То, что осталось за кадром

      Киллиан с ужасом смотрел на дворцовую площадь, где охрана Злой Королевы привязывала к столбу Белоснежку, которая, к ее чести, не произнесла ни звука, с искренним презрением смотрела на Королеву, высоко подняв голову. Пират за то время, что был в Сторибруке, уже успел хорошо узнать Мэри-Маргарет и, даже несмотря на то, что их трудно было назвать друзьями, не мог представить, чтобы она могла умереть, пусть даже в параллельной вселенной, во вселенной, которую испортили они.       И еще Эмма… Отведя глаза от площади, он посмотрел на свою принцессу, которая, не мигая, смотрела на лицо матери глазами, полными слез. Сердце сжалось, когда она, сдавленно охнув, выкрикнула: — Нет!.. Нет…       Вздрогнув, он притянул ее к себе, крепко обхватив руками, и она чисто инстинктивно прижалась к нему, не особо даже уловив его прикосновение, так как ее взгляд все еще был прикован к телу женщины, стоящей на помосте. Его руки обвили ее талию, крепче прижимая к себе, и ему стало страшно от того, как бешено бьется ее сердце.       Королева вскинула руку, на которой загорелся огненный шар, и, явно торжествуя, отправила его на прутья под ногами разбойницы. Эмма снова сдавленно вскрикнула, вцепившись в руку Киллиана, словно ища в нем поддержки, не в силах справиться с той болью в одиночку. Ее рука скользнула ко рту, перекрывая рыдания, и он, поджав губы, плотнее обхватил ее руками, прижимая к своей груди, мечтая забрать хотя бы половину ее боли.       Он не выносил, когда она страдала. Каждая ее слезинка, каждый рваный вздох, каждый болезненный спазм ее груди отражались нестерпимой болью в его груди, он стиснул челюсти, прижавшись губами к ее лбу, не оставляя между их телами ни миллиметра воздуха, не позволяя ей переживать это в одиночку.       Несмотря на то, что рядом стоял ее отец, он и не подозревал о том, что эти две женщины — его будущее. Он видел казнь женщины, которую он видел пару раз, видел боль незнакомой девушки с платиновыми волосами, но не ощущал потребности в том, чтобы успокоить его. Эмма сейчас была как никогда одинока, и Джонс, сглотнув, прикрыл глаза, обвив ее руками, надеясь, что сможет забрать у нее хотя бы часть того, что она испытывает сейчас.       Огонь все разгорался, поглощая тело женщины. На щеках Эммы блестели слезы, и Киллиан дико хотел утереть их, сделать так, чтобы ей не было так больно. Но что он мог сделать? Они частично виноваты в том, что произошло, и ему было страшно думать о том, что они не смогут что-то изменить. Несмотря на то, что Эмма выросла сиротой, она любила свою семью и волновалась за нее, и он не знал, сможет она перенести смерть одного из родителей? Не сломается ли она? Не закроется ли еще сильнее? Не утонет в этой боли, что жгла ее когда-то?       Крепче прижимая ее к себе, он плотно прикрыл глаза, установив себе одну единственную цель, к которой теперь поклялся стремиться: Эмма больше не будет одна, больше не должна будет переживать все ужасы жизни в одиночку, не будет прятаться за стенами. Если рядом никого не будет, то он будет. Он больше никогда не оставит ее. Никогда.