То, что осталось за кадром

Казалось, он всегда любил цветы. И в особенности орхидеи. Он даже не знал, чем именно они так его влекли, но в его доме на подоконнике всегда росли самые разные сорта этих цветов. И они ассоциировались со спокойствием, равновесием, счастьем, запахом маминых обедов и улыбкой отца. А потом все ринулись вниз, в бездну. Смерть матери, убийство отца, самоубийство лучшего друга. И от него отвернулись все, меньше, чем за год, он потерял всех, кто был частью его жизни. Пришлось продать квартиру из-за долгов и найти обшарпанную комнатушку где-то под крышей. Мечты о цветочном салоне ушли на задний план, и осталось только одиночество и работа по восемнадцать часов в сутки, чтобы хоть как-то оплачивать жилье и пищу. Так он и жил почти семь лет, один, не имея друзей, порой даже не желая делать что-то, падая едва ли не на пороге, опустошенный и уставший. Но именно благодаря этому у него и не было соблазна тратить заработок на какие-то увеселения, и он копил, снова и снова, находя все новые подработки, складывая деньги до тех пор, пока не позволил купить себе маленький павильон в конце более-менее оживленной улицы. Дело оставалось за малым — найти добросовестных поставщиков, оборудование… И вот он замер в дверях своей маленькой оранжереи, глядя на разноцветные головки цветов, приветливо покачивающихся от легкого ветра, проникающего сквозь открытые ставни. И он едва ли не впервые за все эти годы улыбнулся. *** Время шло, а он словно не чувствовал себя одиноким. Ну, или не хотел. Он попросту старался не думать о том, что у него нет никого, с кем можно было бы поговорить, и он проводил все свободное время среди цветов, ухаживая за ними и иногда представляя, что каждый сорт — это определенная девушка, и старался говорить с ней в соответствующей манере. В его павильон тянулись люди, особенно молодые девушки, которых влек этот одинокий красивый мужчина с легкой и немного грустной улыбкой. Он казался им каким-то загадочным, и они стремились узнать его, но он только улыбался и дарил им цветы, которые не попадали в букеты, и молчал, не раскрывая свою тайну. И часто удивленные горожане видели стайки девушек, ожидающих, когда он закончит работать, закроет свою оранжерею и, обязательно держа в руках один цветок, пойдет по улице, казалось, скользя по ней и не касаясь грязной дороги, легкий и грустный в своей простоте. В него влюблялись, им грезили, его молили о свиданиях или хотя бы общении, но он только качал головой, отводя глаза. Он любил всего раз, в семнадцать лет, тогда случился его первый и последний поцелуй, а после этого, несмотря на десять лет пустоты, его ничего не связывало с женщинами, кроме их влюбленности к нему. И он старался убедить себя в том, что ему не нужно ничего, что он всем доволен. Но иногда просто необходимо что-то поменять. *** Поздним вечером в воскресение он шел рассерженный по ярко освещенным улицам, озлобленный тем, что забыл по привычке взять себе цветок и что ему будет не с чем поговорить перед сном. Идя по мостовой, он равнодушно сжимал в руке зонтик, который носил чисто для вида, не боясь дождя, а напротив — любя его. Старое пальто уже истерлось на локтях, но именно это и придавало ему еще больше шарма, а объемный шарф прикрывал песочного цвета свитер, с которым он вот уже пять лет не мог расстаться. Вдруг что-то привлекло его внимание на противоположной стороне улицы. Яркая вывеска — «Цветущая орхидея». Он понимал, что это за заведение и зачем туда ходят, несмотря на то, что никогда не посещал нечто подобное. Но внутри родилось что-то новое, и он, поджав губы, медленно вошел в здание, чувствуя, как бешено забилось сердце. Он видел девушек, танцующих на подиумах, видел их блестящие, вызывающие костюмы, видел высокие шесты и видел горящие глаза мужчин с пачками денег в руках. И он уже не понимал, что здесь забыл и зачем пришел сюда, небогатый и потерянный для этого мира. Понимая, что просто так уйти будет глупо, он подошел к барной стойке и, выбрав второй до дешевизне напиток из списка, сделал глоток алкоголя, чувствуя, как он ударяет в виски. Закашлявшись, он покачал головой, крепко зажмурившись и ненавидя себя за эксперименты. — Давно не пил? — послышался голос почти над ухом, и, повернувшись, он увидел бледную девушку с облаком кудрявых волос цвета звезд. Сквозь прорези в изящной черной маске он видел ее глаза, которые напоминали нежные стебли его цветов. Он даже не сразу уловил ее броский костюм, состоящий из кожаного лифа и короткой кожаной юбки. — Да как бы никогда, — отозвался он, подняв глаза, чтобы снова посмотреть на ее лицо. Незнакомка удивленно выгнула бровь. — Новичок? А по тебе не скажешь — тебе бы из баров и клубов не вылезать, а ты не напивался никогда. — Не было желания, если честно… — Волки-одиночки долго не живут, — покачала она головой, и он слабо пожал плечами. — Пусть будет так. — И ты не хочешь бороться за что-то? — удивилась блондинка. — Мне не за что бороться. — Ты никогда не любил? — ее губы образовали букву «о», и он вздрогнул, не понимая, что с ним творится. — Нет, — признался он, не понимая, зачем все еще говорит с человеком. С живым человеком. Спустя столько лет. Почти обнажая перед ней душу, что не делал никогда в жизни, скрывая свои тайны даже от семьи. — Какой кошмар, — девушка поджала губы и, подняв руку, провела большим пальцем по его нижней губе, — такая красота — и лишен любви к жизни… Никогда такого не видела… — она заметила, как он лихорадочно сглотнул под ее руками, и в ее глазах что-то блеснуло. — Ты сможешь мне довериться? — вдруг предложила она, вскинув на него глаза, и он шумно выдохнул, попав снова в плен ее взгляда. — Мне нет, чего терять. — Зато есть, что найти, — выдохнула блондинка и, крепко сжав его руку, повела его за собой, петляя между подиумами и столиками, пронырнула в узкий коридор, кивая каким-то людям и обмениваясь короткими словами. Вставив непонятно откуда взявшийся ключ в замочную скважину, она открыла дверь и, запустив в комнату удивленного мужчину, закрыла ее снова, положив ключ на стол. Он медленно огляделся, чувствуя, как внутри все рвется от смеси страха и… чего-то еще. — Просто попробуй мне довериться, хорошо? — прошептала она, повернув его к себе и медленно стянув его пальто и шарф. Она слегка наклонила голову набок, убрав маску, следя за его реакцией, и он, поймав прядь ее волос, попавшую на лицо, слабо кивнул, став еще бледнее, чем он есть. Девушка, выждав пару секунд, подалась вперед и прикоснулась к его губам, совсем немного, едва осязаемо, давая ему привыкнуть. Он замер, стараясь сдержать бешено ускорившийся пульс, но потом ее рука успокаивающе легла на его грудь, а язык медленно очертил сухие губы, распаляя его. С минуту он даже не мог ответить, начисто забыв, что нужно делать во время поцелуя, а потом рискнул положить руку на ее талию, сделав полушаг вперед, слегка приоткрыв и нажимая на ее пухлые, пахнущие клубникой губы. Девушка слабо улыбнулась и мягко толкнула его в грудь, двигая по комнате. В какой-то момент его ноги уперлись в край кровати, а в следующий он уже упал на красное постельное белье, буквально слыша, как бешено стучит его сердце в ушах. Незнакомка нависла над ним, упершись руками в его грудь, и очень медленно потянула вверх его свитер, обнажая его живот и грудь. Кровь прилила к щекам, когда она окинула его изучающим взглядом. — Это преступление, — прохрипела она, — с таким телом быть волком. — Не хочу быть волком, — вдруг признался он, сам испугавшись своих слов. — Ты и не будешь, — выдохнула она ему в губы, — я тебе обещаю. И весь мир пропал, когда ее губы снова нахлынули на него, поглощая его, как цунами. С каждой потерянной вещью он все ближе ощущал жар и дрожь ее тела и старался вдохнуть лишний раз, понимая, что что-то происходит внутри него, словно она нажала на какую-то кнопочку, сняв его нервы и желания с предохранителя. И в какой-то момент он понял, что сам целует ее, почему-то оказавшись сверху, ощущая ее кожу каждым миллиметром своего тела, дыша ее шумным дыханием и слабыми возгласами. И он снова поцеловал ее пухлые губы, желая крошить, крошить все, что держало его все эти годы. *** Прошла почти неделя с той ночи, которая врезалась в его память, как раскаленное клеймо. И теперь, стоя за прилавком, он неосознанно сравнивал каждую покупательницу с ночной спутницей, словно желая узнать ее в чьем-то лице. Но чудо не происходило, хотя он понимал, что что-то изменилось. В нем. Он стал увереннее, улыбался все чаще, его глаза горели, и девушки, приходя к нему только за тем, чтобы спросить, который час, уходили буквально раскрасневшиеся от его взглядов и ухмылок. А потом случилось это. Рабочий день подходил к концу, когда в ушах все зазвенело и он, пошатнувшись, вцепился в прилавок обеими руками, стараясь удержаться на ногах. Но голова становилась все тяжелее и тяжелее, и он упал, потеряв сознание. Когда он пришел в себя, в его комнате сидел врач и какие-то мужчины, объяснив, что он упал в обморок от переутомления, и его нашли поздние посетители. Врач настоятельно порекомендовал ему обратиться к врачу, чтобы удостовериться, в каком состоянии его организм. И мужчина, не видя повода отказать, на следующий день отправился в поликлинику, едва ли не впервые в жизни, потому что практически не болел, а если и болел, то лечился самостоятельно. Очередь. Белые халаты. Запах медикаментов. Он чувствовал себя не в своей тарелке, ходя по коридору, уже сожалея, что согласился. И когда назвали его имя, он уже был готов уйти, но потом, понимая, что это будет выглядеть глупо, зашел в кабинет, неловко замерев на пороге. — Проходите. Садитесь, — послышался мелодичный голос, и он, подойдя к столу, увидел сидящую за столом женщину. Светлые волосы, собранные в хвост, тонкие черные очки на носу, изящный нос, пухлые губы, но особенно в глаза ему бросились руки, тонкие и аккуратные, с длинными пальцами. Внутри что-то оборвалось, и он застыл возле стола, в изумлении глядя на него. — Чего же Вы сто… — начала было врач, и, вскинув на него зеленые глаза, обомлела, выронив ручку. С минуту в кабинете царило молчание, а потом брюнет, слабо улыбнувшись, выдавил, надеясь, что сможет сдержаться и не засмеяться: — Ну и хобби у Вас, конечно, Док.