ID работы: 3997050

К звездам

Джен
Перевод
PG-13
В процессе
158
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Макси, написано 1 280 страниц, 62 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
158 Нравится 580 Отзывы 109 В сборник Скачать

Глава 11. История по силуэту, часть вторая

Настройки текста
  Кто говорит, мир от огня   Погибнет, кто – от льда.   А что касается меня,   Я за огонь стою всегда.   Но если дважды гибель ждет   Наш мир земной, – ну что ж,   Тогда для разрушенья лед   Хорош   И тоже подойдет.   — Роберт Фрост, 1920 (пер. М. А. Зенкевича).   Добро пожаловать на МСЁ сайт лаборатории Натали Арнизо!   Основанная в 2095 и финансируемая за счет благодатной поддержки научных отделов SMC и МСЁ, лаборатория Арнизо имеет давнюю историю как мирских, так и магических исследований, с общественным и ограниченным МСЁ присутствием.   С магической стороны, доктор Арнизо является мировым лидером в понимании миазмы, одного из самых загадочных аспектов системы, в которой мы все живем. Обманчиво простые, демонические миазмы сами по себе одни из самых сложных, постоянно меняющихся магических сущностей. Хорошо известно, что миазмы ловят своих мирских жертв в нечто похожее на обширную пустыню, но точное взаимодействие миазмы с реальным миром – предмет глубокого исследования.   Миазма, похоже, существует почти как форма мира сна – привязанного к нашему, но в то же время нет – способного удалить мирского человека из реального мира в мир сна и точно воспроизвести в пределах миазмы окружение реального мира. Для волшебниц миазма выглядит визуально неотличимо от реального мира, и возможно свободно входить и выходить, но есть явные признаки, что это не то же самое, проявляясь во множестве уникальных для миазмы магических свойств. Это включает предоставление подобных полету способностей волшебницам внутри, отсутствие сопутствующего ущерба зданиям и так далее.   Две основных теории относительно миазмы, теории карманной вселенной и разделенной галлюцинации, имеют тревожащие несоответствия. Теорией разделенной галлюцинации сложно объяснить, почему в таком случае телепаты не воспринимают вообще никакого ментального влияния, и почему истощение самоцвета души от боя в точности соответствует количеству магии, использованному в «галлюцинации». У теории карманной вселенной сложности с «утечкой» мирского сопутствующего ущерба в реальный мир.   Доктор Арнизо убеждена, что обоих объяснений недостаточно, и что необходимо общее объяснение, сформированное в пределах более сложной гипотезы Мира сна, основанной на теории, что вместо того, чтобы быть творением или инструментом демонов, миазма – нейтральная сущность, служащая арбитром боя, что, помимо прочего, помогает защитить мирское человеческое население, что в конечном счете подкармливает всю магию, от излишнего ущерба.   Основные моменты прошлых исследований лаборатории включают демонстрации того, что мирские добровольцы в миазме испытывают состояние мозга, сильно напоминающее фазу быстрого сна, и что способность демонов свободно игнорировать казалось бы сплошные барьеры, а также их общие призрачные способности, проистекают из частичного существования в испытываемом мирянами «пустынном» мире. Использование мирских добровольцев для создания в пустынном мире умных «стен» из предметов их одежды показало, что демоны демонстрируют существенное нежелание проходить непосредственно через твердые предметы в пустынном мире. Этот неожиданный результат показал, что пустынный мир не является просто чистой иллюзией, как когда-то полагали.   Вы мирянин? Кликните здесь для интересных возможностей для добровольцев, за которые вы получите щедрую компенсацию, согласно стандартам руководящих принципов МСЁ.   — Сайт лаборатории Натали Арнизо, Париж, Франция, выдержка.   Прошло много долгих месяцев, почти год, прежде чем Юма осмелилась задать Орико снедавший ее вопрос.   После инцидента с Саякой Орико больше не просила у нее обработанные кубы горя, и Юма тщательно избегала любых возможных упоминаний их. Старый аппарат пылился ненужным на столе, помимо тех редких случаев, когда Юма пробиралась к нему и проверяла, были ли еще активны его магически активные части – всегда были, и Юма размышляла, как долго продержится подобное зачарование, и когда в итоге начнет ухудшаться физическая структура этих частей. Их стиль магии способен был, в силу самого факта, приостановить энтропию, но всегда требовался источник энергии. Как без него металл и пластик выдерживают износ времени?   Большую часть времени Юма теперь тратила на размышления над подобными вопросами, ее мыслепространство ныне способно было постичь концепцию энтропии, принять сущности материального мира и выстроить их в четкие, логические цепочки.   Пусть она и избегала размышлять о кубах горя, она медитировала – зачастую буквально – над другими интересующими темами, начиная с того, как Акеми Хомуре и Томоэ Мами удавалось снизить потребление кубов горя, до того, почему сформированные в бою магические конструкты казались реальными при касании, но исчезали, как только волшебница переключала внимание. Ни в чем из этого не было смысла с точки зрения сохранения энергии – волшебницы, казалось, застряли между одним миром, где энергия почти ничего не значила, и другим, где энергия была всем, и кубы горя приходилось постоянно подсчитывать и пересчитывать.   К чему все это было?   Хотя появившееся у нее умение мыслить яснее – которое она порой подталкивала к еще большему улучшению – обладало ценой. Она обнаружила, что ее мысли неизбежно возвращаются к ее ситуации, к ее прошлому и к Орико. Были выводы, которые она предпочитала бы не делать, области, где она предпочла бы остаться невинной.   Все это пришло в голову, по крайней мере частично, когда Орико заглянула в лабораторию в подвале, чтобы впервые после инцидента провести модификацию кубов горя.   – Зачем тебе нужны модифицированные кубы горя? – услышала она свой вопрос, пусть даже знала, что совсем не хочет знать.   – Мне нужно изучить производимых ими демонов, – сказала Орико, не отводя взгляда от машины. – У меня есть теория…   – Кого ты собираешься убить в этот раз? – спросила Юма, придя в ужас в тот же момент, когда слова сорвались с ее языка. Она не собиралась этого спрашивать, не совсем, но она как будто больше не могла выдержать незнания.   Она ожидала, что Орико застынет или взглянет на нее или будет шокирована, но ничего такого она не сделала. Вместо этого Орико просто повернула голову в сторону Юмы и плавно выпрямилась, и тогда Юма поняла, что Орико предвидела этот разговор, своей грозной силой, от которой дрожала Митакихара – и Юма.   – Ты уже не ребенок, Юма-тян, – сказала Орико, глаза безошибочно вглядывались в душу Юмы. – Не после изменения. Ты знаешь, что мир далеко не просто черно-белый. Ты знаешь, что порой, чтобы приготовить омлет, необходимо разбить яйца. Саяка была яйцом.   – И что тогда омлетом? – спросила Юма, удивляясь, что еще может говорить, даже если ей пришлось сперва проглотить страх.   Орико слегка улыбнулась, ужасая.   – Он испортится, если сказать тебе. А теперь, если извинишь, мне нужно модифицировать кубы горя.   Снова сглотнув, Юма шагнула назад, кивнув, чувствуя, как дрожат руки, когда она сцепила их за спиной.   Через мгновение она стремглав выбежала из комнаты.   «Я должна напомнить тебе, что Орико на самом деле не видит всего – она видит лишь то, что пытается увидеть», – сказала Кларисса.   Юма задумалась, видела ли Орико, что Юма месяцы назад саботировала машину, используя свою магию, чтобы состарить до отказа ключевой провод. Исправить достаточно легко, сходив в хозяйственный магазин, но подумает ли Орико взглянуть?   Была ли Кларисса права?   Еще несколько месяцев принесли еще одного посетителя, в этот раз не экзотическую волшебницу, объявившую себя невообразимо старой, но вполне кажущуюся обычной местную, невысокую, непритязательную на вид девушку по имени Курои Кана.   В отличие от Клариссы ясно было, что она здесь не вполне по собственной воле, пусть даже Орико усадила их троих на той же самой веранде, с тем же самым выбором высококачественных пирожных и напитков. Хотя в этот раз было прохладнее, потому что сезон изменился, и, в отличие от Клариссы, Кана отказалась коснуться какого-либо угощения.   – Пожалуйста, расслабься немного, Курои-сан, – элегантно потягивая из маленькой чашки эспрессо, сказала Орико. – Это не должна была быть враждебная встреча.   – Тогда, возможно, не стоило делать ее враждебной, сказав своим лакеям привести меня сюда, – прорычала Кана.   – Я бы могла сказать, что никто не заставлял тебя приходить, – сказала Орико, – но, признаю, это было бы лишь позерством. Любой уважающий себя лидер команды счел бы обязанным принять предложение вернуть пропавшего члена команды, даже при серьезном риске для себя.   – Что, это должно было быть лестью? Честно говоря, удивлена, что ты еще меня не убила, – сказала Кана, глядя на Орико поверх своих очков. – Чего ты ждешь?   – Не искушай судьбу, – ровно сказала Орико. – Если бы я захотела тебя убить, я бы легко так и сделала.   – И вот теперь она показалась! – с сарказмом воскликнула Кана, указав незримой аудитории, явно отказываясь трепетать или пугаться Орико.   – Давай приступим к делу, – повернулась обратно к Орико Кана. – Меня бы здесь не было, если бы ты чего-то от меня не хотела, так чего же?   Орико слегка улыбнулась.   – Ты мне не поверишь, но в то время как у меня есть скрытые мотивы для этой встречи, я и правда хочу от тебя лишь разговора.   – Разговора, – повторила Кана, явно размышляя, сошла ли с ума Орико или сама Кана.   – Разговора, – подтвердила Орико.   – Ты не можешь просто убить кого-то из моей группы, а затем ожидать разговора, – подняла Кана чайную ложку и ткнула ей в сторону Орико. – Не думай, что я не знаю, что это ты каким-то образом стоишь за тем крупным порождением демонов. Слишком удобно было.   – Можешь верить во что хочешь, – снисходительно покачала головой Орико.   – Итак, разговор, – повторила Кана, явно пытаясь все ускорить. – Так о чем же ты хотела поговорить?   Орико с резким звоном поставила чашку с кофе на блюдце.   – Каково твое мнение о системе волшебниц, с которой мы живем? – спросила Орико. – Думаешь, мы обречены так жить?   Кана нахмурилась, оглядывая сад, деревья, кучи листьев в траве и Юму.   – Это идеалистичный вопрос, – покачала головой Кана, – но все мы, выжившие, научились справляться с миром, каков он есть. И, если я могу указать, вы со своей командой ничуть не помогаете миру волшебниц в Митакихаре.   – И все же, вы со своей командой держите тот продуктовый киоск около университета, не так ли? – сказала Орико. – Кто вообще слышал о зарабатывающих деньги волшебницах?   – Нет никакого способа это масштабировать, – сказала Кана. – Если только не появится из ниоткуда девушка с семейными деньгами. Хотя, если подумать…   – Я не собираюсь предлагать тебе деньги, – сказала Орико, – только обсудить вопрос.   – Тогда в чем, черт возьми, дело? – спросила Кана.   Орико улыбнулась про себя, вновь элегантно отпив кофе.   – Курои Кана, в чем именно твоя сила? – спросила Орико. – Мне всегда было интересно, так как она не очевидна, когда я шпионю за тобой. Если скажешь, я отпущу твою подругу, и вы уйдете. Все просто.   Кана раздраженно хмыкнула.   – Если ты предвидишь будущее, почему бы тебе просто не взглянуть, каким будет мой ответ?   Орико, позабавленно улыбаясь, закрыла глаза.   – Мне все еще нужно задать вопрос, не так ли?   Кана изобразила рычание, хоть и не озвучила его.   – Я ясновидящая, понятно? Вроде того. Я чем-то похожа на тебя; я получаю случайные видения о прошлом. Хотелось бы мне суметь это контролировать, как можешь ты. Больше я ничего не скажу.   Орико кивнула.   – Этого достаточно, – сказала она.   – Припоминаю, Кана рассказывала нам об этом инциденте, – покачала головой Мами. – Это должно было быть завершением. Я сказала остальным, что пришло время работать вместе и раз и навсегда избавиться от Орико. Никто не послушал.   Юма неуютно поерзала. Если у Мами и были какие-либо слепые пятна, то одним из них, определенно, была Орико. Похоже, Мами никогда не понимала, что для остальных команд города вполне разумным мог быть отказ от идеи, чтобы все они апокалиптическим столкновением напали на особняк Орико. Даже оставляя в стороне неизбежно вызванные такой авантюрой многочисленные потери, Мами, похоже, никогда не замечала очевидной вероятности того, что сама Юма в итоге оказалась бы среди погибших.   Обычно в этот момент Кёко или Хомура вмешались бы, сменив тему, но ни одной из них здесь не было, так что Юме оставалось лишь попытаться продолжить разговор.   Мами неожиданно покачала головой, оборвав Юму, едва та открыла рот что-то сказать.   – Я знаю, что ты думаешь, – сказала Мами. – Ты не ошибаешься, но я продолжаю считать, что если бы мы просто быстрее все организовали, мы бы спасли убитых ею позже девушек, и тебе бы не пришлось проходить через все, что ты прошла.   Юма опустила глаза, изучая проходящее по краю стола железное плетение.   – Возможно, – сказала она.   Они повернулись взглянуть на ВИ, в замешательстве наклонившую голову, волосы которой упали на стол.   Ночь, когда мир снова изменился, была не по сезону влажной и жаркой, наполнявшие небо и землю пласты воды лишь едва облегчали мучительную духоту.   Именно такую ночь лучше всего было проводить в кондиционированном комфорте, даже волшебницам, способным отмахнуться от таких условий окружающей среды.   Тем не менее, необходимость патрулировать свою территорию ради кубов горя не прекращалась, особенно когда у команды фактически было на члена меньше, из-за отказа Орико в большинстве случаев позволить Юме присоединиться к патрулю. Во всяком случае, лучшие порождения демонов, казалось, в хмурые дни были куда распространеннее.   Орико увела остальную команду, сказав, что будет особенно прибыльное порождение демонов, оставив Юму спокойно читать одну.   В ретроспективе, Юма так и не уверена была, что именно заставило ее оторваться от своей копии «Августовских пушек». Она что-то услышала? Что-то заметила краем глаза? Или на ее магическом радаре что-то сработало?   В любом случае, так получилось, что на середине седьмой главы Юма нахмурилась и подняла глаза, взглянув в пустой дверной проем на другой стороне комнаты.   Там было лишь слабейшее мерцание.   Не успев даже сознательно понять происходящее, Юма вскочила, превратилась и отпрыгнула от кресла, через долю секунды развалившегося на куски, синее мерцание раскрыло силуэт волшебницы.   – Черт возьми! – сказала девушка, ее лицо стало заметнее. – Эта сучка меня учуяла!   Юма не знала, с кем она говорит, но знала, что лучше не пытаться задерживаться для выяснения.   Ее прыжок позволил ей приземлиться одной ногой на стену, чем она воспользовалась, чтобы оттолкнуться и нырнуть через окно своей комнаты, приземлившись на траву снаружи в душе стеклянных осколков, часть из которых, почувствовала она, вонзились ей в кожу.   – Сосредоточиться! Взять ее! – выкрикнул откуда-то сверху голос, когда она оправилась и прыгнула направо, избегая сошедшего почти вертикально с неба обжигающего луча света. Его мощь ослепила даже ее нечеловеческое зрение, перекрыв ей окружающий вид, но Юма не остановилась.   Она должна была продолжать двигаться, должна была добраться до остальной команды. Эти мысли не прозвучали в открытую в ее голове, но уже были приняты чистым инстинктом. Выживание зависело от достижения Орико. Она не сможет в одиночку справиться с преследователями.   Для другой команды, конечно, успех их действий зависел от того, чтобы не позволить Юме поднять тревогу, и они столь же хорошо приняли эту идею.   Юма стукнула молотом по земле, в момент удара развеяв зачарование, позволявшее ей размахивать им, как будто он ничего не весил. Угловой момент массивного молота поднял ее в воздух, когда она восстановила зачарование, с головокружительной скоростью запустив ее вместе с молотом вперед.   Пребывая в воздухе, она мельком заметила одну из преследователей – кого она узнала, Танаку Юи в абсурдно желтом кимоно – и оттолкнулась телекинезом. В этот раз она не заметила, спасло ли уклонение ее от атаки.   Юма стиснула зубы, мчась по крышам. Она была не знакома с набором навыков группы Танаки Юи и не представляла, есть ли у кого-то из них силы телепортации или скоростного движения. Все, что она могла, это надеяться на обратное, бежать как можно быстрее и как можно чаще использовать трюк с молотом.   Медленно, болезненно медленно, она почувствовала, как магические сигнатуры девушек позади начали отдаляться, и она позволила себе слабо вздохнуть с облегчением и выбрать более прямолинейный маршрут побега. Она опасалась, что другая команда, привыкшая к небоскребам богатого финансового района Митакихары, может для облегчения перемещения развить какую-либо вариацию ее трюка с молотом. В конце концов, он был не так уж и сложен – могло сработать простое небольшое использование того, как призывать и развеивать магическое снаряжение – но требовалась некоторая практика, и не похоже было, чтобы большинство волшебниц подумали о таком.   Подходящий пример этого: Юма избегала демонстрировать этот трюк остальной группе, ни одну из которых она никогда не видела исполняющими его. Она никогда не могла быть по-настоящему уверена, знала ли что-то Орико, но подозревала, что в ее интересах держать некоторые секреты при себе, просто… на всякий случай.   Она мельком заметила над собой вспышку света, когда была на середине длинного прыжка через улицу, слишком далеко от каких-либо зданий или фонарных столбов, которыми она могла бы воспользоваться, ответив на это единственным возможным способом – она значительно увеличила массу своего молота, одной из изначальных своих способностей, а затем как можно быстрее телекинетически оттолкнула его от себя, в результате чего зависнув в воздухе. Это было единственным, что она могла достаточно быстро сделать.   Это было едва достаточно быстро, жгучий столб розового света появился перед ней, едва ее молот врезался в стену ювелирного магазина на другой стороне улицы, во все стороны разлетелись обломки и стекла разбитой витрины.   Через мгновение Юма приземлилась на крышу автомобиля, металл прогнулся от ее ускоренного телекинезом падения – в подобном бою не было времени дожидаться неспешного приземления.   У нее была доля секунды, чтобы оценить ситуацию, зажимая аккуратно прижженную рану, где ее правого плеча коснулся розовый луч. Двери ювелирного начали выгибаться, напуганный охранник все еще пытался выбраться. Прохожие на улице в шоке остановились, и на нее обернулся взглянуть мальчик, уже выронивший свое эскимо. Здесь не было миазмы, изолирующей влияние магии на мир, и если в этом районе были камеры безопасности, они все покажут.   Юма поморщилась и спрыгнула с машины, отскочив на полметра и набросив на правую руку временное исцеляющее заклинание, чтобы смягчить ущерб. В ее голове неразборчивым вихрем кружили мысли: что она идиотка, позволившая своему самоуспокоению загнать ее в ловушку, что их с Орико позже отчитает Кьюбей, что она знала этого мальчика, в начальной школе он был в одном с ней классе…   Она тряхнула головой, сказав себе, что ей нужно сосредоточиться. Она должна была держаться подальше от крыш, оставаться на земле, вне поля зрения – она была уже достаточно далеко, чтобы чистая скорость перемещения по крышам была не так важна, как скрытность, особенно если одна из них способна была на таком расстоянии попасть в нее лучом.   В ретроспективе, стоило раньше покинуть крыши, вместо того чтобы просто продвигаться вперед. Если бы она скрылась на виду в толпе пешеходов, она могла бы использовать в качестве щита секрет волшебниц, вместо того чтобы быть к этому вынужденной из-за раны руки. Инкубаторы не относились к намеренному нарушению секрета спустя рукава – испуганным шепотом передавали слухи и истории об этом.   «Где они?» – подумала Юма, отчаянно выискивая разумом следы Орико и остальных. К этому моменту Юма покрыла значительную часть территории Южной группы, в то время как и она, и Группа финансового района палили мощными всплесками магии – и, тем не менее, ни Юма не чувствовала никаких признаков остальной своей команды, ни Орико с остальными не продемонстрировали никаких признаков того, что заметили происходящее. По крайней мере, Орико, со своим предвидением, должна была что-то заметить.   Перемещаться пешком на уровне земли было непросто – слишком много переходов вдоль дороги поместят ее в поле зрения слишком многих людей, но переулки вынудят ее постоянно перепрыгивать препятствия, избегать тупиков и порой даже сбегать от случайных собак. Не было времени беспокоиться о камерах безопасности – она могла лишь продолжать рассчитывать на какую-нибудь магическую ауру или помощь инкубаторов в сохранении секрета в эпоху увеличивающегося наблюдения.   Едва она собралась остановиться и проверить преследователей, она, наконец, мельком заметила одну их своих сокомандиц, слабый всплеск силы, похожий на работу Хинаты Айны. Она не была полностью уверена – было чрезвычайно приглушенно, как будто Айна делала все возможное, чтобы оставаться незамеченной, и Юма, возможно, даже не заметила бы, не будь она в одной с ней команде, таким образом, хорошо зная оттенки ее магии.   «Что вообще происходит?» – подумала она. Они охотились на демонов на своей территории, так что не было необходимости в скрытности. Что они делали?   Тем не менее, теперь у Юмы было направление, и она последовала за ним, отвернув от северного края их территории и направившись западнее, к промышленному району города. Здесь было не так много людей, так что ей проще было пробраться, и она больше не чувствовала активного преследования. Похоже, команда Танаки Юи бросила охоту, хотя Юма могла только предполагать, что они делают с ныне опустевшим особняком Орико. Такое потребует полного возмездия.   Она, наконец, замедлила шаг, рискнув окутать руку исцеляющей магией, красиво собравшей ее обратно. Если и было преимущество в том, чтобы быть целительницей, так оно было в том, что даже самые ужасные травмы можно было устранить в краткие сроки, пока есть хоть немного времени ими заняться. Не в первый раз Юма теряла часть тела, и она сомневалась, что в последний. Это был достаточно важный навык, чтобы у всех команд без естественной целительницы был по крайней мере один активно практикующий этот навык член.   Что важнее, теперь у нее было постоянное направление на остальных ее сокомандиц, которые и в самом деле подавляли излучение силы и оставались странно неподвижны. Похоже было, они находились внутри крупного заброшенного на вид склада рядом с небольшим заводским комплексом.   К этому моменту Юма замедлилась до прогулочного шага, с удивлением и растерянностью оглядываясь по сторонам, хотя и следя за возможными рабочими, которые могут заинтересоваться, что здесь делает девочка в косплее. Что они вообще здесь делали? Она не чувствовала ни одного демона или даже ни дуновения миазмы – на километры вокруг.   Юма удерживала излучение собственного самоцвета души насколько возможно прижатым, стараясь на выдать своей позиции Танаке Юи и ее команде, но теперь она прижала его еще больше, даже отбросив свое превращение. Если и было что-то в изменении структуры ее мозга, так это улучшение ее умения замечать очевидное: что бы ни делали здесь Орико и остальные, Юма не должна была об этом знать.   Менее очевидно было, действительно ли мудро пытаться выяснить, что они скрывают, и подбираться к ним без превращения.   По правде говоря, она подозревала, что ответ был отрицательным, но вынуждена была двигаться вперед.   – Ты знала, что происходит что-то серьезно неправильное, – прокомментировала Мами заметно спокойнее, чем когда они вдавались в более знакомые ей части истории.   – В ретроспективе, да, – сказала Юма. – Полагаю, мне надоели тайны. Даже без когнитивных улучшений для меня было бы очевидно, что в этой ситуации что-то искаженное. Я просто… не думала, что все будет настолько плохо.   Под ее туфлями хрустело стекло, пока она искала дверь на склад. Много прошло времени с тех пор, как она чувствовала необходимость пробраться куда-то примерно как обычная девочка, и это казалось… странным. Даже в повседневной жизни большую часть времени она проводила на территории особняка Орико, где не было необходимости скрывать, насколько далеко она может прыгнуть или насколько быстро двигаться – она вполне привыкла подниматься по лестнице всего за пару длинных прыжков.   Если она чувствовала такую слабость просто оставаясь прижатой к земле, она задалась вопросом, как ей когда-то удавалось справляться с усталостью, или неспособностью выдержать, или с поджариванием по пути из школы домой – со всей рутиной, оставшейся в ее прежней жизни, особенно в школе.   Она попробовала несколько дверей, но все очевидные входы были запечатаны – не просто заперты, с такими замками, которые она вполне могла бы попробовать открыть телекинезом, но по-настоящему запечатаны, дверные ручки и петли, похоже, были наглухо оплавлены, возможно, Айной. Это не значило, что она не сможет выбить дверь, но такое действие точно не обеспечит тихого, завуалированного входа.   Вместо этого она остановилась и огляделась. Очевидно, смысл был в том, чтобы ни один обычный человек никогда не попал в здание, не без необходимых инструментов, но как именно входили Орико и остальные? У них в команде не было телепортера, и если только кто-то из остальных не выучила как-то навык…   «О, да, окна», – подумала она, заметив, что в верхней части склада в стене здания был расположен ряд стеклянных окон. Таким входом с легкостью воспользоваться могла только волшебница, или, возможно, опытный вор, из-за требуемой для достижения третьего этажа ловкости – и удержаться там, открывая снаружи окно, по крайней мере, если не было желания слишком очевидным образом разбить его.   Юма нахмурилась. Ее естественной склонностью было запрыгнуть к окну и просто войти, но пусть даже использование имеющейся возможности ее улучшенного тела было вполне безопасным, наименее обнаружимым использованием магии, появившаяся в окне волшебница, вероятно, была как раз тем, чего они ожидали. Если есть ловушки, если кто-то наблюдает, то там.   Она на мгновение прикусила губу, даже когда отошла от здания, чтобы получше на него взглянуть. Должен быть другой путь внутрь. Раздражало знать, что ей просто нужно выбить одну из дверей внизу, но вместо этого…   Она остановилась, в этот момент осознав, что ей нужно было сделать.   Она подобралась к ближайшей двери, которую ранее она проигнорировала, обнаружив, что она тоже запечатана.   «Надеюсь, это сработает», – подумала она, прижав одну руку к двери, которая должна была быть малозаметным служебным входом.   С точки зрения магии, исцеление снаряжения не слишком-то отличалось от исцеления человека, даже если они были крайне далеки в материальном плане, и Орико призывала Юму работать над навыком, учитывая, насколько полезно это было для раскиданных по всей лаборатории Орико кусков замысловатой машинерии – не говоря уже о шокирующем улучшении положения в команде, когда Юма применила свое умение починки к регулярно ломаемой в гневе Кирикой электронике, или к постоянно зараженному вирусами ноутбуку Айны, или к забитому унитазу, которого никто не хотел касаться. Даже так, Юма редко использовала силу за пределами немногих ограниченных рамками «удобной девочки» задач, и сперва она просто даже не подумала исцелить дверь. Это было мышление вне коробки.   Через мгновение она почувствовала, как ее магия «исцелила» дверь. Конечно, оставался риск, что кто-нибудь внутри заметит слабый всплеск магии, но она готова была пойти на этот риск – в конце концов, попытка телекинезом открыть окно несла те же самые риски.   Она на пробу осторожно повернула дверную ручку и почувствовала ее плавный ход. Похоже, Орико и остальные не потрудились запереть дверь, прежде чем запечатать ее.   Она вошла в здание, осторожно закрыв за собой дверь, после чего развеяла временное исцеляющее заклинание, позволив двери вернуться к прежнему состоянию. Это умение не было новым – она всегда была способна исцелить что-то лишь временно, и эта способность, как правило, полезна была лишь в крайне беспокойном бою, когда просто не было времени проделать более постоянную работу.   Она тихонько выдохнула, сморщив нос от пыли, покрывающей небольшой коридор, в котором она оказалась. Здесь явно долгое, долгое время никого не было, что значило, что она очень хорошо выбрала место для входа.   Теперь перед ней встала задача незамеченной пробраться через здание.   Она сделала все возможное, чтобы ослабить сигнал своего самоцвета души, в то же время растягивая свой разум, чтобы как можно точнее отследить остальных.   «Я прозрачная лужа воды, – подумала она, вспомнив мысленное упражнение, на которое натаскала ее Орико. – Я неподвижна и спокойна, отражаю лишь рябь того, что меня беспокоит».   Она беззвучно повторяла про себя слова мантры, осмотрительно прокладывая себе путь в здание, высматривая проход. В идеале ей нужна была лестница, расположенная подальше от остальных девушек, чтобы она могла забраться по ней без риска немедленного обнаружения.   К сожалению, она ничего подобного нигде поблизости не видела; вместо этого она быстро добралась до конца коридора, оказавшись перед двойными дверями, подобные которым часто можно было увидеть ведущими на кухню ресторана, вместе с установленным посередине прозрачным окном.   Юма осторожно шагнула в сторону двери, вытянув шею заглянуть, что за ней.   Она помнила, когда она была слишком мала, чтобы заглянуть, не вставая на цыпочки. Казалось, это было целую вечность назад.   С другой стороны дверей была, по-видимому, главная часть склада, широкое открытое пространство, в данный момент выглядевшее совершенно пустым – какие бы крупные машины и оборудование здесь когда-то ни были, их давно не было. С потолка свисали подвесные дорожки, обслуживая то, что там некогда было, и Юма заметила окна, через которые она недавно подумывала запрыгнуть.   Помимо этого ничего.   Юме совсем не хотелось выходить в эту открытую область. Слишком просто будет кому-нибудь сокрытому на верхних уровнях или на другой стороне помещения заметить ее вход – слишком много было слепых мест, которые она просто не могла покрыть, и она могла сказать, что она продолжает приближаться к остальным.   Она оглянулась, но просто не увидела другого пути. Все комнаты, мимо которых она прошла, явно были тупиками, и коридор привел прямо от наружной двери сюда.   Она ненадолго подумала выйти наружу и воспользоваться другой дверью, но затем покачала головой.   «Что я вообще здесь делаю? – подумала она, наклонившись слегка приоткрыть дверь. – Мне придется выбираться отсюда, после того как я пробралась сюда, и что если я попадусь, что тогда? Что если они…»   Едва дверь начала двигаться, она застыла и отскочила назад, едва удержавшись от громкого взвизга. Она почувствовала, как неподалеку пульсирует силой самоцвет души. Она не знала, кто это, но он находился там же, где были Орико и остальные.   Теперь, когда она его чувствовала, она могла сказать, что он почти постоянно выпускает силу, на уровне выше Орико и остальных.   Что-то… в этом было не так.   Юма сглотнула, справляясь со страхом ментальными приемами, которым ее научила Орико, тщательно стараясь не призвать случайно свою магию. Если произойдет немыслимое, Юма заверила себя, что, возможно, сумеет сбежать, пока ей удается уклониться от магической ауры Кирики. Затем она сможет отдаться на милость группы Сакуры Кёко, которая проявила к ней симпатию. По крайней мере, она сможет пообещать им некоторые знания Орико.   Безумие, что она вообще рассматривала что-то подобное. В своем сердце она знала, что просто не доверяет Орико так, как раньше.   Она снова приоткрыла дверь, совсем немного, лишь чтобы протиснуться, поглядывая во все стороны, особенно в ту сторону, где она чувствовала остальную свою команду.   По-прежнему ничего.   Она пробиралась вдоль стен, радуясь множеству опорных колон и оставшихся в помещении деревянных ящиков, за которыми можно было спрятаться. Она была напряжена, заставляя сверхъестественный контроль над телом минимизировать звук ее шагов. Она чувствовала себя мышкой – и гадала, кто здесь кошка.   В дальнем конце помещения была небольшая металлическая лестница, ведущая на проходы вверху. В ее намеренно гиперчувствительном состоянии эманации самоцвета души как незнакомки, так и ее сокомандиц, угнетали – вкупе они казались постоянной, ноющей пульсацией в голове. Что бы она ни искала, оно было в этом направлении, но единственные двери, через которые она могла пройти дальше, были наверху, а не здесь внизу.   Также теперь она была достаточно близко, чтобы не только ее знакомство с членами команды позволило ей так ясно чувствовать их – ошибки не было, они напрягали свою магию, стараясь провести какой-то прием, в то же время скрывая свои самоцветы души. Также возможно было, что чтобы они ни делали, это не позволяло ни одной из них следить, что объясняло, почему никто не заметил Юму, пусть даже она была уже так близко.   Юма шагнула на лестницу, с болью осознавая, насколько она раскрыта. Она могла лишь надеяться, что это не лову…   «Помогите! Я знаю, что вы там! Они…»   Телепатический зов о помощи был слабым и приглушенным, но отчетливым, приморозив Юму к месту. Она вцепилась в перила от внезапного страха, что ее обнаружили, и сумела справиться с этим лишь после долгого, ужасного момента.   Лишь тогда она поняла, что голос исходил оттуда же, где находился загадочный неизвестный самоцвет души, из комнаты где-то чуть выше.   «Я не могу здесь оставаться, – подумала она. – Мне нужно покинуть это открытое место».   Она метнулась к лестнице, частично пожертвовав бесшумностью движений ради перехода на уровень выше, сразу же прижавшись к стене, едва добравшись до верха.   Сразу справа от нее был небольшой проход, ведущий, как она предположила, в офис управляющего зданием. Что бы ни происходило, оно происходило здесь.   Юма подавила желание поглубже вдохнуть, чтобы успокоиться, и как можно незаметнее скользнула вдоль пыльных, состарившихся стен. Если повезет, будет какое-нибудь окно, через которое она сможет подсмотреть.   То, что она получила, было даже лучше – не просто окно, но окно, что показывало помещение внизу, оказавшееся не офисом, а какой-то мастерской, в которой некогда было довольно высокое оборудование. Оно дало ей прекрасный обзор на происходящее внизу.   Как она начала подозревать, лучше ей будет держаться вне поля зрения.   Четыре других члена ее команды полукругом стояли вокруг пятой девушки, которая была привязана к чему-то вроде стоматологического кресла. Посередине стояла Орико, держа светящийся розовый самоцвет души.   Юма знала, что он не принадлежит ни одной из ее команды.   Она видела, что другие три девушки сосредоточили внимание на Орико, направляя свою магию на девушку в белом, которая закрыла глаза, исполняя на самоцвете души какую-то операцию.   «Вы монстры», – услышала Юма мысль незнакомки, даже на столь близком расстоянии телепатия была едва слышна. Орико каким-то образом блокировала передачу.   – Монстры? – с ухмылкой сказала вслух Микуру. – Полагаю, так и есть, но так же как и ты, и как и все мы. Что дает тебе право судить нас?   – Видишь ли, единственное, что важно среди монстров, это сила, – наклонилась она к остальным девушкам. – Я знала это, когда была бессильна, а затем я получила силу, и теперь мы здесь. Я думала, кто-то вроде тебя уже должна была узнать нечто столь фундаментальное.   Микуру подняла руку в перчатке, раздвинув пальцы и с нездоровым увлечением глядя на них.   – Я убила их всех, – сказала она. – Будь у тебя сила, ты бы тоже смогла меня убить.   – Все может скоро закончится, – слегка наклонила голову Орико. – Прекрати сопротивляться зонду души, и я обещаю, твой конец будет быстрым и безболезненным. В противном случае мы используем гораздо больше трюков, чем только слабая индуцированная самоцветом души боль.   Онээ-тян Юмы многозначительно взглянула на Хинату Айну, и огненная волшебница подняла руку, призвав на кончик пальца небольшое чисто-синее пламя.   – Знаешь, – сатанински улыбнулась она. – Я почти рада, что этот прием без согласия не работает. Представь, как было бы скучно, если бы мы могли просто забрать, что хотим. Нет, не так вкусно, пока мы не заставим согласиться.   – Так было бы гораздо проще, любимая, – взглянула на Айну Микуру. – Весь этот процесс слишком извилист. Столько работы, и столь скудная награда. Хорошо немного узнать об умениях наших врагов, но представь, если бы мы могли забрать все. Мы были бы неостановимы. И вместо того, чтобы упиваться силой, мы застряли здесь, пытаясь выдавить крохотные капли, лишь потому что мы не можем никому уступить.   Айна взглянула на Микуру.   – Только не снова. У тебя снова разгорелись воспоминания?   – Захлопни пасть… – прорычала Микуру, надвигаясь на Айну.   – О, да ради всего, не могли бы вы двое прекратить спорить хотя бы на пять чертовых секунд? – начала Кирика, визгливо проводя своими металлическими когтями по смотровому креслу. – Можно подумать, это нас тут пытают! Это чертов эксперимент, а вы только и можете, что заставлять нас глупо выглядеть! Неудивительно, что все так чертовски сложно!   Они втроем принялись громко спорить вслух, но к тому моменту Юма прекратила слушать, так сильно сжав кулаки, что, несомненно, пустила кровь. Она тряслась от сдерживаемого гнева, разочарования и бессилия, крепко зажмурив глаза, чтобы не дать пролиться слезам.   Она не знала, что было хуже, или откуда было сильнейшее чувство предательства. Было ли это откровение, что Мироко Микуру так же безумна, как остальные? Микуру, разговоры которой с самой собой начали казаться безобидной причудой, кого Юма, пусть и немного, начала уважать?   Или это был пустой, безжалостно холодный голос Орико? Ее теплая, любящая онээ-тян привязала девушку к столу и…   Она почувствовала, как по руке начал распространяться покалывающий холод, и была рада, извращенным образом, обучению Орико. Отдалив самоцвет души от тела, она могла ослабить физический эффект эмоций, ослабить желание закричать, ослабить желание призвать магию, ослабить…   – Тихо! – сказала Орико с громкостью, которую без крика могла выдать только волшебница, ее сообщение взорвалось в полную телепатическую силу, так же как и вербально.   Три остальных прекратили грызню.   – У нас компания, – взглянула в угол помещения Орико.   В течение бесконечного, ужасающего момента Юма полагала, что Орико заметила ее.   Затем она почувствовала, что подразумевала Орико.   Все произошло одновременно: потолок над Орико пробило взрывом ослепительного розового, Орико отскочила назад, Микуру защитила их всех щитом арктически-синего льда…   Орико сжала руку, в которой она держала самоцвет души, стекло разбилось на осколки, почти взрывом разлетевшиеся между ее пальцев…   Волшебницы команды финансового района пробили потолок, атакуя всем, что у них было, явно надеясь на неожиданное нападение.   Кирику окружил пузырь желтой магии, отшвырнув ее в сторону, едва она попыталась наложить на нападавших свою ауру «замедления времени», в результате чего девушка пролетела сквозь сплошную бетонную стену. Рядом с Айной появилось круговое искажение, поглотив выпущенный ею массивный огненный шар – вкупе со своим импульсом мгновенно возникший рядом с ледяным щитом Микуру.   Щит сразу же разбился, вынудив Микуру, Айну и Орико рассыпаться и уклоняться.   Затем мечница группы, та же самая пришедшая за Юмой незаметная убийца, материализовалась прямо позади Орико, пока та все еще была в воздухе, уже взмахнув своим оружием. В отличие от большинства низкоуровневых магических атак и снарядов, его нельзя было блокировать облаком сфер, которым защищалась Орико, даже с боевым предвидением.   Это было хорошо спланированное, хорошо исполненное нападение, нацеленное напрямую на самого ценного члена Южной группы, но это было отчаяние – Орико просто нельзя было застать подобным врасплох, и другая команда наверняка об этом знала. Они пришли попытаться спасти свою подругу, пусть даже знали, что Орико почти наверняка раздавит ее самоцвет души в момент их прибытия.   Все это проскочило в голове Юмы за миллисекунды, потребовавшиеся Орико, чтобы резко развернуться, за запястье поймав напавшую в замахе, и отправить их обеих в воздушную спираль.   Юма услышала, как при их падении хрустнуло запястье девушки, как раз перед тем, как Орико вбила ее прямо в землю, спиной вперед.   Девушка судорожно кашлянула, на лицо Орико брызнули капли крови, но ей все еще хватило присутствия духа, чтобы развеять свой меч, едва только Орико отпрыгнула назад, позволив ему упасть ей прямо на грудь.   Еще одну миллисекунду спустя перед Орико появилось еще одно искажение – портал, уже поняла Юма – и мощный пинок отбросил Орико назад, пусть даже она блокировала его обеими руками.   Из портала вынырнула девушка в бело-оранжевом, возложив обе руки на уже встающую пораженную подругу.   «Целительница», – поняла Юма.   Юма стояла, разрываясь между растерянностью и увлечением, не только из-за боя перед ней, но также из-за себя, из-за своих чувств. Она перебирала пальцами одной руки, осознав, что впервые с момента заключения контракта она не чувствовала стремления вмешаться и спасти свою команду. В самом деле, часть ее – малая часть ее, но которой никогда прежде не было – хотела сделать ровно наоборот.   Затем лидер другой команды, Танака Юи, немного повернула голову, взглянув прямо на Юму.   Их глаза на мгновение встретились, и Юма испытала одну из этих ослепляющих вспышек озарения, как она поняла, сопровождающих сделанные ею изменения мозга.   «Она знает, что я здесь, – подумала Юма, – но не нападает на меня. Она не удивлена, так что она знала, что я здесь, прежде чем они напали. Это значит…»   Они следовали за ней, пусть даже она не думала, что за ней следят. Ну конечно – команда, член которой может создавать порталы в воздухе, легко могла в любой момент поймать Юму. И причина, по которой они не напали на нее…   Какова была специальность Танаки Юи? Мыслечтение. Что она бы увидела, прочтя перед нападением разум Юмы? Читает ли она сейчас разум Юмы?   Нерешительность. Неопределенность. Потеря верности. Может быть даже…   Она простояла как вкопанная еще мгновение, наблюдая за разворачивающейся битвой, телепат против провидицы. Орико читала будущее, а затем Юи читала прямо из ее разума, что она увидела. Это была битва, которая, возможно, закончится тупиком, с вымотавшимися обеими сторонами.   За исключением, конечно, уже умершей девушки, чье тело было привязано к креслу, а душа была в испаряющихся осколках на полу.   Затем Юма развернулась и сбежала, и пока она бежала, она отчаянно пыталась разложить свои конфликтующие, бессмысленные эмоции. Если бы она вмешалась, не было бы никакой разницы. Орико увидела бы действия Юмы прежде самих ее действий, так же как и Юи.   Тем не менее, она чувствовала себя трусом. Ну конечно. Это был неправильный вопрос. Вопрос был в том, почему она чувствовала себя трусом.   Хотелось бы ей знать.   – О, Богиня, люди – монстры, – сказала ВИ.   Юма поморщилась. В этом ВИ была немного слишком честна в своих чувствах – вряд ли Юма могла избежать знания о том, что ИИ порой обсуждали между собой, но не стоило широко это передавать, не более чем если бы Юма и Мами открыто обсуждали перед ВИ высокомерие ИИ.   – Иногда, – едко сказала Мами, – и один из наших недостатков – это стереотипирование крупных групп на основе одного события.   – Некоторые. Я имела в виду некоторые, – слишком поздно уточнила ВИ.   Взгляд Мами испепелял, но Юма не удержалась от мысли, что большая часть ее гнева на самом деле передает обеспокоенность историей Юмы. Для Мами здесь не было ничего нового – Юма столетия назад рассказала ей эту правду – но не нужен был телепат, чтобы знать, что Мами не нравится тема.   Как правило Мами была добрее к ВИ, в конце концов, бывшей юной ИИ. Кроме того, способность ИИ вообще оговориться или стереотипно ляпнуть на некотором уровне отражала их человеческое наследие, что подразумевало уровни иронии, тянущиеся здесь куда глубже, чем намеревалась Мами.   – Но зондирование души? – спросила ВИ, хорошо справившись с утверждением Мами. – Что они вообще пытались сделать?   – То, что мне хотелось бы, чтобы было вообще невозможным, – взглянула в свой чай Мами. – То, что мы насколько возможно пытались сохранить в секрете. Это…   – Так что, конечно, само собой разумеется, тебе не стоит болтать об этом, не то чтобы ты так поступила, – сказала Юма, перехватив объяснение, прежде чем Мами чересчур драматично обрисует его. Она знала, какие воспоминания перебирает в своей голове Мами, и знала, что Мами предпочла бы их не иметь.   – Так что это? – спросила ВИ.   – Прием, над которым работала Орико, – сказала Юма, откусив призванное из ниоткуда печенье. – Проще говоря, у каждой волшебницы есть специальности в магии, набор магических умений и навыков, предоставляемый при заключении контракта, не требующий для приобретения обучения или развития навыков. Хотя, по сути, это просто форма знания, и мы из исследований магии знаем, что все можно повторить, при условии, что имеется необходимое знание.   Юма снова нервно укусила печенье, понимая, что она чересчур вдается в детали объяснения, которое она пыталась сократить.   – Во всяком случае, Орико пыталась принудительно извлечь это знание из других волшебниц и самой использовать его. Представь волшебницу с доступом к более чем одной магической специальности! Хорошо, что выяснилось, для этого требуется согласие, и что волшебниц оказалось крайне сложно вынудить. По-видимому, это одно из этих нерушимых правил.   – Все эти скрытые правила системы, – покачала головой Мами, – и инкубаторы даже не говорят нам, они ли установили правила или они взялись откуда-то еще.   – Но если требуется только согласие, тогда почему бы не использовать это для добра, для подготовки сверхмощных волшебниц? – спросила ВИ. – Обмен силами, вроде такого?   Юма увидела, как от гнева расширились ноздри Мами, пусть даже она чувствовала вполне логичное направление мысли ВИ, сосредоточенное на том, насколько полезно было бы подобное на войне.   – Ну, дальнейшие исследования показали, что процесс невозможно завершить без убийства той, чьи знания извлекаются, – осторожно закрыла глаза Юма. – Что положило конец идее продуктивного использования этого.   – О, – сказала ВИ.   Юма не открывала глаз, осторожно думая мысли, которые она держала запечатанными от подключения ВИ к ее разуму.   Конечно, развитие МСЁ и его возможностей для изучения магии означало, что магов нельзя было удержать от обнаружения порой этой возможности, как бы старательно они ни пытались стереть существование этого знания. И в то время как волшебниц, при правильном обучении, нельзя было принудить через прямую боль, было полно других, более психологических вариантов.   Неизбежно, что одна-две не смогут удержаться от соблазна, и неизбежно, что в великом расколе Объединительных войн оппозиция прибегнет к такой тактике. Первое было ответственностью Мами, а последнее Юмы. Ни одна из них не прошла через опыт без шрамов.   Юма открыла глаза.   – Ну, можно и продолжить.   Не будь Юма волшебницей, она бы прекратила бежать, когда устала, возможно, всего через квартал-другой от склада.   Но так она остановила бег лишь когда ей внезапно пришло в голову, что она больше не узнает своего окружения – что она никогда раньше не была в этом районе города.   Это был не очень хороший знак, так как это подразумевало, что она больше не в районе ее команды. Само по себе это мало что значило – стандартной практикой в Митакихаре было позволить неограниченное перемещение между территориями различных волшебниц, пока у тебя есть понятная причина для перемещения, и ты избегаешь использовать магию. В конце концов, вряд ли могло быть иначе – обеспечение строгих границ отделило бы некоторых девушек от друзей и семьи, а всех от лучших продуктовых и хозяйственных магазинов и тому подобное. При обычном ходе вещей девочке вроде Юмы, особенно столь молодой, мало чего пришлось бы опасаться.   Хотя для Южной группы все было по-другому, и, к ее несчастью, она попала к ним.   Некоторое время Юма осматривалась в поисках деталей. Похоже, неподалеку располагалась мясная лавка, и у нее было ощущение, что крупные строения, которые она видела дальше, все были скотобойнями – ближайшее заявляло так на большом рекламном щите, служившем в качестве вывески.   Лишь одно здание весьма выделялось среди остальных. И при этом похоже оно было…   – Ты в порядке, дитя? Ты потерялась?   Испугавшись, Юма взглянула на возникшего за ее плечом взрослого. Она больше не была такой низкой, как прежде, но мужчина все еще был достаточно высок, чтобы нависать над ней, с ее точки зрения закрывая собой солнце.   Она с первого взгляда заметила соответствующие детали – черную одежду, заметный крест – и соотнесла это с только что увиденным зданием. В конце концов, странно было найти здесь христианскую церковь.   – Видел, как ты бежала, – наклонил голову мужчина. – Хотел убедиться, что все в порядке.   Юма пожала плечами. С одной стороны, она совсем не знала, что сказать. Все явно было не в порядке, но она никак не могла этого объяснить, но ей не хотелось ни лгать, ни сбегать.   С другой стороны, ей также было безразлично, что подумает о ней этот мужчина. Для нее это было новое чувство, безразличие, но оно было настоящим. В какой-то степени она не могла заставить себя заботиться этим. Зачем это вообще нужно?   Мужчина закрыл глаза, слегка кивнув.   – Ну, я не стану задавать слишком много вопросов. Но если ты от чего-то убегаешь, или если тебе нужно где-то остаться, мы можем приютить тебя. Ты даже будешь не единственной. Не в этом районе.   Юма озадаченно взглянула на мужчину. В этом районе? Что он под этим подразумевал?   – Конечно, почему нет? – наконец, сказала она. – Мне не помешает место для отдыха.   Вероятно, для нее будет к лучшему уйти с улиц и из вида, по крайней мере пока она не готова будет вернуться, или за ней не придет Орико.   Она остановилась у входа в старое деревянное здание, оглядываясь по сторонам.   «Это мясницкий район, – вспомнила она слова матери. – Не стоит тебе туда ходить».   «О, так вот что в этом районе», – подумала она.   Она подразумевала двойственность, с которой она ответила на предложение пастора, поняла она, когда они прошли мимо пустых деревянных скамей. И правда было не важно, где она, и оставаться внутри здания какой-то иностранной религии было куда лучше бездумного блуждания по улицами. У нее даже не было при себе денег.   Это было мрачное, слишком уж темное здание, подумала она, прищуренными глазами разглядывая главный зал поклонения. Здесь не помешали бы витражи, немного льющегося через какие-нибудь окна солнечного света – что угодно, чтобы скрасить общее настроение.   Когда мужчина повел ее в задние коридоры, ей пришло в голову проверить самоцвет души. Она вызвала из кольца образ самоцвета, другой рукой скрыв его из виду. Насколько она поняла из накрывшего ее дискомфорта, он был значительно темнее, и она явно в ближайшее время не получит доступа к кубам горя.   Хотя в этом была своя красота, не так ли? Ее совсем не волновало, потому что ее самоцвет души темнел, и ее душа темнела, потому что ее не волновало. Ей хотелось захихикать.   – Я должен извиниться, – сказал пастор, остановившись перед старой на вид деревянной дверью. – Это не самое удобное место и не самое красивое.   – Все в порядке, – сказала Юма, скорее по социальной привычке, чем из-за чего-то еще.   – Раньше у нас в Касамино была церковь куда лучше, – сказал он. – Там была собственная роща и ты не поверишь, насколько красивые окна. Хотя она сгорела.   – Ага, – поддакнула Юма, задумавшись, как это было с чем-то связано.   – Я всегда немного винил себя за это, – сказал пастор, глядя на низкий потолок. – В том огне погибла целая семья. Впоследствии я видел на улицах одну из девочек этой семьи, после ее предположительной смерти. С тех пор я пытаюсь ее найти. Пока не удалось, но в то же время, не помешает принять некоторых других заблудших овец.   Юма подняла глаза, встретившись взглядом с мужчиной. Он взялся за дверную ручку, но пока не пытался повернуть ее.   Она отвела взгляд, отказавшись от очевидной попытки получить информацию.   – Ну, мы пришли, – сказал он, наконец, открыв дверь. – Небольшая комната отдыха, чтобы скоротать время. Принесу перекусить.   Мгновение он оглядывал комнату, словно из-за чего-то беспокоясь, после чего провел ее в грязновато выглядящую гостиную, где было несколько потертых диванчиков, деревянный стол и несколько игровых наборов, выглядящих, словно они миновали абсолютный предел своего срока полезной службы, а затем еще немного. Боковой проход вел к паре уборных.   Дверь за ней закрылась, и она сразу же рухнула на один из диванчиков, не обратив внимания на его жалобы, несмотря на ее относительно крошечный вес. Ей ничего не оставалось делать, кроме как ждать. Но чего ждать?   В одной из уборных прошумел туалет, и через мгновение заработал кран. Она внутренне простонала. Последнее, что ей хотелось, так это компании.   Дверь в уборную со скрипом открылась, и вышел устало выглядящий молодой мужчина. Выходя их комнаты, он небрежно вытер руки о штаны – после чего застыл.   Прежде чем Юма даже поняла, что делает, она оказалась перед ним, одной рукой схватив его за горло. Мужчина инстинктивно вцепился в ее руку, жалко задыхаясь.   Она вспомнила то же самое горло в своих руках, только что слитое воедино из недавно двух отдельных кусков плоти, и поперхнулась, разжав руку и отскочив, вдруг оказавшись не в состоянии переварить идею уничтожения того, что некогда исцелила.   Мужчина чуть не рухнул, после чего кашлянул раз, другой.   – Какого черта ты здесь делаешь? – резко спросила Юма, удивившись силе в своем голосе.   – Это не то, что ты думаешь, – выдавил он, еще раз кашлянув. – Я скрываюсь.   – Скрываешься, – пусто повторила Юма. Слово было для нее почти бессмысленным.   – От моих коллег – бывших коллег, – сказал мужчина, полуосознанно потирая шею. – У меня было некоторое время подумать после того, как ты… э-э. Ну, получаешь возможность по-новому взглянуть на жизнь, когда появляется возможность взглянуть на собственную отрубленную шею.   Юма не знала, что ей думать или что ей чувствовать. Было ли это ее ожившими кошмарами? Это казалось абсурдно неожиданной сценой, знать, что она спасла жизнь тому, кого должна ненавидеть, и вот он, каким-то образом, снова, рассказывает ей об опыте.   Мужчина закрыл глаза, держа голову неподвижно. Юме пришло в голову, что он далек от самоуверенности, он выглядел столь же растерянным, как и она. Она сочла, что не может винить его.   – Я пришел сюда, после произошедшего, – сказал он, заметно избегая смотреть на нее. – Если честно, думаю, пастор счел меня сумасшедшим, когда я рассказал ему свою историю, но после того, как мы поговорили, я вроде как пришел к решению. Я…   Крутой якудза как будто споткнулся на середине фразы, и Юма всмотрелась в его лицо. Он был… смущен?   Юма решила, что это определенно была абсурдно неожиданная сцена, хотя в данном случае ей было интересно, для кого именно.   Через мгновение со скрипом открылась дверь у нее за спиной.   – Я ненароком подслушал, – сказал пастор, войдя в комнату с чашей с мандаринами. – Похоже, вы двое уже встречались. Куросава-сан, это?..   Юма посмотрела на священника, затем на молодого мужчину, пытаясь понять, что происходит.   – Да, – наконец, сказал Куросава.   Священник помедлил мгновение, ставя чашу с фруктами на потрепанный стол.   – Ну, тогда очевидно, что это божественное совпадение, – сказал он, проницательно взглянув на Юму. – Он рассказал мне о тебе. Сказал, ты исцелила его от травмы. Не уверен, верю ли я в это, но порой чудеса случаются.   Взгляд священника был полон любопытства, и она задумалась, что же он высматривал, и что она могла сказать. Уж точно не правду – пока она могла этого избежать. Инкубаторы понимали, что порой иного выхода не было, но ходили слухи о том, что происходящее с теми, кто намеренно раскрывал секрет, было… неприятно.   – Не будь к нему слишком строга, – наконец, сказал священник, указав на Куросаву. – Если я прав, у тебя полное на это право, но он пытается исправить свою жизнь. Он помог некоторым девушкам, которых они держали, сбежать в полицию. Вот почему я прячу его здесь. Грешники заслуживают милосердия.   Юма нахмурила брови, стараясь не сделать чересчур очевидным, что она крайне озадачена. Она сделала так не потому, что не знала, как ответить – она уже не понимала полностью разговор. Она не привыкла к подобной растерянности – не после того, как она изменила свой мозг.   – Ты ангел? – спросил Куросава, вопрос прозвучал довольно отчаянно. – Я должен знать.   Юма испытала еще один момент еще большей растерянности, когда увидела, как священник обернулся укоризненно взглянуть на мужчину.   Затем она вдруг поняла, что происходит. Этот мужчина и этот священник были убеждены, что она может быть ангелом.   Сама эта идея была настолько абсурдна, что она чуть не рассмеялась, но затем она увидела…   Она увидела Орико и Микуру, нависших над ней в тот день, когда ее родители чуть не отдали ее, выглядящих совсем как сами ангелы. Она увидела, как глаза Танаки распахнулись от шока, когда его пришпилило к земле осколком синего льда.   Она увидела, как Орико поднялась с земли, вскоре после того, как Юма пожелала сложить вместе ее тело.   Она пошатнулась, повалившись в сторону стола, спохватившись, чтобы не упасть.   Через мгновение ее зрения прояснилось, и она увидела, что ее поддерживают пастор и Куросава. Она знала, что ее самоцвет души на мгновение чуть не потерял целостность, и задумалась, что же удержало ее вместе.   – Нет, я не ангел, – слегка покачала она головой, решительно выпрямившись, чтобы показать, что она в порядке. – Далеко от этого.   – Я на самом деле так не думал, – сказал священник, переводя между ними взгляд. – Но почему Куросава-сан так подумал о тебе?   – Я спасла ему жизнь, когда у меня не было для этого причины, – сказала она, удивившись тому, как гладко прозвучала ее полуправда. – Полагаю, это может что-то значить.   Лицо Куросавы напряглось, но он ничего не сказал. Возможно, он знал, что у него нет шансов настоять на истинности его версии событий. Возможно, он сам не до конца в нее верил.   Священник закрыл глаза и выдохнул.   – Ну хорошо, – сказал он. – Я не стану спрашивать, что произошло или почему, но вы двое не хотите поговорить наедине? Я вроде как вмешался, и теперь понимаю, что, возможно, не стоило.   Юма повела плечом, указывая, что ее это особо не заботит. Странное это было чувство, что ее мнение уважают, к которому она до сих пор не привыкла даже после нескольких лет без издевательств родителей. Возможно, не помогало, что из членов Южной группы только Микуру и Орико, похоже, интересовало, что она думает, даже если сейчас она вполне могла называться подростком, а не просто ребенком.   «Микуру и Орико…» – повторила она про себя.   Правда ли их интересовало, или они только притворялись?   Она покачала головой, осознав, что отвлеклась посредине разговора. Каким бы ни было раньше ее внимание, его явно больше не было.   Тем не менее, священник уже выходил из комнаты, давая понять, что Куросава, возможно, сказал что-то о том, что хочет поговорить с Юмой.   Ей пришло в голову, что не будь она уверена, что может голыми руками сломать мужчине позвоночник, перспектива остаться наедине с силовиком якудза, исправившимся или нет, могла бы вызвать беспокойство.   Мужчина явно все еще собирался с мыслями о том, что сказать, но Юма решила насесть на него. Она была не в лучшем настроении и чувствовала своего рода внезапную… силу? Ярость?   Ни то, ни другое не подходило – скорее как если бы ей не хотелось беспокоиться о тонкостях.   – Слушай, я рада, что ты благодарен за то, что не умер, – сказала она, – и я рада, что ты пытаешься что-то сделать. Это больше, чем я бы ожидала от большинства людей. Но это совсем не оправдывает все то, что ты, вероятно, сделал, и это не показывает мне никакой причины любить тебя или простить тебя, если ты хочешь этого. Я бы сказала, возьми свою прикрученную обратно на место голову и сделай из этого лучшее, только оставь меня в покое.   Плечи мужчины, медленно опускавшиеся под весом ее критики, на последней фразе дернулись.   – Так это и правда произошло? – сказал он, внимательно глядя в дальний угол. – Я имею в виду, не стану говорить, что не думал, что сошел с ума…   – Да, это и правда произошло. И что? Многое на свете, друг Горацио.   Мужчина смутился из-за ее высказывания, но покачал головой, отвернувшись, чтобы не смотреть на нее. Она заметила, что он, похоже, боялся ее больше всего остального.   – Я не знаю, что ты, – вздохнул он. – Теперь, когда я об этом думаю, я не знаю, что я хотел тебе сказать. Поблагодарить? Не похоже, чтобы тебе нужна была моя благодарность. Полагаю… я не знаю. У меня было некоторое смутное представление о том, чтобы рассказать тебе о своей жизни, дать тебе понять. Хотя ты права. Я просто придумываю оправдания.   Меж ними надолго повисло напряженное молчание, Юма некоторое время наслаждалась обратной динамикой силы. Она полностью управляла этим разговором, и они оба это знали. У Юмы не часто бывало это чувство – ни разу не было, поняла она.   – Ну, тогда выкладывай, – сказала она. – Ты хотел рассказать мне о своей жизни, так давай. Мне, в общем-то, нечего больше делать.   Она не лукавила. О чем бы ни хотел рассказать ей этот Куросава, это было куда предпочтительнее того, чтобы остаться наедине со своими мыслями. Она пока что не желала сталкиваться с правдой о своей жизни.   Мужчина осторожно взглянул на нее, двинувшись левее, чтобы сесть на расположенный в углу комнаты старый диванчик. Он тяжело скрипнул под его весом, как будто на грани краха.   Юма не двинулась сесть. Продолжая стоять, она получала психологическое преимущество, и одно из небольших неозвучиваемых преимуществ волшебницы было в сверхъестественной устойчивости к сложностям пребывания в вертикальном положении. Согласно Орико, по мере взросления волшебниц, и по мере все лучшего осознавания расширенных ограничений их новых тел, они часто становились все заметнее посреди толпы – опытные волшебницы будут недвижимой скалой среди вздымающихся волн, невосприимчивой к жаре, холоду и усталости в гораздо большей степени, чем с растерянным видом отскакивающие от нее люди, как будто бы только что врезавшиеся в кирпичную стену. Зачастую их можно было так обнаружить даже когда они пытались скрыться, насколько возможно подавляя выбросы самоцвета души. Выйди в жаркий день, говорила Орико, и опытная волшебница будет не вспотевшей.   Ее разум снова отвлекся, поняла она. Возможно, еще один симптом истощения ее самоцвета души. Ей интересно было, почему это заставляло ее отвлекаться, вместо того чтобы зацикливаться на своих проблемах. Первое было типичнее для волшебниц, у которых заканчивались силы из-за магического истощения, а не по психологическим причинам – и она была вполне уверена, что ее причины были психологическими.   – … Хочу, чтобы ты знала, я никогда не планировал закончить там, где оказался. Я не знаю… у меня нет никаких особых оправданий, но я не хотел вслед за родителями заниматься семейным бизнесом, быть мясником и иметь дело со всем тем дерьмом, через которое им приходилось проходить. Ты можешь быть слишком молода, чтобы это знать, но в этом районе города единственный выбор, если хочешь другой жизни, это присоединиться к Якам, и так я и поступил. У меня особо не было выбора в том, что мне поручали.   Юма ничего не сказала, предпочтя вместо этого безучастно разглядывать вилку в своей руке. Для нее слова мужчины звучали уж очень похоже на оправдания – вот только если она отринет его оправдания, ей будет непросто поддерживать собственные. Если смотреть через призму обстоятельств, у Юмы не было особого выбора, когда дошло до присоединения к Южной группе, и пусть она никогда напрямую не участвовала в совершаемых ее группой преступлениях, она всегда на каком-то уровне знала о том, что происходит на самом деле.   И ничего не делала.   Так что она была лучше этого типа, но не настолько, как ей хотелось бы.   – Поверь мне, когда я узнал, чем я в итоге стал заниматься, я подумывал уйти, – сказал он, не встречаясь с ней взглядом. – Они проводят инициацию, чтобы ты доказал им свою верность. Это… нет, мне не стоит об этом говорить.   По его лицу пробежала тень страха, прежде чем он осекся, своего рода крошечный признак, которые Юма все лучше умела замечать. Хотя она не надавила на него – она не желала знать, что он скажет.   – Так что? – спросила она, удивившись слабой насмешке в своем голосе. – Так ты пожалел о том, что делал, и решил исправиться? Освободить несколько девушек и сбежать оттуда? Ты же знаешь, что это ничего не исправит, так ведь?   Излишне говорить, корковые самомодификации Юмы дали ей… лучшее понимание того, что до вмешательства Орико намеревались сделать с ней якудза. Это была своего рода невинность, которая, как она знала, никогда не вернется.   К ее удивлению, бывший приспешник якудза, казалось, слегка напряг спину, реагируя на ее слова больше с силой, чем с угодливостью.   – Нет, конечно нет, – сказал он. – Поверь мне; я об этом думал. Даже поговорил об этом со здешним священником. Это только начало. Изначально я полагал, что меня сразу после этого убьют, но вместо этого я сбежал. Я был слишком напуган, чтобы умереть, и в защите от якудза нельзя доверять копам. Это смешно.   Он на мгновение приостановился, собираясь с мыслями.   – Это прозвучит надуманной причиной моей трусости, и может быть так и есть, но я сумел понять, что смерть не искупление. Это только выход. Если я пережил это, я найду способ сделать в своей жизни что-то еще, хотя и не знаю, как.   Юма увидела, как он приостановился, после чего взглянул на нее, в его взгляде засверкала новая идея.   – Знаешь, – сказал он. – Если ты и в самом деле не ангел, если ты просто девочка, тогда, может быть – может быть встреча с тобой это своего рода судьба, понимаешь? Я должен все как-то искупить, и…   Юма решительно покачала головой, прервав то, что он собирался сказать.   – Мне не нужно ничего, что ты можешь дать, – сказала она. – Я в порядке; поверь.   Очевидно, она на самом деле была не «в порядке», и в задней части ее головы зудил вопрос о том, как на ее исчезновение отреагируют Орико и остальные. Если она хочет вернуться, ей нужно приготовить объяснение: другая команда волшебниц вынудила ее бежать, и в итоге она застряла далеко за пределами их территории, вынужденная ожидать возможности вернуться. Эта ложь была составлена из кусочков правды, как и учила ее лгать Орико, но она не знала, сработает ли это.   Часть ее задумалась, может ли сейчас быть подходящий момент внести резкое изменение. Один якудза с, предположительно, пистолетом ничего не изменит, но если у него будут ресурсы, тогда она, возможно, сможет что-то предложить, если отдастся на милость одной из других команд волшебниц. Если…   Она мысленно покачала головой. Она была не на этом этапе. Пока нет.   Куросава почувствовал ее момент растерянности, даже если, похоже, немного потерял уверенность.   – Ты уверена? – спросил он. – Я имею в виду, полагаю, я просто хочу как-нибудь что-то для тебя сделать.   Юма выдохнула, после чего упала на диванчик рядом с ним, чувствуя, как тот скрипнул даже под ее малым весом.   – Может быть и сможешь, – сказала она. – Ты высказал интересный момент, что смерть – не искупление. Что тебя в этом убедило?   Куросава моргнул, глядя на нее, удивленный как ее вопросом, так и ее действием.   – Ну, я поговорил с Хасимото-саном… э-э, это здешний священник. Не уверен, что я куплюсь на проповедуемую им религию, но я знаю его с тех пор, как был ребенком. Он знает, как о таком думать.   – Сказал парень, посчитавший меня ангелом, – сказала Юма.   – Ну, ты вернула на место мою голову, так что…   Куросава, посмеиваясь, покачал головой.   Затем его лицо снова посерьезнело.   – Мне кажется, ты задала вопрос, потому что тебе нужно что-то искупить. Ты ребенок, так что мне хочется сказать, что оно не может быть настолько плохо, чем бы оно ни было, но ты не обычный ребенок.   Юма отвела взгляд, видя не потертые деревянные полы комнаты, но привязанную к смотровому креслу зачарованной веревкой волшебницу, с исказившимся от боли лицом, пока ее команда смеется над ней.   Разумом она знала, что якудза делали с девушками, но не вполне могла это представить. Может ли это быть гораздо хуже того, что делали Орико и остальные? Сколько раз так бывало? Скольких они убили?   На нее давила вина.   – Эй!   Мужчина потряс ее за плечо, выдернув ее из задумчивости.   Он наклонился взглянуть на нее.   – Дерьмово выглядишь, – сказал он. – Не могу поверить, что на кого-то вроде тебя может давить что-то подобное. Я не стану спрашивать, но тебе стоит пойти поговорить с Хасимото-саном. Он поможет тебе чувствовать себя лучше.   Юма взглянула мужчине в глаза, после чего опустила голову, встав и направившись к двери. Ей не очень-то хотелось говорить с Хасимото – но она чувствовала, что ей нужно что-нибудь сделать, что угодно помимо пережевывания собственных мыслей.   – Господи, ты и та синяя девушка – что вы? Что может произойти? – спросил Куросава, когда она коснулась дверной ручки.   Юма на мгновение остановилась. В самом деле, что происходит? Что она здесь делает?   Она подумала о Мики Саяке, той бедной обреченной девушке. Она сочла Саяку сумасшедшей, но с тех пор поняла, что в то время как причины девушки могли быть плохи, решение таким не было. Если нет выхода из плохой ситуации, есть смысл в том, чтобы при выходе попытаться что-то сделать.   Она покачала головой и вышла, проигнорировав вопрос.   Преподобный Хасимото взглянул на нее через линзы своих очков с на мгновение нечитаемым выражением лица. Он читал газету, когда Юма постучала, и пусть он отложил ее в сторону, очки остались. Священник был куда старше, чем выглядел.   Через мгновение очки тоже исчезли, осторожно положенные на грубоватую деревянную поверхность стола. Он скрывает этим жестом изумление, подумала Юма. Она искренне сомневалась, что когда она начала говорить о части того, что делали ее подруги, он ожидал услышать хоть что-нибудь близкое к рассказанному.   – Для кого-то твоего возраста я бы, как правило, счел, что ты преувеличиваешь, или что тебе это все почему-то показалось, – сказал он. – Так было бы не в первый раз. Тем не менее, мне не кажется, что здесь такой случай. Как девочка вроде тебя оказалась связана с теми, кто способен на пытки?   Прежде чем Юма успела ответить, он покачал головой и поднял руку.   – Это риторический вопрос, – сказал он, – и я все равно весьма сомневаюсь, что ты мне расскажешь. Ты обращалась в полицию?   Она покачала головой.   – Невозможно, – сказала она.   – Потому что они тебе навредят? – сказал он.   – Потому что я никогда это не докажу, – сказала она, – и сомневаюсь, что полиция все равно сумеет их поймать. Потому что даже разговор об этом приведет к гораздо худшим последствиям. И да, они могут мне навредить.   На мгновение повисла тишина, а затем Хасимото открыл рот что-то сказать, но Юма заговорила первой, опустив взгляд на стол.   – И потому что я до сих пор люблю их. Когда умерли мои родители, они приняли меня. Чувствую себя виноватой, потому что люблю их, и потому что позволила этому ослепить меня и не увидеть происходящее. Я достаточно умна, чтобы это понять; просто я предпочла этого не делать.   Хорошо было сказать это вслух и, по правде говоря, она даже сама не до конца это понимала, пока не сумела все озвучить. В этом… было гораздо больше смысла.   Хотя она явно выбила священника из равновесия, потому что прошло некоторое время, прежде чем она услышала, как он втянул воздух и сказал:   – Это самое тревожащее, что я когда-либо слышал от кого-то твоего возраста. Ты говоришь как если бы была по меньшей мере вдвое старше, да и винишь себя как если бы была вдвое старше. Ты слишком молода, чтобы брать на себя ответственность за то, что тебе не удалось сделать. Не стоило ожидать, что ты во что-то вмешаешься.   Юма посмотрела в сторону. Она знала, что он не поймет, потому что у него не было контекста, чтобы это понять.   Она услышала вздох священника.   – Хотелось бы мне предложить тебе прощение, – сказал он, – или прощение Господа; обычно этого достаточно. Но в данном случае, думаю, на самом деле ты ищешь собственного прощения. Как священник, я знаю, что я не в силах это предоставить.   Юма подняла глаза и встретилась взглядом с мужчиной. Она увидела, что там для нее ничего не было.   Через мгновение она встала, вежливо кивнула мужчине и развернулась уйти. В конце концов, это и правда была не его вина.   На выходе он коснулся ее плеча.   – Послушай, у меня уже некоторое время есть теория, о девушках вроде тебя, которые должны быть мертвы, но все еще бродят по улицам. Если тебе и правда некуда идти, для тебя здесь найдется место, и, возможно, завтра мы сможем поговорить еще.   В конце концов Юма приняла его предложение, пусть только потому, что ей не особо хотелось делать что-то еще. Хотя было бы щедро сказать, что она и правда спала. Она спала лишь урывками, усугубленными неудобной кроватью, незнакомой обстановкой и общей неловкостью. Она думала – или ей снилась – Орико, ее мертвые родители, привязанная к креслу волшебница.   Казалось, каждый раз, как она засыпала, разум подбрасывал ей встряхивающее ее видение или воспоминание.   Стояла во тьме Орико, улыбаясь, пока из ее пальцев падали осколки разбитого самоцвета души.   Кричала привязанная к креслу волшебница – даже если Юма не видела, как она кричала. Какое-то ужасное мгновение Юме казалось, как если бы это она стояла там, орудуя ужасным инструментом – а затем она снова проснулась.   Над телами ее родителей стояла Орико, опустив руку что-то сделать. Ее белые перчатки были окрашены красным.   Священник рассказывал о бродящих по улицам мертвых девушках, погибших в пожарах девушках. Она увидела молча стоящую перед горящей церковью длинноволосую девушку. Она увидела ту же самую церковь, темную и мрачную, освещенную лишь гаснущим многоцветным сиянием нескольких витражей. Хотя для церкви они выглядели странно – вместо обычного набора христианского бога и его святых было множество девушек в разноцветных и необычных костюмах.   Они выглядели странно знакомо, особенно зеленая, и Юма прищурилась…   Она снова резко проснулась. Потребовалась секунда, чтобы вновь сориентироваться, в то же время собирая кусочки потерянного сна. По каким-то причинам она чувствовала, что оказалась на грани достижения чего-то, чего-то наполняющего ее предвкушением и страхом. Было неудовлетворительно.   Она вытащила руку, для проверки статуса призвав образ своего самоцвета души. Не полный, но и не пустой. Достаточно стабильный, без сочащейся тьмы, угрожающей ему ранее в этот день. Такой же, как и всегда, когда она ложилась спать.   Она посчитала, что весьма задолжала мужчине из якудза и священнику: они стабилизировали ее. Куросава указал ей, что смерть не является искуплением, а Хасимото заставил ее правильно проанализировать источник ее вины. Она пока не решила, что делать, но пришла к одному выводу: по крайней мере, она не станет умирать, пока с этим не справится.   Она вздрогнула от громкого стука в дверь.   «В такой час?» – подумала она. Она понятия не имела, который именно был час – в комнате не было часов, а предоставленный ей Орико сотовый телефон остался в особняке – но не могло быть что-то помимо середины ночи.   Она выбралась из простыней, узлом скрутившихся вокруг ее тела, вывалившись из кровати. Ее наполнило предчувствие – не требовались инстинкты волшебницы или улучшенный интеллект, чтобы знать, что стук в дверь в три часа ночи редко предвещал что-то хорошее. Она должна была быть настороже и решила не объявлять, что подходит к двери.   И все же, когда она открыла дверь, в коридоре, где ни один нормальный человек ничего не смог бы увидеть, никого не было.   Ей стоило бы испугаться, даже прийти в ужас, но нечто – возможно, то же самое нечто, предупредившее ее уклониться в особняке Орико – сообщило ей, что она не в опасности.   Затем она заметила на полу лист бумаги.   Мы знаем, что ты здесь. Мы позволим тебе остаться, из сочувствия к твоей ситуации, но не станем терпеть тебя вечно. Даем тебе двадцать четыре часа.   — Курои Кана   P. S. Никогда не задумывалась, что на самом деле произошло с твоими родителями? У меня было о них крайне интересное видение.   Юма почувствовала, как ее сердце пропустило удар.   Загадочное сообщение, хотя оно достаточно ясно донесло свой смысл. Она…   Она не могла вспомнить, что произошло с ее родителями. Весь день размылся, тем не менее, она никогда даже не начинала пытаться это изучить. Почему?   Мгновение она стояла там, мысленно собирая кусочки воедино. Теперь, когда ей в голову пришла эта мысль, она казалась абсурдно очевидной, как если бы что-то блокировало ее возможность заметить это, так что воспоминания не просто пропали, но также были игнорируемы. Иными словами, слепое место ее разума.   В ее голове появился набор образов, что до недавнего времени были вычеркнуты из ее памяти магией Орико или, возможно, Кирики. Она увидела, как Микуру убила сосулькой якудзу Танаку, это воспоминание было всегда. Но также она увидела своих родителей, еще живых, когда миазма начала рассеиваться. Она увидела, как Орико сказала Микуру убить их, и волшебница в синем улыбнулась, подняв свое ледяное копье. Она увидела боль родителей и их неспособность даже закричать, когда Микуру буквально заморозила кровь в их венах, их лица обратились в гротескные нечеловеческие карикатуры.   «Восхитительно, – сказала Микуру. – Мне нравится считать, что я действую хладнокровно».   Айна рассмеялась.   Юма смяла бумагу в кулаке. Ей нужно было вернуться. Ей о многом нужно было подумать и многое нужно было сделать.   Ей показалось вполне разумным исчезнуть в ночи.   – Ты никогда не говорила, что Кана упоминала что-нибудь о твоих родителях, – сказала Мами, одарив Юму недовольным взглядом, вспыхивающим и гаснущим на протяжении всего разговора. – Вообще-то, я никогда ни о чем этом не слышала.   – Ну, это никогда не было особо актуально, – тщательно глядя в сторону, сказала Юма. – В самом деле, когда бы стоило что-то из этого упомянуть?   – К примеру, в любой момент, когда мы обсуждали Кану, – сказала Мами. – Это был бы еще один кусочек информации. Было бы приятно знать, что она оставила тебе жизнь, когда мы решали, насколько ей доверять.   – Возможно, – сказала Юма, не вполне согласившись с мнением. Про себя Юма могла лишь подумать о многом, чего она никогда не рассказывала Мами.   – Я не понимаю, почему она просто не убила тебя, – сказала ВИ.   Юма наклонила голову, глядя на ВИ, в то время как Мами печально покачала головой, но ни на что в частности.   – Так было бы правильно, – продолжила ВИ. – Как целительница, ты явно была довольно ценна для своей команды. Так как, я уверена, Кана так же как и все была заинтересована в уничтожении твоей команды, ей стоило просто на месте убить тебя или, по крайней мере, попытаться захватить или обратить.   Юма покачала головой.   – Думаю, она пыталась сыграть в долгую игру. Помни, Кана получает видения о прошлом. Я никогда не спрашивала, что именно она увидела, но всегда подозревала, что этого было достаточно, чтобы дать ей понять, что я уже не вполне верна Орико, и может быть лучше заставить меня вернуться, чем убить меня.   Мами пожала плечами.   – Я не очень-то в это верю, – сказала она. Я знаю Кану и команду Каны, и она вполне могла просто пожалеть тебя. Я бы тоже убила тебя, хотя я бы, по крайней мере, попыталась тебя захватить.   «Ты знаешь ее не так хорошо, как я», – про себя подумала Юма.   – Во всяком случае, во всем этом меня смущает то, почему никто никогда не пытался обратиться за помощью, – покачала головой Мами. – Ничто из этого не произошло бы, если бы они просто попросили о помощи, когда это все произошло. Все должны были знать, что я бы ухватилась за возможность раз и навсегда разобраться с Орико.   «Может быть поэтому тебе и не сказали», – подумала Юма, хотя снова ничего не сказала вслух. Полномасштабная война волшебниц была бы весьма кровавой, особенно против кого-то вроде Орико. Из того, что рассказала ей Кёко, собравшиеся со всего города команды волшебниц именно это и говорили Мами, неоднократно, после чего, наконец, согласились скооперироваться и запереть Южную группу в их районе города. Блокада вместо войны, в надежде, что безумие Южной группы в итоге приведет к их падению.   В конце концов сработало, но были моменты, в которых Мами отказывалась проявить рациональность.   – Похоже, остальные команды волшебниц решили объединиться против нас, – сказала Микуру, пристально наблюдая за Орико, чтобы оценить ее реакцию. – Похоже, наши границы будут полностью запечатаны под страхом немедленного нападения.   – Им не хватит яиц, – пренебрежительно фыркнув, отмахнулась Айна. – А будь у них яйца, они бы напали на нас на нашей территории. Они напуганы.   Орико спокойно потягивала чай, действуя как всегда, как будто она все предвидела.   – Ну, после недавних событий это вполне ожидаемо, – сказала она.   Даже ни взгляда в сторону Юмы. Если Орико подозревала, что Юма видела произошедшее, она хорошо это скрывала. Ее приветствие Юме, когда она, наконец, вернулась, было многословным, а объяснение Юмы она приняла без каких-либо колебаний.   – Да-да, ожидалось, – сказала Айна, нетерпеливо начав неспешно расхаживать. – Ты всегда так говоришь. И, знаешь, мы все весьма задолжали тебе и твоему предвидению, но не думаю, что ты станешь винить нас за сомнения о том, насколько хороша ситуация.   Юма втянула воздух, оглядывая комнату, чтобы взглянуть на реакции остальных девушек. Кирика, прислонившаяся к резной деревянной панели на дальней стене, слегка напряглась, всего немного – на нее влияла обычная ее беспечность, но она вскинулась на брошенный Орико Айной вызов. На то же указывал и язык ее тела, ее правая рука за спиной постукивала по столику рядом с ней пальцами, что должны быть когтями. Кирика была довольна склонна к подобному тику, предполагавшему, что она крайне мало помнила о своей жизни до того, как получила силы волшебницы.   С памятью Кирики что-то произошло, так же как что-то произошло с памятью Юмы. Она была в этом уверена. И так же как дыра в памяти Юмы служила целям Орико, она была уверена, так же было и с забытым Кирикой. В конце концов, конечно, целям Орико служило наличие яростно верного телохранителя.   На другой стороне комнаты рядом с дверью в главную столовую перед стеклянным шкафом с различным фарфором Орико стояла в нейтральной позе Микуру. Она спокойно следила за разговором, не давая никакой явной реакции, но сам факт того, что она ничего не говорила про себя, выдавал, что она полностью сосредоточена на происходящем.   Посреди комнаты, перед маленьким журнальным столиком, за которым сидела Орико, медленно расхаживала Айна. По стандартам Айны, ее комментарии в адрес Орико были чрезвычайно сдержанными, но ясно было, что она намеревалась сказать. Помимо очевидного языка тела, Юма слышала, как другие жалуются на бесчисленное количество случаев, когда Орико удерживала информацию. Было неизбежно, что Айна открыто поднимет тему. По мнению Юмы, беспокойство Айны было вполне оправдано, но она не намеревалось в этом обсуждении открыто поддерживать ее сторону.   Сама Юма стояла рядом с Орико, держа в одной руке небольшую стопку бумаг. Она прекрасно понимала, насколько в данный момент она похожа была на секретаря Орико, но в этом и был смысл. Ей нужно было выглядеть насколько возможно верной и безобидной.   Наконец, за маленьким деревянным столиком сидела Орико, продолжая с безмятежным видом смотреть Айне в глаза, хотя она и прекратила пить. Из четырех девушек команды, Орико Юме было читать сложнее всего. Просто она всегда была так… спокойна.   – Это оправданное беспокойство, – сказала Орико. – И я вполне понимаю, что плохо отношусь к вам, не сообщая вам всего, что знаю, но я надеюсь, я смогу убедить вас, что это по веским причинам.   Орико на мгновение опустила взгляд на чашку, и на мгновение показалось, ей было неудобно.   – Простой факт в том, что в то время как мои видения о будущем чрезвычайно ценны, они также не идеальны. В частности, моя способность прочертить последствия собственных действий ограничена. Каждый раз, когда я прочерчиваю будущее, я узнаю новую информацию, и влияние этой информации на мои действия имеет непредсказуемые последствия. Мне приходится делать все возможное, чтобы оценить, какие действия приведут к лучшему будущему, но, как видите, мне крайне не хочется непредсказуемым образом тревожить систему. Это включает чрезвычайно непредсказуемые результаты передачи информации о будущем кому-то еще. Есть причина, по которой я делаю все возможное, чтобы мое поведение было вне зависимости от обстоятельств как можно последовательнее.   Она посмотрела на Айну нервирующим взглядом, от которого остыла даже известно пламенная Айна.   Орико отвернулась, подняла чашку и снова отпила из нее.   – Иронично, но чтобы я сама случайно не изменила хорошее будущее, мне необходимо очень осторожно прочерчивать будущее вновь, когда я уже увидела положительный исход. Чем хуже будущее я вижу, тем чаще я могу прочерчивать, потому что насколько хуже я могу сделать? Но как только я достигаю хорошего исхода, я вынуждена лишить себя лучшей своей силы. Только в бою я могу относительно безопасно использовать свое предвидение. Я могу безопасно вести этот разговор только потому, что я уже предвидела его. Вам просто придется довериться мне, что когда я проверяла в последний раз, будущее все еще было прекрасным.   – Но какое будущее? – спросила Микуру, шагнув вперед встать рядом со своей девушкой. – Ты сказала, что видела будущее без якудза, с уничтоженной преступностью. Ты сказала, что дашь нам силу осуществить это, силой всех волшебниц, и силу изменить мир. Где хоть что-то из этого? Как именно мы добьемся чего-то из этого, блокированные остальными командами волшебниц? Я ожидала, что мы уже будем ими править; вместо этого мы у них в плену!   Это была самая страстная из когда-либо виденных Юмой речей Микуру – что важнее, она впервые услышала, что именно Орико пообещала Микуру и Айне, и впервые услышала, как Орико описывает ограничения собственной силы.   Ей кое-что пришло в голову, кое-что сказанное ей той странствующей волшебницей Клариссой:   «Орико на самом деле не видит всего – она видит лишь то, что пытается увидеть».   Да… сейчас в этом комментарии было гораздо больше смысла. В то время Юма сочла это довольно блеклым ограничением – она лично видела, как Орико медитирует над будущим, и похоже было, что у Орико достаточно времени, чтобы окинуть своим разумом все возможности и все будущие события.   Но в течение прошлого года эти сессии становились все реже и реже, и Юма даже не была больше уверена, когда Орико в последний раз пыталась увидеть будущее.   Орико улыбнулась.   – Сожалею, что не могу сказать больше, – сказала она, – но вам придется поверить мне, что ваше будущее еще грядет. Все это. У нас будет сила это осуществить. Если бы только вы видели, что вижу я.   Если подразумеваемое Орико было правдой, что она нашла удовлетворяющее ее будущее, и если это будущее было обещано Микуру, это ужасно. Будущее, где Микуру и Орико обладают силой, которую они искали, пытая ту девушку, силой использовать магию других волшебниц, силу уничтожить якудза и преступность и изменить мир. От идеи кого-то вроде Микуру или Айны или Кирики с такой силой у нее сводило живот, пусть даже первой их целью была якудза.   Юма взглянула в восторженное лицо Орико, что только усилило ужас в сердце Юмы. Этот вид был чужд лицу Орико, или чьему угодно лицу, соответствуя лишь виду на лице Микуру, когда она убивала своих жертв.   Она снова вспомнила смерть своих родителей, и потребовалось почти все ее самообладание, чтобы не поперхнуться.   Они были ужасными родителями, даже куда ужаснее, чем она тогда понимала, но она не думала, что они заслужили такого. Что важнее, она могла представить цену позволения Южной группе заполучить искомую ими силу. Она поняла шаблон ужасных убийств, найденных ею в недавней истории Митакихары – заживо замороженные или поджаренные тела, так и не раскрытые полицией случаи. Все сходилось: убийства начались примерно пять лет назад и закончились за год до контракта Юмы.   Они были преступниками, мелкими бандитами или хуже. Но…   Юма осторожно огляделась, на кивнувших, наконец, Айну и Микуру, уступивших успокаивающим заверениям Орико, с, как она подозревала, значительной помощью магии Кирики, и узнала правду.   Южная группа стала тем, что они хотели уничтожить, и необходимо было уничтожить их самих. И если она не сможет жить без Орико, тогда ей придется уйти вместе с ними.   – Ты пыталась убить их! – перебила ВИ, глядя на Юму с по-новому шокированными глазами.   Юма взглянула в напряженные зеленые глаза своей ученицы, в изумрудной зелени одного из которых был выгравирован символ «I/O», тогда как в глубине другого была живая мягкость.   Она на мгновение впустила в сердце угрызения совести. Такая реакция делала ВИ слишком уж человечной, гораздо больше многих якобы из плоти и крови людей, человечнее даже самой Юмы после тех давних событий.   – В книгах по истории говорится совсем другое, не так ли? – через мгновение сказала Юма, закрыв глаза и сделав большой глоток из кружки кофе перед ней. – Будет больше; прибереги свои мысли напоследок.   Потребовалось много размышлений, много подготовки и много удачи, чтобы Юма разместила все по местам.   Первый шаг был в защите целостности своих мыслей. Если Орико или Кирика способны массово блокировать ее воспоминания, никто не скажет, на что они способны в плане мыслечтения. Орико уже научила ее защищаться от похожих на Танаку Юи, но ей нужно было больше, чем просто умение противостоять парапсихологии – ей нужно было суметь делать это без того, чтобы телепат об этом узнала, и в идеале делать так все время, чтобы ее не смогли застать врасплох. Даже во время сна.   Она хорошо понимала, что дальше по этому направлению параноидальных мыслей располагалось безумие, но считала это необходимым. К счастью, у нее было достаточно времени в одиночестве в лаборатории Орико, чтобы помедитировать и поработать над магией. Потребовалось несколько месяцев, но в итоге она справилась. Потребовалось выработать определенный стиль мышления, убеждаясь, что она всегда думает по крайней мере о двух вещах одновременно, и, когда одно из направлений мысли слишком деликатно, убеждаясь, что другое направление громче, мощнее.   Это была не столько активная телепатическая оборона, сколько отвлечение, играющее на ожиданиях мыслечтеца. Не было хорошего способа его протестировать, но она была уверена, что это сработает.   Также не было хорошего способа использовать его во сне, но она решила эту проблему, просто отказавшись от сна. Для волшебницы вроде нее это оказалось удивительно тривиальным усилием, едва она разобралась, как. Ответ был в том, чтобы просто не спать, а позже «исцелить» ущерб. Этим трюком она даже могла поделиться с Орико и остальными, заполучив немного доверия и аплодисментов группы.   Во всяком случае, это дало ей больше времени для работы.   Завершив это, необходимо было как можно лучше защититься от определенности предвидения Орико. Верно, что в нынешнее время Орико избегала глубокого зондирования будущего, очевидно уверенная, что временная линия на предпочтительном пути, и Юма приложила особые усилия, чтобы это изменить. Высок был шанс, что Орико уже предвидела план Юмы, так что Юме пришлось задействовать единственный источник неопределенности в видениях Орико – саму Орико. Любая утекшая информация потенциально могла сдвинуть временную линию, так что Юма держалась как можно ближе к своей онээ-тян, насколько осмеливаясь часто упоминая будущие события, вылавливая все возможное из тонких изменений языка тела, коротких фраз. Затем она как можно шире распространяла любую полученную ею информацию, небрежно роняя ее в разговорах с Кирикой и Микуру. Она могла лишь надеяться, что поднятая ею рябь достаточно собьет временную линию.   Это была самая рискованная часть ее стратегии. Она в любой момент могла переиграть и вызвать еще одну попытку чтения Орико будущего – и чем ближе было запланированное Юмой будущей, тем рискованнее. Даже если Юма вовсе ничего не сделает, Орико все равно может взглянуть – и все уничтожить.   У нее болела голова от простой попытки думать с точки зрения обратной причинности, но она могла сказать, что никак не может избежать такой вероятности. Она пристально следила за Орико и остальными, высматривая любой признак, что ее раскрыли. У нее был резервный план – эвакуироваться и просить милости у Сакуры Кёко и ее группы – и она неоднократно чуть не приступала к нему, ее слишком уж чувствительная паранойя преувеличивала даже мельчайшие совпадения.   Третья часть ее плана была самой простой. В то время как вполне возможно, что Юма сумеет неожиданным нападением убить одну из них, она никак не могла уничтожить их всех в одиночку. Ей нужно было больше силы, чем она могла извлечь из одного только своего самоцвета души и тела волшебницы.   Так что она начала создавать перегруженные кубы горя, осторожно пряча их в тайниках по всему городу, настолько скрытых и защищенных, насколько она могла обеспечить. Неизбежно, что некоторые из них исторгнут орды демонов, но это легко было списать на заурядное нападение. Когда придет время, она соберет сколько сможет из них за один проход по городу, подавляя их своей магией, после чего бросит их все за раз на Южную группу, когда они будут отвлечены охотой. При необходимости она нападет сама, но она надеялась избежать этого, наблюдая с расстояния.   Наконец, настал день, долгожданный и давно пугающий.   Горсть кубов горя, прижатых к телу Юмы, казалась – ну, не теплой, но неуютно присутствующей, оказывая постоянное, неослабевающее давление на ее разум, как фантомная конечность, что всегда без облегчения зудела.   Ей требовалось почти столько же внимания, чтобы не дать слишком уж концентрированному горю выплеснуться наружу и неизбежно породить демонов. Она множество раз практиковалась, пока не была уверена, что справится с таким числом за раз, но ничто не могло подготовить ее к налагаемому этим на нее суммарному иссушению. Она могла лишь надеяться, что сумеет добраться до своей цели достаточно быстро и без обнаружения.   С каждый шагом она беспокоилась и мучилась о своем решении, о планировании, об исполнении и даже о том, возьмется ли она вообще это делать. Однако сейчас, когда она, наконец, у цели, она вдруг стала необъяснимо безмятежной. Жребий уже брошен, и будь что будет. Она даже подготовилась к собственному провалу и захвату – одно из преимуществ упакованной в самоцвет чьей-то души было в том, что с этим прекращение чьего-то существования было удобно… ну, проще осуществить.   У нее храбрость уже умершей, подумала она. Той, кто уже должна быть мертва, и которая ожидает скорой смерти.   Она прыгала по крышам, целясь на вспышки магии, указывающие, что остальная Южная группа сражается с крупной ордой демонов, при этом даже не обращая внимания на бесконечно льющийся с неба дождь, равно впитывающийся в кожу, костюм и бетон.   Сегодня была подходящее время для попытки того, что она называла собственным проектом. Все четыре члена команды ушли охотится на необычайно крупную орду, достаточно крупную, чтобы Орико запросила помощи всех кроме Юмы. Порождение демонов располагалось довольно глубоко внутри их территории, достаточно глубоко, чтобы вряд ли вмешались другие команды волшебниц, но в то же время достаточно близко к границе, чтобы они сумели вмешаться, если поймут, что порождение демонов действует бесконтрольно. Наконец, порождение демонов произошло в промышленном районе, а не в жилом, так что Юма могла относительно свободно призвать огромное число демонов, не беспокоясь, что ненароком убьет невинных прохожих – хотя неизбежно было, что она подвергнет опасности по крайней мере нескольких.   Столь же важно, что Юма не могла больше ждать, когда приготовления были завершены. Каждый прошедший день увеличивал риск, что Орико обнаружит сдвиг временной линии и примется его гасить. Юма никак не могла заявить, что понимает тонкости предвидения Орико, но из немного ей известного, внутренняя обратная причинность значила, что есть только два возможных исхода – либо Орико не заметила, и Юма преуспеет, либо Орико заметила, и все закончится еще до начала.   Мозг сворачивался, последствия прямой и обратной логики были одинаковы – чем раньше она будет действовать, тем лучше.   Так что она напряглась, наполнила свой разум магически наведенным спокойствием и отправилась в штормовую ночь забирать кубы горя из осторожно распределенных по всему городу тайников.   Она выдохнула, почувствовав проскочившую через ее душу яркую вспышку магии Хинаты Айны. Она не могла атаковать напрямую – Орико обнаружит это задолго до того, как это произойдет. Единственной возможной атакой была хитрость – сбросить перегруженные кубы горя в отдаленных местах, чтобы они проявились только яростной, свежей ордой демонов. Орико будет ее ожидать, но следы Юмы не сразу станут заметны, если она будет держаться сокрытой в стороне.   Остальное зависело от того, насколько хорошо она сможет исполнить план.   Хината Айна отделилась от остальных в попытке отрезать часть порождения демонов, как всегда уверенная в собственных способностях и способности предвидения Орико ожидать любую угрозу. Небольшая удача: Айна уже напрягала свой самоцвет души, выходя за пределы, чтобы закончить свою часть миазмы. Юма чувствовала, как сигнал Айны пульсирует от усилий. Только настоящий ветеран осмелилась бы на такой маневр, уверенная в том, что не появится никаких новых демонов.   Юма приземлилась на фонарный столб, сбросив на улицу внизу первую горсть кубов горя. Один слабый толчок – и вот, они активизировались.   Она запрыгнула на соседнюю крышу и продолжила, даже не оглядываясь на массивную миазму, появление которой она почти сразу почувствовала за своей спиной. Эта группа, несомненно, направится к Хинате Айне, притягиваемая необходимостью поддержать уже нападающих на Айну демонов.   «Хината-сан! – услышала Юма крик Орико по незащищенной дальней телепатии. – Рядом с тобой очень скоро будет огромная орда демонов. Думаю, в течение тридцати секунд. Немедленно возвращайся».   «Что? – ответила Айна. – Я сейчас немного занята, если ты не понимаешь! Я останусь здесь. Лучше вы идите ко мне».   «Постараемся, – ответила Орико. – С миазмой что-то не так. Она слишком мощна».   «Почему же ты не заметила?» – резко спросила Айна.   Юма насколько возможно приглушила разговор, хотя и позволила ему остаться на краю сознания. Она не могла полностью его проигнорировать, потому что слишком высок был шанс, что в нем будет жизненно важная для ее проекта информация, но ей не очень-то хотелось слушать растерянные или бедственные реакции ее бывших сокомандиц. Лишь злорадствующему от их гибели могло понравится что-то подобное.   Через некоторое время она достигла места, которое сочла подходящим, чтобы отделить Айну от остальной группы. Несколько размещенных здесь кубов горя породят огромную концентрацию демонов, что полностью предотвратит усиление Айны остальными. Ей только нужно…   Она застыла на месте, заметив бредущего по улице тощего мужчину.   Под дождем? В такой час? Практически посреди атаки демонов?   На долгий, мучительный момент Юма заколебалась, чувствуя, как медленно приближаются сигналы самоцветов души Орико и остальных. Она уже месяцами тренировалась скрывать сигнал своего самоцвета души, от демонов и от волшебниц, но чем дольше она здесь стояла, тем больше она искушала судьбу.   Она сбросила груз, влиянием своей магии призвав пассивно находящихся внутри него демонов. Она слишком много вложила, чтобы менять сейчас свои планы, и не имеет никакого значения, видит или нет она потенциальных жертв своих действий – конечно, в зоне ее нападения наверняка будет далеко не один дежурный охранник, возможно не меньше десятка.   Она продолжила, испытывая вину за ощутимое облегчение, что ей больше не нужно держать под контролем все эти кубы горя.   «Черт возьми! Откуда они все взялись?» – сказала Кирика, прежде чем выругаться куда более красочно, чем Юма считала возможным.   «Мы идем! – подумала Микуру. – Просто держись!»   Юма почти чувствовала отчаяние в сообщении Микуру.   Продолжая двигаться среди крыш, она взвешивала свои варианты. Она ожидала, что ситуация предоставит ей возможности, которыми она сможет быстро воспользоваться, но она не ожидала, что ей настолько повезет. Однако теперь перед ней было два различных пути. Она могла надеяться, что отчаяние уведет Микуру и оттолкнет ее подальше от Орико и Кирики, и она уже начала это и воспользуется этим, чтобы кубами горя отрезать и ее – или она могла предпринять более активный подход, воспользоваться припасенной на такой случай хитростью.   Она решила, что действовать лучше чем реагировать, особенно когда она могла использовать это, чтобы значительно усилить вызванный ею уровень искажений временной линии. Забавно, что эти соображения о причинности были гораздо важнее всего остального.   Значит, для выполнения следующих шагов потребуется тонкость.   Она подобралась насколько осмелилась близко к Микуру, Кирике и Орико, остановившись за вентиляционной турбиной на вершине ближайшего фабричного здания. Весьма пригодилась ее практика в поддержании магической скрытности – миазма здесь была довольно плотной, но демоны не смогли ее заметить, и теперь она была достаточно близко, чтобы даже увидеть трех девушек, с отчаянной эффективностью прорывающихся через демонов, не в состоянии продвигаться достаточно быстро, чтобы добраться до Айны.   Юма почувствовала вторгшийся в сердце прилив эмоций, вызванный увиденным на лице Микуру выражением подлинного страдания.   «Спокойнее, – подумала она. – Не сейчас».   Через мгновение она почувствовала, как он гаснет раздавленный вуалью онемения. До этого момента она не понимала, насколько она опирается на костыль магии разума, чтобы сохранять сосредоточение. Очевидно, это неустойчиво – но устойчивость и не была нужна. Ей просто нужно было покончить с этим, а затем она сможет позволить эмоциям забрать ее во тьму.   Юма позволила себе роскошь одного вздоха, после чего открыла частный телепатический канал с Микуру.   «Микуру! – подумала она, надеясь, что направляет свои страдания в достаточно приемлемое притворство. – Я рада, что успела вовремя. Я должна предупредить тебя об Орико!»   Микуру была слишком дисциплинирована и слишком занята в бою, чтобы пытаться оглянуться в поисках Юмы. Вместо этого девушка в синей броне увернулась от лазера демона, затормозила об стену здания и швырнула сосульку прямо в глаза одного из приближающихся чудовищ.   Но их было больше, гораздо больше.   «О чем ты говоришь? – напряженным мысленным голосом подумала в ответ Микуру. – Где ты? Я не знаю, что ты здесь делаешь, но ты нужна нам!»   Как Юма и надеялась, Микуру продолжила разговор в частном канале, вместо того чтобы передать его группе, как было бы полезнее.   «Я не могу до тебя добраться! – подумала Юма. – Но вот что! Я нашла свидетельства на компьютере Орико. Она заключила сделку с другими командами. Запланированное будущее не включает вас двоих. Думаю, она подразумевает, что ты погибнешь здесь».   Это была наглая полуправда, что половину своей силы извлекала из мрачных последствий, выведенных Юмой из некоторых завуалированных высказываний Орико, а остальную из подслушанных Юмой разговоров между Микуру и Айной.   Юма увидела, как Микуру дернулась на середине удара, сейчас достаточно далеко от Кирики и Орико, которые явно не решались рвануть сквозь демонов в отчаянном темпе Микуру. Она приготовилась к тому, что Микуру начнет открыто расспрашивать Орико, надеясь, что девушка не осознает несоответствия между подразумеваемым Юмой застреванием позади демонов и тем, что магию Юмы не было видно.   Вместо этого в их мыслепространство вторгся другой телепатический голос.   «Микуру! Орико! Простите. Я больше не продержусь. Мой самоцвет души почти угас. Я не выберусь вовремя. Постараюсь сделать, что смогу».   «Нет, подожди…» – бесплодно начала Микуру.   Ее прервало ослепительное ярко-красное сияние в двух кварталах оттуда, достаточно яркое, чтобы ослепить Юме глаза, достаточно яркое, чтобы на краткое мгновение заставить облака и ночь выглядеть неуместными.   Оно устремилось вверх, казалось, прожигая дыру в самом небе, огонь закрутился в казавшийся почти живым вихрь, невосприимчивый к даже сейчас продолжающему идти дождю. Юма вздрогнула, внезапно осознав, что дождь и в самом деле перестал идти.   Она почувствовала, как ветер сменил направление и набрал силу, направившись к пламени, и снова ощутила бьющий ее по спине дождь, притянутый поднимающимся перегретым столбом воздуха с расстояния в несколько кварталов. Забавно, что миазма могла вымарать такую часть мира, но не в силах была повлиять на дождь.   Даже демоны вокруг остановились, повернувшись взглянуть на вихрь.   «Нет!» – мучительно вскрикнула Микуру, когда Юма заставила себя отвернуться.   «Помните меня, – подумала Айна настолько тоскливо, что почти показалась совершенно другим человеком. – Это все, чего я всегда хотела. Последний дар».   Позади нее прозвучал сокрушительный удар, и ударившая ее в спину сила взрыва чуть не отбросила ее – волшебницу! – на землю.   Когда Юма снова открыла глаза, красное свечение все еще пронизывало окружающий мир. Взглянув вверх, она увидела, что прорвало даже тучи, разбросанные по сторонам мощью взрыва, открыв в небе звезды и луну.   Она повернулась, наполовину ожидая увидеть посреди Митакихары кратер, но вместо этого демоны во всем квартале исчезли вместе с миазмой. Здания вокруг все еще стояли, безмятежно неповрежденные, защищенные загадкой миазмы и маскарадом. В лунном свете они выглядели четко и ясно.   Через мгновение облака вновь сомкнулись, заново начался дождь, и миазма восстановилась, вернув округу в сноподобное, сюрреалистичное состояние. Юма поняла, что если не поспешит с действиями, районы Айны послужит остальным свободной дорогой к бегству   – Ты сука! – закричала Микуру, притягивая внимание Юмы обратно к драме внизу.   Волшебница в ледяной броне с неизмеримой яростью уставилась на Орико, с земли позади нее с грохотом поднялась полусфера льда, на некоторое время блокируя атаки перенацелившихся демонов.   – Что ты делаешь? – с подлинным шоком спросила Орико, поднимая перед собой для защиты парящие сферы, которые она использовала как оружие. Кирика уже сменила позицию, угрожающе повернувшись лицом к Микуру, выпустив когти. Несмотря на это, она выдавала свое беспокойство, оглядываясь на все еще надвигающихся на них демонов. Это был кошмар, оказаться вынужденной столкнуться с пораженной горем бывшей сокомандицей посреди порождения демонов.   Глаза Орико на мгновение расфокусировались, даже не замечая взгляда Микуру, и Юма поняла, что она зондирует будущее, лишь чуть глубже обычного ее боевого сосредоточения.   – Ах, понимаю, – сказала Орико голосом просвещенного человека. – Меня одурачили.   Затем она повернула голову, взглянув на крышу фабрики, прямо туда, где Юма втянула голову в укрытие, избегая обнаружения. Хотя Юма знала, что уже не важно, заметит ее Орико или нет. Она знала.   Хотя Орико не казалась обеспокоенной, и Юма ощутила вонзившийся ей в сердце ледяной усик страха.   «Что мне делать? – наконец, подумала она, рухнув на крыше на колени. – Я…»   Хотя ее прервал всплеск магии рядом, достаточно мощный, чтобы она вздрогнула, ожидая немедленной атаки, прежде чем снова высунуть голову и взглянуть, что происходит.   – Дерьмо! – услышала она Кирику, и мгновение не могла понять, на что была потрачена замеченная ею магия. Все, что она видела, это что Кирика призвала свою ауру замедления времени, накрывшую округу зловещим черным магическим покровом. Под ним Микуру совершенно неподвижно стояла за стеной льда, сложив вместе руки, даже не пытаясь двигаться. Юме сложно было понять, что встревожило Кирику.   Через мгновение она снова почувствовала, как сдвинулся воздух, угрожая сорвать ее, и настолько холодный, что ей показалось, ее кожа замерзнет на месте.   Затем черный покров магии Кирики замерцал, пошел волнами – и застыл ледяной сферой, окрашенной жутким синеватым свечением магии Микуру.   «Дождь!» – поняла Юма. С замедленным временем вода копилась на границе магической ауры Кирики, и Микуру знала, что Кирика инстинктивно накладывает ауру при защите.   Она обратилась гробницей, в которой Микуру поймала Кирику и Орико. Но что она?..   В темноте ей потребовалось мгновение, чтобы всмотреться через мерцающий лед и через портящие прозрачность даже самой чистой дождевой воды примеси. Несмотря на зрение волшебницы, ей едва удалось разглядеть, что происходит, даже с учетом помощи синего мерцания магии Микуру.   Она увидела Кирику с когтями наготове на середине рывка вперед в попытке добраться до Микуру, но замороженную посреди действия во льду. Юма представляла, как это получилось – низкая температура, вода уже в воздухе, в сочетании с призванным магией Микуру льдом. Их объединение, неожиданность и физически блокирующая ледяная стена Микуру, не позволили Кирике вовремя это предотвратить. Лучшим ходом для Кирики вместо этого было бы сбежать – но это просто было не в ее характере.   Хотя почему Микуру заморозила себя? Возможно, у нее просто не было способа исполнить это без использования водяного покрова Кирики, или возможно ее это просто не волновало. Юма, по крайней мере, могла этому посочувствовать.   Через мгновение Юма увидела, что синее свечение льда погасло, и почувствовала, как с ее мысленного радара исчез самоцвет души Микуру. Затем она поняла, что Микуру, должно быть, последним подвигом выжгла всю свою силу.   Пока она смотрела, девушка в синем исчезла, растворившись в пустоте, вместе с большей частью призванного ею льда, хотя внешняя оболочка по-прежнему осталась нетронутой. Через мгновение висящая в воздухе Кирика упала на землю и – как сброшенная с пьедестала статуя – разлетелась на куски.   Юма поморщилась, чувствуя, как нарастает использование самоцвета души Кирики. Она не была уверена, сумела бы даже она исцелить ущерб – вызванное полной заморозкой массивное повреждение, разрыв клеточных мембран, кровеносные сосуды…   Она прижала руку ко рту, едва успев подавить желание сблевать, когда ее накрыла волна тошноты. Почему она прекратила думать об этом? Глупо.   Но что насчет Орико? Ее самоцвет души еще был активен, но Юма не видела ее.   Ее взгляд притянуло к дальнему концу ледяной оболочки, где лед был необычайно мутным – настолько мутным, что Юма не видела сквозь него или что внутри.   Как по сигналу, прозвучал громкий треск, когда оправившиеся демоны напали на, казалось, единственную выжившую волшебницу, белыми лучами прожигая начавшую ломаться ледяную оболочку.   А затем, через мгновение, лед почти взрывным образом раскололся, Орико в ауре чистой белой магии прыгнула прямо вверх, для защиты окруженная металлическими сферами.   «Как она это пережила?» – ошеломленно подумала Юма.   Юма вытащила оставшиеся у нее пакеты кубов горя, все три. На данный момент не было никаких причин приберегать их. Сейчас их присутствие только вытягивало из нее магию.   Она сбросила все три пакета с края здания, заставив их рассыпаться, и сбежала.   Орико никак не сможет выжить с таким числом демонов, даже с предвидением, подумала она. Не без прикрытия. Все, что нужно было Юме, это покинуть район…   Она остановилась всего в квартале от того, где была.   Куда ей идти? Разве не планировалось, что это будет конец? В таком случае, какой смысл уходить?   Она взглянула на свою руку в перчатке, на декорированный молот, который был ее оружием. Ее зрение размылось, и она почувствовала, как отпускает железную хватку, которой она удерживала свои мысли и эмоции. Наконец-то все…   «Даже не собираешься посмотреть? – подумала Орико, голос ее онээ-тян просочился в ее разум. – В конце концов, ты вложила в это немало усилий. Даже не в состоянии увидеть свою работу? Не такую девочку я учила».   Юма крепче сжала молот, прикусив губу.   Рациональная часть ее разума знала, что ей манипулируют, но она уже не была главной. Она не могла смотреть, но не могла она и не смотреть.   Через мгновение она развернулась и направилась обратно к Орико. Часть ее подталкивала отпустить хватку на магических выбросах, позволив демонам вокруг ощутить ее и дать ей с чем сразиться, но ей пока хватало здравомыслия, чтобы понять, что Орико еще не мертва, и ей нужно подождать, всего немного.   Что она делает? Со смертью ее родителей Орико и ее особняк стали единственным известным ей миром, полным еды, света и книг. Почему она его уничтожает?   Она проглотила ноющую мысль, приземлившись на край крыши и выглянув из-за него в сторону самоцвета души Орико. Взгляд ей перекрыло еще одно здание, но она видела формирующийся круг демонов, и знала, что Орико, с сосредоточением на защитной магии, не вырвется.   Юма долго всматривалась, слыша звенящее в ушах собственное дыхание. Так это все? Казалось… столь пустым.   Наконец, она выпрямилась, позволив яркому запаху своей магии засиять на фоне темных ветров миазмы, и почувствовала обратившееся к ней внимание части демонов. Она не вполне понимала, что делает.   Самоцвет души Орико стремительно тускнел.   Юма закричала, выпуская всю свою ярость, ненависть, страх и разочарование, что таились в ее душе. Она уже месяцами была не в состоянии выпустить истинные свои мысли, всегда настороже, все время без сна, всегда боясь, что ее собственный самоцвет души может выдать истинные ее эмоции. Она даже не могла выплеснуть свои эмоции, выйдя охотиться на демонов, пока остальная ее команда предоставляла ей кубы горя в обмен на помощь с некоторыми проектами Орико.   Орико. Онээ-тян. Кукловод.   Когда она нырнула вниз к огромной орде демонов, она подумала о том, что даже не солгала Микуру. То, как Орико говорила о будущем, ясно дало Юме понять, что, намеренно или нет, Орико не ожидала, что Микуру или Айна доживут увидеть его.   Падая, она почувствовала, как резко возрос вес ее молота. Это не увеличит то, насколько быстро она упадет, но обеспечит при ее приземлении катастрофический удар.   Она держала глаза открытыми, когда врезалась в землю, глядя, как зеленая ударная волна ее магии выплеснулась наружу, разрывая на куски равно землю, здания и демонов. Среди перевернутой почвы и разбитого асфальта растворялись сломанные тела погибших демонов, оставляя на земле кубы горя. Миазма вокруг нее ослабла, пусть и немного, и она знала, что сделала вмятину.   Остальные демоны вокруг начали поворачиваться к ней, поняв, что большей угрозой была не почти сломленная окруженная ими волшебница, но эта новоприбывшая, чья сила была свежа, и чья душа – ну, пусть и не вполне незапятнанная, по крайней мере, не полностью черная.   Юма постоянно была в движении, не давая им ни шанса отреагировать или прижать ее к месту. Она перепрыгивала от группы к группе, разнузданно размахивая молотом, убавляя, добавляя, и снова убавляя массу, обильной магией немедленно исцеляя любые полученные раны, совсем как учила ее Орико. Юма была гораздо ценнее как целительница, чем в бою, но когда она участвовала в бою, самым эффективным стилем был берсерк. Ей это всегда казалось ироничным, но в данный момент это выглядело вполне уместным.   Она сражалась достаточно эффективно, чтобы даже суметь наконец остановиться, тяжело дыша и чувствуя, как начинает напрягаться самоцвет души. Все враги поблизости были мертвы, оставив ее в широко раскрытом глазу настоящей бури демонов, что в любой момент угрожали приблизиться к ней.   Волоча молот по земле, она шагом направилась к своей цели. Она знала, что ее действия были безумием, но по какой-то причине это казалось вполне естественным, как будто кульминацией всего, над чем она работала.   Она нашла Орико лежащей навзничь в переулке, где она пала, когда Юма нырнула с крыши. Ее костюм впитывал все растущую лужу крови, и по углу ее конечностей ясно было, что она не в состоянии сделать что-то еще, кроме как лежать там и пытаться исцелиться.   Хотя все равно поразительно было, что при приближении Юмы Орико не предприняла никакой попытки двинуться.   «Я все еще могу исцелить ее», – подумала Юма.   Это потребует значительной части еще оставшейся у нее силы, но она справится. Часть ее все еще хотела этого.   – Даже не думай исцелять меня, – сказала Орико, холодно глядя на Юму, напугав ее силой своего голоса. – Это не спасет нас от всех этих демонов. Тебе лучше будет придержать силу для себя. В конце концов, ты справилась – я вынуждена настоять, чтобы ты увидела все до конца.   Мгновение Юма просто стояла, глядя на свою наставницу. Что же в сказано Орико так сильно ее беспокоило? Подразумеваемая насмешка? Или тот факт, что даже сейчас Орико по-прежнему говорила ей беречь силу?   Наконец, она рухнула на колени рядом с Орико, схватив девушку за воротник.   – Почему? – потребовала она, задавая тот вопрос, ответа на который она не знала. – Почему я? Что во мне такого особенного?   Ее онээ-тян рассмеялась, со всей радостью и очарованием, за которые любила ее Юма.   – Разве тебе нужно спрашивать? – с блеском в глазах сказала Орико. – Оглянись! Взгляни, что ты сделала! Кто еще справился бы лучше?   – Что ты имеешь в виду? – стиснула зубы Юма.   – Скажи мне, тебе понравилось? – спросила Орико. – Разделить нас, обратить нас друг против друга, организовать все себе на пользу? Взгляни на себя! Ты воистину научилась всему, чему я тебя учила. Никто более не смог бы уничтожить нас. Никто.   – Ты хочешь сказать…   – О, не тряси меня так сильно, дитя, – одной рукой схватила Орико Юму за запястье. – Знаешь, у меня шея сломана. Будь я человеком, ты бы убила меня, так дергая мою голову. Если не возражаешь, я бы предпочла еще немного задержаться здесь.   Глаза Орико расфокусировались, начав вглядываться вдаль, разглядывая бесконечную бездну будущего.   – Для кого-то вроде меня, одаренной предвидением, угнетающе быть неспособной предсказать собственное будущее, – прошептала Орико, с нечеловеческой силой схватив Юму за руку. – Но именно так оно сейчас и есть. Я должна быть способна увидеть, но я не могу. Ни сейчас, ни когда-либо. Я не вижу ничего за вечной завесой. Я не знаю, что произойдет со мной после моей смерти. Может ли там ничего не быть?   Хватка Орико ослабла.   – Я надеялась, что, может быть, в самом конце, тьма приподнимется, пусть и немного, – слабо улыбнулась она. – Но похоже что нет.   Юма почувствовала стекающую по ее щекам влагу и поняла, что это не дождь.   Орико потянулась к щеке Юмы и смахнула слезы своим рукавом, тем, что был чист от крови.   «О, дитя, – подумала она. – Ты считала нас монстрами, но ты ничем не отличаешься от нас. Я всегда буду любить тебя, мой собственный маленький монстр, несмотря на все, что я с тобой сделала, а ты сделала со мной».   Долгая пауза.   «Но, может быть, ты лучше нас, – подумала Орико. – В конце концов, мне все еще придется помочь тебе с этим последним шагом».   Орико подняла другую руку, на ладони которой был самоцвет души, некогда лучезарно белый, но сейчас почти – но не вполне – непроницаемо черный.   Прежде чем Юма успела среагировать, окровавленная рука сжалась, сомкнувшись на самоцвете души, осколки души Орико взрывообразно разлетелись, напомнив Юме о всех кошмарах, в которых Орико убивала пытаемую ею девушку.   А затем все закончилось, и остались лишь лежащая в луже собственной крови мертвая девушка-подросток и еще одна, с опустевшим сердцем сидящая рядом с ней на коленях.   – Так ты убила их, – сказала ВИ, одним неестественно светящимся зеленым глазом глядя в свой напиток. Казалось, она была уже не столько шокирована, сколько оглушена, как будто бы ее шокировало слишком многим за раз.   – Да, – сказала Юма, – хотя я и по сей день не знаю, хотела ли Орико, чтобы я убила их, или она даже спланировала, что это произойдет. Конечно, не похоже было, чтобы она разочаровалась во мне.   – И в самом конце она определенно сказала, что ты выживешь, – сказала Мами, потягивая чай. – Вероятно, именно поэтому она сказала тебе беречь силу.   Юма взглянула в собственный напиток. Подобные откровения Мами, как правило, воспринимала не слишком хорошо, но это для нее в данный момент было новостями несколькостолетней давности, даже если Юма ранее не делилась своими воспоминаниями в таких деталях. Мами справлялась лучше, когда у нее было время обдумать, но первоначальный шок…   Юма вздохнула.   – Было очень хорошо, что все вы смогли доверять мне, даже когда я рассказала вам о произошедшем. Я очень, очень долго боялась, что вы не станете. Никому не нравится девушка, вот так способная обратиться против своей команды.   – У тебя были смягчающие обстоятельства, – сказала Мами, пристально глядя на Юму поверх своей чашки чая. – Не могу сказать, что против кого-то вроде Орико я бы не поступила так же, хотя я не думаю, что я справилась бы с этим так же как ты. Ты оказала всем большую услугу.   Мами моргнула и поставила чай, похоже, закончив свою речь.   «Никто сделавший то, что сделала она, не заслуживает жить, Юма, – подумала Мами, не меняя выражения лица. – Не имеет значения, тебе ли пришлось обеспечить справедливость, или как ты этого достигла. Есть разница между тем, кто начинает, и тем, кто заканчивает».   Юма внутренне вздохнула. Если бы только Мами все видела так… Хотя она не могла. Никто не мог. Даже Юма не могла так все время.   Что ей сказать? Что для нее убийство Орико и остальных было бы как для Мами убийство Саяки и остальных? Это не то же самое, и она это знала. Что вообще дадут эти слова?   «Она несправедлива, – подумала ВИ, передавая мысль на корковые имплантаты Юмы. – Тебя это беспокоит, но я понимаю».   Юма взглянула на свою протеже, или дочь, или кем она была, и увидела встретившую ее взгляд ИИ.   «Однажды тебе может потребоваться удерживать свою позицию без меня, – подумала Юма. – Когда это произойдет, ты будешь более готова. И тебе не придется учиться трудным путем».   «Я понимаю, – подумала ВИ. – Наверное».   Рёко ахнула, наконец, пробудившись от сна внутри сна. Чаша перед ней вновь была наполнена спокойной стоячей водой.   – Огонь и лед, – сказал голос Богини. – Подобно этой чаше воды, сама жизнь всегда танцует на грани между чрезмерной жарой и чрезмерным холодом. Грядет кризис. В оригинальном английском кризисом когда-то называли время великой важности, способное многое изменить, к лучшему или к худшему. Как и должно быть. Но я полагаю, тебе теперь пора возвращаться в тело.   «Подождите!» – подумала Рёко, но слова умерли не родившись у нее на губах, когда вода перед ней закипела…
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.