Последний договор

На девятый день побега Зоро просыпается с уютно обосновавшейся в его голове мыслью о том, что он по-прежнему знает мага по имени Луффи. Эта мысль его вполне устраивает. Гораздо меньше Зоро устраивает мысль о том, что они пропустили утренний автобус, и теперь придётся ждать два часа сорок минут. Даже звучит ужасно: целых два часа и, словно издеваясь, ещё сорок минут. К сожалению для Зоро, волшебники не умеют перемещаться во времени, а тем более — брать с собой пассажиров. Так что впереди его ждут два часа и сорок минут ожидания. Вчера они приехали уже поздним вечером, когда последний автобус скрывался за изгибом планеты, а вокзал, к их счастью, был круглосуточным. Маленький, одноэтажный, с хрипящей громкой связью, через которую не разобрать и слова, с неработающими терминалами и тусклым светом. В самом углу на ночь обосновался (вполне возможно, что он сделал это уже давно) какой-то бездомный, и никто не собирался его выгонять. Ночевать они остались на этом же вокзале, где у сидений нет подлокотников, словно специально для того, чтобы можно было улечься. И среди всех полезных вещей в сумке Луффи, которая, кажется, тоже что-то ворчит, когда на неё ложишься, не нашлось ничего, что можно было бы подложить под голову. Если вы, конечно, не предпочитаете спать в чехле для чайника. А зачем нужен был Луффи чехол... Лучше не спрашивать. Несколькими точными ударами Зоро «выпросил» у автомата бутылку газировки, свернул кофту и, заметив ещё двух или трёх людей, оставшихся ночевать с ними, лёг на сиденья, предусмотрительно запрятав под них свою сумку. Их соседи не были похожи на людей, которые, увидев три острейших меча в сумке, захотят после такого эту сумку украсть. Завернувшийся в свой плащ Луффи лёг спать на соседний ряд. Когда до нужного автобуса остаётся два с половиной часа, открывается местное кафе. Рядом с Луффи по-прежнему не жарко и не холодно, и Зоро даже думает, что это попросту нечестно и слишком просто. Даже ни за что не платить — слишком просто. Быть волшебником вообще слишком просто. Пока Луффи, этот маг, которого теперь все должны искать, отвлекает единственную официантку в кафе, Зоро, успев прочитать лишь что-то про картошку и стейк в меню, проскальзывает на кухню. — Три большие порции жареной картошки и четыре стейка. С собой, — грохочет он голосом, от которого ни за что на свете не захочешь повернуться, чтобы узнать, кто с тобой говорит. И выходит, с силой толкая открывающуюся в обе стороны дверь. Повар, ещё толком не успевший проснуться, уже жалеет, что пришёл на работу. Все пять лет своей работы он был уверен только в двух вещах. Во-первых, он работает с официанткой-девушкой. Во-вторых, у них никогда не было еды на вынос, и это делало его счастливым. Теперь же вряд ли что-то огорчит его в этот день ещё больше. Официантка, явно обескураженная произошедшим, выносит им через двадцать минут три большие картонные коробки, которые, очевидно, остались после продуктов, и две пары столовых приборов. Впрочем, мир был бы чуточку лучше, если бы Луффи знал, что такое вилка. Размороженные стейки и сыроватая картошка не делают утро на вокзале приятнее. Впрочем, Зоро не брезгует, а Луффи в немом восторге от всего, что с ним происходит. «Действительно ли, — думает Зоро, — этот парень ничего раньше не видел?» Но на сиденьях, где они провели ночь, в любом случае приятнее, чем в кафе. Они даже возвращают приборы и просят налить воду в пустые бутылки. Зоро не уверен, что местную воду можно пить, но знает, что пожалеет, если упустит возможность. В зале становится холодно и сыро, а пока Зоро помогает Луффи освоить обращение с автоматами по выдаче еды, Луффи перестаёт думать о чём либо, и начинается дождь. Переполненные облака обрушивают воду на землю с таким удовольствием, будто из-за Луффи они ждали этой возможности месяцами. Капли барабанят по крыше, по асфальту, бьют по немытым стёклам, смывая пыль, и по грязи на улице, оставляя крошечные воронки. Бездомный в углу облегчённо выдыхает, радуясь, что сейчас он не на улице. Кто-то из их спящих соседей поднимает шляпу, скрывающую глаза, чтобы узнать, что происходит. Дождь, однако, не вызывает никакого интереса. Вдалеке молния бьёт в одинокое дерево, и только треск привлекает внимание Луффи, почти постигшего сокровенные тайны души этого автомата. — О, — удивлённо восклицает он и тянется за спину, чтобы взять посох. Его рука останавливается на полпути. — Я могу вернуть солнце, если хочешь, — обращается он к Зоро, глядя снизу вверх. — Не люблю дождь. — Нет, не надо. Дождь тоже не помешает. До их автобуса ещё полтора часа. Девушка у микрофона очень старается сообщить, что автобус, ожидаемый к настоящему времени, не приедет, однако никак не может выговорить пункт отправления и бросает бессмысленную затею. Подходят ещё какие-то туристы, каких полно на дорогах и вокзалах в летнее время. Они бросают удивлённые взгляды на парня в плаще, едва ли не большем, чем он сам, но отчего-то принимают за поклонника «Властелина Колец», а точнее за предприимчивого хоббита, у кого-то стащившего посох. Посох же на это поворачивается единственным глазом к туристам и кажется, будто подмигивает своим узором. Кто-то хватается за сердце. — Сколько, кстати, тебе лет? — на восьмой день знакомства с подозрительного вида подростком спохватывается Зоро столь внезапно, наблюдая разыгрывающуюся картину, что Луффи не сразу и признаёт в себе адресата обращения. — Двадцать один, вроде, — с широкой и самой искренней улыбкой отвечает волшебник. Следующая молния, по всей видимости, попадает в Зоро. Он не ожидал, что этому парнишке хотя бы можно гулять по ночам без родителей и взрослых, а он оказывается для всего мира совершеннолетним; пусть в каждой стране и оговорено, что волшебник становится совершеннолетним уже тогда, когда заканчивает единое пятнадцатилетнее обучение. Луффи не выглядит на двадцать один. Он и на семнадцать-то не очень выглядит. Он выглядит, скорее, как шестнадцатилетний подросток, который внешне повзрослел чуть быстрее остальных, а внутри так и остался десятилетним. Насчёт внутреннего возраста Зоро уверен. Свой же внутренний возраст в разное время суток он оценивает от девятнадцати до шестидесяти трёх. — А тебе? — Почти двадцать три, — и Зоро смотрит на наручные часы, будто они могут подсказать его возраст. — А фамилия? Фамилия у тебя есть? — Зоро решает копать, что называется, до победного конца. — Ну, полное имя у меня Монки Д. Луффи, но что за «Д.» в середине я не знаю, — он пожимает плечами. — Я знаю таких же людей с «Д.», но все без понятия, что оно означает. — А спросить у родителей, почему «Д.», нельзя? — А ты найди моих родителей, тогда я и спрошу, — безо всякой злости быстро отвечает Луффи, и идёт обратно к сидениям с двумя пачками чипсов. В конце своего «свидания» он сдался и превратил найденные поблизости бутылочные крышки в некое подобие монеток, полностью идентичное по размерам. — Ладно, — ухмыляется Зоро, отчего-то совершенно не удивлённый таким поворотом событий. Он идёт следом и с шумом опускается рядом с Луффи, скрестившим ноги. — Тогда что у тебя за шрам под глазом? — он рукой показывает на своём лице приблизительное место. — А что у тебя за шрамы на ногах? — и Луффи тоже показывает два надреза на щиколотках. — Ты когда-нибудь пробовал отрезать себе ноги? — А ты когда-нибудь пробовал вырезать себе глаз? Повисает ужасно неловкое молчание. «Одна история круче другой», — думает про себя Зоро, и не уверен, что стоит ещё хоть что-то спрашивать, если не хочет знать правду. Это ведь Луффи, он расскажет всё как есть. Что он имеет? Он имеет под боком двадцатиоднолетнего подростка-полноправного боевого мага, к тому же, дезертира, который не знает своих родителей и пытался вырезать себе глаз. Не исключено, что ложкой. К тому же, у подростка есть очень могущественный посох и масса впечатлений от происходящего. Ко всему прочему, как может предположить Зоро, шрамов у него должно хватать: и шрамов, и ожогов, и незаживших порезов, и переломов, и много чего ещё, что гарантирует себе такой человек, как Луффи. У подростка есть магический посох, магический плащ, магическая сумка, магическое образование и две пачки не-магических чипсов. У Зоро не находится слов, чтобы описать ситуацию. — Откуда знаешь про ноги? — вместо этого с подозрением интересуется он. — Видел, когда ты спал, — всё так же честно признаётся Луффи. — И иногда у тебя задираются джинсы. Этими же... мечами? — Да, этими же. Луффи недолго обдумывает такое слово, как «меч», после чего выдаёт абсолютно потрясённое: — Кру-у-у-уто, — и глаза его загораются безумным огнём. — Они острые? А дашь потрогать? А взмахнуть? Зоро, пожалуйста! Луффи бросается обнимать его, когда Зоро тянется за абсолютно обычной спортивной сумкой, которая всё ещё под сиденьями, чтобы достать хотя бы один меч. Ходили легенды, что один из трёх его мечей проклят, а два остальные необычайно редкие. Зоро всегда отвечал на это, будто ходили легенды, что продавец, у которого он эти мечи честно выиграл, был идиотом. В частности, потому, что разыгрывал оружие. Зоро очень надеется, что Луффи, беспорядочно взмахивая мечом, никому ничего здесь не отрежет. Хотя бы не сегодня. Иногда они попадали на радиопередачи, в которых докладывали о последних новостях с фронта, о необычайной доминации волшебников их страны над волшебниками другой страны; видели технику, которую стягивали в одно место, и она запросто колесила по шоссе вместе с автобусами; успели углядеть в газетах и по телевидению кадры с поля боя. Зоро смотрит, слушает и понимает, что где-то там мог находиться и Луффи. Прошло немногим больше недели, а ведь Луффи действительно мог беспорядочно размахивать чем-то особенно острым, убивая людей без счёта. Луффи мог использовать для этого свою разрушительную магию, и Луффи мог погибнуть в бою. Но каждый раз, когда Зоро слышит новости о волшебниках, он смотрит на Луффи, которому, кажется, и вовсе нет до этого никакого дела, и понимает, что, в общем-то, всем волшебникам, скорее всего, нет до этого никакого дела. Они отправляются на войну потому, что туда отправлялись до них, и потому, что если будут отсиживаться, каждый, кому нечем заняться, будет обвинять их в бездействии. Ведь, если так посмотреть, и людей вокруг гораздо меньше. Раза, наверное, в два... Луффи вырывает его из круговорота собственных мыслей. Луффи, совершенно безмятежный маг с огромной разрушительной силой; он восхищённо прячет меч обратно в ножны и протягивает Зоро. Тот прячет его в сумку и поднимает глаза на Луффи, что неожиданно сосредоточен. Словно сквозь него он видит, как на них оборачиваются люди, и если мальчишку-волшебника они запросто забудут, забудут ли они так же легко и его? Приезжает нужный автобус: не самый большой и не самый новый, местами потрёпанный временем, с надписями на стёклах и на стенах, кое-где с порваной обивкой и десятком пассажиров на своих местах. Ручка перед сидениями, которые они занимают, кажется, совершенно незаметно для водителя, напрочь оторвана, но заботливо оставлена в нижнем кармане. Луффи открывает занавески на окнах, но солнце, спрятавшееся за дождевыми тучами, не бьёт по глазам. Зоро спит большую часть поездки, просыпаясь на остановках, чтобы спросить: — Наша? А Луффи упорно отвечает: — Ещё нет, можешь спать. Лишь позже, уже по прибытию в место назначения, Зоро понимает, что спрашивать всё это у Луффи было крайне неразумно: он ведь даже не знал, в какую сторону они едут. Они едут на север. Автобус останавливается в семь вечера, после восьми часов почти непрерывной дороги. Через три часа Луффи, словно маленький ребёнок, начал просить есть, а ещё через час обиделся и замолчал. Поскольку остановки не были достаточно продолжительными, сейчас Луффи представляет из себя самого голодного и самого обиженного мага в стране. А магов, как известно, лучше не обижать. Тем не менее, они упорно идут по городу. Зоро не очень представляет, в правильном ли направлении они идут, однако сам факт движения налицо. Зоро, ко всему прочему, совсем не доверяет общественному транспорту именно в самом городе, поскольку этот общественный транспорт постоянно привозит тебя не туда. Он начинает жалеть, что оставил дома мобильный телефон, ведь вместо того, чтобы бродить по городу, тщетно пытаясь вспомнить дорогу, можно было бы позвонить. А Зоро, как человек, большую часть времени страдающий от топографического кретинизма, предпочитает именно звонить. Удивительное дело: иногда его топографический кретинизм пытается перехитрить сам себя, и в итоге Зоро оказывается в назначенном месте, сам того не осознавая. В этот раз получается так же. Они оказываются в полурабочем квартале, одного взгляда на который хватает, чтобы понять: они на месте. Впрочем, Луффи не помогли бы взгляды и десяти пар пытливых глаз. Он бешено глазеет по сторонам, в первый раз оказавшись среди домов, которые, впрочем, готовы рассыпаться от ремонта дорог возле них, а Зоро думает, как его вообще сюда занесло. И оба ищут похожий на образ в голове дом. Если бы какой-нибудь нерадивый архитектор, которого выгнали даже из колледжа, по дешёвке купил подозрительного вида засахаренные грибы у волшебника-недоучки в подвале среди котов, а после их принятия приблизительно нарисовал дом, который пришёл ему в голову, этот дом выглядел бы именно так, как сейчас выглядит дом Усоппа. Впрочем, это в доме Усоппа ещё убрано. Если, конечно, существует мизерная вероятность того, что все многочисленные инструменты и не менее многочисленные изобретения вообще было возможно куда-то убрать. Так что Усопп на скорую руку смахнул со всего своего добра пыль, что заняло порядка четырёх часов, и накрыл чехлом, кажется, от целого танка. Так в его доме проходит уборка. Усопп ждёт девушку. Неизвестно, из-за чего некоторым людям так нравится выделять это слово курсивом, однако Усопп, в своём понимании, ждёт именно девушку. Не просто подругу, а, ну, вы понимаете... Девушку. Усопп вообще старается выглядеть более гостеприимно: несмотря на некоторую, как это описали бы другие люди, чудаковатость, он не боится заводить новые знакомства, и это весьма похвально. Усопп иногда устраивает некое подобие вечеринок, но и они не подходят под классическое определение. На них, по крайней мере, весело. Хотя бы некоторым гостям. Которых не так много. Частый гость таких вечеринок — Фрэнки — живёт всего в нескольких домах от Усоппа, и очень гордится тем, что построил свой дом сам. А поскольку «сам» — понятие растяжимое, история умалчивает, что Фрэнки всё-таки нуждался в помощи своего брата, Усоппа, друзей с работы, поддерживающих его во всех начинаниях, и ещё каких-то парней, которых тоже привёл Усопп. Фрэнки не уверен, но среди этих парней мог быть и Зоро. Впрочем, да, ещё несколько лет назад на месте, где сейчас весьма гордо возвышается дом Фрэнки, не было ничего, лишь табличка «Продаётся» и номер телефона уже бывшего владельца. Однако никогда не стоит говорить Фрэнки, что он нуждался в посторонней помощи при строительстве. Инвалидной коляской можно весьма ощутимо проехаться по ноге, особенно если в этой коляске — Фрэнки. Тем не менее, сегодня вечером Усопп ждёт совсем не Фрэнки, а Каю — прекрасную, но, к сожалению, очень болезненную девушку, из-за чего Усопп постоянно беспокоится. Каю пугают походы в район Усоппа, но он всегда убеждает её, что в домах и их обитателях нет ничего особенного. В одну из таких прогулок после этих слов за их спинами на дорогу упал фонарный столб. Кае очень нравится Усопп, и только это заставляет её покидать дом, когда становится лучше. Сейчас Кая чувствует себя весьма хорошо для небольшой прогулки до дома Усоппа. Как уже упоминалось ранее, Усопп, специально к приходу Каи, сделал в доме уборку. К тому же, он купил продуктов, если вдруг девушка захочет поесть; отмыл купленные по дешёвке пластиковые шезлонги на заднем дворе, если вдруг девушке захочется полежать, любуясь звёздным небом; отрепетировал несколько своих излюбленных историй, не отличающихся правдивостью, если девушке станет скучно; и проверил свой внешний вид, если девушка вдруг вспомнит, что в доме она не одна. На пороге чужого дома Кая появляется в сопровождении двух очень странного вида парней, которые перехватили её по пути, а она любезно согласилась показать им дорогу. Открывший дверь Усопп от испуга тут же спешит закрыть её обратно, но кроссовок Зоро не даёт ему никаких шансов, пока Луффи развлекает Каю абсурдными выражениями лица. Поддавшийся обстоятельствам Усопп впускает гостей в дом, но стоит ему как следует рассмотреть Луффи, как с дикими криками «Да он же волшебник!» Усопп отступает в ванную. Обычно к таким людям, как Усопп, никто не прислушивается. Их считают трусами, паникёрами и людьми крайне абсурдного поведения. Однако такие люди отлично чувствуют опасность. Именно такие люди, как Усопп, кричат: «Да этот парень зомби! Зомби! Зомби наступают!», — и убегают, в то время как их друзья, качая головами, говорят: «Ему просто плохо, давайте ему поможем», — и умирают. В понимании Усоппа, волшебники не менее опасны, чем зомби, оборотни, вампиры, драконы, ожившие скелеты и люди, которые работают по специальности. Стоит Усоппу увидеть волшебника, в его голове срабатывает защитный механизм, общее влияние которого можно описать следующим образом: ......БЕГИ......СПАСАЙСЯ......НЕ ДАЙ СЕБЕ УМЕРЕТЬ......БЕГИ......БРОСЬ ИХ ВСЕХ...... Усопп старается выглядеть гостеприимным, но стучащие зубы его выдают. Зоро уже привык к Луффи, Кая находит общество волшебника очень приятным, только Усопп с нескрываемым подозрением следит за каждым его движением, обливаясь потом. Казалось бы, бояться нечего, раз волшебник пришёл с человеком, с которым ты долгое время знаком. Однако Усоппа не так легко провести! Именно он прекрасно знает: стоит потерять бдительность, как волшебник захватит твой мозг. И это всё ничего, если маг в твоём доме смеётся, кривляяется, бесцеремонно... залезает в твой холодильник, сметая всё подчистую, не давая Зоро и возможности что-то приготовить; это всё ничего, если маг крайне дружелюбен, весел, нравится девушке и даже Зоро. Просто он втёрся к ним в доверие, но стоит лишь дать слабину, как волшебник непременно это почувствует, и тогда!.. Ужин, изначально рассчитанный на двоих, проходит, прямо сказать, так себе. Зоро находит даже не в своём доме (какая наглость!) заначку с бутылкой вина, которую Усопп держал для какого-нибудь особого случая, и тут же бросается на поиски штопора. Луффи кривится с одного глотка и больше не пьёт, Кая отказывается пить из-за своего здоровья, а Усопп боится потерять бдительность, и бутылку попросту всаживает Зоро, совершенно не пьянея и успевая совсем немного подливать Луффи. Усопп возмущён таким поведением до глубины души. Собравшиеся в восемь, расходятся они ближе к одиннадцати. — Усопп, ты же знаешь, что мы останемся у тебя на ночь? — всё же решает уточнить Зоро, когда через дверной проём спальни видит Усоппа, готовящегося ко сну. — Что значит «мы»? — полным ужаса голосом переспрашивает Усопп, через высокое плечо Зоро глядя на сонного волшебника. Только подумать, волшебника! Да ещё и в его доме! Который ел его еду и пил его вино! Следующий вздох Усоппа символизируют всю печаль во Вселенной. — Не хочешь же ты предложить бросить его одного в незнакомом городе, чтобы ночью он пошёл искать себе койку? — Ну, почему не хочу... — Усопп! — Зоро повышает голос, но опасается, что его услышит Луффи. — Усопп. Понравилось бы тебе всю ночь гулять по чужому городу, зная, что тебя, скорее всего, ищут другие волшебники? — Он ещё и в бегах! — на Усоппа накатывает очередная волна страха и паники. Когда дело касается опасности, такие люди, как Усопп, понимают всё даже без слов. И, соответственно, бояться тоже начинают раньше, причём активно. А активный страх никогда не внушает доверия. — Ты заделался в охранники какому-то волшебнику, который, к тому же, в бегах! — Усопп старается говорить шёпотом, но на последних словах его голос едва не переходит в визг, а колени начинают бешено стучать друг о друга. Зоро вынужден закрыть ему рот рукой, чтобы на крик не сбежались все немногочисленные соседи. — Тише! — шипит он. — Мы так-то оба в бегах. И тут Зоро ощущает присутствие в своей голове ещё одной мысли. — А ты разве не должен был идти на фронт? — вспоминает Зоро, и взгляд его тут же становится очень-очень хитрым. — Я не пошёл по состоянию здоровья. — Да? И как же называется твоя болезнь? — Я Не Могу Служить От Этого Умирают. — А он, — Зоро кивает в сторону Луффи, — не пошёл потому, что реально может кого-то убить. И не кого-то одного. Дай ему немного времени и пару друзей-магов, и он размотает армию какой-нибудь Македонии. Так что вы, два дезертира, понравитесь друг другу, и мы останемся у тебя. Уже завтра, может, куда-то уедем. — К Санджи? — тихим голосом с надеждой спрашивает Усопп. Зоро держит его за футболку, и только это сейчас не даёт ему упасть. — К кому угодно, только не к, — он запинается, — нему. Зоро, конечно же, бессовестно врёт. Как Усопп любит рассказывать едва ли не о том, что Двенадцать Подвигов Геракла совершил именно он, так Зоро знает, что он совершенно не восприимчив к распознаванию вранья, когда врёт ему Зоро. Главное — делать это убедительно. Таким образом они остаются на ночь, но Усопп выгоняет их спать на пластиковых шезлонгах на заднем дворе. Он как раз недавно отмыл их от грязи, нанесённой дождём и ветром. Луффи слегка пьян, так что его не слишком волнует, где он будет спать, а Зоро достаточно хорошо знает Усоппа, чтобы догадываться, что спать на улице безопаснее, чем в доме. На выходе их встречает приятный ветер и безоблачное, полное звёзд сверкающее небо с непроглядной темнотой космоса. У Усоппа высажено несколько деревьев и даже есть мандариновый куст, глядя на который Зоро невольно улыбается. Стоит Луффи узнать, что на этом кусте гипотетически могут расти мандарины, он тут же бросается к нему в поисках. Шезлонги стоят у самой стены и частично под крышей, но Зоро легко относит их в центр двора, обнесённого хилым заборчиком, в котором наверняка отодвигается не одна и не две доски. Он хочет попросить у Усоппа хотя бы подушки или одеяла, которые можно подложить под голову, но во всём доме уже не горит свет, а задняя дверь закрыта на ключ. Луффи создаёт шар приятного жёлтого света, больше фута в диаметре, который зависает в воздухе и освещает задний двор — что-то вроде ночника. Каждый раз присутствие этого шара беспокоит Зоро, но он ничего не говорит. Среди прочих кустов и камней обнаруживается мишень, совершенно точно принадлежащая Усоппу. Большинство попаданий точные, а прочие лишь ненамного отличаются от них, и Зоро, который показывает мишень, охватывает некая гордость за Усоппа. Сам Усопп боязливо наблюдает за ними в маленькое окошко уборной, выходящее на задний двор. Луффи, разумеется, и раньше видел звёздное небо. Разумеется, он и раньше проводил ночи на свежем воздухе и даже успел погулять по городу в это время суток. Однако в этот раз, когда его посох лежит в низкой, неровно подстриженной траве возле шезлонга, а сумка с массой полезных, и в то же время абсолютно бесполезных вещей лежит рядом; когда магический шарик слабо освещает пространство возле его головы; когда он скинул свои шлёпки и сложил в ногах плащ, переоделся, пока Усопп ворчал и мыл посуду, в кофту Зоро, рукава которой раньше, очевидно, были специально укорочены, а теперь почти подходили по размеру (не то, чтобы Луффи был намного меньше, просто так на нём смотрелась почти вся одежда); когда он откидывается на спинку шезлонга, глядя на другой, не менее странный дом... Всё кажется ему слишком спокойным и умиротворённым, чтобы быть правдой. — Что говорил Усопп? — спрашивает Луффи, повернувшись на бок лицом к Зоро и подложив ладони под голову. — Этот болван боится магов как огня. Он чуть не умер, пока ты был в доме. А сейчас он считает, что в безопасности, хотя вон он, в окно выглядывает. Иди спать! — и Зоро машет маленькому окошку в доме руками. — А почему он боится магов? Разве мы сделали что-то плохое? — Потому что он идиот. И Усопп. Это основные черты его трусливой душонки, — хмыкает Зоро и всё-таки ложится на шезлонг. Поворачивает голову к Луффи: — Он забудет тебя, так ведь? — Не знаю. Наверное. Скорее всего, но, если не случится, могу сам помочь. — А Кая? — О, она уже и не знает, кто я такой. Ещё немного времени оба лежат в тишине, и Зоро обдумывает что-то своё. — Эй, Зоро, — вдруг слышит он. — Зо-о-оро. Зоро. — Выйди и поговори со мной нормально. Слышится щелчок замка, звук отъезжающей двери, и короткими перебежками к Зоро подбирается Усопп. — Он спит? — осторожно интересуется Усопп. — Нет. — Почему?! — О, Усопп! — радостно восклицает Луффи, принимая сидячее положение. Усопп подпрыгивает на месте, падает на землю, хаотично размахивая руками копает траншею, и в конечном итоге вновь оказывается у двери, за которой вскоре и исчезает. — Не трогай его, — советует Зоро. — Он хочет бояться, так пусть и боится. А если мы завтра уйдём, так нечего и напрягаться. — Уйдём? — неожиданно для себя переспрашивает Луффи. Зоро ничего не отвечает, потому что ответ очевиден. Задерживаться нет смысла, а задерживаться у Усоппа опасно для жизни. К тому же, опасно не только для их жизни, но и для жизни Усоппа — человека, в данный момент потрясённого местоположением ближайшего волшебника до глубины души. Быть может, где-то в потайных комнатах этой самой души, он и хочет быть магом; однако хотеть быть магом и принимать одного такого дома — совершенно разные вещи. Как хотеть быть известным музыкантом и умереть в давке стотысячной толпы на рок-фестивале. Абсолютно непохожие вещи. Засыпает Зоро, даже несмотря на очень уж приятную тёплую погоду, нескоро. Сначала он дожидается, пока поблизости тихо засопит Луффи; потом — его изредка похрапывающий страж-посох, совсем не беспокоящийся о сне хозяина; только после этого утихают шорохи в фантазии душевнобольного архитектора, а именно в доме Усоппа, и гаснут все, даже самые маленькие ночники; шар света, источающий некую прохладу (а скорее, просто поглощает окружающее его тепло), рассыпается на крошечные огоньки света, как мыльный пузырь в замедленной съёмке, когда до него дотрагивается Зоро, и эти огоньки совсем скоро растворяются в воздухе, затухают, подобно салюту; даже бездомные животные прекращают бегать по улицам, гоняться друг за другом и искать еду (Луффи вынес истощавшим бездомным собакам остатки ужина, которые Кая специально отложила, но его прикосновений всё же недостаточно, чтобы излечить собачьи болезни). Только после этого Зоро позволяет себе заснуть. Время близится к часу ночи. Зоро снится зал, стены которого уходят в пугающую темноту, так и не представляя взгляду потолка. Полностью беззащитная, его крошечная фигурка заслоняет собой ещё более крошечную фигурку Луффи, в плаще с капюшоном и в джинсовых шортах — как и всегда, не самый привычный внешний вид мага. Посоха Луффи нигде не видно. Они стоят в центре зала босиком, а над ними нависают неправдоподобно-большие фигуры Старших Волшебников, таких, какими их себе представляет Зоро: словно вышедшие из сказок его детства, они поголовно бородатые, в расшитых звёздной пылью мантиях, длинных остроконечных шляпах, седые и надменные, смотрят и на него, и на Луффи, едва ухватывая их взглядом из-за собственных длинных подбородков. Над ними идёт суд. Зоро пытается осудить их всех, в привычной манере повышая голос и нахмуривая лицо. Обычно весёлый, жизнерадостный и не признающий авторитетов Луффи топчется на месте за его спиной, мнёт край чужой рубашки и ничего не говорит, хотя явно хочет что-то сказать. Луффи стеснительно проводит рукой по его широкой спине, добавляя нечто, что можно расшифровать как: «Не надо», — что полностью убеждает Зоро в бредовости собственной затеи. В этот момент приходит осознание, что судят здесь именно его. Луффи же в принудительном порядке отправляют на фронт, приставив мага-наблюдателя, чтобы тот следил за обязательным раскрытием максимального потенциала Луффи. А если проще, из него хотят выжать все соки. Зоро поворачивается, и в его представлении Луффи становится ещё меньше, не только по размерам, но и по возрасту, больше всего напоминает надоедливого восьмилетнего Луффи, а не того надоедливого двадцатиоднолетнего Луффи, которого он знает обычно. Вдруг Зоро понимает, что всё это время за его спиной стоял не сам Луффи, а та его часть, которая устроила побег и теперь жутко боится последствий, а тем более — последствий для Зоро; совсем крохотная и незаметная часть такого большого, всеобъемлющего и занимающего весь скромный мир Зоро, до последнего протона, Луффи. Луффи будит его ровно в восемь утра, так целенаправленно, словно сидел у его шезлонга последние несколько часов, ожидая заветного времени. Он, что немаловажно, снова нормальных размеров и выглядит как довольный жизнью фермер из Техаса. Не хватает лишь ковбойской шляпы. Зоро с удовлетворением отмечает, что лицо перед самым его носом выглядит знакомо. Его трясут за плечи, пытаясь каким-то образом разбудить, но Зоро уже проснулся, и все старания оказываются напрасными. Разве что, после встряски, немного болит и кружится голова. Он не успевает спросить, в чём же дело и к чему спешка, потому что за одну ночь Луффи, по-видимому, научился читать мысли. Скорее он научился читать мысли, чем человеческие эмоции. — С Усоппом беда! — сдержанно паникуя, сообщает Луффи, и при этом явно старается держать себя в руках. — Это не беда, а его жизнь, — сонно сообщает Зоро. Впрочем, быстро приходит в себя. — Какая беда? И почему ты не сможешь с ней справиться? Луффи отводит его в дом, где несколько дверных замков пришлось расплавить, чтобы попасть внутрь, и Зоро в очередной раз отмечает, что всё самое интересное происходит, пока он спит. И так всю его жизнь. Усопп лежит на полу возле своей кровати, явно упавший сразу после того, как попытался встать. На нём нет лица (большей частью потому, что его скрывает ковёр) и он, по крайней мере, дышит. Зоро слабо дотрагивается до безвольного тела носком кроссовка, и тело издаёт протяжный, душераздирающий, полный боли крик моржа, который, впрочем, тонет в мягком ковре. Зоро дотрагивается ещё раз. Крик повторяется. Луффи, приняв во внимание закономерность, опускается на корточки возле тела Усоппа и дотрагивается до его бока пальцем. Вместо крика слышится всхлип. Усопп, словно оживший мертвец, поднимает руку с крючковатыми пальцами, с шумом выкидывает её вперёд и, сопровождая выдохом, опускает перед собой. Пытается подняться хоть на дюйм, но тут же падает обратно, резко изменившись в лице. Луффи поворачивает голову: — Что с ним? — Чёрт его знает. Оба продолжают наблюдать за сценой с нескрываемым интересом. Однако на этом происходящее подходит к концу, и больше Усопп не движется. — Или он сейчас умрёт, — важно замечает Зоро, склонив голову на бок, — или это действительно болезнь Я Не Могу Служить От Этого Умирают, и он умрёт позже. — Умрёт?! — протяжно восклицает Луффи, не распознав юмора, и его круглое лицо вытягивается в овал с широким ртом, уголки губ которого тянутся вниз. — Он не должен умереть! Маг встаёт, наклоняется к безвольному телу, что некогда принадлежало Усоппу, и решительно закидывает себе на плечо несколькими уверенными движениями. Усопп вопит от боли. — Ты не можешь его немного заморозить, — спрашивает оглушённый Зоро, — чтобы он перестал что-то чувствовать? — Если я заморожу его, он точно умрёт! — Луффи едва не плачет. — Не то, чтобы это было большой потерей... — Хватит! — слабо восклицает Усопп, на минуту вернувшись к жизни. — Хватит рыть мне могилу, пока я ещё не умер! Я просто отра... — и он не находит сил, чтобы говорить и дальше. — Он отра...? — переспрашивает Луффи. — Он отравился. Видимо, серьёзно. Лучше брось его на постель и найди где-то в доме телефон. Луффи кивает ему, с долей небрежности кладёт на кровать вопящего Усоппа и уходит на поиски. Зоро склоняется над страдальцем. — Усопп, — тихо начинает он, склонившись над кроватью. Усопп моргает, стеклянным взглядом глядя в потолок, показывая, что готов слушать. — Будет очень грустно, если ты умрёшь, — Зоро делает драматическую паузу. На глазах Усоппа выступают слёзы. — Потому что нам нужна твоя стиральная машина. Усопп, почувствовав вкус предательства, начинает плакать. Зоро отходит от его постели с намерением помочь в поисках телефона, но чувствует, как Усопп взмахивает рукой, пытаясь ухватить подол его футболки. — Это всё из-за него, — шипит Усопп. — С тобой ничего не случилось. И с ним тоже. Все знают, что маги приносят только несчастья, и ты не можешь не знать. Он намерен избавиться от меня, поэтому... — Купил просроченную еду и подсунул тебе в холодильник? — Были скидки, — всё так же хрипло отвечает Усопп. — Вопрос только в том, — он набирает в грудь побольше воздуха, — когда придёт твоё время. — Думаю... Голос Луффи не даёт закончить мысль. Он находит телефон, и теперь кричит, чтобы узнать, кому лучше позвонить. Зоро быстро оборачивается: — Думаю, не сегодня, — и выходит из комнаты. На вызов скорой помощи приезжает волшебник. Точнее, волшебник «под прикрытием», маскируясь под обычного врача. Луффи узнаёт его, и тот сначала делает вид, что его настоящее имя не имеет к нему никакого отношения, а потом становится крайне раздражительным и едва не калечит Усоппа. Пока Луффи следит за мерным вращением вещей Зоро в стиральной машине на кухне, подложив руки под голову, Усоппа забирают в больницу. Их спрашивают об имени пациента, возрасте, что он ел и кто вызвал скорую. Врач-волшебник в это время подозрительно косится на Луффи (видимо, узнаёт в нём персонажа большого количества рассказов), но так ничего об этом и не говорит, хотя вставить пару слов ему явно хочется. Зоро в этот момент понимает его, как никто. Иногда очень хочется крикнуть Луффи: «Да что ж ты творишь?!» Но кто-то внутри тебя только громче кричит: «Просто поверь в него!» И Зоро ничего не остаётся, кроме веры. Когда скорая помощь уезжает, Зоро замечает, что волшебники, в последнее время, слишком уж часто попадаются ему на глаза. До этого, за всю свою жизнь, он был в этом уверен, ему не довелось встретить ни одного; а тут не прошло и двух недель, как он знаком уже с двумя. — Сколько всего магов в стране? — спрашивает он у Луффи, когда машины с лежащим в ней Усоппом уже не слышно. Луффи беззастенчиво ему отвечает. — Я думал, гораздо меньше. — Так и думаешь, — кивает Луффи, заворожённо наблюдая за стиральной машиной. Она замедляется, — пока не видишь их всех в одном месте. Это очень странно. Вроде бы знаешь в лицо не то чтобы многих, а как какой-нибудь массовый съезд, что не протолкнуться даже в туалет, так оказывается, что лица везде знакомые. — Ты бывал на таких съездах? — Ну да, конечно. Раз в пару лет... Или в десять. Короче, неважно. Кто-то арендует какой-нибудь театр там, или концертный зал, и все сидят, слушают, обсуждают какую-то ерунду, а потом спрашивают: «Ты всё понял?» — когда ты не понял ничего. И все идут есть. Зоро очень многозначительно хмыкает. Впрочем, это говорит о многом. Например, такие вопросы Зоро знакомы, причём достаточно близко. Или что он сейчас не против перекусить. Однако в холодильнике не так много еды после вчерашнего ужина, и Зоро, вопреки всем протестам, вынужден выкинуть всё съедобное и не очень в мусорную корзину, потому что, когда Усопп вернётся, всё пропадёт окончательно. Они вешают сушиться одежду на бельевых верёвках на заднем дворе, и Луффи, объясняя тем, что курс управления погодой нравился ему больше всего, направляет луч ещё сильнее нагретого солнечного света как раз на эти верёвки с одеждой, которая едва ли не дымится от усердия. В мобильном телефоне Усоппа Зоро находит Каю, сообщает ей, что Усопп попал в больницу с отравлением, но совершенно забывает поинтересоваться её собственным здоровьем, скорее, опасаясь получить очень развёрнутый ответ. Оставив Луффи в доме, он идёт к Фрэнки (опознать его дом не так уж сложно), который, вопреки ожиданиям, так и не начал ходить. Фрэнки тоже благодарит его за информацию, обещает заглянуть к Усоппу в больницу и приглашает в дом, но Зоро внезапно обнаруживает у себя множество нерешённых дел. Фрэнки с пониманием ему кивает и закрывает дверь. Зоро собирает в больницу вещи: одежду к времени выписки, пару башмаков, зубную пасту, аккуратно забирает зубную щётку и кладёт её в отдельный пакет, мобильный телефон. Он не особо знает, что ещё можно принести в больницу человеку, попавшему туда с отравлением, так что складывает всё в большой пакет из супермаркета и пока откладывает в сторону. Пока он общается с окружением Усоппа, одежда, что удивительно, успевает высохнуть. Они забирают сумку Луффи, куда в очередной раз наспех сбрасывают вещи, сумку Зоро с выглядывающими рукоятями мечей, пакет вещей и в последний момент уносят и сумку Усоппа, которую он, когда выходит из дома, всегда берёт с собой. Зоро даже не хочет знать, что в ней, если даже внешне она выглядит крайне потёртой. Все замки, которые пришлось расплавить, чтобы добраться до Усоппа, плавятся ещё раз, только в этот раз так, чтобы никто, даже владелец ключа, не смог их открыть. По пути до больницы, во время которого Луффи постоянно приходится исправлять направление Зоро (по всей видимости, в этот раз топографический кретинизм работает как часы), они покупают у женщины, торгующей на улице, связку бананов, пакет яблок и клубнику, упакованную в большую пластиковую бутылку. Они не уверены, насколько это правильно, но, тем не менее, относят всю еду Усоппу. Луффи, ради общего блага, даже не заходит в больницу. Время неумолимо близится к полудню, так что они бродят вокруг больницы, стараясь найти место, где можно было бы не просто позавтракать, но и пообедать после этого. Однако уезжать из города пока не спешат. Усопп лежит в палате и смотрит в потолок с ощущением полной неизбежности. Зоро не так давно ушёл от него, но и перед этим его подвергли ряду процедур, которые, кажется, должны были неминуемо привести к смерти. Тем не менее, он жив. В очередной раз. Даже удивительно. Сам Усопп давно перестал этому удивляться, и лишь надеялся, что трюк удастся повторить. Однако в последние два дня удача явно отвернулась от него, и надежда постепенно сходит к минимуму. Хорошо, он выжил после встречи с волшебником. Уже неплохо. Даже, можно сказать, очень неплохо. Он же жив, в конце концов! Правда, оказался в больнице, но это мелочи. Единственное, что всегда будет важным для него — этот тот незатейливый факт, что он жив. Всё, что существует вне этого факта, мелочи. Так вот, неизбежность. В его жизни её вдруг становится слишком много, и вот, на больничной койке, она начинает переливаться через край. Усопп понимает, что в больницу он неизбежно должен был попасть. Так оно и случилось. Усопп всегда знал, когда произойдёт что-то плохое. И если сейчас спросить Усоппа, едва ли он ответит нечто внятное, но совершенно точно подумает: что-то неизбежно плохое уже происходит. Однако дело даже не в войне. Война — совсем другое дело, когда она далеко. Война не неизбежна и не так предвещает, как... Как, например, появление перед дверью волшебника. Волшебника и друга, которого не видел четыре года. Друг — всегда хорошо, а волшебник — всегда плохо; и Усопп в этом твёрдо уверен. Не то чтобы он знал лично хоть одного волшебника до вчерашнего дня. Вернее, он знал их, но не мог и допустить подобной мысли. Волшебники ведь, волшебники ведь... Непременно приносят несчастье! Зоро не был таким несчастьем. Таким несчастьем стало отравление, наступившее лишь на следующий день. На следующий день после появления волшебника. Беда была неизбежна, и вот, как и заказывали. Теперь Усопп ждёт. Он не особо знает, чего, однако он ждёт чего-то... Неизбежного. Всё дело именно в этом: нельзя убежать от того, от чего нельзя убежать. Усопп знает это, как не знает никто другой. Он бегает от неприятностей всю свою жизнь, и те всегда находят его. Впрочем, Усопп и не догадывается, что ему повезло. Он лежит, проклиная Луффи, и осознаёт, что с каждой секундой его образ всё темнее, а воспоминания о нём уже не поддаются памяти. Усопп лежит в палате и смотрит в потолок, не догадываясь, что, если бы сегодня утром вышел из дома, то умер бы под колёсами разогнавшегося внедорожника.