Последний договор

Дверь в медицинском пункте, заставленная множеством коробок, письменным столом, стопками книг, банками с неизвестным содержимым и сидящем на столе подобием живой мягкой игрушки, не поддаётся. Кто-то со стороны, где по всем чертежам должна быть стена, а сама дверь — не больше, чем нарисованный камин из «Буратино», упорно ломится внутрь. Попасть в обитель множества волшебников не так и сложно, если знать, где есть проход. Можно приехать на огромный пустырь, походящий на месте так и не начавшейся стройки, и при помощи некоторого нехитрого заклинания увидеть то, что скрыто от простых человеческих глаз. Некоторое особо догадливые граждане, умеющие пользоваться электронными картами, выдвигают всяческие гипотезы по поводу того, где же находится обитель магов. И иногда они действительно угадывают, после чего, словно в их жизни недостаточно бед, отправляются на место, где на карте сокровищ не хватает только жирного красного креста. Но ничего не находят. Ни странных колыханий воздуха, ни птиц, врезающихся в пустоту, ни подозрительного вида личностей, бродящих поблизости. И, разочарованные, уезжают обратно. Но и обычные люди могут попасть внутрь, необходимо лишь найти того, кто сможет провести. Так что Зоро вместе со всеми ломает дверь. Ему очень доходчиво объяснили, что, по факту, за дверью, в которую они ломятся, если рассматривать с другой стороны, ничего быть не должно, а это значит, что про дверь все давно забыли. И если они просто выбьют её магией, то не просто испортят образцовый вид третьего этажа, но и, вполне возможно, ранят кого-то осколками. Нет, они, конечно же, совершенно точно собираются кого-то ранить. Но не сразу же! — А давайте используем Луффи как таран! — едва не вывихнув плечо, предлагает Зоро, но взгляд Хэнкок говорит красноречивее всех слов мира. Маленький Чоппер, сидящий на том самом тяжёлом столе, что надёжно был придвинут к двери, подскакивает, когда слышит, как кто-то упорно стучит в дверь, существование которой он до этого и не замечал. На ходу Чоппер убеждает себя, что сейчас, вот-вот, вот сейчас он отодвинет стол и впустит их, кто бы к нему ни ломился. Стол поддаётся с трудом, но Чоппер — очень упорный северный олень. Впрочем, никогда не произносите при Чоппере словосочетание «северный олень», если не хотите умереть от не оказанной вовремя медицинской помощи, потому что всё время, отведённое на ваше спасение, Чоппер будет доказывать, что раньше был человеком. Когда-то давно... Когда-то давно, когда всё ещё было хорошо. Сейчас даже дни тянутся медленнее. Наконец, дверь открывается. В лазарет вваливается Зоро, который почти упал в свою последнюю попытку открыть дверь, за ним, осматриваясь и рассредоточиваясь по помещению, заходят необычайно высокие Робин, Хэнкок и Ло, а последним появляется Луффи и закрывает за собой дверь. Луффи, только увидев маленького Чоппера, который, впрочем, младше его всего на два года, бросается с объятьями. У Чоппера медленно начинает паника. — Ло! Луффи! Робин! — едва не плача, но всхлипывая, взмахивает руками Чоппер. — Вас все так искали, все так искали! Луффи, как ты мог убежать?! Это ведь очень опасно! Тебя могли поймать! Зачем вы только вернулись? Теперь у Луффи точно будут проблемы! И у Ло! И у Робин! О боже мой, у всех будут проблемы! Что же нам делать? Что же нам делать?! — Почему у животного истерика? — наклонившись к Робин, тихо интересуется Зоро. — Здравствуй, Чоппер, — вместо ответа мягко произносит Робин и кивает. — Робин. — С блестящими глазами Чоппер кивает в ответ. — Ло. — Тот тоже кивает в ответ. — Б-Боа Хэнкок?! — Чоппер отпрыгивает на два фута назад и упирается в стену. Хэнкок показательно молчит. — И... А ты кто? Зоро присаживается перед Чоппером на корточки. — Зоро. — Он протягивает руку. — Очевидно, я последний вменяемый здесь. Чоппер неуверенно кивает и протягивает копытце для рукопожатия (что удивительно, поскольку руки как таковой у Чоппера и нет). — Луффи, он классный, давай его оставим! — произносит Зоро таким тоном, будто только что пожал лапу котёнку, а не единственному в своём роде оленю с человеческим разумом. Ненавязчиво Зоро отводят в сторону, чтобы в очередной раз прояснить ситуацию. Пока Ло объясняет ему, что внешний вид Чоппера — результат огромного неконтролируемого выброса магии, в центре которого и оказался некогда мальчик, Робин пытается обрисовать для себя ситуацию. То, что их ищут, вовсе не секрет. Если ты входишь в Совет, то тебя постоянно кто-то да ищет. Им нужно твоё разрешение, твоя рекомендация, твой голос при голосовании, твоё присутствие, твоя услуга и просто твои знания. Особенно часто тебя ищут в самый разгар собрания, когда ты отдыхаешь на пляже южной страны. Скажем, на пляже Антарктиды. А если ты — не столь странный, как многие Члены Совета, то тебя ищут вдвойне усерднее. Но очень редко находят. В их потрясающей по концентрации луффиобожания команде есть преступник, императрица, врач, парень, который погибнем первым, и... И она. Что-то ещё? Пожалуй, нет. К тому же, их присутствие в равной степени могут как обнаружить, так и не проверить. Полный гордости за возложенную на него ответственность, Чоппер обещает всеми силами оберегать вход и, в случае неожиданного происшествия, оказать медицинскую помощь, даже если пострадают не они сами, а их противник. Впрочем, Чоппер понимает, что тогда едва ли от противника что-то останется. Ему ничего не говорят о заложниках, пусть и осознают, что, если их удастся спасти, мимо Чоппера им придётся пройти. Чоппера делают стражем, но он, даже после нескольких бюджетных и краткосрочных сеансов самовнушения, очень боится, что что-то может пойти не так. Например, всё. Чоппер очень нервно сглатывает и, постукивая маленькими копытцами, закрывает за ними дверь. Он осматривает место, где до этого стоял его рабочий стол, открытую дверь, разбросанные вещи, вздыхает и уходит прочь, только через несколько минут понимая, что беспорядок следует немедленно убрать, пока не зашли пострадавшие. Обычно, среди волшебников редко используется слово «пострадавшие», потому что всегда есть слово «выжившие». Хина обводит взглядом магические тюремные камеры собственного производства. «Девчонка, самоубийца и медведь», — повторяет она про себя в очередной раз и закуривает. Дым от её сигареты необычайно густой, и через несколько штук заполняет небольшое помещение, словно туман. Хина сидит, закинув ногу на ногу, на единственном стуле напротив средней камеры. Она прекрасно видит и боковые, но ни одна из них особо её не волнует. В большем количестве мебели нет необходимости, пусть и вся мебель — один-единственный стул. В камерах нет ни кроватей, ни туалетов, только голые стены и решётки, что прочнее стали. Складывается впечатление, что когда-то здесь была одна большая (относительно нынешнего её состояния) комната, часть которой просто поделили на три, засунули туда безвольных заложников, забыли обеспечить минимум человеческих потребностей, а потом надымили. — Ну, можно хотя бы не курить?! — в отчаянии почти кричит недовольная Нами. За два дня Нами выпила два стакана воды, впрочем, ещё в своём доме, который в тот момент ещё стоял. В её желудке побывало немного собственных ногтей, но больше ничего. И она настолько напугана, что боится даже захотеть в туалет. Однако, в то же время, Нами не уверена, что ей есть, чем туда ходить. Её давно не трясёт от страха, так что сейчас она пребывает в той ужасной стадии молчаливого и медленного поедания себя изнутри. За двадцать семь часов она спала всего два, но и это показалось ей чудом. В центральной камере сидит Бепо. Ему больно даже прикасаться к прутьям, в которых и не предусмотрена дверь, и он сидит, прислонившись к задней стене, упорно смотрит на Хину и из принципа не говорит ни слова. Бепо сидит в полной уверенности, что Трафальгар Ло вот-вот придёт и спасёт его. Может, и не спасёт. Может, договорится, но его отпустят, а он злобно посмотрит вслед. Бепо может быть бесконечно добрым, но не в том случае, если второй день его держат в бетонной коробке. А в третьей камере, слева от Хины, сидит Фрэнки. Сначала, ещё в самые первые несколько часов, он без устали нарезает круги, по-прежнему удивляющийся каждому своему шагу. Как и Нами, Фрэнки совершенно не понимает, что происходит, но отчего-то думает, что создатель этой комнаты не отличался воображением на уроках рисования в школе. Он старается не терять оптимизма. Да, это сложно, да, у Фрэнки не получается, но он же старается. Все свои последние годы он, в большей степени, не видел поводов для оптимизма, и внезапно они замелькали на горизонте. В конце концов, их могли убить. Хина поправляет свой брючный костюм, тушит очередную сигарету об серую бетонную стену и выходит из комнаты, впервые за всё время их заключения. По ту сторону дверей её ожидает Смокер. Наконец, у всех появляется время поговорить. Четыре волшебника и Зоро спускаются по винтовой лестнице в месте, больше напоминающем шахту лифта. К слову, «Четыре волшебника и Зоро» — почти официальное название их команды. — И как называется это место? — тихо спрашивает Зоро, торопливо минуя ступеньку за ступенькой. Те, кажется, не спешат заканчиваться. — Никак, — отзывается Робин. — Мы никак его не называем. — То есть? — Лицо Зоро принимает крайне недоверчивое выражение, а правая бровь, кажется, такими темпами скоро достигнет затылка. — За столько лет истории магии вы не придумали названия? — А зачем? — подаёт голос Луффи. В голове Зоро рождается полностью уверенная в своём существовании мысль, которую кратко можно выразить словом «действительно». Собственно, даже если и не выражать её кратко, то на этом мысль и заканчивается. — А как же тогда говорить об этом месте, когда имеешь его ввиду? — теперь Зоро интересуется, чтобы разбавить тишину и звук каблуков. — Маги очень... скучны в этом плане, — в очередной раз поясняет Робин. — Когда мы здесь, мы так и говорим: «Здесь». Если нам нужно вернуться сюда, то мы говорим «вернуться». Если необходимо куда-то уехать, но сейчас мы находимся здесь, то мы используем глагол «убраться», «уехать». Если же мы вне... — Вне здесь? — Зоро хмыкает своей шутке. — Просто вне. Если мы вне, но нужно каким-то образом упомянуть место, где мы сейчас, тогда употребляется слово «там». Сразу становится понятно, что имеется ввиду здесь. С трудом, но Зоро справляется с полученной информацией. — Я всё равно не понимаю: почему нельзя просто назвать как-то это место? Это существенно бы упростило ситуацию. — А зачем? — в очередной раз спрашивает Луффи, и Зоро не рискует спросить в ответ. «Просто другой менталитет, — думает он про себя. — Другой взгляд на вещи. И со мной, кажется, поздоровалась ступенька. Не удивлюсь, если где-то здесь есть Общество Защиты Ступенек и их профсоюз». Они спускаются дальше. Слабо освещённая винтовая лестница уже уходит под землю, но не сбавляет оборотов. На ум приходит мысль, будто лестница — часть самой высокой башни Здесь, а Здесь — не такое плохое название для происходящего. В конце концов, всё, что сейчас происходит, происходит Здесь. Происходящее Здесь не может происходит где-нибудь Вот Там, потому что если что-то из Здесь происходит Вот Там, то имеет место магия, и с нарушителем порядка местоположения следует разобраться. Разумеется, не сейчас. Если полезть разбираться, что из Здесь происходит Вот Там, то можно из Здесь переместиться в Здесь, и тогда уже никому не будет весело. Искажения пространства удивительны. Ещё через несколько минут Зоро надеется, что вот-вот, и они попадут в гномьи шахты, где восхваляется золото и постоянно стучат кирки, раз уж на то пошло. Но его надеждам не суждено сбыться, и поочерёдно они оказываются в весьма невысоком коридоре с бетонными стенами, толщины которых хватает на ядерный реактор. Когда-то, когда Зоро ещё учился в школе, если вы вдруг подвергаете этот факт сомнению, с классом он посещал военную достопримечательность, название и суть которой сейчас никак не может вспомнить. Но Зоро достаточно хорошо помнит, как весь класс так же долго спускался, долго шествовал по абсолютно одинаковым коридорам, а потом поднимался обратно, и это было названо «экскурсией». И именно так выглядели все экскурсии в его жизни. Даже, кажется, экскурсия по самой жизни. Зоро поворачивается к Луффи, что идёт рядом и улыбается, глядя на него. Кое-как натянув полуживую улыбку на лицо, Зоро улыбается в ответ, понимая, что время для телепатии едва ли подходящее. Он почти ловит те ощущения, как кто-то копается в его голове, попросту открыв черепную коробку и заглянув внутрь, как процессия во главе с Робин останавливается. Робин заверяет их, что эффект неожиданности — неотъемлемая часть плана, и отходит в сторону, а Ло, Луффи и Зоро вынуждены открывать невероятно тяжёлую дверь, издающую нечеловеческие звуки, все вместе. Буквально через несколько футов проход разветвляется надвое. — Все же видели эти фильмы, да? — с некоторой опаской и откровенным недоверием по отношению к темноте прохода спрашивает Ло. — Сейчас мы должны разделиться, ага. Чтобы исследовать два прохода одновременно. А потом они ещё раз разделятся. И в итоге получится по коридору на человека. И в конце испытания на грани возможностей. Ну, а конец зависит от того, какие именно фильмы мы смотрели. — Боюсь, если бы это были всё же «Звёздные Войны», — отчасти уныло произносит Зоро, — я был бы... — Джа-Джа Бинксом? — фыркая, подсказывает Хэнкок. Все мышцы на лице Зоро выражают всего один вопрос: «Почему ты меня ненавидишь-то?!» — пусть он и не слишком помнит, кто такой Джа-Джа Бинкс. Он замечает, что Хэнкок в принципе редко что-то говорит. То ли она считает всех вокруг недостаточно важными, чтобы позволять хоть немного чаще им слышать свой голос, то ли старается держаться наибольшим особняком из возможных. И у неё это получается. У Хэнкок всегда и всё получается. Не существует живых свидетелей, способных рассказать об обратном. — А я не хочу разделяться! — уверенно заявляет Луффи, и все, даже против своей воли, вынуждены согласиться: «Да-да, разделяться — плохое решение». Кто бы мог подумать... Сильнейшие волшебники и волшебницы страны (и Зоро, конечно же ), выбирают свой путь, который может определить их судьбу, после считалочки. Несложно догадаться, кто является инициатором этого нехитрого способа проиграть свою жизнь, но они действительно надеются, что в правом коридоре не окажется ничего важного. О том, что в левом коридоре окажется нечто смертоносное, они совершенно не волнуются. «В конце концов, даже у Зоро с реакцией всё хорошо», — пожимает плечами Трафальгар и все выражают согласие, пожимая плечами в ответ. Впрочем, именно Зоро эти речи, по идеи, поднимающие боевой дух, не слишком-то и вдохновляют. Нет, это всё забавно, никто не спорит, но не давать поводов смеяться в ответ — это нечестно. Ненавязчиво, как бы бочком, в сознании Зоро возникает мысль о том, что вокруг подозрительно тихо. Иногда встречается капающая с потолка вода, уже пробившая маленькие углубления в бетонном полу, но в целом вокруг не существует ничего, кроме их шагов и тихого шелеста плащей. И капающая вода тоже вызывает подозрения, но дело не совсем в этом. Он смотрел «Гарри Поттера». В общем-то, только первую часть, но именно её сейчас и хватает. Зоро почти слышит, как какое-нибудь огромное существо, для которого не хватает возможностей языка, чтобы описать его, но хватает возможностей воображения, дышит над его ухом. Он нервно передёргивает плечами и трясёт головой, отгоняя нежелательные мысли. Зоро считает, что во встрече с монстром не будет ничего удивительного, но лучше в процессе не забивать голову мыслями из серии: «А ведь я знал!» Именно это он ненавидит в Усоппе, потому что Усопп всегда оказывается прав. И никаких ловушек... У магов существует легенда о временах, когда местное Здесь только закладывалось. Легенда гласит, будто после того, как само здание было более или менее достроено, строить начали нижние уровни и все подземные помещения. Местные волшебники соглашались, будто что-то пошло не так, но сносить всё Здесь было не вариант. А поскольку волшебники никогда не славились своей щедростью, излишек строительных материалов, обнаруженный после постройки надземной части здания, терять не хотелось никому. Поэтому легенда пытается хоть каким-то образом обосновать длинные бессмысленные коридоры, ведущие, скорее всего, к маленьким комнаткам или к вашей смерти. К тому же, легенда умалчивает о том, что такие места отлично подходят для прогулок. «Ну, хоть что-то же будет?! — возмущается про себя Зоро. — Это же... Несолидно, просто так, оставить проход, без охраны, без ловушек, без засады. Мы же так скоро придём. Неужто их не волнует, что подумают люди?» Но внутренний голос Зоро отвечать не спешит. Он лишь аккуратно переглядывается с сарказмом, но тот отрицательно качает головой: ещё не время. И действительно, четыре волшебника и Зоро вскоре оказываются на месте. Как может судить Зоро. Их местоположение не совсем походит на то место, где, как он представлял, им предстояло оказаться, но тупик тоже оказывается хорош. В своей жизни Зоро успел познакомиться с множеством тупиков: с безнадёжными, с подлянкой, несущими увечья, через которые можно перелезть, совершенно неожиданными и до неприличия предсказуемыми. Этот тупик он охарактеризовывает как «глухой». За его спиной темнота, а перед ним — бетонная стена, будто бы в огромном куске бетона проход ещё не успели прорубить. Зоро выжидающе обводит взглядом опасную концентрацию волшебников на квадратный фут, пока те совещаются между собой, не имея желания посвящать его в свои дела. — Ну, ничего же не будет! — очевидно, о чём-то просит Луффи. Зоро, первым проанализировав ситуацию, догадливо делает несколько шагов назад. Не успевшая так же быстро среагировать Робин с совершенно непроницаемым лицом глядит перед собой, когда мимо неё проносятся огромные куски бетона, пыль и грязь, а взрыв во все стороны раскидывает её волосы. Она небрежно приглаживает их рукой. Кажется, Луффи не умеет действовать по-другому. Теперь за стеной, которой уже нет на её прежнем месте, виднеется такая же тьма, как и за их спинами. В дыре нет пола и нет потолка, нет стен и нет, кажется, даже воздуха. Луффи подходит ближе и с интересом заглядывает внутрь, рукой держась за что-то, что раньше было тупиком. Он не успевает ничего спросить, потому что подошедший со спины Зоро просто толкает его вперёд, а сам получает одобрительный кивок от Ло. Неловко размахивая руками и ногами в полёте, Луффи приземляется на бок и издаёт сдержанный стон. Через несколько секунд он слышит, как рядом поочерёдно, но мягко и тихо приземляются все остальные. — Вообще-то, было больно! — сообщает Луффи, обращаясь к участникам небольшого заговора по столкновению его ко дну бездонной бездны. — Вообще-то, — отвечает приземлившийся на ноги Зоро, — нет. Яркая вспышка озаряет место, где они оказались, когда Луффи только начинает подниматься на ноги, подобно пущенному в небо фейерверку. Тёпло-жёлтые и белые искры немного проясняют ситуацию, но крик Робин раздаётся мгновенно: — Выключи! И через секунду вновь становится темно. Звучит тихое перешёптывание, шелест плаща, едва различимый звук застёжки на сумке Луффи, которую удаётся найти в полной темноте, и шорохи где-то поблизости. Шорохи, быстро отмечает Зоро, исходят не от них. На несколько секунд все прекращают дышать. — Что за чёрт, Нико? — голос Хэнкок звучит подобно громовым раскатам от голоса древнегреческой богини. И взмахом руки Хэнкок освещает всю комнату сразу. Окажись свет хоть на крохотную долю сильнее, они бы могли ослепнуть, но вместо этого все, кроме Хэнкок, падают на пол, пряча лица в ладонях. Словно вкручивая невидимую лампочку, Ло «настраивает» свет так, чтобы на глаза перестала давить тупая боль, угрожая расплющить их. — Робин! — раздаётся женский голос поблизости. — Господи, Робин! — когда Зоро открывает глаза, молодая девушка буквально бросается к прутьям решётки. Кажется, что сейчас она пройдёт сквозь них и упадёт в объятья Робин. Но вместо этого её рука ненамного протискивается вперёд, застревая на локте. — Я думала, что сойду с ума в этой темноте! — девушка начинает плакать, но берёт себя в руки и отходит от прутьев. — Но... Робин, ты здесь! Я умерла? Нет, не говори, что я умерла. Зоро молча переглядывается с Луффи, не совсем уверенный в том, что стоит сейчас смотреть на бедную плачущую девушку. Ло тоже поворачивается к Хэнкок в надежде обменяться непонимающими взглядами, но та находит свои ногти намного более занимательными, чем лицо Ло. Робин, только придя в себя, тоже бросается вперёд, к решётке, за которой находится Нами, кое-как протискивает часть руки внутрь и почти вслепую находит ладонь Нами. — Луффи, сделай что-нибудь, — бегло просит она, опускаясь перед упавшей на колени Нами. — Но ты же можешь... — Луффи, я простой человек, — заверяет его Робин. — Не то, что вы. Помоги же. — И ей удаётся сохранять своё спокойствие. — Подождите, — произносит Ло, когда Луффи уже подходит к камере. — Если это, как я понимаю, Нами, тогда остальные... И Ло замечает приникшего к прутьям соседней камеры Бепо, который почти горит в тех местах, где шерсть и комбинезон прикасаются к клетке. — Отойди от них! — кричит он, что даже Нами на секунду отпускает руку Робин. Заметив некоторую последовательность событий, Зоро подходит к третьей камере, самой дальней для него, где в задумчивости нарезает круги живое доказательство божьей благосклонности. Он даже отшатывается на несколько шагов, когда перед ним на мгновение оказывается не Фрэнки, которого он знал уже много лет, а тот безрассудный Катти Флам, что ещё не успел броситься под поезд. Фрэнки, поглощённый своими мыслями, даже не сразу замечает чужое присутствие. Остановившись, на каблуках он поворачивается к Зоро, так и не убрав пальцы с подбородка, придающие задумчивый вид. Из своей руки Луффи посылает несколько огненных шаров, что после наложения ещё одного заклинания сверху плавят прутья. Нами, не думая ни секунды, падает в объятья Робин, в том числе и потому, что собственные ноги её не слишком держат. Бепо, смутившийся от подобной картины, неловко подходит к Ло, раскачиваясь из стороны в сторону, как и положено передвигающемуся на двух ногах медведю. Фрэнки тоже, не выдержав, сжимает в своих объятьях Зоро столь сильно, что все начинают опасаться за сохранность его костей. И огромные шрамы Фрэнки неминуемо захватывают внимание Луффи. — Хотите сказать, хэппи-энд? — скептически интересуется Хэнкок, и её собеседником оказывается подошедший Трафальгар Ло вместе с Бепо. Она практически испепеляет взглядом не только Зоро, но теперь и Фрэнки. И только Хэнкок стоит, не слишком представляя, куда себя деть. — Имеешь что-то против? — ухмыляется ей Ло, тоже наблюдающий за Луффи. — Нам обоим не повезло. — Что значит «нам»? — Теперь её взглядом можно топить корабли. — То, что он ненавидит тебя, не значит, что он так же относится и ко мне. — Но и ты проиграла. А Зоро... — Ни слова больше! Бепо рассеянно переводит взгляд с холодного лица Хэнкок на странное лицо со смешанными эмоциями Ло. — Я могу понять тебя. — Ты никогда не сможешь понять меня, — шипит Хэнкок, как самая прекрасная и изящная змея на свете. — Но вряд ли тебя удовлетворят лишь хорошие поступки на благо Мугивары. Не успевает Хэнкок в очередной раз возмутиться нелепости прозвища, как дверь в бетонную коробку распахивается с такой силой, что, столкнувшись со стеной, заглушает весь шум поблизости. Впрочем, если бы Хэнкок действительно хотела что-то сказать, ей бы не помешал даже движущийся на неё континент. В дверях появляется Смокер, широкой ладонью удерживающий дверь. Первыми оглядываются стоящие ближе всего к нему Ло и Хэнкок. Робин, ощущая смутное присутствие опасности, поднимает Нами на ноги, перекинув её обессиленную, всю в синяках руку через плечо. Нами уверяет её, что сможет стоять самостоятельно, и слабо улыбается. Рука Зоро сама по себе тянется к мечам, и без ведома своего хозяина извлекает один из них из ножен. В помещении совсем негде развернуться, а обилие людей лишь ухудшает ситуацию. Но не нужно быть квалифицированным психоаналитиком, чтобы понять: Смокер им совсем не рад. За его спиной, с рукой на посохе, стоит Ташиги, очень старающаяся заглянуть через широкое плечо Смокера внутрь. — А вот теперь мы должны разделиться, — как бы создавая общее настроение, аккуратно намекает Трафальгар. — Один из нас должен остаться... А остальные пойдут вперёд. Зоро закрывает глаза, чтобы моргнуть, а когда открывает, рука Хэнкок выставлена вперёд, и пальцы сжаты так, будто держат Смокера за горло. Тот тоже держится за собственное горло, не способный вздохнуть. Он, к тому же, парит в дюйме над полом. — Очевидно, — замечает набравшаяся смелости Нами, — эта отважная леди готова пожертвовать собой. Что ж, не будем ей мешать. Не понимаю, что происходит, но давайте двигать отсюда. И Нами удостаивается взгляда, разрушившего несколько городов. — Никто и пальцем не посмеет тронуть Луффи, пока я хожу по этой земле! — пафосно провозглашает Хэнкок, глядя на Смокера, после чего оборачивается к Луффи. Тот смотрит лишь с недоумением, и на глазах Хэнкок почти выступают слёзы. Сильнее сжав пальцы, она освобождает проход, а широким взмахом руки расширяет пространство, чтобы оказалось больше места для манёвра. Луффи, немного подумав, кивает ей, подхватывает под руки Фрэнки и Зоро и срывается с места, ловко обходя зависшего в воздухе Смокера и почти окаменевшую Ташиги. — Спасибо, Хэнкок! — кричит он, стремительно удаляясь, и Хэнкок хватается за сердце. Ташиги, с несколько секунд постояв на месте, бросается вслед за ними, то ли в страхе, то ли с какой-то конкретной целью. И только когда она, уже доставшая свой посох, скрывается из вида, Смокер закрывает дверь, даже не обернувшись, и опускается на землю. Хэнкок перед ним стоит в странной позе: в полуобороте, с выставленной вперёд ногой, гордо поднятой головой и с презрением в глазах, которое способно расплавить адамантий. Немного пожевав сигарету, Смокер отмечает, что комната теперь больше напоминает не переносную тюрьму, а небольшую арену, достаточную для того, чтобы развернуться. И поскольку всё, что находится здесь, однажды строили маги, пространство оказывается невероятно податливым. Так, небольшой коридор можно растянуть до размеров метро, а маленькую комнату — до Колизея. В этот самый момент полупустой остров Боа Хэнкок, Остров Женщин, парящий над океаном, медленно, но поднимая огромной силы шторм, опускается на поверхность воды. Смокер достаёт свой посох и вертит его в руках подобно акробату или, скорее, фаерщику. Когда же тот с угрожающим звоном ударяется об пол, в бетоне образуется несколько трещин, а Хэнкок без труда отпрыгивает назад. Она лениво, но величественно, подобно огромной кошке, обходит Смокера, пока тот безучастно следит за ней взглядом. Стоит ей остановиться, за её спиной мгновенно появляется быстрорастущая воронка, которая, будь она реальной, привела бы в восторг физиков по всему миру. Не глядя, Хэнкок швыряет в воронку заклинание, и та, не успев толком вырасти, с глухим «чвавк» закрывается. Из-под ног тихо уходит пол, но Хэнкок, подобно своим древним предкам, быстрыми широкими шагами уходит из зоны поражения, и лицо её в этот момент по спектру эмоций способно потягаться с камнем. Помещение быстро заполняется смогом, проникающим в лёгкие и не дающим вздохнуть, вызывающим неконтролируемый кашель и рвоту. Сощурив слезящиеся глаза, Хэнкок быстро передвигается, не имея ни малейшего представления, где сейчас Смокер, должно быть, отлично видящий в подобной обстановке. «Конечно, — думает она про себя, — у него ведь и вместо мозга этот дым». Инстинкты не подводят её, и Хэнкок, развернувшись на одном каблуке, взмахивает ногой, мышцы на которой больше напоминают титан. В абсолютном молчании посох ударяется об её ногу, но часть его, коснувшись кожи, начинает дымиться, и Хэнкок, убрав ногу, делает несколько шагов назад. Она взмахивает рукой так, будто вызывает шторм, способный охватить весь мир, и смог рассеивается. Сильная нога Смокера, облачённая в тяжёлый ботинок, описывает дугу близ ненадёжных туфель Хэнкок, но та за несколько секунд, будто предчувствуя удар, совершает самое элегантное сальто назад, которое вы когда-либо видели, и взмахивает волосами. Сигара Смокера, изрядно пожёванная, оказывается на полу, и её место тут же занимает новая. Когда он поднимает взгляд, на месте, где до этого стояла Хэнкок, нет даже пустоты, а сама Хэнкок, будто иллюзия, оказывается за спиной. Смокер успевает лишь развернуться и поднять посох. Стоящая на руках Хэнкок мощным взмахом ноги разламывает посох на две части ровно посередине, и тот уже ничего из себя не представляет. Она быстро встаёт на ноги, берёт в руки свой собственный посох, всё это время находящийся за её спиной, приседает и одной подсечкой, воспользовавшись чужим замешательством, сбивает Смокера с ног. Подсечка эта наполнена тем самым чистым гневом, который в ногах Хэнкок способен раскрошить вольфрам. Расположив ступни по обе стороны от распластавшегося на полу Смокера, она приставляет к его горлу посох. — Твой крошечный мозг не мог бы так поступить, — заключает Хэнкок, а змеи на её посохе начинают угрожающе шипеть. — Не дорожишь местом в Совете? — Всё это ничего не значит. Сейчас Совет ничего не может сделать. — Потому что его половина на стороне этого засранца, — собрав остатки гордости после поражения, изрекает Смокер, глядя прямо в глаза, горящие от ненависти. — Если сейчас назовёшь виновника, то останешься жив. Что мне будет за твоё убийство? — Мне нет смысла его скрывать. И Хэнкок узнаёт то, что ей надо. Сильным заклинанием она приковывает Смокера к земле, хотя иногда достаточно и её ледяного взгляда. Повращав посох в руке, будто между пальцами вертится не изящный и тяжёлый кусок метала в пять футов в длину, а небольшая барабанная палочка, она отточенным жестом забрасывает его за спину. Когда Хэнкок неторопливым и величественным шагом удаляется из сжавшегося обратно помещения, змеи на её посохе с насмешкой смотрят на поверженное оружие Смокера. Зоро, всё ещё не уличивший момент для того, чтобы спрятать выглядящий нормально меч в ножны, бежит в середине процессии, лишённый всякого шанса потеряться. Рядом с ним бежит Фрэнки, ноги которого всё ещё болят от потрясения, с ними случившегося, чуть впереди бежит Луффи, а возглавляет их Трафальгар. Позади бегут Бепо (Зоро никак не может отделаться от мысли, что он — полярный медведь в комбинезоне, умеющий говорить и лечить людей) и Робин, несущая на спине Нами, которой, видимо, очень стыдно. Ещё дальше бежит старающаяся нагнать их Ташиги, а совсем позади, так далеко, что никто об этом и не подозревает, срывается на бег одержавшая победу Боа Хэнкок. Когда все, даже не упускающая их из виду Ташиги, поднимаются по длинной лестнице, Зоро не даёт покоя мысль о том, что их кто-то преследует. Если можно назвать преследованием действие, совершая которое, человек знает: стоит чему-то пойти не так, он умрёт. Лестница даётся им с трудом. Она оказывается столь длинной, что, кажется, отправит их прямиком на небеса. После лестницы длинный коридор, абсолютно не изменившийся, продолжается. Ташиги не намерена отставать, и они продолжают бежать, не слишком понимая, зачем, в принципе, это делает. Коридор приводит их к развилке, через которую они уже проходили сегодня. Вот только выходят они с другой её стороны, и, оборачиваясь, видят два прохода. — Всё, стоп! — командует Луффи, пользуясь тем, что своей остановкой может остановить и всех остальных. Он оборачивается и тоже видит две унылые арки. — Так была лестница?! — Ты сам выбрал обрыв, — пожимает плечами Зоро. Все, даже Бепо, садятся на пол, чтобы отдышаться. Робин аккуратно ссаживает Нами и интересуется, когда ей смогут оказать помощь. Даже Ташиги, нагнавшая их, приваливается к стене и опускает голову. Она поднимает руку, как бы сообщая: «Сейчас, сейчас, я отдышусь и скажу, минуточку». Зоро уже даже не спрашивает, зачем они убегают: просто не видит в этом смысла. Всё равно ответ никак ему не поможет, и он только зря привлечёт к себе лишнее внимание. Ло и Робин поднимают головы к потолку, и в некоторых местах вода не просто скучно капает с потолка; она капает так, будто их затопили соседи сверху. Даже Зоро понимает, что в месте, где едва ли без чьего-то ведома существует паутина, просто так с потолка может капнуть вода. Робин набирает в лёгкие побольше воздуха с намерениями как бы случайно поднять этот вопрос, но быстрее неё успевает сказать Ташиги. — Послушайте, пожалуйста, — начинает она и тоже садится на пол. — Мы никому не хотели причинить вреда. Да, в это не слишком верится, но мы действительно не хотели ничего такого. Даже Смокер, он ведь просто выполнял свою работу. И всё это, с похищениями, это ведь не мы виноваты... К нам привлекли ещё волшебников, и... — Довольно, — обрывает её вышедшая из мрака фигура. К счастью или к сожалению, фигурой оказывается Хина. — Хина не может слушать такие отвратительные вещи. — Отвратительные? — выпаливает Ташиги, не подумав. — Но ведь это чистая правда! И ты, и Кро... — Уши Хины, — обрывает она её, делая свой голос громче, — болят от этих слов. Как смеешь ты сообщать о вещах, тебя не касающихся? Ташиги, неужели ты ещё не поняла, что теперь от тебя ничего не зависит? Но Хина покончит с этим недоразумением. Волшебница надевает взятые, кажется, из ниоткуда кожаные перчатки и разминает пальцы. Пока девушки пререкаются, а Ташиги пытается выставить ситуацию более жестокой, чем она есть, все, ещё не отдышавшиеся до конца, поднимаются на ноги. Два Волшебника, Зоро, Робин И Три Спасённых Заложника (Среди Которых Медведь) — новое название их команды — молча переглядываются, понимая, что их ждёт очередная «битва с боссом», в которой придётся оставить одного человека. Путём нехитрых умозаключений оказывается, что выбор не столь велик: или Луффи, или Ло, и только тогда они смогут пройти. Конечно, делиться — это плохая идея. Потому что после, именно в момент, когда понадобятся все силы, кого-то, кого уже оставили, будет не хватать. — Кто ты вообще?! — выступает вперёд Луффи. — Дай пройти, мы спешим! — А от чего мы, собственно, спешим? — всё же интересуется Нами. — Не от чего, — Робин объясняет, чуть повернув в её сторону голову, но не упускает из вида Хину, — а куда. Нужно доставить вас в место поспокойнее. Но сначала достаточно хотя бы выйти. — А-а-ай, хватит! — кричит возмущённый Луффи и хватается за голову. — Курилки нам этого мало было, что ли?! Там ведь Хэнкок осталась, а у нас куча народу с собой. Отойди по-хорошему, не то не посмотрю, что ты женщина! Хина на это только ухмыляется. На сцену, как он это и умеет, вступает Трафальгар Ло. Он вытаскивает из-за спины посох, поправляет на голове шапку и останавливается слева от Луффи, положив руку тому на плечо. Ло доброжелательно улыбается — редкий случай. — Вы можете идти вперёд, — обращается он ко всем остальным, и, кажется, к Ташиги тоже. — А я останусь здесь. Мугивара, ты не можешь задерживаться, у тебя ещё встреча с Акаину. — Так мне идти к нему? Трафальгар утвердительно кивает: — Мы с Боа догоним вас... Где-нибудь, — и он неопределённо проводит рукой. Луффи долго смотрит на него, снизу вверх, сощурив глаза, но, кажется, только для виду. Тоже кивает, но без тени улыбки, поворачивается обратно, лицом к Хине, окликает Робин и Зоро, а когда те по очереди отзываются, вновь бросается бежать, и даже Робин, с Нами на спине, вынуждена бежать за ним. — И ты иди, — приказывает Ло Ташиги. Та, не успев возмутиться, тоже уходит. Пространство коридора расширяется, и теперь больше напоминает многоэтажную парковку для машин. — Хина знает, что ты занят своим медведем и больницей. Хина всё знает. — А разве Хина не знает, что и этого недостаточно? — Ло слабо ухмыляется. — Пространство, — быстро бросает он, взмахнув рукой. Помещение накрывает куполом. В ответ Хина припадает к земле, и то пространство, что сейчас накрыто куполом, по периметру теперь ограничено ещё и высокой, до самого потолка клеткой. Ло понимает: просто так ему не выйти, а Хэнкок, если она успеет к разгару сражения, так просто не пройти. Возможно, оно и к лучшему. А возможно... Кто знает. Робин в таких ситуациях любит повторять: «Чего не знаю, того не знаю», — пусть иногда и создаётся впечатление, будто она точно знает даже судьбу кота Шредингера. — Давай просто покончим с этим, — вздыхает Трафальгар. — У меня дела, работа, государственный переворот... Хина выдавливает из себя мёртвую улыбку. Боа Хэнкок величественно подходит к лопающемуся Пространству Трафальгара Ло, и она, как бы это помягче сказать, в ярости. Дорогу ей преграждает клетка. Ещё одна. На её глазах обычное пространство, никому не принадлежащее, сжимается обратно до размеров не слишком широкого коридора, но Хэнкок никак не может пройти. Она заглядывает через прутья, однако замечает лишь Трафальгара Ло — как ей кажется, не самая приятная картина. Из своей излюбленной стойки на руках она бьёт по клетке ногой. Та прогибается, но всё ещё стоит. — Эй! — кричит Хэнкок, будто Ло находится, по меньшей мере, в миле от неё. Её голос грозен, но от этого не менее прекрасен. — Где Луффи? — Возникли некоторые трудности, и они пошли дальше. — Трафальгар, оторвавшись от своего занятия, подходит к Хэнкок. — Боюсь, возникла ещё одна проблема. В бессознательном состоянии Хина не может убрать клетку. — Так приведи её в сознание! — Это бесполезная трата сил. Я слишком старался, чтобы она там оказалась. Дай немного времени. Хэнкок вздыхает. Глаза б её не видели этого Трафальгара Ло. Краем глаза она замечает Хину, на манер уродливого четырёхногого паука примотанную к стене широкой серой изолентой. Такой же моток изоленты Ло в этот самый момент держит в руке. Вопросов, отчего-то, не возникает. Хэнкок вздыхает ещё раз. Но перекачка воздуха не помогает, и это лишь расстраивает её. Луффи ведь, наверняка, беспокоится о ней, а она вынуждена задержаться. — Как вы думаете, — обращается Луффи к тем, кто идёт позади него. — Мы потеряем ещё кого-нибудь? Они уже поднимаются вверх по винтовой лестнице, и лестница, что их несказанно радует, находится над землёй. — Если и придётся кого-то оставлять, то только тебя, — озвучивает общую мысль Робин. — А почему только меня?! — Потому что вряд ли нам по пути встретится человек-фехтовальщик, чтобы я мог проявить себя во всей красе, — Зоро даже в некоторой степени гордится доступностью своего объяснения. — Робин ничего не сделает. И у нас остаётся медведь, чудо Господне и побитая жизнью девчонка. Эй, медведь! Ты умеешь драться? — У-умею, — слабо отзывается Бепо. — И ты пошлёшь на смерть медведя? — интересуется Зоро тоном «И ты бросишь новорожденного котёнка мокнуть под дождём, да?» — Вы же мужчины! — не выдерживает Нами. — Даже я смогла пырнуть ножом, ту, Хину. Она пришла похищать меня! И ты, — она поворачивается к Ташиги столь резко, что та едва не падает с лестницы, — тоже была там. Ступеньки безучастно мелькают под ногами, одна за другой. Зоро слабо представляет, сколько уже пролётов они прошли, но что-то настойчиво ему подсказывает, будто дело нечистое. Они могли бы уже подняться на Си-Эн Тауэр в Торонто. Дважды. Но, вместо этого, они только идут и идут. Зоро понимает, что ошибался, когда считал, будто предыдущая лестница была бесконечной. Если к концу подъёма он не окажется на вершине Эмпайр-стейт-билдинг, то в чём тогда изюминка этой жизни? Зачем тогда всё это? Даже Луффи уже едва переставляет ноги. А Фрэнки, кажется, уже и не рад, что снова может ходить. Где-то после первых десяти тысяч ступенек Робин отдаёт Нами на спину Бепо, потому что сама идёт, всё сильнее припадая к земле. Ташиги иногда пропадает из поля зрения, и создаётся впечатление, будто она идёт вслед за ними только для того, чтобы уже хоть куда-нибудь прийти. Внезапно оказывается, что лазарет Чоппера находится не где-то посередине, примерно, как колбаса в бутерброде, а на самом последнем этаже башни, в которую они направляются. То есть, образно говоря, лазарет Чоппера — это булочка с кунжутом, которую всегда кладут на бутерброд в последнюю очередь; если, конечно, вообще кладут. Он даже не столько булочка, сколько сам кунжут, который находится ещё выше. Он — соль, которую некоторые сыпят на этот кунжут. Нет, лазарет Чоппера — даже не еда. Он — чёртов флаг Советского Союза на чёртовой Луне. Луффи, не слишком разбирая дороги, вваливается в первую дверь на своём пути. Всё время до этого очень бодрый и энергичный Фрэнки вваливается следом, не заметив на своём пути Зоро, и все остальные заходят почти цивилизованно. Если этим словом можно назвать что-то, чему предшествовал непозволительно длинный подъём. Перед ними оказывается небольшой, но весьма уютный коридор, в который ведёт ещё одна лестница, и в конце которого находится дверь медицинского пункта. Ташиги, осмотревшись, замечает: — Никогда раньше здесь не была. И Зоро смотрит на неё, как на умалишённую. Вот только смотреть и дальше ему мешает разлитая на полу вода, на которой он поскальзывается и проезжает с два фута, отчаянно стараясь не упасть. По стенам бегут целые водопады, быстрыми ручейками вода спускается по широкой лестнице, на которой лежит ковровая дорожка, и теперь стекает ещё и по, как Зоро называет её про себя, запасной лестнице. — На улице дождь? — ткнув пальцем в небо, интересуется Фрэнки. — Не думаю, что понятие «улица» вообще применимо к этому месту, — и Бепо опускает Нами на землю. Кое-как, закрываясь руками и плащами от льющейся с потолка воды, они доходят до двери, очень организованно и слажено заходят внутрь, и захлопывают её за собой с такой силой, будто по другую её сторону находится монстр. Перед этим до них доносятся хлюпающие шаги Ташиги, быстро спускающейся по лестнице. Чоппер встречает гостей с нескрываемым удивлением: ещё бы, их ведь прибавилось. Он бегает по трём комнаткам с разными вёдрами, тазиками и мисками, очень старается не дать воде покинуть отведённые для неё вещи, но ему просто не хватает рук. — Робин, Луффи, она не останавливается! — вновь паникует Чоппер, но более сдержано, чем до этого. — Помогите пододвинуть всё к местам, где она льётся сильнее всего. Робин кивает ему, и, в то время, как Луффи начинает бешено носиться по очень ограниченному пространству, она отводит Нами в ту комнату, где находится дверь в клинику Трафальгара Ло. Нами оставляют на кушетке в углу, и Чоппер спешит, чтобы справиться о её здоровье. Пока Нами не видит её, Робин создаёт некое подобие огромного усечённого с одной стороны шара, куда она направляют всю воду. Фрэнки удивляется на грани своих возможностей, но Робин чётко даёт понять, что говорить об этом никому не стоит. Правда, не стоит. Зоро, не чувствуя необходимости быть полезным, устраивается в свободном углу, где закидывает руки за голову и пытается отдохнуть. — Вы же никуда больше не пойдёте? — доносится до него обеспокоенный, но очень вежливый и спокойный голос Чоппера. — Только посмотри, что происходит вокруг. Это очень-очень странно, и требует исследования. — Боюсь, что нам придётся, — отвечает ему Робин. — Позаботишься о Нами, Фрэнки и Бепо? Они наши друзья. Потом отправь их обратно к Трафальгару, здесь не слишком безопасно. Проход будет открыт, пока не пройдёт Луффи. А оттуда они вернутся обратно. — Но что вам ещё надо? Разве вы не сделали всё, что хотели? — Не совсем. Остались... Кое-какие политические дела у Луффи. Насколько слово «политика» имеет к нему отношение. Зоро чувствует, как рядом с ним на пол опускается Луффи. Он открывает один глаз, чтобы проверить догадки, и оказывается прав. Тот следит за происходящим со всё больше увядающим интересом, и, в общем-то, просто пытается убить время. Пусть его осталось и не так много. — А вы будете ждать Ло и Боа Хэнкок здесь? Робин оборачивается к Луффи, и тот пожимает плечами. Подумав, она отвечает: — Не думаю. Вряд ли затопит подвалы, но верхние этажи — возможно. И ещё, — она переходит на шёпот. — Не говори ничего Нами обо мне, хорошо? Она не знает, что я волшебница, и не должна знать. Так что я как Зоро: просто втянута в происходящее Луффи. Чоппер, чувствуя, что ему поручили очень важное задание, с гордостью кивает и отдаёт честь. Робин улыбается ему, но никак не может перестать переживать. Они переводят дыхание. Чоппер помогает Нами с её травмами и слабостью, так что она чувствует себя как нельзя лучше, и всё выпрашивает о происходящем у Робин. Фрэнки играет с Луффи в какие-то, как кажется Зоро, странные детские игры, пока сам он отдыхает всё в том же углу. Впервые на его памяти Фрэнки настолько жизнерадостен. Он рассказывает всем и о Трафальгаре, и об утре в больнице, чем приводит Нами в восторг, и о том, как стала после этого удивительна его жизнь. Он активно размахивает руками и даже принимает позу, какую принимал лишь в далёком детстве. Луффи сушит у всех одежду. Вода продолжает бежать в резервуар Робин, но оттуда перемещается в место, оставшееся для всех загадкой, и это — определённо не то, что должно всех волновать. Никто не в силах отвести взгляд от Чоппера, который, смутившись от такого внимания, сильнее натягивает свою чудаковатую шляпу на глаза и погружается в наведение порядка. А где-то внизу приходит в себя Смокер. Он с досадой пинает разломанный надвое посох, проклинает Боа Хэнкок и закуривает новую сигару. Ловит себя на беспокойстве за судьбу Ташиги, но не слишком — за судьбу Хины. И совсем не беспокоится за выполнение идеи. Для него, решает Смокер про себя, меряя шагами комнату, достаточно. Он слишком долго гонялся за Луффи, только чтобы доставить его сюда, и, раз миссия его выполнена, что будет дальше — совершенно не его проблема. Ему не нравилась затея с похищением, ещё меньше ему нравилась затея с собственным избиением, и, если Акаину так тревожится о том, что может натворить Луффи, то пусть теперь тревожится один.