Ставленница. Часть 3

И снова отступление. Да простят читатели, но я совершенно ничего не могу с этим поделать. Несколько месяцев назад. Р-1. Лондон. Двадцать три часа пятнадцать минут. Квартира на двадцать седьмом этаже высотного стеклянного здания в Лондоне. На часах, заведенных в день коронации Элени, с мерным попискиванием включился таймер. Он звонил каждые двадцать четыре часа, без привязки к колебаниям времени в измерениях. И его сигнал значил, что у меня есть ровно пятнадцать минут до начала приступа. Хорошо, если это случалось дома или в лаборатории, где мой кабинет был достаточно изолирован от другого помещения, но бывали случаи, когда этот недуг заставал меня в дороге. Скверная ситуация. Эти приступы, как оказалось, сопровождали разрыв сознания на части и повторялись каждые сутки в тот час, в который это произошло. До меня никто не обладал сознанием без души (кроме моих предков, разумеется) и уж тем паче не разрывал его, поэтому такое последствие оказалось для меня сюрпризом. Я взял со стеклянного столика стакан воды и подошел к панорамному, во всю стену, окну. Свет в комнате не был включен, поэтому из окна ночной город был виден, как на ладони. Мне нравилась высота, было в ней что-то властное. В воздухе крупными белыми хлопьями кружился снег, и здания внизу переливались разноцветными огнями рождественских украшений. Рождество… несмотря на свою, так сказать, сферу деятельности, я ничего не имел против этого праздника. Я слегка усмехнулся, представив реакцию Элли на такое заявление: «Как это не имеете!? Вы же злой колдун! Вам по статусу не положено! Вот пентухи на полу рисовать - вот это Ваше! А иначе никак – я такого в сказках не читала!». И сделала бы большие круглые, как у совы, глаза. Хотя, пожалуй, сейчас уже не сделала бы. Оторванная часть меня, хоть и существует в ее душе автономно, но все же оказывает влияние. Я прислонился лбом к холодному стеклу, слушая в полной тишине тиканье часов на стене. Двадцать три пятьдесят восемь. Надо бы сесть, чтобы не падать на пол. Вздохнув, я поставил стакан обратно на стол и сел в кресло, крепко сжав деревянные подлокотники. Я прикрыл глаза в ожидании. Ну вот... три… два… один… Тысячи раскаленных игл пронзили мозг, при этом череп сдавливало, словно в тисках, так что, казалось, глаза вот-вот вылезут из орбит. Вдобавок к этому вибрирующий звон в ушах стоял такой, будто я находился внутри огромного звонящего колокола. Имей я душу, то этот ужасный оглушающий звон из меня бы ее вывернул. Была бы в здании звукоизоляция похуже, мои крики слышны были бы, наверное, от первого этажа до сорокового. А потом боль отступила. К счастью, приступы не длились дольше пяти-семи минут. Самый первый раз, когда я разорвал сознание, боль пришла сразу же и только Высшие Силы знают, каких усилий мне стоило сдержаться и не показывать виду. С трудом отдышавшись, я встал и, скинув промокшую насквозь от пота за эти пять минут рубашку, пошел в ванную. Открыв холодную воду на всю мощность, я, облокотившись на раковину, разглядывал алые от кровоизлияний белки глаз. Удручающее зрелище. В шкафчике за зеркалом я взял фляжку с эфиром и сделал большой глоток. Секундная, быстро проходящая эйфория - и я снова в строю. Взглянув на все еще шумящую в раковине воду, я быстро умылся, ощущая, как ледяная вода приятно холодит разгоряченную воспаленную кожу. Ну вот. Теперь я свободен на целые сутки. Промелькнувшая мимолетом радость, от того, что следующие двадцать четыре часа приступов не будет, заставила меня задуматься. А может, сделать шаг в этом направлении? - И это будет похоже на дергающийся от электрических разрядов труп, - вслух ответил я сам себе, возвращаясь в комнату. Снег за окном усилился, скрывая ночной город сплошной белой пеленой. Я щелкнул выключателем и теперь в панорамном окне видел только свое отражение. На книжной полке стоял телефонный справочник Лондона восемьдесят пятого года издания. Я снял его и аккуратно провел пальцем по первой странице. Книга преобразилась. Это были истлевшие от времени по краям листы пергамента, сшитые между собой грубым кожаным шнурком. Раньше это были свитки, притом разрозненные, так что при сшивании они, видимо, оказались разного размера и где-то сворачивались, где-то загибались. Выцветшие от времени чернила вились причудливой вязью, сохранившей еще дух тех времен, когда искусство письма было высоким и доступным не всякому. Это был своего рода дневник. Дневник слабого человека. Моего предка… основателя рода Моргентиль… хранителя Иллиаса. Его передавали из поколения в поколение, и, как и это четырехпалое клеймо (символ четырех хранителей) на моем запястье, этот дневник служил безмолвным напоминанием о том, кем мы были. Я сел в кресло и открыл дневник. «Я прожил на этом свете уже две тысячи лет. С тех пор, как мы получили бессмертие и власть, став хранителями, я уже не раз сомневался в том - дар это или проклятие, но лишь сегодня смятение обуяло меня столь сильно, что я решился излить боль своей души хотя бы безмолвному листу. Довериться мне некому. Я презираем всеми. Браться Александры свято верят в свое дело, они преданы ему всей свей душой и жизнью и они презирают меня за сомнения, Константин же, поддавшийся власти хаоса, презирает меня за то, что я все еще с ними. Мы выбрали измерение, на котором основали свою власть. И назвали его Магоградом, построив здесь замок и создав Орден Рыцарей Равновесия. Орден этот, из всех существ, всех миров, пожелавших служить миру и равновесию, хранит стабильность и жизнь в мирах. А во главе его мы – оставшиеся трое из четырех хранителей. Александры, как две стороны одной медали, хранят баланс света и тьмы, я храню грани времени и пространства, Константин был хранителем хаоса, но отступил от служения во благо мирам. Он использовал хаос для себя, и хаос захватил над ним власть. Я не могу судить его, ведь веками меня гложет мысль о том, что служить мирам, отрекаясь от себя невыносимо. Почему мы не имеем права жить?! Кому это нанесет вред? Я тысячу лет из нитей миров создавал портал, в который может пройти каждый и попасть в какое угодно измерение. Я властен сдерживать ход времени в мирах, и делаю это когда необходимо. Но я жить хочу. Имея такую власть, силы и бессмертие я мог бы отправиться в какой-то мир, стать королем и великим волшебником, иметь семью. Но я навеки скован клятвой хранителя. Я не вправе сделать этого..». Я перевернул страницу. «Смятение мое, терзавшее душу, перешло в безоглядный страх. Я решился уже сложить с себя тяжкое бремя самоотречения, но мои друзья, мои названные братья, показали, что отреклись не только от себя, но и от кровных уз. За свои злодеяния и за нарушение клятвы Константин был схвачен и заточен ими навечно. Они не пощадили даже своего единокровного брата. Что же ждет меня?!» Я пролистал и открыл последнюю страницу. «Я проклят с сего дня и во веки веков. Проклят буду я и весь род мой. Я оказался недостоин возложенного на меня бремени. Я был слаб. Я желал жить для себя, и кара настигла меня за это. Отныне я смертен, и отныне я и все потомки мои будут лишены души. Они не будут иметь даже смертной души, какие имеют насельники отражений и скоты бессловесные! Только Высшая сила, давшая дар, могла поразить так жестоко. За множество желаний я наказан тем, что отныне ничего из созданного в мирах не будет мне желанно. Я буду жив телом, и даже буду иметь свой дар времени и пространства, но то, что будет во мне вместо души - мертво. И это наказание хуже, чем заточение… это даже хуже, чем смерть». Я закрыл книгу и отложил на стол. Она снова стала телефонным справочником. Хуже, чем смерть? Возможно. Хотя сравнивать мне не с чем. У всех людей есть какие-то желания, цели, мечты… какие-то стремления, большие и малые. И у них есть уверенность, что получив это они будут наконец счастливы. Зачастую так и бывает, человек получает то, к чему стремился, и испытывает радость, или же страдает, от того, что не получает желаемого. У меня же этого нет. Вся моя жизнь и вся жизнь моего рода – это нескончаемые попытки создать иллюзию жизни. Внушить самим себе, что нам что-то нужно, чтобы продолжать бесцельно функционировать. Но это не так, глубоко внутри мы осознаем, что это ничего не изменит и ничего не даст. Искоса я глянул на надтреснутый подлокотник кресла. Пора возвращаться.