёпота, чем заставляет подружку Пака наклониться ближе, — после отношений с тобой — стал. Вот честно, с такими, как она, даже скучно. Ругаться и дерзить — это вполне в стиле Юнги, но без причины тратить свое время на всяких идиотов он не привык. А на таких вот идиотов в квадрате, реакция которых на любой его выпад предсказуема до мелочей, ему тупо начхать. Потому что неинтересно. И он правда думал, что все такие остались в Америке, забытые, как страшный сон, но вот же, яркая представительница вида, сидит прямо перед ним и цепляется когтищами за столешницу, наверняка еле сдерживаясь, чтобы не врезать. И почему сейчас Мин сотрясает воздух и дерзит этой курице, он совсем не понимает, поэтому даже продумывает пару фразочек про ее грим на лице, так, на всякий случай, если вдруг толстые намёки не доходят до её тонкого мозга. И когда он пускает их в ход, разукрашенная брюнетка не на шутку звереет и начинает распускать свои щупальца, бить Шугу по плечу, царапая кроваво-красными когтями даже сквозь толстовку, добавляя обидные фразочки, такие типичные, что хочется самому врезаться лицом в стол. Создается впечатление, что из её рта скоро выступит белая пена, как у бешеных собак. Вот честно, случись такое, Мин ни капельки бы не удивился. Разве только тому, насколько долго ей удалось сдерживать свою истинную сущность. Или это просто Пак придурок, раз не видит, что за слоем брендовой косметики скрывается натуральный рептилоид. Когда терпение Юнги совсем лопается, и ему надоедает отмахиваться, к столу, к счастью девушки, подлетает спасение: немного пошатывающийся Чимин вернулся с двумя новыми банками пива. Его глаза округлились до нетипичного для корейцев размера, и, поставив жестянки на стол, парень поспешил оттянуть нервную девушку, продолжающую оставлять красные отпечатки и небольшие царапины на белоснежной коже Шуги, подальше от старшего, который выглядел как человек, готовый убивать. — Юна-а, прекрати сейчас же! Что случилось? — Пак отодвинул истеричку, которая изловчилась ещё пару раз царапнуть Мина по предплечью, подальше, и попытался успокоить, прижимая к себе, пытаясь сжать её руки в своих. — Чимми, этот придурок говорил про меня ужасные вещи! — выдала вдруг девушка плаксиво и спрятала лицо на крепком плече Чимина, тихо всхлипывая, словно она бедная жертва, а Юнги ужасный монстр, который отобрал у нее конфетку. Шуга только закатывает глаза и складывает руки на груди, откидываясь на сидение. Эти потуги зазнобы Чима в актёрстве выглядят так ненатурально и убого, что блевать хочется. — Я только сказал про штукатурку на ее лице, — Юнги обращается к Чимину, который, по лицу видно, не может решить, кому верить. — Ну я же ничего не стал говорить о её усах? Может, ты ей скажешь? — Чувак! — шипит Чимин. Пока Юна скрывала лицо в плече, Чимин слегка приулыбнулся. Его, кажется, шутка про усы позабавила. Хотя кто сказал, что это шутка? — На правду ведь не обижаются. Да, Чимми? — Хён, не называй мен… — возмутился было насупившийся Пак, но его перебила темноволосая бестия. — Ах ты… Девушка совсем забыла о том, что должна делать вид, что плачет, и вообще оскорблённая невинность, в секунду отстраняясь от своего парня и, с удивительной резвостью на таких-то каблучищах, подскочила к Мину и начала бешено колотить его до тех пор, пока Чимин не «прогрузил» свою голову и снова не перехватил её поперёк живота. — Ну хватит уже! — прикрикнул он на девушку и силой отволок её как можно дальше от офигевшего Мина. — И ты даже не ударишь его за то, что он меня обозвал?! — визгливо закричала она в ответ, брыкаясь и стараясь вырваться из стальной хватки. — Остынь, Юн, мы ведь выпили, — Чимин всё еще пытался успокоить девушку, хотя в глубине души она уже даже Пака, по натуре неконфликтного и спокойного в отношении разборок, как слон на водопое, начинала раздражать и выводить из себя. — Это не алкоголь, а твои друзья-идиоты! — зашипела, как гадюка, Юна, вперивая разъярённый взгляд в Пака. Да, она определённо старалась вывести его из себя. И даже преуспела в этом нелёгком деле. — Знаешь что, — Чимин мгновенно отстранился от шатенки, словно это было для него последней каплей. Никто и никогда не смеет обзывать его друзей, тем более так открыто и прямо ему в лицо, так что ему ничего не остаётся, кроме как: — Кажется, нам пора расстаться. Не нравятся мои друзья — не держу. — Что? Ты… ты бросаешь меня? — девушка выглядит растерянно, но быстро приходит в себя, стервозно ухмыляясь и отталкивая от себя Пака, который пребольно врезается локтем в спинку одного из диванчиков. — Да это я сама тебя бросаю, Пак Чимин! Педик! — Юна дала экс-бойфренду звонкую пощечину, и, полностью довольная собой, схватила свою змеиную сумочку и направилась к выходу, пафосно качая бедрами и поправляя до ужаса короткую юбку, смахивающую больше на пояс, которая постоянно задирается при ходьбе. Как ни странно, Чимин не чувствует ни обиды, ни разочарования. Вернее, он вообще ничего не чувствует, кроме беспокойства за старшего, который до сих пор потирает алеющие царапины, даже кровоточащие кое-где. Но его беспокойство очень скоро как рукой снимает. — Молодец, поздравляю, — Юнги вовсю хохочет, только не заваливаясь на пол и не мотая ногами в воздухе, и протягивает банку пива Чимину, который потирает ладонью напухшую красную щеку. — Мог бы мне вмазать для приличия, а то что-то ты совсем фиговый парень. «Вон, как твоя курица гриль резво окороками к выходу перебирает» — думает он, но благоразумно молчит, внимательно разглядывая алеющую щёку младшего. — Пофиг. Все равно она слишком много трындит, — Пак принимает в свои руки банку, прикладывает холодное к покрасневшей зоне и заметно расслабляется, словно с его плеч только что забрали тяжелые мешки. Следующий час Чимин только и делает, что хлещет алкоголь, совсем не считая количество выпитых банок, ведь это далеко не то, что его сейчас интересует. Остальные ребята смотрят на него со стороны и не останавливают, наоборот, подают ему новые и новые банки, так как Паку сейчас намного виднее, как после разрыва с девушкой ему забываться и как лечить разбитое сердце. Или не разбитое, голова слишком мутная от алкоголя. Но всему есть свой «стоп», и он наступает тогда, когда Пак начинает лезть на пошатывающийся столик и поспешно стягивает с себя футболку, воображая себя стриптизёром, невнятно обещая всем вокруг приватный танец, и даже отсутствие шеста его не напрягает. Юнги, замечая такую картину, несется к пошатывающемуся столику, помогает Чимину слезть и одеться, и затем, когда к Паку подходит девушка с желанием оставить свой номерок, Юнги решает: самое время вызывать такси и увозить ребенка от греха подальше. Попрощавшись с остальными ребятами, Мин с трудом натягивает на Чимина его серое пальто и хватает под плечо, таща пьяное тело к выходу, расталкивая кучу народа на своем пути. Пак, естественно, был против раннего ухода, он яростно пытался вырваться из хватки и просился обратно на танцпол, но после смачного пинка в бок, сдобренного потоком нецензурной брани, всё-таки успокоился и полностью отдался худым, но крепким рукам Юнги, которые еле-еле затащили пьяницу на заднее сидение такси. — Да закрой ты уже эту гребанную дверь, ненормальный, — приказывает Юнги сопротивляющемуся Чимину. — Хён, хён. Сядь со мной. Рядо-ом. Пак пьяно мычит, пытается строить милые рожицы, хотя у него откровенно хреново получается, и тянет на себя Юнги, который вообще-то ненавидит задние места и предпочитает сидеть на передних, но в этот вечер уже не первый раз всё пошло как-то не так. Назвав адрес общежития, Мин всё же устроился сзади, однако отодвигаясь от Чимина на максимально дальнее расстояние, чтобы тот не прикасался к нему, не дышал перегаром в лицо, да и вообще, чем дальше, тем лучше. Юнги прижался к двери машины, вглядываясь в ночные улицы Сеула за окном, мечтая о долгожданной кровати, которая ожидает его на девятом этаже общежития. К сожалению, напротив кровати Пака. Так как ехать еще долго, Мин привычно достает из кармана небольшие наушники и включает музыку — хип-хоп как обычно отдается приятными битами, что всегда помогало Юнги расслабиться и улететь в собственный космос, в котором нет ничего лишнего: только он и его мысли. И никакого Чимина рядом, который возится рядом, что-то мямлит и крайне глупо хихикает своим высоким девичьим смехом. Из небольшого транса его вырвало что-то тяжелое и колючее, что устроилось на ногах Мина и заерзало, тихонько причмокивая пухлыми губами. — И в каком, спрашивается, месте я похож на матрас? — Шуга недовольно тыкнул пальцем в наглую голову Чимина, вынимая из ушей капельки наушников, но тот в ответ лишь что-то тихо пробурчал себе под нос и затем еще сильнее руками прижался. Юнги никому и никогда не позволял ложиться себе на колени, не любил лишних прикосновений, да и близостей совсем не переносил. Но сейчас, как говорится, «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало» — Шуга вполне сможет это перетерпеть, если взамен эта ходячая проблема, наконец, замолчит, или еще лучше, уснет. Бросив взгляд на свои колени, Юнги даже слегка умилился такому милому и беззащитному Чимину, который словно котёнок лежал на его ногах и ожидал поглаживаний за ушком, ждал, пока его приласкают. Шуга потер переносицу, словно пытался выгнать эти глупые мысли из головы, и устало прикрыл глаза, не обращая внимания на то, что его вторая рука уже лежит на чужой макушке и перебирает шелковистые рыжие волосы. Юнги — человек одиночка, и он не имеет понятия о том, что значит «лучший друг». Он не знает и знать не хочет. Всю свою жизнь Мин живет как волк-одиночка, он старается избегать близких контактов, потому что люди приходят и уходят, оставляя после себя пустоту и огромную кровоточащую дыру, которую вылечить или чем-то заполнить почти невозможно. Хотя обещали всегда быть рядом, да. Зачем доверять и надеяться на кого-то, зачем показывать свои слабые стороны, открываться полностью, и затем каждый день жить с опасением, что тебе плюнут в душу и бросят, оставят с пустотой и тяжестью на душе? Вот и Шуга не понимает. Проще жить и надеяться на самого себя. По крайне мере, для Юнги всё было именно так. Но сейчас что-то пошло не по плану, ведь этот самый «одиночка с закрытой душой» тащит на своих собственных плечах далеко не худенького Чимина и заботливо стягивает с него пальто, осторожно помогает улечься на кровать и затем предлагает стакан воды и таблетку, от которых Пак, разумеется, не отказывается. Нет, серьезно, нахрена он это делает? Мин же мог оставить Чимина в клубе с остальными ребятами и просто спокойно уйти домой, даже не обернувшись и не обратив внимания на какого-то соседа по комнате, который, кроме всего прочего, бесит его двадцать четыре на семь. Мин мог сохранить свои нервы и не волноваться о том, что столик шатался, и Чимин мог упасть, сломать что-нибудь. Но он почему-то волновался. Юнги скорее по привычке отругал пьяного Чимина за оставленные на письменном столе грязные чашки, надел домашние резиновые шлепанцы и отправился в маленькую общую кухню, в которой кое-как отмыл две кружки под обжигающе холодной водой. Возвращаясь в свою комнату и бурча себе под нос что-то нечленораздельное, Мин затормозил на входе, наблюдая милейшую картину и слегка ухмыляясь сам себе. Бедный, шатающийся Чимин, кажется, собрался переодеться в домашнюю одежду. Разумеется, старшего он решил не дожидаться, поэтому сейчас стоял у шкафа на полусогнутых ногах и пытался вытащить голову из своего любимого оранжевого свитера, у которого, как назло, воротник оказался слишком узким. Он активно дергался, иногда врезаясь в деревянную дверцу шкафа, грозно мычал и обзывался непонятно на кого, но потом сдался и опечалено сел на пол, раскидывая ноги, словно малыш, так и оставаясь в свитере, скомканном на голове. — Хё-ен, — Чимин зовет на помощь, маша руками перед собой, — ты здесь? Мин проигнорировал его, пытаясь не засмеяться, и направился к чайнику, заваривая чай. Закашлявшись из-за недостатка кислорода, Пак изо всех сил пытался подняться на ноги, пыхтя, как ёж, но его так сильно штормило, что все попытки оказались тщетными. Он не рассчитал сил и снова впечатался в несчастную дверцу, которая и без того ужасно скрипела, а теперь ещё и начала угрожающе пошатываться, грозясь слететь с петель от одного лишь дуновения ветерка. Мин сразу же отреагировал на резкий звук и, бросив все свои дела, подбежал к Чимину, поднял того с холодного пола и потащил к постели, отмечая, что завтра у младшего кроме красного следа яростной девушки будет красоваться огромная шишка на лбу, сопровождающая похмельную головную боль. — Ты чё, а как же цветы, свидания, конфеты? — бубнит Пак, вяло сопротивляясь рукам Мина, которые пытались стянуть с него узкий свитер, но в ответ получил шлепок по затылку, и, наконец, колючий свитер соскользнул с головы Чимина. Тут же перед глазами появляется яркий свет лампочки и недовольная физиономия старшего. — Что ты так на меня смотришь? — Надень обратно, а? Юнги закатил на дебильную просьбу глаза и протянул ему помытую чашку с теплой водой из чайника. Чимин жадно выхлебал всё её содержимое до последней капли, не считая пролитой на футболку и простынь жидкости. Сегодня он пьяный до состояния выпускников старшей школы, сегодня ему можно. Мин неловко отводит глаза, но всё же не выдерживает, пару раз пробегаясь взглядом по Чимину, осматривая его божественную мускулатуру, которая вообще непонятно откуда такая офигенная, ведь любимые занятия Пака — вкусно кушать и много спать. — Хё-ен, сними с меня штаны, — протягивает Чимин, поднимая ноги, чтобы снимать одежду было удобнее, и, слава богу, прикрывает глаза, так как охреневшего выражения лица Юнги сейчас ему лучше не видеть. Что здесь, вашу мать, вообще происходит?! — Ты совсем охренел? Нахрен пошел, — зашипел Мин, спиной пятясь к до сих пор открытому шкафу, бесясь из-за своей внезапной рассеянности, ведь ему нужно было к столу идти, чай пить, только вот ноги сами не туда несут. — Не хочу, — Пак дергает ногами и канючит, как маленький, — я штаны снять хочу! Сними! — Только если будешь две недели в комнате убираться, — Юнги даже в такой ситуации нашёл для себя выгоду, надеясь на положительный ответ, так как прибираться в их комнате было самым ужасным занятием, особенно когда твой сосед — свинья-Чимин, который что такое «чистота» и знать не знает. Зато прекрасно понимает, как бросать мусор на кровать старшего и неделями копить грязную одежду в углу, надеясь, наверное, на то, что она заплесневеет и в последствии рассыплется. Младший, естественно, согласился, ему сейчас избавление от штанов гораздо важнее какой-то там уборки, и даже клянется с рукой на сердце, но Юнги все-таки решает перестраховаться. Достав телефон из кармана, он заставил пьяного Чима повторить всё на камеру, сохранил коротенькое видео в папку и поставил на неё длинный пароль, ведь кто знает, до чего Пак может додуматься. Шуга чувствует себя настоящим Доктором Зло, убирая телефон обратно в карман, и даже злобно хихикает, а Пак чувствует, что ещё немного лежания с поднятыми ногами, и они у него отвалятся. Джинсы Чимина как назло узкие, нервы Юнги не вечные, а двери в их комнату какого-то хрена незакрытые. — Ребят? В узкую щель пролазит черная взъерошенная макушка Хосока, крутится немного, а когда, наконец, останавливается на них, глаза того в мгновения увеличиваются в три раза, словно они сейчас выпадут или взорвутся. — Мама-мия, оля-ля. Простите, я зайду попозже. Макушка мгновенно исчезла из поля зрения, а Шуга сдавленно зашипел сквозь плотно сжатые зубы, комкая в руках долбанные джинсы. — Стоять! — заорал вдогонку Юнги, кубарем сваливаясь с младшего, и наперёд продумывает, как он убьёт Чимина, чем и где. — Вот это вот совсем не то, о чем ты подумал! — Не надо отмазываться, все равно тебе никто не поверит, — Чимин икнул, и ему на голову прилетели многострадальные дудочки, железной пряжкой прибавляя ещё одну шишку к коллекции. — Я хотел сказать, что приехал с Джином, у него там какие-то проблемы дома, — приглушённо заговорил из-за двери Хосок, так и не решившийся войти. — Надеюсь, сегодня никто из вас не собирается спать в моей комнате? — Вроде нет, но если что-то случится, то Чимин и на коврике поспать может, — Юнги ухмыльнулся и подул на свой горячий чай, разнося по воздуху приятный аромат мяты. Через секунду в открытые двери заглянул красавчик Джин, активно помахал глупо уставившимся на него парням рукой в качестве приветствия, и утащил Хосока в его комнату, громко хлопая за собой дверьми. Юнги облегченно вздохнул, потирая пальцами висок, и пошёл к шкафу, чтобы вытащить домашнюю футболку с шортами, но тут же напрягся, когда на его плечи навалилось тело, неумело обхватывая талию Шуги. — Чё тебе, блять, надо? — немного растерянно пробурчал Мин, кое-как ставя свою чашку на стол, чтобы ненароком не обжечь ни себя, ни младшего, и попытался отстраниться. Однако сила объятий возрастала прямо пропорционально его потугам, заведомо обречённым на провал, и после непродолжительной борьбы Шуга почувствовал горячее дыхание на своей шее. — Пожалуйста, просто постой так. Одну минутку. Мне надо подумать, — шепотом попросил Чимин, и Юнги почему-то его послушался, оставаясь на месте, вдыхая запах алкоголя и прислушиваясь к своему сердцу, которое стучит так сильно и громко, словно сейчас выпрыгнет из груди или просто не выдержит напряжения и взорвется. Что сейчас чувствует Юнги просто не передать словами. А точнее, он и сам не до конца понимал, что творится в его груди, почему он волнуется, как школьница на первом свидании, которого, вообще-то, и в помине нет. Зато есть бухой в карусель Пак, который, кажется, начинал засыпать на его плече, и Мину отчего-то совсем не хотелось его будить. Хотя, пожалуй, если тот начнёт пускать слюни, всё же стоит хорошенько пнуть его, чтобы не слишком фигел. Зато были совсем непонятные чувства к Чимину, которых идентифицировать Шуга ну никак не мог, хотя очень старался. Влюбленность? Фу, конечно же нет. Привязанность? Нет, снова не то. Симпатия? Вот это уже гораздо ближе. Хотя довольно странно, что ненависть и раздражение перешли на уровень «симпатия» так быстро, что Юнги и заметить не успел. То ли он стал слишком тормозной под влиянием вечно тупящего Пака, то ли идиотизм передаётся воздушно-капельным, то ли ещё что, да только не это было сейчас самым важным. Или вообще важным не было. Как только Шуга услышал тихое постукивание по двери, он со скоростью света толкнул ничего не понимающего полусонного Чимина на постель, и когда в дверях показался Хосок с виноватой физиономией, Юнги снова держал в руках чай и первую попавшуюся под руку книгу с совершенно невозмутимым выражением на лице. — Я извиняюсь, — прохрипел сосед, склоняя голову вбок, как щёнок, — сахарку не одолжите? — Да-да, конечно. Юнги весь пылал. — С чего это ты решил почитать Войну и Мир? В перевернутом виде. Мой тебе совет… Бросай пить. Отсыпав сахар в небольшой пакетик и пожелав уходящему Хосоку спокойной ночи, Мин неуверенно развернулся к Чимину в ожидании неловкой беседы со всякими оправданиями и Паковым «не, ты чё, я вообще не из таких!», но, к счастью, младший уже лежал под широким одеялом и тихонько беззаботно посапывал, свернувшись калачиком. Юнги, конечно, не курит, точнее старается бросить, но сейчас он бы выкурил сигарет пять, чтобы все эти ужасные чувства в груди, которые пугали похлеще отчисления за «педерастию» и скандала на весь университет, растворились, как белый дым табака растворяется в воздухе. Вот только одного желания зачастую было слишком мало, и приходилось что-то делать, только вот Мин представить не мог, что предпринять в такой ситуации. Решив подумать об этом завтра и поставив на книжную полку так и не допитый чай, Юнги переоделся в домашние вещи и обессилено упал на холодную подушку. Насмотревшись на спящего Чимина и так и не решив, что должен сделать, парень закрыл уставшие глаза и почти сразу погрузился в красочный мир снов.