Ставленница. Часть 3

- Ваше величество! - Пойдите прочь, Анайя! – в башне висел душный сладковатый запах разложения, но я ни в какую не соглашалась выходить. - Нужно предать тело короля огню, - она кричала мне из-за стены, пытаясь пробиться. - Я не собираюсь жечь его! - Но если мы не предадим его тело огню, он, как и все покойники темной стороны, восстанет в третью ночь! Вы ведь не хотите видеть господина таким? Я оторвала голову от ледяной, пахнущей тленом, груди. Прошло уже три дня с тех пор, как я добровольно замуровала себя в башне со своим мертвым господином. Но я даже не шевелилась. Моя умершая душа не видела смысла в том, чтобы передвигать конечности осиротевшего тела. Но все же мне придется сделать это. Видеть Валериана безмозглым облезлым зомби мне не хотелось. Если хоть что-то мне и осталось, то это память о его величии. Кирпичи градом осыпались, подняв облако пыли. Закашлявшись от нее и запаха, перешагивая через обломки, верховная ведьма вошла в башню. Морщась она огляделась и взгляд ее остановился на валяющейся у стены стреле. Она подошла, нахмурив брови, и наклонившись, подняла ее. А потом смачно плюнула, вложив в этом плевок все свое отношение. - А я все недоумевала, как это могло случиться?! С такой защитой! Я вымученно смотрела на нее снизу вверх. - Стрела короля эльфов! Единственное оружие, которое пробивает любые магические доспехи. Она считалась уничтоженной многие века, и я ума не приложу, где и как они могли ее достать! Я отупело смотрела на ведьму, пытаясь переварить сказанное. То есть в этом мире существовало оружие, способное убить защищенного магией, но мне об этом никто не сказал. Но теперь это уже не имело значения. - Нужно приготовить тело к прощанию и сожжению, - продолжила ведьма, - я позову слуг. - Нет, я сама сделаю это. Принесите все необходимое. Верховная с удивлением глянула на меня, но промолчала. Она еще раз кашлянула, помахала перед носом рукой, переступая через кучу гниющих внутренностей, бывших когда-то эльфом, и ушла давать распоряжения. Я собралась с духом и поднялась на ноги. Последнее, что я смогу сделать для своего господина – это устроить достойное прощание. Он не заслужил такой смерти, но еще более он не заслужил гнить в забвении и грязи в этой башне, пусть и вместе со мной. Я прикрыла глаза, убирая магией всю гниль. Взяв на руки бездыханное тело, легко, словно младенца, я положила его на стол. Сколько раз ты стоял возле этого стола, сколько раз собирал совет за ним, а теперь на этом столе будут омывать твое тело перед проводами в последний путь. «Какой путь!?» - вскричала я самой себе, - «ведь не было никакой души, даже смертной!!! И у меня не будет утешения даже знать, что он есть где-то далеко в загробном мире!». Его просто не стало! И не будет уже никогда!!! Я снова схватилась за горло, но усилием воли заставила себя больше не плакать. У меня будет вечность, чтобы оплакивать его. Сейчас не время. Принесли чан с водой, губки и благовонные зелья. Лазаро, не говоря ни слова, принес из комнаты монсеньора новый костюм и белоснежную рубашку. - Нет. Не этот костюм, - я махнула рукой, - в моей комнате наверху в углу гардеробной висит старая серая тройка. В ней я впервые увидела его. И в последний хочу тоже. Лазаро кивнул и удалился. А я с щемящей болью смывала кровавые подтеки губкой, причесывала светлые волосы и наносила зелья и благовония. Никогда прежде я не делала ничего с такой нежностью и заботой. - Лишь умерев, ты позволил мне проявить свою любовь, - тихо сказала я. Когда все было готово, все собрались в тронном зале. Народу было почти столько же, сколько на мою коронацию. Все выстроились вдоль стен в мрачном молчании. Валериан лежал на мраморном постаменте на носилках из темно-зеленого бархата. Говорила в основном Анайя, потом подключился Лазаро, Генрих и даже Зер. Молчала только я. Все недоуменно поглядывали на меня, но мне было все равно. Я до скрипа стискивала зубы и стояла, словно окаменелая, у изголовья, и всеми силами сдерживала себя, чтобы не начать биться в истерике. Потом все по очереди проходили и прощались, целуя перстень на левой руке. А когда простились все, даже я, двигаясь на автомате, словно сомнамбула, затрубили трубы и ворота замка отворились, явив связанные во дворе вязанки хвороста. - Нет! – словно очнувшись, воскликнула я, - вопреки традиции, тело его величества магистра Валериана не будет предано огню! Я опустила ладони на его плечи и, втянув воздух, позволила магии течь по моим рукам. Она изливалась, трансформируя тело в камень. Серый, холодный и безликий. Такой, каким и был мой усопший господин. Превращение происходило постепенно, он головы к ногам. Спустя некоторое время, процесс был закончен. - Теперь тело короля вечно будет пребывать в месте, в котором он любил бывать при жизни. С этими словами я перенесла себя вместе с каменным изваянием в пещеру, где в тишине мерцало золотистым светом подземное озеро. Сотворив прямо посреди водной глади сверкающий постамент из золотых камней, которыми было усыпано все вокруг, я водрузила на него окаменевшее тело. Ну вот. Теперь хотя бы частица его будет существовать, хотя бы что-то от него останется в этом мире. Хотя самое ценное, что осталось от него, я ношу в себе. Его кровь, его сознание и его самое величайшее творение. Возвращаться в замок мне не хотелось, все эти люди… живые. Они вызывали у меня чувство острой досады и ненависти. Меня раздражало, что они остались живы! Почему они ходят, говорят, улыбаются, когда Валериан лежит мертвый!? Почему они думают, что я тоже должна делать это!? Невыносимо было подумать, что кто-то из них осмелится выдать мне, что-то вроде «принять и жить дальше»! Подчиняясь мысли, передо мной материализовалась толстая книга истории рода, перо и чернильница. В этом отгороженном от внешнего мира пространстве совершенно не было заметно течение времени. Я выводила каждую букву так тщательно, словно от этого зависела судьба миров. Я записывала в книгу все, что знала о нем, и уверяю вас, ни одно описание в этой книге не было написано столь величественно и красочно. Слова последними вздохами умирающей души ложились на бумагу. Я не чувствовала ни усталости, ни голода, я даже временно забыла о боли, проживая историю снова и снова. Но это не могло длиться вечно. Поставив последнюю точку, я неожиданно остро осознала, что все кончено. Это было словно удар в спину, настолько сильный, что от боли невозможно даже дышать, но все же недостаточно сильный, чтобы убить. Вечная агония… жестокая судьба… Как ни оттягивала я этот момент, вернуться в замок все же пришлось. Я слонялась по коридорам, словно тень, не могущая найти нигде успокоения. Избегала я лишь двух мест – опустевших покоев Валериана и комнаты на вершине большой башни. Время шло, пришла весна. Но я не выходила из замка. Основным времяпровождением моим было теперь просто сидеть на троне в тронном зале. Неподвижно, словно статуя, не позволяя никому говорить со мной, не моргая и иногда даже не дыша. Я сидела так днями и неделями напролет, так что можно было усомниться в том, что это существо на троне действительно живое. Но в тюрьме бледного неподвижного лица и тела, душа все никак не могла умереть. Такова суть бессмертной души. Внутри она кричала, извивалась, стенала и изрыгала проклятия, смешанные с воплями и мольбами снисхождении. Иногда приходили Лазаро или Зер. Лазаро просто молча сидел на ступеньках у подножия трона, а Зер пытался как-то разговорить. Но это было тщетно. Со своими советами никто не лез, но я слышала в стенах замка все разговоры. Каждый, у кого кто-то погиб, норовил вспомнить эту историю и непременно начинал сравнивать, говорить, что знает, понимает и прочее. И, конечно же, все эти разговоры заканчивались на том, что пережил, успокоился, нашел в себе силы. Ах, какие все сильные, да волевые! Одна я тут сижу слабая и безвольная! После нескольких смертей стало тише. Мое имя, имя Валериана и тема его смерти не затрагивалась. В один из вечеров Лазаро, сидящий на ступенях лестницы, неожиданно заговорил. - Это никогда не пройдет, - тихо сказал он, глядя не на меня, а на двери зала. Я вздрогнула. Это было сродни тому, как когда ты мучаешься от сильной зубной боли, а тебя заставляют говорить. Все силы и так уходили на терпение, а если хоть толику из них направить на разговор, держаться будет просто невозможно. С трудом разлепив губы, я выдавила из себя: - И что? - Ничего. Ты убиваешь всех, кто говорит об этом. Меня тоже убьешь? - Нет. - Тогда буду говорить. Я не знаю, как ты теперь устроена, но думаю, твой мозг не отличается от мозга других людей. А у человеческого мозга есть функция замещения. Если какое-то событие выводит организм из строя, то мозг ищет что-то, на чем можно сконцентрироваться, чтобы увести сознание от этого события. И это естественная реакция. Не забывать, а просто думать о других вещах, концентрироваться на них. Чтобы не сойти с ума. Природа мудрее нас! Она не зря это сделала! - Да, - снова выдавила я, не в силах даже спорить. - Ты не даешь своему мозгу сделать это. Не даешь ему перекрыть эти воспоминание. Ты сидишь здесь день за днем, все глубже и глубже погружаясь в отчаяние. И ты считаешь, что никто тебя не понимает. Что я не понимаю! Я десять лет просыпаюсь в холодном поту по ночам, видя во сне его крохотное тельце с оторванной головой! - Ну и что, Лазаро?! – он все-таки сорвал корочку с моего душевного нарыва. Мне хотелось оскорблять его последними словами, сказать что-нибудь такое, от чего он стал страдать бы так же, как я. Может, даже насильно заставить его вернуться в тот момент его жизни, заставить раз за разом видеть наяву это откинутое в морге покрывало. Хотелось сказать, что убила бы сотню таких мальчиков, как его сын, и рассказать, как убивала бы каждого. Так, чтобы видеть его перекошенное от омерзения лицо. Чтобы он проклял меня и никогда не смел подходить ко мне. И не смел пытаться увидеть во мне что-то хорошее! Стиснутые зубы заскрипели от злобы, но я все же взяла себя в руки. Где-то далеко в сознании я когда-то любила этого человека. - Я не говорю тебе забыть и веселиться! Но ты должна сделать хоть что-нибудь. Чтобы твое горе не поглотило тебя окончательно. - Оно уже поглотило. Поздно. И что, например, мне сделать? - Мстить, - просто сказал он. - И это ты мне говоришь? – я рассмеялась неестественным пластмассовым смехом. - Ты сама говорила, что у меня руки по локоть в крови, - впервые за этот разговор он обернулся и посмотрел на меня. И я увидела в его глазах затаенную жажду мести. Это было неожиданно, и именно тогда я вспомнила, что кое-кто неоправданно долго топчет землю этого измерения. - А вот это отвлечение мне по душе, - мрачно ответила я, - созывай совет! Только в этот раз он будет в обеденном зале. Я стояла у стола, нервно барабаня пальцами по засаленной деревянной поверхности. Народ постепенно подтягивался, глядя на меня с недоверием и удивлением. Действительно, диво-то какое! Королева из депрессии вылезла! Да вот только никуда депрессия и боль не делась. Боль осталась на месте. Просто с легкой руки Лазаро решила, что не справедливо забирать всю боль себе. Нужно делиться! Вот я и буду нести боль в массы. Хотела нести добро, а понесу боль. Ну, уж извините! Чем богаты! Пригласив Генриха, Каури, Молли, Зербагана и Анайю, Лазаро вернулся и уселся на краешек стола, буравя меня внимательным взглядом. Не знаю, что хотел увидеть и увидел ли, но послышались тяжелые шаги Генриха. Итак, все в сборе. - Я собрала вас здесь, - мрачно начала я, - чтобы поговорить о том, как мы будем действовать дальше. Три месяца Даарланд жил в страхе и неведении, но они успокоились. Они рано успокоились! Я злобно сверкнула глазами и обвела взглядом собравшихся. - Итак! Зербаган! Я хотела просить тебя жить в бывшем замке Берциана, но теперь у меня для тебя есть более лакомый кусочек. Линкассл! Столица Даарланда теперь принадлежит нам! И я предлагаю тебе трон! - Неплохо, - фыркнул вампир. - Но в нашем уговоре будут изменения. До этого я просила тебя быть эталоном благородства, а теперь я прошу тебя быть собой. Худшим из вариантов себя. Я позволяю…нет, не так… я прошу тебя ни в чем себе не отказывать! Убийства, разорения, поборы, грабежи... все, на что хватит темной фантазии! - Фантазия у меня богатая. - Генрих! Собери войско. Твоей задачей будет контролировать подчинение нашей власти. И жестоко подавлять любые бунты и несогласия. И если я говорю жестоко, значит жестоко! Один намек на несогласие, одно слово - и вы должны выжигать все города и села! Со всеми жителями! - Молли! Мне нужно, чтобы ты донесла до каждого жителя страны, что они обязаны выдать мне Евгения и членов его команды! Посули столько золота, сколько будет нужно, чтобы они продали даже родную мать! А за помощь или укрытие моих врагов пообещай им такие муки, чтобы они поседели от одного их перечисления! Отвечаешь головой! Ведьма затравленно кивнула. Она уже десять раз пожалела, что обратила на себя мое внимание. - Лазаро и Анайя остаются здесь. Ах, да! Зер, распорядись утроить налог, который собирал король. За неуплату - смерть! Отбыть я приказала всем как можно скорее. И уже через неделю замок практически опустел, остались лишь немногие ведьмы, стража, прислуга, и я с Лазаро. Тишина была моей клеткой. Теперь даже голоса не отвлекали меня от мрачных раздумий. Я снова сидела сутками напролет в своем троне неподвижная, словно статуя. Все мои мысли были лишь об одном человеке, и усиленные магией они давали мне то, что отняла судьба и то, чего у меня больше никогда не будет. Я начала видеть его! Но это был не дух и не призрак. Это были скорее видения иссушенного страданиями мозга, дабы хоть как-то облегчить боль. Видение всегда было одно и то же. Он сидел в кресле на первом этаже какого-то дома. Кресло стояло в углу у лестницы, а справа была дверь на кухню. Я стояла лицом к нему, как бы только что войдя. - Ну и что ты пришла? – спрашивал он, вальяжно раскинув руки на подлокотники. - Мне плохо, монсеньор, - жалобно отвечала я, садясь у его ног. - А теперь скажи мне то, чего я не знаю. На его иронично приподнятую бровь в тот момент, когда он говорит это, я могла бы любоваться столетиями. - Что мне делать? - То, что делал я после смерти отца. Принять власть и править. Ты наследница Моргентиля. Правители приходят и уходят, а нерушимая твердыня нашей власти остается. - Неправда! – кричу я, - ты не хотел, чтобы я правила после тебя! Я должна была сохранять тебе жизнь и укрепить ТВОЕ царство!!! В первое время на мои крики прибегала стража, но видя, что ее величество разговаривает с пустотой, они не решались ничего сказать, и молча удалялись. Я знала, что это всего лишь игра моего воображения. Что от монсеньора не осталось даже никакой эфемерной сущности, которая могла бы говорить со мной. Но это стало моим успокоением. Я заперлась в своем воображаемом мирке, совершенно не желая знать мира реального. Лазаро все еще приходил и говорил со мной. И Валериан из моего сознания присутствовал при наших разговорах. Он комментировал, отвечал на вопросы и вставлял свои замечания и оттого я часто отвечала невпопад, забывая, кто ко мне обратился. Я смотрела в пустоту с улыбкой слабоумного на лице, слушая вести о том, какие разрушения сеет власть бесшабашного вампира на светлой стороне. Уж он разошелся на славу. Я не я буду, если эти жалки псы, что осмелились бросить нам вызов, не проклинают тот день, когда погиб монсеньор. О! Я заставлю их мечтать о его возвращении столь же сильно, сколь мечтаю я! Я выжгу это желание на их грязных телах каленым железом и вырежу острием меча! Без Валериана я сделаю их жизнь невыносимой настолько, что они причислят его к лику святых и будут день и ночь молиться только о том, чтобы вернулись безмятежные дни его правления. Слышишь, Валериан?! Это все для тебя! Я буду править! И я буду править так, что ты войдешь в историю как самый лучший и мудрый правитель. Это и в действительности было так, просто эти грязные свиньи не поняли! А теперь поймут! Если и не мозгами, то как животные, которых дрессируют в цирке – через боль и наказания!