К звездам

  Изучающие тему давно подозревают, что самоцветы души являются оскорблением истинной природы душ, изначально нестабильной кристаллизацией непрерывной жидкости, которая однажды неизбежно рассеется. Полная эмоциональной спешки человеческого контракта, душа в момент желания восстает против существующего порядка вещей, ломая саму реальность и запечатываясь от несправедливого мира.   Но энергию такого восстания невозможно хранить вечно, и с момента контракта душа неизбежно чернеет, восстанавливаясь лишь на устойчивой диете из кубов горя, подпитываясь накопленной болью наших не заключивших контракт собратьев.   Тогда вполне естественно, что в конце жизни волшебницы, когда иссякает энергия или раскалывается самоцвет, душа рассеивается, возвращаясь в непрерывный эфир, из которого все мы возникли.   Привлекательная история, но для меня в ней никогда не было смысла. Есть ряд противоречащих наблюдений, которые можно – и необходимо – упомянуть, важнейшим из которых является исчезновение самоцвета души. Механика стандартной теории предполагает, что итоговый отказ самоцвета души, разрушение самого самоцвета, должен выпустить огромное количество энергии, как можно было бы ожидать после неизбежного падения нестабильного состояния. Это финальное рассеивание должно казаться почти облегчением, вроде возвращения души в более естественное состояния.   Конечно, ничего подобного. Процесс невероятно болезненен, но заканчивается без высвобождения какой-либо энергии, и этот результат даже инкубаторы считают интригующим.   Мы с моим партнером по исследованиям считаем это неудовлетворительным. В теории слишком много смысла, чтобы все заканчивалось такой антикульминацией. Мы считаем, что должна быть какая-то другая сила, препятствующая проявлению энергии фазового перехода, либо собирающая, либо обнуляющая энергию. Но какая?   Инкубаторы – единственные кандидаты, но их возражения по этому вопросу выглядят вполне законно недовольными, чтобы поддерживать такую ложь. Как по мне, комментарий, что если они и правда собирают эту дополнительную энергию, они бы не стали этого отрицать, кажется истинным. В конце концов, что между друзьями значит немного энергии под конец жизни?   Для дальнейшего понимания мы обратились к опросам засвидетельствовавших такую форму смерти. Хоть это и деликатная задача, она оказалась плодотворной, особенно в сочетании с некоторыми наблюдениями, оставленными в неэтично полученных исследовательских записях Микуни Орико. Данные оставляют заметное ощущение, что разрушение самоцвета души не столько возвращение души в более естественную форму, сколько в истинном смысле фазовый переход. Энергия разрушенного самоцвета не теряется, но вместо этого содержится в новой, более стабильной и могущественной форме.   Здесь работает какая-то другая сила, и если ее действия истощают магию волшебниц, что по праву должна принадлежать им, в интересах как людей, так и инкубаторов, узнать, что или кто это…   — Акияма Акари, официальные исследовательские записи.   С перспективой времени, полагаю, я начинаю лучше понимать инкубаторов, пусть и немного.   Знаю, смешное заявление, от кого-то вроде меня, говорить о перспективе времени для расы, для которой несколько столетий меньше мгновения ока, но я полагаю, что это все равно правда.   Раса, старая превыше воображения, продержавшаяся столь долго, потому что освоила искусство долгосрочной стабильности. Им ничто не угрожает, их ничто даже не беспокоит, помимо того, что они не могут овладеть энтропией.   Старая, дряхлая раса, что не в состоянии достичь необходимой перспективы и узреть собственные недостатки или узнать, что их собственное превознесенное единство и здравомыслие и есть источник их проблем. Нужна космическая перспектива, чтобы знать лучше…   — Акеми Хомура, отредактированная цитата из «Акеми Хомура, официальная биография» (для внутреннего использования МСЁ), 2405. Секретные материалы МСЁ доступны для просмотра только с одобрения Комитета руководства.   Азраил Масланка помнила облака и небеса родного мира, за годы до того, как ее народ уничтожил сам себя. В то время жизнь была полна обещаний, а тепло солнца на крыльях казалось благосклонностью доброжелательного божества.   Она вздохнула, дернув под скрывающей спину курткой спинными выступами. Она проглотила еще одну волну клаустрофобии, вернувшись в реальность, вспомнив, что на самом деле находилась она внутри крошечной запертой в астероиде научной станции, с коридорами, где она даже не могла полностью расправить крылья.   «Что это вообще дает? – злобно подумала она. – Я полагала, мой психологический файл ясно указывает, что я ненавижу находиться в подобных замкнутых пространствах. Конечно, я получу большую комнату, но это хуже, чем на большинстве кораблей».   Хотя она знала, что просто ворчит. Когда глава Генерального штаба вызывает тебя отправиться на удаленную секретную базу, ты идешь, так как это должно быть важно. Кроме того, все не так плохо: как выяснилось, здесь также находились Сидзуки Рёко и Накихара Асами.   По сути, якобы поэтому она и была здесь – она должна была помочь подготовить их к их следующей миссии, хотя она искренне сомневалась, что это настоящая причина.   Она сочла, что это, по меньшей мере, дает ей возможность еще больше смутить себя из-за влечения к кому-то в менее чем половину ее возраста.   «Уж лучше, чем Сакура Кёко», – фыркнула она.   Она снова вздохнула, попытка пошутить ничуть не улучшила ее настроения.   «Ну, неважно», – подумала она.  Она проходила и через худшее, чем простая стесненность, и видела такое, по сравнению с чем ее детский опыт казался банальным. Она сможет выдержать короткую встречу с самой Томоэ Мами, особенно если наконец-то выйдет на курс к другой миссии.   Так она говорила себе, но все еще так увлечена была темой пространства, что первое, что она сделала, войдя в покои Мами, это огляделась, проверяя, сколько на этой научной станции достается пространства фельдмаршалу.   Как оказалось, примерно столько же, сколько и ей. Все же, кто-то прочел ее психологический файл.   Лишь тогда она заметила, что программируемая стена была покрыта чем-то вроде картин исторических событий, рукописных заметок и известных изображений Акеми Хомуры. Затем она заметила, что как раз под этим кружила голограмма позирующих вместе ее и Хомуры, а рядом с ней рекламный снимок ее с Рёко.   Она невольно уставилась, так что Мами поспешно шагнула к ней.   – О, прости! Я не собиралась все так оставлять! Да, я знаю о тебе и Хомуре. Это было, э-э, частью моего расследования ее исчезновения.   Азраил моргнула, вдруг задумавшись, не пойдет ли речь о Хомуре. Когда-то давно кто-то приходил расспрашивать ее о Хомуре после ее исчезновения, но ей нечего было предложить. Конечно, так же как и сейчас.   – Ясно? – обратила она ответ в заявление. – Я немного удивлена, что эта встреча будет об этом.   – Не об этом. Во всяком случае, не напрямую, – сказала Мами, и Азраил впервые пришло в голову, что Томоэ Мами, которую до этого она лишь несколько раз встречала на официальных событиях, выглядела явно не в духе. Может, ей это казалось, но она была вполне уверена, что ее волосы были слегка растрепаны.   – Присаживайся, – сказала Мами, когда большой набор частей модульной мебели заторопился собраться, царапая пол, из-за чего Азраил всегда невольно бросало в дрожь. – Прости, что не подготовилась вовремя. Я была слишком занята.   Через мгновение Азраил села и попыталась расслабиться, пусть даже была уверена, что еще чувствует двигающийся под ней стул.   – Нет, все, э-э, в порядке, – постаралась она проявить вежливость.   – Закажу нам в синтезаторе чай, – сказала Мами, усевшись в только что появившемся перед ней кресле с другой стороны от стола. – Или ты предпочитаешь другой напиток?   – Чая достаточно.   Последовавшая тишина подавляла, и Азраил захотелось, чтобы хотя бы было что пожевать. Вместо этого она чувствовала, как нервно дергаются ее спинные выступы. Если и было, из-за чего завидовать обычным людям, так это тому, что их спины не передавали эмоциональные сигналы – даже скрытые под слоями одежды, они порой были очевидны, а облегающие одежды, что порой надевали ее люди, вовсе ничего не скрывали. Гораздо проще было бы просто оставить крылья надетыми.   Она вдруг поняла, что отвлеклась, и увидела, что Мами оперлась на стол со сцепленными перед ртом руками, с тревожащим видом разглядывая Азраил. Что происходило?   – Прости, что вызвала тебя сюда, – сказала Мами. – Знаю, это место тебе не подходит. Прими мои извинения.   Азраил покачала головой.   – В конце концов, это мой долг.   – Нет не совсем, – расцепила Мами руки и откинулась на спинку кресла. – Для этой поездки я назвала официальную причину, но это не настоящая причина. Я привела тебя сюда для личного одолжения.   – А? – почти невольно сказала Азраил. Она совсем не ожидала такого направления разговора.   В разговоре наступила еще одна пауза, когда появившийся дрон обслуживания поставил на стол их чай и печенье.   – Ты телепат, не так ли? – наконец, довольно прямо спросила Мами.   – Да, – сказала она, подавляя желание отвести взгляд.   – Ты никогда не работала напрямую на ОПЗ или Гильдию телепатов, верно?   – У меня никогда не было времени. Большую часть своей жизни я провела на обучении или на миссиях, – сказала Азраил. – Это было условием сделки, позволившей мне сохранить мои модификации. Хотя, конечно, я член Гильдии; все мы. Но не думаю, что после получения приветственного письма я когда-либо слышала что-то от них.   Строго говоря, она не знала, знает ли Мами правду о ней, но очевидно, это было довольно безопасным предположением.   Мами кивнула, одним глотком проглотив чашку чая.   «Неужели не обожгло?» – не удержалась от мысли Азраил.   – Акеми Хомура ничего не говорила тебе, перед тем как ушла? – спросила Мами. – Какие-либо специфичные инструкции, намеки на будущее, еще что-нибудь?   – Э-э, нет, точно нет. Полагаю, она навещала меня просто чтобы проявить дружелюбие.   У Азраил дернулся глаз, когда она ощутила определенные признаки кого-то пытающегося прозондировать ее мысли. Ей потребовалось лишь мгновение, чтобы понять, что это была сама Мами, несмотря на то, что Мами не считалась телепатом.   – Я не знаю, из-за чего вы так беспокоитесь, – искренне сказала Азраил, – но я не лгу. Если хотите, прочтите мои мысли.   – Как ожидалось, – с загадочным лицом и словами сказала Мами.   Азраил скрыла свое беспокойство из-за ситуации, медленно потягивая предложенный ей чай, некоторое время выдерживая продолженное Мами зондирование ее разума. Что именно могло потребовать такой проверки? Совсем не похоже было на Основательницу МСЁ, которую она ожидала по ее публичной персоне.   – Во всяком случае, для чего это? – спросила Азраил, когда уже не могла просто ждать. – Вы все еще пытаетесь оценить мою правдивость?   Мами закрыла глаза и положила руку на голову, на мгновение показавшись вымотавшейся.   – Я в крайней растерянности, – сказала Мами. – Существуют… я обнаружила свидетельства своего переформатирования. Я не знаю, кто это со мной сделал, но я вполне уверена, что чертов… что ОПЗ, по крайней мере, об этом знает. У меня есть силы, которые я не помню как развивала, мне снятся люди, которых я не могу вспомнить, и у меня пробел в воспоминаниях о событиях 2090-х, но я просто не могу добиться чего-то большего. Хуже всего, что все, к кому я обычно обратилась бы, именно те, кому я не могу доверять. Мне нужна помощь от кого-то извне моего прежнего круга друзей. Ужасное чувство.   Фельдмаршал произнесла слова почти с облегчением, рухнув перед Азраил на свои руки. Азраил, в свою очередь, едва сумела воспринять сказанные в ее сторону слова, ровно моргая, глядя на Мами, в то время как колесики в ее голове крутились в разные стороны.   «Как я в это влезла…»   «Переформатирована? Она?»   «Это не официально…»   – Почему я? – наконец, сказала она. – Я к такому не готовилась. Все, для чего я когда-либо использовала свои силы, это мыслечтение колонистов. ОПЗ…   – Я не могу доверять ОПЗ! – нетерпеливо отрезала Мами, прежде чем с заметным усилием снова взять себя в руки. – Как я сказала, если я не ошиблась, они в первую очередь частично ответственны за переформатирование. Они ни за что не скажут мне правду.   Азраил судорожно вдохнула, осторожно поставив чашку чая, чтобы ее руки не слишком дрожали. Она попыталась вспомнить свое обучение, то немногое, что она знала об этой теме.   – Вы уверены, что вообще хотите знать? – постаралась как можно мягче спросить Азраил. – Переформатирование часто проводят во благо переформатированного, и я… сомневаюсь, что это было сделано, чтобы хранить секреты от кого-то вроде вас.   Она настороженно сжалась, приготовившись к вспышке гнева, но ее так и не было.   Мами просто заметно вздохнула, напряженно выпрямившись в кресле.   – Этого я тоже не знаю, – сказала она, избегая взгляда Азраил. – Конечно, не знаю. Я отказываюсь снова стирать свою память, но и продолжать так я больше не могу. Единственные, кто знают, это несколько старших офицеров… МСЁ, вероятно, рвут волосы, пытаясь меня отыскать – не пройдет много времени, прежде чем они просто прочтут чьи-нибудь мысли и не свяжутся с базой. Жаль это говорить, но в этом вопросе я не доверяю Сакуре-сан или Титосэ-сан. Мы с моим таккомпом пересмотрели записи, и мы вполне уверены, что они в этом участвуют.   Азраил не нужно было быть мыслечтецом, чтобы услышать в голосе Мами конфликт и напряжение. Она не могла представить, каково это – у Азраил даже не было достаточно хороших друзей, не то что друзей, которых она знала бы вдесятеро дольше всей ее жизни.   Она судорожно вдохнула. Она всегда была несколько отстраненной от остального МСЁ и не проявляла такого же почтения к Основательницам, как многие ее ровесницы. Сложно было принять такое мышление, когда МСЁ помог основать монокультуру, настаивающую, что ее народ был нечеловечными чужаками, и которые в обмен на ее крылья потребовали всю ее молодость – решение, с которым МСЁ молчаливо согласился, за что Хомура даже когда-то извинилась.   Но отсутствие почтения не означало отсутствия простого человеческого сочувствия, и было очевидно, в какой непростой ситуации была Мами. В самом деле, неким извращенным образом, ее изоляция от остального человечества сделала ее самым доверенным телепатом – при условии, что она готова будет позволить Мами прочесть ее мысли.   – Тогда что вы от меня хотите? – тихо спросила она, заговорив в повисшей меж ними тишине.   – Мне нужно, чтобы мне помогли сломать блок на оставшихся воспоминаниях, – сказала Мами. – Исполнивший переформатирование проделал невероятную работу. Мои воспоминания должны были вернуться сами по себе, но они… не вернулись. Я пыталась прозондировать себя восстановившейся телепатией, но могу сказать, что мои навыки неполны, и у меня нет времени переучиваться или прорываться через себя.   – Так вы телепат? – рискнула задать вопрос Азраил. – Я думала…   – Не изначально, – сказала Мами, перехватив слова Азраил, прежде чем она их закончила. – Похоже, в какой-то момент я начала развивать умение, возможно из-за того, сколько времени я проводила в тех или иных дипломатических переговорах. У меня есть поблекшие воспоминания о Научном отделе, сообщающем мне, что я была совершенно новым феноменом, старшей волшебницей, развившей новые магические силы. Конечно, сейчас это довольно типично, но в то время никто никогда о таком не слышал. По-видимому, я была довольно хороша.   Азраил кивнула ей.   – Я не могу честно сказать, что у меня по этой теме было достаточно углубленных занятий, – сказала она. – Но, полагаю, вам непросто найти кого-то еще?   – Да, – сказала она.   Азраил выдохнула   – Ладно, вы еще помните позу Танаки? – спросила она. – Если нет, можете посмотреть. Это стандартное.   – Да, – почему-то колеблясь, сказала Мами. – Держаться за руки, смотреть друг другу в глаза и постараться не влюбиться, как изящно выразилась Танака-сан.   На последних словах ее голос пересох, что было уместно.   – Да, эта, – согласилась Азраил и подняла руки, принимая позу. – Кожа к коже и прямой зрительный контакт облегчают совместное телепатическое слияние, если вы того желаете.   – Да, теперь я вспомнила, – довольно изящно взяла ее за руки Мами. – Кто-то когда-то сказал мне точно такими же словами, когда мы делали что-то подобное.   – Мы разберемся, – заверила Азраил. – Я лишь надеюсь, что ничто не пойдет слишком плохо. Есть ли…   «Мои телохранители предупреждены, – подумала Мами, отвечая на вопрос, прежде чем тот прозвучал. – Они знают, что делать, если все обернется к худшему».   «Им это не нравится, – подумала Азраил, когда их глаза встретились, и она напрямую прочла эту мысль. – Но они уважают ваше решение. Даже если Сяо Лун на самом деле работает на ОПЗ, она достаточно верна, чтобы дать вам попробовать, раз уж вы зашли настолько далеко».   «Да…» – подумала Мами, ее мысленный голос странным образом вторгся в разум Азраил, различие между их мыслями уже начало размываться. Азраил могла сказать, что что бы ни произошло в прошлом Мами, в какой-то момент она определенно прошла через обучение – даже прирожденным телепатам непросто было с такой легкостью опустить естественные стены вокруг личности.   «Как там говорили философы? – подумал кто-то, пока Азраил всматривалась в глаза девушки. – Они были так уверены что Волохов был прав, что разумы текучи – а затем обнаружили самоцветы души».   «Я всегда считала, что самоцветы души – неестественная, кристаллизованная тюрьма для чего-то, что не должно быть пленено, – подумал кто-то еще. – Возможно, поэтому инкубаторы получают из них столько энергии».   «Это не уникальное мнение. Оно довольно распространено в Гильдии телепатов. Хотя мне это всегда казалось немного слишком уж самоутверждающимся».   Затем мир вокруг них растворился, и Азраил почувствовала, как падает в глаза девушки.   Когда она снова появилась, она оказалась сидящей на заднем сиденье архаичной машины, в незнакомом теле.   Нет, в автомобиле, поняла она. И тело принадлежало стандартному взрослому человеку.   Затем контекст происходящего вернулся к ним – к ней? Различие казалось странно неважным. Но ее вызвали сюда на важную встречу, на которой она должна была присутствовать.   – Томацу-сан? – вежливо спросил ее сопровождающий, открыв для нее дверь. Несколько избыточная роскошь, наличие человека-сопровождающего в эпоху, когда автомобили ездили и открывались самостоятельно, но ей нравилось считать, что она предоставляет рабочие места нуждающимся в них. В самом деле, был один раз…   «Сосредоточься», – подумала она, команда, казалось, пришла как будто откуда-то извне ее.   В самом деле, мир, где они были, начал сворачиваться, и потребовалось усилие воли, чтобы вернуться, схватить ручку двери и грациозно выйти из автомобиля.   – Спасибо, Акиюки-сан, – сказала она. – Прошу прощения; я немного отвлеклась.   – Это понятно, мэм. Конференц-зал в этой стороне.   Она позволила Акиюки вести. Он был молод, чуть старше двадцати, и она взяла его после смерти его отца, который был одним из самых доверенных ее помощников. Вызывало изумление принятие мужчины как доверенного НК в организации, заметно предпочитающей брать девушек, даже вдохновив несколько непристойных комментариев, но она решила не обращать на это внимания. Она предпочитала…   «Мами!» – пожаловалась часть ее.   Да, ей явно нужно было сосредоточиться, осознала она, когда воспоминания вернулись в фокус. Что-то здесь намерено было отвлечь ее, оттолкнуть от памяти, которую она пыталась найти. Махина не смогла ей помочь, но, может быть, сумеет Азраил.   Она увидела ожидающего ее в лифте подземного гаража Акиюки, странно глядящего на нее. Она задумалась, почему ее поведение, похоже, влияло на его поведение в том, что должно было быть воспоминанием, но не позволила этой мысли отвлечь ее. Нет, она будет двигаться вперед, как бы ей ни хотелось повспоминать окружающий ее мир.   «Скучаешь по прошлому, не так ли?» – спросил прежний голос.   «Да», – подумала она.   «Тогда почему ты никогда не вспоминала о нем?»   «Вспоминаю! Все время!»   «Но не эту часть?»   Она на мгновение задумалась над вопросом, в то же время разглядывая через стены лифта старую версию Митакихары. Город сдвигался и изменялся перед ними, расплывчатый и вечно меняющийся, столетие строительства и развития промелькнуло у нее в голове.   «Уже долгое время», – уступила она.   «Почему же?»   «Чувствовала, что будет слишком больно».   Просто подуманная фраза, похоже, прорвала какую-то печать, так что она оказалась ослеплена откровением. Она все время избегала думать об этой части истории, даже не осознавая своих действий. В ретроспективе, она была всегда, скрывалась в глубине ее разума, как зудящая шерстяная рубашка, которую она никогда не могла снять, но старалась игнорировать.   «Что именно произошло в те годы?» – попыталась она вспомнить.   Это было время стремительной экспансии и укрепления, Устав только что переписали во второй раз, чтобы позволить гораздо более быстрый рост организации, они только что закончили эту чертову бессмыслицу в Китае…   – Мы прибыли, мэм, – сказал Акиюки, прервав ее поток мысли. Они резко достигли верхнего этажа.   – Спасибо, – вышла она в коридор.   Ей потребовалось некоторое время, чтобы осмотреть коридоры старого прибежища МСЁ. Сейчас она могла сказать, что они прошли какой-то незримый барьер – ее мысли были кристально ясны в сравнении с тем беспорядком, какими они были недавно, и она замечала недостатки, которыми обычно характеризовались подобные путешествия в чью-то память. Детали окружающего мира были расплывчаты и непоследовательны, проясняясь лишь когда она сосредотачивалась на них, когда ее разум предлагал что-нибудь для заполнения пробела в воспоминаниях, в точности аналогично пространству снов. В остальном ясны были лишь несколько ключевых элементов: чистый стерильный запах здания, который она всегда ненавидела, картины, которые она помогала выбрать – естественно, все то, что было в ее памяти самым значимым.   Именно так все и должно было быть; ясность, которую телепат мог привнести в остальном расплывчатому воспоминанию была бесподобна, и части ее проблемы с прежними попытками прорваться при этом способе просто не существовало.   Акиюки нетерпеливо ждал, пока она закончит свои дела, настоящий Акиюки никогда не демонстрировал такого поведения. Хотя уже было очевидно, что это не чистое воспоминание – что-то общалось с ней, и она подозревала, что вскоре получит прямую аудиенцию.   Она шагнула вперед, и дверь открылась.   Мгновение она стояла на пороге, моргая, странно себя чувствуя, как будто снова что-то изменилось. Что за…   – Акеми-сан? – почти с автоматическим шоком сказала она, даже зная, что это нелепая реакция на подобную ситуацию.   Некогда Первый исполнитель МСЁ стояла спиной к ней, наклонившись над столом в центре комнаты, сосредоточившись над чем-то, так же как она когда-то давно видела ее.   «Да», – поняла она,  лихорадочно вцепившись в потерянную память. Хомура как-то раз вот так вызвала ее.   Но это было неверно. Были не только они. Были Юма, и Кёко, и остальные.   Длинные черные волосы Хомуры сместились на плечи, когда она, наконец, признала ее прибытие, и она невольно вспомнила, насколько невозможно черными они всегда были, достаточно черными, чтобы ходили слухи, что они усилены магией. Это было до жути красиво.   – Я всегда знала, что однажды ты вернешься сюда, – не поворачиваясь, сказала Хомура.   – Это ты сделала это? – спросила она.   – Если бы ты лучше обдумала этот вопрос, ты бы уже знала ответ, – сказала Хомура с обычными ее малозаметными эмоциями. – Но, полагаю, это совсем не твоя вина. Прежде чем ты спросишь: нет, я не настоящая Хомура или какая-либо ее часть, и я не лучше тебя догадываюсь, где она.   Резким движением Хомура повернулась к ней лицом, волосы хлестнули ей за спину. Хомура всегда была такой, живым контрастом между отработанным спокойствием и почти чрезмерно решительным действием.   – Но, похоже, у нас посетитель, – сказала Хомура. – Вынуждена извиниться, но для Мами это довольно личный вопрос. Уверена, она ценит ваше участие, но если вы согласитесь уйти, я, в свою очередь, перестану мешать восстановлению памяти Мами.   – Кто вы? – спросила Азраил, хотя словы вышли изо рта Мами.   – Я не могу на это ответить, – покачала головой Хомура. – Не при вас.   – Что если я хочу, чтобы она осталась? – тем же голосом спросила Мами.   – Тогда она может остаться, – сказала Хомура. – Я тут не главная.   Она оставила очевидный вопрос без ответа, даже когда прошло мгновение ожидания.   – Не собираешься спрашивать, почему я хочу, чтобы она осталась? – спросила Мами.   – Это я здесь отвечаю на вопросы, – сказала Хомура. – Мне не нужно задавать вопросы тебе. В конце концов, я лишь вымысел твоего разума.   – Но ты настоящая? – спросила Мами.   – Глупый вопрос, Томоэ Мами, – сказала Хомура, пусть даже она слегка улыбнулась, развеивая возможное оскорбление.   Пусть она не была Хомурой, вела себя она подобно ей, подумала она – и так подумали они обе. В частности, Мами вспомнила то время, когда Хомура никогда никому не улыбалась. Их озадачило, когда знакомая им Хомура с косичками превратилась в известную всем весьма безмятежную длинноволосую Хомуру. Они с Кёко просто не могли понять, что могло это вызвать, но сейчас у Мами было лучшее понимание – в конце концов, в настоящий момент она была занята разговором с «вымыслом своего разума».   И, в конце концов, за четыре столетия жизни изменилась даже Хомура. Мами это видела. Тем не менее, посетившая Азраил Хомура снова была почти что другим человеком. Этой ее стороны Мами никогда не видела. Мами могла лишь гадать, не запуталась ли Хомура в обычной своей персоне настолько, что даже старейшим своим подругам не осмеливалась показать чего-либо еще.   Возможно, особенно старейшим своим подругам. Сейчас Мами знала это чувство и чувствовала привычную боль в сердце, проистекающую из размышлений о неудавшемся ее спасении.   – Полагаешься на память девушки, помощи которой попросила? – спросила Хомура. – Довольно некрасиво.   – Этого почти невозможно избежать, Акеми-сан! – пожаловалась Мами. – Я знаю, что ты это знаешь!   – Ну, это правда, что Хомура это знала, – снисходительно улыбнулась Хомура. – Вопрос в том, откуда ты это знаешь, или откуда ты знаешь, что Хомура это знала.   С внезапной яростью Мами поняла, что поднимает руку, чтобы отвесить пощечину этой насмешке над Хомурой, но с помощью Азраил ей удалось справиться с этим.   Она вдохнула поглубже.   – Ну, ты обещала ответы, – сказала Мами.   – Да, я это подразумевала, – опустила взгляд девушка перед ней. – Я сказала, что не стану задавать никаких вопросов, но один я задам: ты и правда хочешь знать?   – Я уже не отступлю, – сказала Мами, пусть и знала, что ее голос прозвучал не слишком-то решительно.   – Тогда ладно, давай проясним ситуацию, – сказала девушка. – Азраил?   Справа от Мами материализовалось кресло, через мгновение в нем появилась тонкая фигурка сидящей Азраил вместе с огромной парой аккуратно сложенных у нее за спиной белых крыльев. Ее руки были вежливо сложены на коленях, как будто в ожидании.   Разделение было полным – в основном. Она все еще чувствовала в глубине разума стабилизирующее присутствие Азраил, без которого она вряд ли бы сумела поддерживать хоть какое-то подобие своего спокойствия. Перед этим расплывчатое влияние воспоминаний смягчало ее беспокойство, но сейчас оно вернулось в полную силу. Что в ее жизни пошло не так? В зрелом возрасте четырехсот шестидесяти пяти она ожидала, что давно прошла мимо подобных безумий.   «Кто эта девушка?» – задумалась она, изучая черноволосую девушку перед собой. Это была не Хомура, уже нет, но она оказалась не в силах взглянуть ей в лицо. По-прежнему были эти волосы…   – Что если я вмешаюсь? – сказал новый голос, и повернувшейся Мами потребовалось мгновение, чтобы правильно понять, что голос был ее, что смотрела она в собственное лицо, лишь на десять лет старше, из физической возрастной группы, которую ей не приходилось использовать уже как минимум несколько десятилетий.   Она приложила руку к голове и отшатнулась назад, рухнув в удобно материализовавшееся позади нее кресло.   – Я не знаю, как мне это понимать, – сказала она. – Так значит ты – это я? Я сама стою за своими проблемами?   – Можно и так сказать, хотя я бы не сказала, что ты вызвала проблемы, скорее, пыталась их смягчить.   – Говори яснее, – настояла Мами, возвысив голос, чтобы ясно выразить, что она этого требует.   – Ты одной из первых развила силу за пределами изначального набора навыков, – сказала другая Мами, – и ты была в ней уникально одарена. Изучающие это, в том числе и ты сама, считали, что отчасти это из-за твоего желания, что желание привязаться к жизни помогло тебе привязаться к другим.   Голос странно откликался в ее голове, так что Мами заметила, что он смешивается с ее мыслями. Воспоминания потоком возвращались к ней – чтение мыслей других без особых усилий, отработка базовых приемов с Ацуко Арису, спор с Юмой о нравственности развития более чем просто чтения.   – Обычная мудрость переформатирования в том, что в долгосрочной перспективе оно всегда нестабильно, – сказала другая Мами, как будто цитируя какой-то учебник или документ. – Если только обученный телепат не применяет переформатирование вновь на регулярной основе, обычно не реже раза в примерно полстолетия, оно начинает слабеть и в итоге полностью разваливается.   – Логика схожа с применяемой к магии душ, – самостоятельно продолжила объяснение Мами, хотя и не удержалась от нервного взгляда в сторону Азраил, вряд ли допущенной к этой информации. – Душа неприкосновенна, возможно даже помимо этого материального плана, и таким образом недоступна для долгосрочных манипуляций. Лучшие результаты всегда получаются при согласии получающей стороны, а наилучшие только при действии самой принимающей стороны на себе.   – Закон Циклов, или, по крайней мере, часть его, – сказала другая Мами. – Даже при величайшем напряжении, когда у самого самоцвета души заканчивается сила, душа не уничтожается; она лишь исчезает, возможно, возвращаясь туда, откуда она изначально пришла.   – Что за религиозная показуха! – сказала Мами, даже не вполне понимая, почему так резко отреагировала.   – Разве? – сказала другая Мами. – Но именно ты написала это.   Еще одна часть головоломки со щелчком встала на место в ее голове. Да, Закон Циклов, этот известный по слухам управляющий волшебницами набор правил. Некогда она считала его успокаивающим, в мире, где, она знала, она была лишь в нескольких бедствиях от исчезновения, как многие ее современницы. Даже когда Кёко смеялась над ней, а Хомура проповедовала свои нелогичные верования о божестве волшебниц, она когда-то тщательно изучала вопрос. В этой теории было… что-то неправильное. Если душа настолько неприкосновенна, тогда как вообще существуют волшебницы? Что такое демоны, и как инкубаторы извлекают из них энергию?   Когда-то это было для нее важно, прежде чем она совершенно об этом забыла. Настолько, что когда Кёко основала свой Культ, она наотрез отказалась принимать какие-либо ее теории, даже когда Кёко выглядела настолько уверенной, что…   – Мы отклонились от темы, – сказала Азраил. – Уверена, все это интересно, но мы говорим не о том.   – Ну, это не совсем правда, – сказала другая Мами. – Но, в самом деле, лучше поговорить о чем-нибудь еще. В частности, о том, что переформатирование существенно стабильнее, когда выполняется на себе.   – Да, я это поняла, – нетерпеливо, почти сардонически, сказала Мами. – Самый вероятный ответ в этой ситуации, что ты и… и она…   Она указала на другую девушку.   – … были помещены сюда мной, с использованием по-видимому имеющихся у меня этих телепатических сил. Сам срок продолжительности переформатирования даже не лучшее здесь свидетельство. Лучшее свидетельство в том, что воспоминания остались запечатаны, даже когда я заподозрила, что была переформатирована, даже когда попыталась взломать его. Воспоминания просто не остаются вот так блокированными, когда хозяйка хочет их вернуться, если только их не блокировала сама хозяйка, используя для этого часть себя.   – Верно, – сказала другая Мами, со странным видом глядя в потолок. Она не была счастлива или печальна, только… расслаблена.   – Часть себя? – с обеспокоенным видом спросила Азраил. – Что это значит?   – Я не знаю, – вполне честно сказала Мами. – Не знаю, почему я это сказала, но слова пришли естественно.   – Воспоминания всегда возвращаются, потому что они – часть души, – безумно знакомым голосом сказала не-Хомура. – Таково правило. Так что само собой разумеется, единственным способным вернуть воспоминания стражем будет сама душа.   – Часть души, – озарилась пониманием Мами. – Ты хочешь сказать, что ты – часть моей души? Что я для этого отрезала часть себя? Как? Зачем?   – Разве ты не чувствовал себя все время несколько пустой, Мами? – сказала девушка. – Усталой, старой, как будто отдавшей слишком много себя? Это было не просто очевидно. Мы…   Она на мгновение закрыла глаза, в то время как копия Мами рядом с ней, наконец, опустила голову, перестав смотреть вверх.   – Мы устали стоять здесь на страже, – сказала другая Мами. – Устали и ослабли. Наша способность зависит от твоей воли, и времена изменились. Мир изменился. Мы не прекратим бороться, но, возможно, пришло время тебе столкнуться с тем, с чем когда-то не смогла. Мы хотим вернуться домой. К тебе.   – Все же, возможно, к лучшему, что здесь Азраил, – тускло улыбнулась другая девушка.   Мами ощутила глубоко внутри себя внезапное стремление, вцепившееся в самую ее суть. Абсолютную необходимость, наконец, положить конец давнему бдению.   В этот момент она приняла решение, и два призрака перед ней с безграничным облегчением вздохнули, зримо растворяясь у нее на глазах. Она тоже ощутила немалое облегчение, чувство, что впервые за долгое время она снова была цельной.   Затем она мельком увидела лицо растворяющейся девушки – девушки, о существовании которой она знала, но которую никогда не могла вспомнить.   – А… кари? – спросила она.   Затем она вспомнила.   Мами сонно открыла глаза. Она не помнила, когда она в последний раз теряла сознание. Для волшебницы из маленькой команды это было почти равносильно смерти, так что естественно, что она по пальцам одной руки могла пересчитать такие случаи, и все они были после присоединения Юмы.   Что она делала…   Мир вокруг нее внезапно стал четче, и она поняла, что выбирается из грязи, с сердцем, наполненным вызванной ужасом спешкой, но тело не в состоянии было справиться с хоть сколько-нибудь большей скоростью.   Когда она с трудом поднялась на ноги, ей удалось взглянуть в самоцвет души на пальце. Он был почти полностью черен, что было понятно, учитывая ее искаженное состояния разума и то, что ей явно не хватало руки. Каким-то образом это казалось лишь незначительной деталью.   «Акари!» – отчаянно подумала она, широко распространив свою мысль на окружающий ее горящий мир. Самолет рухнул в равнинной местности, и несмотря на ее последнюю безумную попытку замедлить столкновение, по оставленной в земле под ней борозде, раскиданным обломкам и продолжающемуся горению ясно было, что ничто человеческое не могло выжить.   Ничто… человеческое.   «Акари!» – снова взмолилась она, бредя вперед, и на этот раз она услышала далеко впереди слабый отклик, скорее слабую телепатическую рябь, чем какие-либо связные слова.   Она закричала ее имя, после чего передумала, когда резкий всплеск боли дал ей понять, что у нее  повреждено горло. Вместо этого она просто побежала, удивившись тому, какую смогла развить скорость.   Мир во всей своей сложности, корейская дипломатия и международная политика и распоряжения Комитета руководства сошлись перед ней в одну точку. Здесь и сейчас были только Мами и Акари и узкая полоса ада между ними.   «Мами-сан, я…» – подумала Акари, мысленный голос простреливал болью.   «Просто закройся! – подумала Мами. – Ты знаешь, как! Я иду».   «Это не… тебе не стоит…»   А затем Мами оказалась на месте, отбрасывая в сторону кусок металла, как будто он лично отвечал за все произошедшее.   Потребовалось все, что у нее было, чтобы не сломаться, расплакавшись от вида своей любимой. Но и так она рухнула на колени, одной рукой потянувшись к девушке, но все равно не смея коснуться.   «Могу сказать, что ты здесь, – подумала Акари. – Огонь… горело топливо. Я не смогла выбраться. Мне удалось немного защититься. Поражена, что я еще жива».   Акари использовала телепатию, потому что не могла говорить, и не сказала, что видела, потому что не могла видеть. Она могла оставаться в сознании лишь закрывшись от боли, передвинув свою душу так глубоко в самоцвет, что ее тело больше похоже было на отдаленный манекен, чем на истинную часть ее самой.   Мами не могла остановить поток слез, знала, что даже не стоит пытаться.   «Ты будешь в порядке, – подумала она. – Организация придет за нами, и там будут целительницы. Не позволяй самоцвету тратить еще больше энергии, пытаясь сохранить тело целым».   «Можешь найти мой самоцвет? – попросила Акари. – Он должен быть где-то… на мне. Рядом с грудью».   Мами ничего не радовало меньше, чем мысль протянуть руку к изничтоженной плоти Акари, но они обе знали, что у нее нет выбора.   Она оперлась на свой опыт, свой возраст, и насколько могла собралась с силами. Если придется, она запечатает слезные протоки.   «Ладно, – неуверенно подумала она. – Я постараюсь ощутить его».   Потребовалось лишь несколько мгновений, наклонившись вперед и возложив руку на то, что было животом девушки, выискивая следы магии, означающей ее самоцвет души. Соблазнительно… так соблазнительно было попытаться исцелить ее, влив собственную душу в задачу восстановления тела Акари.   Но она знала, что была недостаточно талантливой целительницей, чтобы хотя бы близко к достаточному помочь, и сомневалась, что даже Юма добилась бы гораздо большего с оставшимися в самоцвете Мами крохами энергии.   «Я знаю, о чем ты думаешь, – слегка повернула голову Акари. – Ты знаешь, что это плохая идея».   «Не двигайся, – приказала Мами, стараясь не пускать в мысли страх. – Просто не шевелись».   «Я телепат, Мами-сан, – подумала Акари. – Во всяком случае, отчасти. Нет причин скрывать правду. Я не выкарабкаюсь».   Мами уклонилась от ответа, найдя, наконец, самоцвет души, частично погруженный в плоть, как будто вдавленный внутрь некоей неумолимой силой.   Она смогла лишь закрыть глаза, когда потянула, с отвратительным хрустом вырвав украшение.   Когда она осмелилась снова открыть глаза, там оставался довольно тусклый свет, но, в самом деле, больше, чем она смела надеяться.   «Это…» – начала она.   «Я сберегла магию, – подумала Акари. – Я в таком хороша, и не похоже, что я много что смогу с ней сделать. Ты пыталась не дать самолету разбиться, так что ты немного истощена».   «Не стоило мне просить тебя отправиться со мной, – подумала Мами, вновь позволив проступить слезам, вода бесцельно капала в уничтоженную землю. – Тебе стоило остаться дома».   «Как думаешь, кто за это ответственен? – подумала Акари. – Это не естественная катастрофа. Кто-то сбил самолет».   «Кто бы они ни были, они поплатятся», – подумала Мами, вкладывая в эти слова всю решительность, что у нее когда-либо была. Она выживет ради этого, если не ради чего-то иного.   «Держись за это чувство, Мами-сан, – подумала Акари. – Тебе нужно выжить, ради меня».   «О чем ты говоришь? Ты можешь…»   Искореженное тело перед ней с шокирующей скоростью взметнуло руку, схватив Мами за руку, в которой она держала самоцвет души, с силой, на которую была способна только волшебница, окрашивая ее еще большей кровью, чем уже было.   Их руки засветились болезненно-ярко белым, вместе с самоцветом души Акари, и Мами, не задумываясь, знала, что происходит.   «Нет! Пожалуйста!» – взмолилась Мами, даже ощущая, как тянущее напряжение на дне ее души стихает и расслабляется.   «Послушай, Мами-сан! – подумала Акари, невидяще глядя прямо в глаза Мами. – Это у тебя сниженные потери из самоцвета души, не у меня. Не в наших силах спасти меня, но, с этим даром, ты выживешь».   У Мами не было слов, даже когда свет перетек из самоцвета души Акари в ее, так что Акари в итоге сказала:   «Я, наконец, поняла».   «Что? Что поняла?» – спросила Мами, вымаливая ответ, который, как она знала, Акари не могла предоставить.   «Я когда-то сказала тебе, что желала что-нибудь изменить, – сказала Акари. – Я была так смущена, когда мое желание ничего не изменило, а я получила довольно странные силы. Я думала… что нашла это с тобой, в выстраивании МСЁ, работе над изменением мира, но теперь я по-настоящему поняла. Это было лишь частью. Это… судьба».   «Не говори так, – подумала Мами. – Я не могу…»   На этом она остановила фразу, вместо этого позволив их эмоциям слиться в телепатической атмосфере между ними. Не нужно было говорить ничего, что нельзя было передать более прямо. Всматриваясь в разум Акари, она видела, что в логике девушки был холодный смысл: Акари обзавелась репутацией в более тайных областях МСЁ за свою способность оценивать и манипулировать угасанием и потоком души. Они с Мами путешествовали за границей, вдали от команд быстрого реагирования МСЁ, и они разбились посреди ничто, вдали от каких-либо городских концентраций, где могли бы пожалеть их местные волшебницы.   Проще говоря, не было никакой разумной возможности, что кто-либо с кубами горя в скором времени прибудет сюда, и лучшим их шансом на чье-либо выживание было отдать все Мами, которая от природы использовала меньше магии, чем другие волшебницы.   Мами сглотнула. Ей хотелось хотя бы взять девушку за руки.   «У тебя еще осталось немного силы, – подумала она. – Позволь мне унести самоцвет души от тела и попытаться найти помощь. Может быть… произойдет чудо».   Мами почувствовала, как Акари выдала телепатический эквивалент улыбки. Странно, что в такое время Акари была столь спокойна, тогда как Мами чувствовала, что ее сердце рвется в клочья.   «Тогда под конец я даже буду не в сознании, – подумала Акари. – Я бы предпочла, чтобы ты осталась со мной и проводила меня. В конце концов, – добавила она почти с черным юмором, – у нас никогда не было мага души, наблюдающей за последними мгновениями отказа самоцвета. Это может быть интересным материалом для наших теорий».   «Я…»   Мами на мгновение опустилась на колени, склонив голову, с давящим на нее почти столетием сожалений. Насколько отчаянно они – МСЁ, Юма и даже сама Мами – стремились победить этого последнего врага, и насколько пусты в итоге остались их руки. Инкубаторы заявляли, что бессмертие возможно, если доступно достаточно энергии, но Мами больше не уверена была, что хочет этого. В почти столетнем возрасте она должна была быть старухой, готовой вместе с телом похоронить под землей все свои сожаления и неудачи, но вместо этого она все еще была здесь, все еще неспособная спасти тех, кто зависел от нее, даже ту, кого она после всех этих лет осмелилась полюбить.   «Ладно, – с болезненной завершенностью подумала она, – я буду с тобой до конца».   Ей не нужно было говорить или беспокоиться, что Акари телепатически ощутит необъятную вину Мами. Они уже знали содержимое разумов друг друга. Нечего было скрывать.   Мами закрыла глаза и позволила их разумам обнять друг друга. Не нужен был контакт глаз или рук или все обычные трюки, необходимые для не знающих друг друга телепатов. Все было естественно как инстинкт, и они обе совместно оплакивали потерю половины цельного, даже когда эта половина готовилась к смерти.   Это было по-своему мирно, вместе они обе были стабильнее, чем по отдельности. В этом внутреннем мире у них было больше времени, достаточно, чтобы вспомнить лучшие времена, достаточно, чтобы внести последние перемены, достаточно, чтобы успокоиться.   Вот только…   «Что-то… не так», – подумала Мами, когда то, что они считали мирным переходом, медленным угасанием в забвение, сопровождаемым глубокой болью, управляемой двумя жизненными опытами в манипуляции душами, обернулось… чем-то иным.   Резкая, сокрушительная боль, казалось, ударила по самому их ядру. Мами чувствовала, как Акари отчаянно пытается отступить еще дальше от материального мира, но некуда было идти, так как теперь было очевидно, что боль приходила откуда-то еще.   Как бы ужасно это ни было, это было ожидаемо. Но неожиданным было… другое наполнившее их ощущение. Чувство, что это также начало чего-то нового, чего-то… ужасающего.   «Пожалуйста, позволь мне унести твой самоцвет души, – подумала Мами, оправляясь от отраженной боли. – Тебе не нужно так страдать».   «Я… хочу знать, – подумала Акари. – Я всю жизнь провела, изучая такое. Столько… безответных вопросов».   «Оно того не стоит! – взмолилась Мами. – Не так!»   «Ты не понимаешь», – подумала Акари, даже сумев передать по их телепатической связи призрак напряженной улыбки.   Долгое время Мами не в силах была связно ответить.   «Я сказала, что наконец-то поняла… о чем было мое желание, но теперь я подозреваю… что в нем была еще одна часть, – подумала Акари. – Можешь представить, насколько ценно будет пронзить завесу? То, что предотвращает трансформацию, блокирует от нас огромную мощь. Последствия могут быть… значительны. Они могут… все изменить».   Мами больше не могла этого вынести, что бы ни говорила Акари. Казалось предательством распахнуть глаза и унести самоцвет души Акари прочь от ее тела, но она сказала себе, что Акари заблуждается, что известная спираль отчаяния вцепилась в нее и заставляет ее бредить.   И все же, даже когда Мами со всей возможной скоростью метнулась прочь от тела, используя дарованную Акари силу, связь между ними невозможным образом не разорвалась.   Акари настолько отдалилась от своего тела, что больше даже не была к нему привязана, и каким-то образом их мысли все еще оставались переплетены.   «Нет», – подумала  Мами, тихо прошептав мысль, что казалась столь же бесполезной, как и недавняя попытка не дать самолету рухнуть с неба.   В этот раз Акари не ответила, и боль подавляла, настолько, что Мами больше не могла продолжать бежать, бесцельно рухнув на колени на клочке травы. Она не могла вынести принудительный разрыв связи, она не могла вынести мысль просто… оставить… вот так Акари.   А затем она увидела, сквозь непроницаемо-черный самоцвет души Акари пробилась трещина. В ней она видела… она видела…   В это мгновение она увидела, не глазами, но разумом, образ издевательства над всем, чего все они когда-либо старались добиться, призрак чистого отчаяния.   Она на мгновение увидела рядом с собой что-то яркое, как раз вне поле зрения.   А затем все закончилось, связь разорвалась, самоцвет души невозможным образом исчез из ее руки.   – Как она? – услышала Мами вопрос Хомуры через усиленную толстую дверь, которая должна была быть магически звуконепроницаемой. Она отключила этот защитный механизм в тот момент, как ее заперли здесь – она намеревалась узнать, что скажут о ней, если они будут достаточно глупы, чтобы говорить вслух. А если нет, она вполне сможет подслушать телепатически.   – Не очень, – сказала Юма, – но, по крайней мере, теперь стабильна. Я рада, что она не сопротивлялась, когда ее забрали.   – С чего бы ей? – спросила Кёко. – Она убила ответственных за авиакатастрофу. Полагаю, это все, чего она хотела. Поверь мне, не стоит связываться с Мами.   Мами взглянула на свои руки. «Комнаты ожидания» ОПЗ спроектированы были выглядеть как можно менее похожими на камеры заключения, богато обустроенные, заполненные тарелками с закусками и напитками, с развлекательными системами, за доступ к которым средний член МСЁ могла бы убить. В самом деле, стол, за которым она сейчас сидела, был прекрасным шедевром из полированного камня, который в счастливые дни Мами предложила бы купить. Были лишь незначительные странности – отсутствие острых предметов, ограниченный доступ в интернет и слабое фоновое ощущение магии в воздухе.   Тем не менее, сейчас она ничего этого не видела. Вместо этого она видела стекающие с кожи ее ладоней реки крови, воспоминание, которое она не могла смыть, как бы ни пыталась. Она больше, чем просто выжила – как обещала, она отыскала ответственных, разбойную группу местных волшебниц, противодействующих проникновению МСЁ в этот район, которые сочли хорошей идеей сбить полный самолет гражданских только чтобы остановить одного дипломатического представителя.   Для кого-то возраста Мами это была быстрая работа, как только она достаточно успокоилась, чтобы посвятить себя задаче. Несложно было запомнить следы магии на фюзеляже самолета, и даже в ее ослабленном состоянии неожиданно легко оказалось найти незамеченное порождение демонов и подкормиться. После этого…   Ну, полдесятка новеньких волшебниц никак не могли противостоять ей.   – Честно говоря, она сделала нам всем одолжение, – вздохнула Юма. – Если бы только все произошло немного по-другому. Она и раньше кое-что делала, но ничего подобного. Она всегда была лучшей из нас.   «Лучшей из нас…» – насмешливо повторила мысленно Мами.   – Ты читала отчет? – спросила Кёко. – Она что-то не говорит нам, не говорит мне.   – Конечно, я читала отчет, – сказала Хомура, сумев высказать фразу, казалось, прозвучавшую нетерпеливо, при этом сказанную говорящей нейтрально.   – Из того, что сумели выловить телепаты, пока она спала, ей снилась смерть Акиямы Акари, – сказала Юма. – Похоже, в момент ее смерти они были в очень близкой телепатической связи, возможно даже связи душ. Что-то произошедшее…   – Да, – сказала Хомура. – Если вы меня извините, мне нужно поговорить с ней.   Через мгновение дверь в комнату начала открываться, громоздкому запирающему механизму требовалось несколько секунд, чтобы раскрыться.   Мами выдохнула, когда дверь, наконец, открылась, и из-за этого сразу же почувствовала себя глупо. С чего бы ее в данной ситуации продолжало волновать, что подумает Хомура? Что подумает кто-то из ее подруг?   Конечно, она знала ответ на этот вопрос. Она все еще заботилась обо всем, даже после того, что сделала. Не могла заставить себя прекратить. В конце концов, именно поэтому она вернулась, вместо того чтобы все прекратить.   Вопрос сейчас был в том, стоит ли рассказать им правду? Об истинной судьбе волшебниц? Как она может, когда это подорвало ее веру в МСЁ и стремление к работе? В чем сейчас смысл этого, если жизни, которыми они живут, оказались чудовищной ложью?   Дверь захлопнулась, и Мами осознала, что погрузилась в размышления, полностью проигнорировав подошедшую к ней Хомуру.   Хомура наклонила голову, указав на сиденье напротив Мами, и Мами кивнула. Такой уж большую часть времени была Хомура – говорящей лишь когда считала необходимым. Среди подруг это редко было необходимо, так что Хомура чаще молчала.   Хотя, в то же время, лишь среди подруг Хомура по-настоящему раскрывалась, так что порой могла оказаться удивительно разговорчивой.   Мами смотрела, как Хомура наливает себе чай. Как всегда, она позавидовала видимой неуязвимой невозмутимости Хомуры.   – Возможно, ты думаешь, что я сошла с ума, – решила Мами начать разговор на своих условиях.   – Вообще-то, не совсем, – беспокояще взглянула на нее Хомура. – Знаю, ты слушала, так что ты знаешь, что я уже знаю. Правда неприглядна, не так ли?   Мами моргнула, пытаясь прочесть лицо девушки. Она прекрасно знала, что не стоит пытаться прочесть мысли Хомуры – она со времен Орико практиковала контртелепатическую защиту. Что важнее, было хорошо известно, что у Хомуры имелись неприятные ловушки для в самом деле попытавшихся.   Хомура кивнула, словно отвечая на неявный вопрос Мами.   – Ты знала? Ты знала и никогда ничего не говорила? – потянулась Мами через стол схватить Хомуру. Проникнутая внезапным порывом гнева, она каким-то образом сумела остановиться и не вцепиться в воротник девушки, так что вместо этого оставалось лишь неловко вцепиться в ее руку.   Хомура сама продемонстрировала редкую вспышку гнева, решительно отбив руку Мами в сторону.   – Что именно я должна была сказать? Поверила бы мне кто-нибудь из вас? Помогло бы, если так?   Они обе на мгновение уставились друг друга в глаза, после чего Хомура вздохнула.   – В любом случае, технически неверно, что я никогда не упоминала вам. Я несколько раз упоминала, что Богиня спасает нас от ужасной судьбы, хотя по ряду причин мне пришлось быть расплывчатой.   – Да, упоминала, – нахмурилась Мами, стараясь сохранять спокойствие. Она попыталась вспомнить все, что говорила по этой теме Хомура. Богиня, представляющая собой Закон Циклов, спасшая их от ужасной судьбы…   Она вцепилась в стол, наполненная неопределенными эмоциями.   – Думаю, я поступила правильно, никому не сказав, – не обращаясь ни к кому, сказала Хомура. – Ты отреагировала гораздо лучше, чем я от тебя ожидала. Полагаю, это свидетельство возраста.   – Что именно ты знаешь? – потребовала Мами, не вполне уверенная, хочет ли она это услышать. – Я устала от загадок. Акари мертва, и я сижу здесь, мучаясь… я убила тех девушек, Хомура-тян. Они были виновны, но я никогда не действовала настолько хладнокровно, даже когда возглавляла Гвардию душ. Все это, и я знаю, что ты просто сидишь и судишь меня. Что вообще с тобой?   Слова лились потоком, и Мами знала, что она выглядит расстроенной, но ее это не волновало, потому что она была расстроена, и она была чертовски уверена, что Хомура это знала.   Хомура выдохнула, выдох был тщательно выдержан, чтобы не казаться ни разочарованным, ни раздраженным. Только… обеспокоенным событиями.   – Прости меня, Мами, – сказала она. – Я… не привыкла быть честной. Эта тема приносила мне лишь печаль или, в лучшем случае, недоверие. Да, то, что вы с Акари подозревали, правда – что когда у волшебницы заканчивается энергия, что-то должно произойти. Как ты обнаружила, то, что должно произойти – полная метаморфоза, которую ныне предотвращает Богиня. Знаю, ты никогда в это не верила, но Акари сейчас в лучшем месте.   Мами покачала головой.   – Я в это не верю, – сказала она. – Веришь или нет, я помню, что ты говорила, и не могу заставить себя поверить в твои слова. Тебя там не было. Ты не испытала того, что я. Ты не видела, чем она стала.   Она долгое время чувствовала на себе взгляд Хомуры, прежде чем девушка встала из-за стола и подошла к окну, которое на самом деле было голографическим экраном, предназначенным оставлять иллюзию окна.   – Так что теперь? – после долгого молчания спросила Мами.   – Как думаешь, сможешь ли ты сохранить секрет? – спросила Хомура. – Как думаешь, сможешь ли ты продолжать действовать как глава дипломатии?   Мами горько рассмеялась.   – Какой секрет? Последние десять минут мы говорили об этом вслух. Но нет… не думаю, что я смогу его хранить. Вы вполне можете надолго запереть меня здесь, пока я не готова буду столкнуться с миром.   – Поверь, я сохранила этот разговор между нами, – сказала Хомура. – Но как думаешь, что за это время произойдет с МСЁ? Как отреагируют на твое отсутствие люди?   – Это будет катастрофа, – сказала Мами, так как у нее было полно времени обо всем этом подумать. – Также это не слишком хорошо для нас, исчезновение одной из лидеров в подобный момент.   – Да, и если мы притворимся, что ты просто потрясена из-за авиакатастрофы, нам придется признать, что что-то произошло, что вызовет возмущение голосующих. Переговоры и так достаточно сложны.   – Я это знаю, но говорю тебе, я не смогу этого сделать, – сказала Мами.   Мгновение Хомура игралась с волосами, привычка, проявляющаяся, когда она нервничала.   – Я полагала, что так может быть, – сказала она.   Она повернулась обратно к окну, сцепив за спиной руки, похоже, глубоко задумавшись.   – Хомура… – начала Мами, ожидая, пока девушка что-нибудь скажет.   – Что такое? – не поворачиваясь, спросила Хомура.   – Ты никогда не думала о переформатировании? – спросила Мами.   Хомура обернулась, ее глаза высматривали на лице Мами ответ. Мами чувствовала, как Хомура мягко зондирует ее разум, больше просьба, чем вторжение, так как Хомура была недостаточно сильна, чтобы добиться большего.   – Конечно, думала, – отстраненно сказала Хомура. – Я не особо в это верю – во всяком случае, не как инструмент для себя. Возможно, как инструмент для других. Кроме того, не то чтобы переформатирование длилось так уж долго.   Долгую минуту Хомура и Мами смотрели друг на друга, крайне обеспокоенное лицо Хомуры выражало больше вопросов, чем могли когда-либо высказать любые слова.   – Я тоже об этом думала, – наконец, сказала Мами. – Так все будет гораздо проще: я смогу работать как прежде, без давящих напоминаний в сердце. Именно поэтому оно настолько ужасно. Я не могу жить, но также я не могу оставить то, что мы делаем.   На этом она умолкла, лишь мысленно рассматривая все произошедшее. Убийства, неудачи…   Акари…   К своему удивлению, она ощутила отблеск разума Хомуры, либо просочившийся из-за ее телепатической защиты, либо намеренно выпущенный. Она ощутила глубокое чувство, не ожидаемые ею жалость или беспокойство или гнев, но просто сочувствие, понимание, как если бы Хомура в точности знала, через что проходит Мами. Это было облегчением, даже если Мами не понимала, как Хомура может разделять ее чувства.   – Я удивлена, – закрыла глаза Хомура, – но, полагаю, не стоит. Я бы солгала, сказав, что никогда сама это не рассматривала. Но что ты планируешь делать, когда переформатирование откажет? Тебе все равно придется однажды справиться с этим.   – Хочется думать, что я буду старше и мудрее, – сказала Мами. – Что важнее, я знаю, как избавиться от этих воспоминаний на очень долгое время. Мне только нужна помощь с процессом, от кого-то обладающего некоторыми телепатическими знаниями.   Хомура на мгновение взяла ее за руки.   – Тогда я буду уважать твое решение, – сказала она. – Будет непросто, хотя и возможно, скрыть свидетельства твоего прошлого, но поможет, что вы с Акиямой-сан всегда были столь скрытны.   Она приостановилась, постукивая пальцами по губам.   – По правде говоря, я знала, что так и будет, – сказала она. – Меня предупредили, что ты это предложишь. Как правило, я бы возражала больше, но Она, можно так сказать, по-своему загадочна.   – Твоя Богиня? – спросила Мами, хотя прекрасно знала, кого имеет в виду Хомура.   Хомура не ответила, вместо этого снова усевшись напротив Мами, опустив голову, как будто глубоко задумавшись.   – Ты не думала об установке триггера для выпуска воспоминаний? – спросила Хомура. – Порой это хорошая идея, пока это не то, что может случайно выпустить кто угодно.   Мами покачала головой.   – Я бы предпочла не слишком об этом задумываться.   – Мне бы не хотелось, чтобы это было то, что мог бы вызвать кто угодно, – задумчиво сказала Хомура. – Лучше, если это будет то, что сможет выпустить только одна из нас, что-то волшебное.   – Думаю, я знаю, как это сделать. Может, это все равно будет не важно, так как процесс в итоге распадется.   – Что это вообще за процесс? – спросила Хомура.   – Ну…   Прежде чем Мами успела что-то сказать, на столе перед ними начало появляться маленькое белое тело, и прежде чем инкубатор даже начал говорить, Мами уже схватила его за шею.   – Ты знал, мелкий проныра?! – потребовала она.   «Мы ничего не знаем о том, что, как ты полагаешь, увидела, – подумал Кьюбей. – Также мы не осведомлены о существовании метаморфозы, о которой говорит Акеми Хомура. Я здесь лишь чтобы посочувствовать твоей потере».   – Ты? Посочувствовать?   – Оставь, Мами, – сказала Хомура. – Вообще-то, я хотела поговорить с тобой, инкубатор.   Мами вздрогнула и открыла глаза, повалившись на стол и в подставленные руки Азраил. Глаза у той были распахнуты, как если бы она увидела призрака, но не настолько широко, как у Мами.   «Какого черта это было? – подумала Махина, почти что крича в голове Мами. – Не стоило мне позволять тебе это делать. Ты в порядке? О черт, мне нужно пересмотреть эти воспоминания…»   – Вы в порядке? – спросила Азраил, уловив мысли Махины по уже угасшей телепатической связи. – Я пыталась отстраниться от связи, когда ваши воспоминания начали возвращаться, но было непросто. Все будет в порядке.   Последняя фраза была вызвана тем, как Мами вцепилась в плечи девушки, неуклюжими объятиями, учитывая более крупное тело Мами.   Усилием воли Мами оттолкнулась, глядя на свои руки. Вернувшиеся воспоминания казались болезненными и свежими, как будто только что произошедшими, более реальными, чем только что произошедшее. Пробудив их все, она снова все ощутила: ноющую пустоту потери, отчаяние знания того, что лежит в темной яме в самоцвете души.   Тем не менее, почему-то это не казалось таким концом света, как когда-то.   Итак, она относительно хладнокровно убила четырех девушек и потеряла ту, что любила, и увидела ужасную истину. Но с тех пор она убивала других, теряла друзей и видела истины, что во многом были столь же плохи. Ныне ее сердце было крепче.   Она была не уверена, стоит ли радоваться.   «Как мы и предсказывали», – подумал на другой стороне комнаты Кьюбей, материализовавшись поверх неиспользованной части модульной мебели.   Азраил удивленно дернулась, но Мами лишь слегка наклонила голову. Она чувствовала себя несколько опустошенной, чтобы и правда чему-то еще удивляться.   – Я никогда не видела тебя вне Земли, – сказала Мами.   «Последовал сюда за тобой, – спрыгнул на ковер Кьюбей. – Для нас было очень важно проследить за тем, как ты справишься с этой ситуацией. Это связано как с ценностью сбора информации, так и с нашим беспокойством о твоем благополучии».   – Беспокойством? Как трогательно, – сказала Мами с большим сарказмом, чем она использовала за годы. Она осознала, что с потерей воспоминаний ушла и часть ее личности. Когда-то она была менее… сдержанной.   «В самом деле, – невозмутимо подумал Кьюбей. – В конце концов, ты наш ключевой актив, и ты сама попросила нас пронаблюдать, когда придет время, как ты наверняка уже вспомнила».   – Вспомнила, – тихо сказала Мами. Это была идея Хомуры, пусть даже ни одна из них не доверяла Кьюбею дальше, чем они могли его швырнуть, пусть даже это было вполне приличное расстояние.   – Что вы собираетесь теперь делать? – сказала Азраил, беспокойно переводя взгляд между инкубатором и фельдмаршалом.   Мами не ответила, голова на мгновение закружилась от необходимости примирить ее мысли и эмоции многовековой давности с нынешними мыслями и эмоциями. Азраил была права – многое нужно было сделать, многие задачи решить.   Она выдохнула.   – Построю мемориал мертвым, – сказала она. – Где-нибудь. Я достаточно богата, чтобы сделать его насколько захочется грандиозным, но Акари бы предпочла что-нибудь простое. Но перед этим мне нужно получить ответы на несколько вопросов и кое с кем поговорить.   «С Сакурой Кёко?» – услужливо подсказал Кьюбей.   – Да, – сказала Мами. – Но есть еще кое-кто, с кем я могу встретиться прямо сейчас.   Рёко не вполне знала, чего ожидать, когда их с Асами внезапно вызвали снова встретиться с Мами, в крайне неудобное время и со срочностью, заставившей их спешно собраться. Какая-то чрезвычайная ситуация на фронте? Важная неожиданная встреча с членом Директората, на которой им необходимо было присутствовать? Что-то связанное с присутствием здесь Азраил? Они не могли удержаться от предположений.   В итоге Азраил лично прибыла к ним проводить их, выглядя так же неловко, как и всегда, когда они ее видели, и удивительно отмалчивающаяся касательно причины их вызова.   Таким образом, Рёко снова нервничала из-за встречи с одной из самых могущественных женщин, глядя, как Азраил прислонилась к стене, пытаясь скрыть, как дергаются ее спинные выступы. Как бы то ни было, выглядело все не очень хорошо. Мами даже забыла про чай.   Рёко воспользовалась долгой тишиной, чтобы оглядеть выражение лица Мами и попытаться прочесть ситуацию. Фельдмаршал выглядела… несколько по-другому и отстраненной, отличающейся от ее теплого приветственного архетипа, к которому они привыкли. Помимо этого, она ничего не могла сказать.   – Ты сообщила, что у тебя был религиозный опыт незадолго перед тем, как ты переоткрыла червоточину и отослала от Орфея засадный флот головоногих, – без предисловия сказала Мами.   Рёко почувствовала, как округляются от шока ее глаза.   – Я никогда так не говорила, – начала она, на долю секунды приостановившись подумать.   – Но ты этого и не отрицала, – прервала Мами. – В конце концов, именно это сообщила твоя команда.   Рёко старалась не смотреть ей в глаза, взглянув на Асами, затем на Азраил, надеясь, что кто-то из них выручит ее.   «Она уже спрашивала тебя об этом», – мрачно подумала Кларисса.   «Разве?» – спросила Рёко.   «Во время дебрифинга во сне, – подумала Кларисса. – Очевидно, что-то происходит, но я так и не рассказала тебе. Ранее, пока мы были на встрече с ней и с директором, Махина предупредила меня, что Мами в потенциально нестабильном состоянии, и ей может потребоваться моя помощь. Я…»   Она приостановилась.   «Что? Что такое?» – подумала Рёко, когда Кларисса не продолжила, в то же время чувствуя направленный на нее взгляд Мами.   «Махина хочет, чтобы ты сказала правду, – сказала она. – Говорит, это очень важно, хотя и не говорит мне, почему».   – Я говорю не от имени Управления или МСЁ, – сказала Мами. – У меня свои причины хотеть знать, что ты на самом деле испытала. У меня… умерло много друзей, и это стареющее сердце задается вопросом, были ли все же Хомура и Кёко правы в том, что говорили.   После этого Рёко невольно взглянула в глаза Мами, увидев там умоляющий, скорбный взгляд, которого она не узнала.   «Думаю, тебе стоит это сделать», – подумала Кларисса.   «Думаю, ты права, – подумала Рёко, – но это все равно непросто».   Она судорожно вдохнула, быстро взглянув на Асами, которая молча смотрела на нее, ожидая ее действий.   Она опустила голову, потому что так показалось правильным.   – Это правда, что я сказала официально, у меня было яркое воспоминания о лекции по физике, и я узнала, как работает моя сила, но я опустила большую часть произошедшего после этого, – сказала она. – После изначального воспоминания я… лично поговорила с сущностью, которую уже встречала ранее, которую Кёко и Хомура называют Богиней. Я сама поняла, что смогу телепортацией покинуть луну, но это она предложила мне идею переоткрыть червоточину и отослать вражеский флот. У меня был… ряд видений, так что я смогла понять военную ситуацию и причину чрезвычайной ситуации. Я не уверена, что еще сказать.   Она вдохнула и подняла глаза, гадая, как отреагирует на это Мами.   Женщина была задумчива, хотя Рёко показалось, что ее лежащая на столе рука слегка дрожала.   – Это не единственный раз, когда у тебя было подобное видение, верно? – спросила Мами. – Еще было то, что заставило Кёко настоять на отказе от плана с подводными лодками на Х-25.   Рёко взглянула на Асами, затем на Азраил. У Асами было обеспокоенное лицо, тогда как Азраил выглядела довольно задумчивой.   – Да, – сказала Рёко.   Она была не уверена, как продолжить, но удивилась, когда Асами решила заполнить промежуток.   – У меня тоже было, – казалось бы, инстинктивно опустила голову Асами. – Оно было не так важно, как у Рёко-тян, но я могу подтвердить, что кто-то вроде Богини существует.   – Но после всего этого ни одна из вас не решила присоединиться к культу Кёко? – спросила Мами.   – Я не знаю, хочу ли я привязывать себя ко всему этому богословию, – сказала Рёко, хоть в этот раз уже обдумав, что она хотела сказать. – Пока что я предпочитаю думать обо всем этом сама.   Надолго повисла тишина, во время которой Мами закрыла глаза, ее локоны слегка дергались вверх и вниз, пока Рёко не задумалась, стоит ли ей сказать что-нибудь еще.   – Спасибо, что нашли время, – опередила ее Мами. – Думаю, я задала все вопросы, что сейчас хотела.   Это явно было завершением разговора, но Рёко поинтересовалась:   – Если вы не возражаете, могу я спросить, почему вы вдруг захотели узнать?   К ее удивлению, Мами улыбнулась.   – Я просто хотела убедиться, что поняла это, – сказала она. – Прости, это грубо с моей стороны, но я бы предпочла не делиться дальнейшим.   Глядя на закрывшуюся за двумя ушедшими волшебницами дверь, Мами сказала вслух:   – Я знаю, что ты еще слушаешь, инкубатор. Что ты обо всем этом думаешь?   «Крайне интригующе, Томоэ Мами, – подумал Кьюбей, появившись на полу рядом с Азраил. – Строго говоря, многое из обсуждаемого нарушает законы физики, в частности сохранение информации. Конечно, вся магия заключается в нарушении этого физического закона, так что я не могу сказать, что это вовсе невозможно».   – Как всегда уклончив, Кьюбей, – сказала Мами.   – Что вы собираетесь теперь делать? – спросила Азраил.   «У меня тот же вопрос», – добавил Кьюбей.   – Мне нужно посетить Землю, – сказала Мами. – Некоей магической сущности, настоящей или нет, придется на многое ответить.