То, что осталось за кадром

      Казалось, это было мечтой детства — стать учителем и пойти работать в школе или университете. Быть в центре внимания. Учить чему-то других. Каким-то образом менять судьбы. Направлять будущих людей в жизнь, стараясь им помочь. И когда он наконец получил свою должность, ему казалось, что ничего лучше и быть не может.       Любимое занятие, потрясающий кабинет, послушные ученики, стабильный заработок, дружный коллектив, несколько минут ходьбы от дома, свободный дресс-код, возможность экспериментировать и привносить в программу элементы собственного видения математики. Все это не могло не радовать молодого учителя, который, вопреки всем предрассудкам, всегда с открытым сердцем и широкой улыбкой шел на занятия, словно на встречу с друзьями, нисколько не переживая и не нервничая. Получать деньги за свое хобби и приятное времяпрепровождение — кто от такого откажется?       Киллиана сразу полюбили все учителя, проникнувшись его обаянием. Учителя звали на рыбалку и дачу на выходные, считаясь с его мнением и всегда прислушиваясь к тому, что он говорит. Учительницы каждый раз роем облепляли его, открыв рот слушая его, поддавшись его харизме и умению себя вести. Директор души в нем не чаял, восхищаясь им как талантливым педагогом и хорошим человеком, на которого можно было легко положиться и не переживать, что дело будет провалено.       Вечно спокойный, улыбчивый, полный юмора, аккуратно одетый, причесанный, дружелюбный, он буквально притягивал к себе всех, и никто не удивился, когда ученицы, ранее пропускавшие уроки математики, теперь посещали их с завидной регулярностью. К огромному удивлению директора аудитория профессора Джонса почти всегда была забита до отказа, на его лекции даже просились ученики с других факультетов, чьи интересы почти не пересекались с этой точной наукой. Было понятно, что большинство посещает их ради обаятельного преподавателя, но вскоре другие учителя стали замечать, что не только женская часть университета активно прорывается в познании математики: парни тоже с ярым любопытством записывали конспекты, задавая вопросы и почти не шумя на занятиях, еще больше повергая в шок других учителей.       Какое-то время ходило мнение, что сильная половина учеников делает это только ради того, чтобы привлечь учениц, попавших под «чары» молодого учителя, посредством их знаний и активности на уроках, но позднее стало понятно, что Киллиан просто умел подобраться к каждому человеку, умело подбирая к ним ключик. Если девушкам было достаточно анекдота с легким подтекстом и комплимента, всегда по делу, то с парнями он, нисколько не смущаясь, играл в выходные в футбол, ничем не отличаясь от них — такой же веселый и молодой, как каждый из них.       Он никогда никого не оскорблял, ни над кем не издевался, не старался завалить, был спокоен, тактичен, вежлив, вплетая в свою речь ниточки юмора, которые впоследствии разбирали на цитаты. Он заслужил уважение коллег и учеников своими человеческими качествами, а не запугиванием и взятками, против которых он активно выступал.       Единственное, что он не переносил, — это ложь и сплетни. Если Джонс слышал, как о человеке говорили что-то неприятное за спиной, он хмурился и позднее проводил с людьми беседы, стараясь разобраться, правду ли они говорили или завидовали. И чаще всего это заканчивалось тем, что ранее озлобленные и притесненные ученики, посредством сплетней пытающиеся подняться выше по классу, извинялись перед теми, кого они обижали, тем самым входя в круг общения. Все меньше было ссор, скандалов и недомолвок между одногруппниками, все спокойнее было в классах, все веселее было на вечеринках, которые раз в месяц устраивал университет, чтобы дать ученикам немного расслабиться.       Заводной, задорный, Киллиан мог поддержать любую беседу, вытащить на танцпол самую скромную учительницу и отплясывать с ней так, как в последний раз, заражая своим оптимизмом учеников и учителей, вовлекая их в свободный танец.       Он болел крайне редко, но, если это случалось, его окружение навещало его, дарило цветы, звонило по несколько раз на дню, наперебой вещая о том, как по нему все скучают и желают скорейшего выздоровления.       Но даже у такого человека, к сожалению, были враги. Бывший учитель математики, старый брюзгач, искренне завидовал популярности занявшего его место лица, всячески стараясь досадить ему, отвлекая на уроках, порой срывая их, подсовывая ему неподобающие сайты на рабочем ноутбуке, порой выкрадывая конспекты предстоящих занятий. Но Джонс так умело выворачивался из всех передряг, что старику оставалось только скрипеть зубами и злиться в своем архиве, снова и снова выдумывая абсолютно безрезультатные планы мести. Все, на что он рассчитывал, так это на ошибку Киллиана, хотя бы малейшую, чтобы зацепиться за нее и не выпускать до тех пор, пока новоиспеченный фаворит не подпишет заявление об увольнении. ***       Киллиан был женат в восемнадцать лет. Влюбленный, как мальчишка, он не сразу разобрал, что его любимая искала в нем только выгоду, стремясь получить наследство, которое ему досталось до умершей бабушки. И после свадьбы, провернув крупное дело, она подала на развод, переведя на себя почти все средства, что имел при себе Джонс, тем самым оставив его в сложном положении. Она надеялась, что он сдастся, его спокойствие и любовь к жизни пошатнутся, но вместо этого он пожелал ей всего хорошего и уехал из города, с целью начать новую жизнь. Он не то, что не озлобился на весь мир, он еще больше влюбился в него, найдя свою прелесть в путешествиях и ночевке в полях и лесах под открытым небом.       Пропутешествовав два года, он вернулся в город к дяде и, попросив у него на первое время немного денег, чтобы встать на ноги, пошел работать, одновременно посещая курсы математики, и через полтора года вернул забытые за годы отдыха знания. И вот сейчас, почти через восемь лет после развода, он только благодарен своей бывшей за то, что она помогла ему найти свое место в жизни, подтолкнула его к переменам.       Узнав о его популярности и достатке, девушка не раз пыталась наладить с ним отношения, выпрашивая прощение и всячески стараясь замолить свои грехи, приходя в нему вечерами в белье, скрытом под плащом, стараясь добиться его расположения, соблазняя все более и более изощренными способами. Но Киллиан был спокоен и немного равнодушен — в сотый раз выслушав ее, он помогал ей одеться, давал деньги на такси и закрывал дверь, желая найти хорошую работу. Он узнал, что его деньги она промотала за два года и сейчас работает стриптизершей, чтобы хотя бы немного зарабатывать, так как на большее она не была способна. Он предлагал ей помочь, по-дружески, найти ей работу, должность, но каждый раз, как она начинала песню про ее большую и чистую, мужчина просто прерывал с ней общение, игнорируя звонки и сообщения. Он не был злопамятным, он просто не переносил отношения ради выгоды. ***       На работе Киллиан отдыхал, душевно, просто забывая все проблемы, которые существуют в жизни. Он считал учеников своими друзьями, стараясь делиться с ними не только знаниями относительно точной науки, но и передавая свой жизненный опыт, выделяя по десять минут в конце лекций, чтобы рассказать какую-нибудь историю из жизни. И все, как один, жадно слушали его рассказы, а потом обсуждали между собой, не скоро отходя от крупицы жизни их любимого учителя.       И все было бы отлично, если бы Джонс не начал понимать, что у него появляется одна проблема. Одна очень большая и невероятно сногшибательная проблема по имени Эмма Свон. Староста его группы, веселая, жизнерадостная девушка была душой любой компании, будь это заучки или элита университета. Задорная, уверенная, она каким-то образом умудрялась совмещать ночные дискотеки и блестящую учебу. Вечно ухоженная, в модной одежде, красивая, загорелая, она никогда не ставила себя выше других и не опускалась до сплетен и обсуждения кого-то за их спиной. Если что-то было не так, она первая шла разбираться, справедливо находя виноватого. Никогда ни на кого не повысит голос, не накричит, не воспользуется своими полномочиями без дела, не оскорбит, всегда готова прийти на помощь, подсказать, посоветовать, заступиться, если беда или проблема.       Как-то раз на вечеринке Киллиану пришлось танцевать с ней, чтобы разрядить обстановку, так как танцы не клеились, и она была готова ему помочь. Они танцевали, легко, задорно, стараясь скрыть смущение, которое передавалось их глазами, но они держались, улыбаясь и переговариваясь, как ни в чем ни бывало. Но потом… она стала странно краснеть на его занятиях, он иногда ловил себя на том, что реже вызывает ее, стараясь избегать зрительного контакта. Вечерами она просматривала фотографии на сайте университета, он же лазил по страницам учеников, натыкаясь на снимки с ней. Она стала тише, он реже острил, больше погружаясь сугубо в учебу.       На зачет Эмма не пришла, сказавшись больной, и Киллиан передал через ее подругу, что он будет ждать ее в субботу. Он понимал, что это небольшая поблажка и что другие могут заметить, но в то же время он понимал, что все должны сдать зачет в положенные сроки.       Опустившись в кресло в подсобке, он положил учебники на стол и, сделав глоток воды, попытался успокоиться. Джонс не знал, чего ему ожидать — они ведь будут одни в практически замкнутом пространстве, да еще и в вечер выходного, когда во всем здании только охранник на первом этаже, а они на пятом.       Шумно сглотнув, он постарался расслабиться, погрузившись в книгу об очередной теории в математике, но через несколько минут понял, что дальше двух строчек не двинулся, не понимая ни слова.       Озлобленно поджав губы, Киллиан поднялся на ноги и, сглотнув, отошел к окну, запустив руки в волосы, глядя на медленно темнеющее небо. Еще полчаса — и будет совсем темно, а он хотел бы вернуться домой допоздна. — Можно? — послышался стук в дверь, и он, вздрогнув, обернулся. Эмма уже стояла в двери, придерживая ручку двери, переминаясь с ноги на ногу. — Да, конечно, проходи, — он постарался улыбнуться, но вышло немного, как ему показалось, натянуто. Девушка кивнула и, прикрыв за собой двери, опустилась на стул, положив ногу на ногу.       Мужчина, помолчав, окинул ее оценивающим взглядом, так как он уже знал, что по внешнему виду сдающего можно определить степень его готовности. И сейчас, видя простую белую рубашку Эммы и бледно-розовую юбку по колено, он с облегчением понял, что она не собирается его соблазнять, чтобы выбивать хорошую оценку. — Ты себя лучше чувствуешь? — спросил он, и она вскинула ресницы, словно птичка. — Прошу прощения? — Мне сказали, что ты не пришла, так как заболела. — Ах да… — замялась Свон, кусая губы, — спасибо, мне лучше. — Я рад. В любом случае я готов тебя выслушать, — Киллиан пододвинул к ней заранее подготовленные билеты, и Эмма, кивнув, взяла один из них, наскоро скользнув по нему глаза. — Готова отвечать? — Да, — в ее глазах блеснуло облегчение и уверенность, и он немного расслабился. — Тогда начинай.       Следующие двадцать минут прошли почти незаметно, они полностью погрузились в тему, забыв о каком-то смущении. Он внимательно слушал ее, периодически делая замечания, она послушно кивала и исправлялась, запоминая места, в которых она была не права. Однако когда в зачетке стояла оценка «отлично», им снова стало неловко, словно они делали что-то не так. — Что ж, — протянул Киллиан, напрягшись, — отлично подготовилась, хотя я и не сомневался в тебе. Но в любом случае молодец. — Спасибо… — кивнула она, крутя ручку своей сумки в руках. Он, помолчав, собрал бумаги и, убрав их в портфель, посмотрел на нее, стараясь держаться как можно спокойнее. — Ты еще что-то хотела, Эмма? — Я… — девушка поджала губы, и он, тяжело вздохнув, отошел к двери, беря свое пальто. — Уже поздно. Не думаю, что стоит здесь засиживаться, все же вечер выходного. Наверняка у тебя есть, чем заня… — Мистер Джонс, — оборвала она его, глядя на свои ногти. Он не ответил, вцепившись в ручку двери, уже жалея, что не ушел сразу, как они закончили, — я, кажется, в Вас влюбилась. — Черт… — процедил брюнет, плотно закрыв глаза. В ушах зазвенело, и он пару секунд стоял, зажмурившись, стараясь успокоить рваное дыхание. Совладав с собой, он подошел к побелевшей девушке, которая, кусая губы, продолжала смотреть в одну точку на полу, кажется, почти не дыша. — Эмма, — Киллиан присел на край стола, положив руки на колени, — ты ошибаешься. Я тебя уверяю в этом. Просто ты начиталась разных книжек, насмотрелась фильмов и решила, что и тебе нужно что-то такое в жизни. На самом же деле это неправда, просто нужно пересмотреть свои мысли, — она не ответила, и он, скрипнув зубами, опустился на корточки перед ней, положив руки на стул возле ее ног. — Я тебе говорю это абсолютно серьезно. Не накручивай себя. Это не твоя история. Ты должна нормально учиться, встречаться с нормальными парнями и… — Я не могу, — оборвала его Свон, сглотнув, — после того танца я… Я не могу уже, — резко подняв голову, она встретилась с ним взглядом, и он шумно выдохнул, когда их лица оказались слишком близко. — Скажите, что мне делать, — прошептала она, — иначе я сейчас Вас поцелую. — Не надо, Эмма, — его голос надломился, и мужчина закашлялся, стараясь перекрыть волнение, немного отодвинувшись от нее, — не совершай глупых ошибок, от которых ты потом не избавишься. Это того не стоит. И я думаю, тебе лучше… — Стоит, — шепнула она, робко положив руку на его щеку, — Вы того стоите, мои чувства того стоят… Все это стоит того… — она подалась ближе, тянясь к его губам, но он сжал ее плечи. — Нам нельзя, — жестко покачал Киллиан головой, дыша через нос, — ты ученица, я твой учитель, эта история глупа и шаблонна до безобразия. Давай не будем переносить ее в жизнь. Наши отношения противоестественны. Я старше тебя почти на десять лет, это абсурд. Если бы тебе было бы хотя бы 22, а мне 30, или 25 и 33... — Слишком много расчетов для того, кто об этом не хочет думать, — выдохнула она и, миновав последние сантиметры, прижалась к его губам, положив руки на его шею.       Пару секунд он боялся дышать, колеблясь между тем, чтобы притянуть ее ближе и оттолкнуть. Разум вопил, что он не должен так поступать, что эта глупая влюбленность может перечеркнуть все, чего он достиг такими трудами, но в то же время все внутри него обострилось от едкого вкуса ее мягких губ.       Она целовала его робко, несмело, еще больше заводя его, и когда ее пальчики скользнули по вороту его рубашки, касаясь кожи, Джонс прикрыл глаза и поджал губы, плотно зажмурившись. — Что мы творим? Это невозможно… — Это нужно, — шепнула Эмма, снова накрывая его губы своими, путаясь пальцами в его волосах.       Сдавленно застонав, Киллиан подхватил ее на руки и, столкнув все со стола, усадил на него, жаднее целуя ее приоткрытые губы, скользя руками по ее телу. Сглотнув, девушка стала расстегивать его рубашку, лаская накаченные мышцы, шумно дыша через нос, теснее прижимаясь к нему всем телом. Он застонал сквозь зубы, когда она потерлась о его штаны бедрами, и провел рукой по ее ногам, касаясь задравшейся юбки, которая медленно ползла все выше, обнажая худые ноги в тонких телесных колготах.       Расстегнув последние пуговицы, она стянула его рубашку, припадая губами к его плечам, и он облизал губы, лаская ее спину. Эмма, поймав его взгляд, подняла его руки, направляя их на свою грудь, и Джонс, помедлив, стал расстегивать пуговицы, путаясь в пальцах, то и дело отвлекаясь на ее губы.       Он боялся увидеть соблазнительное кружевное белье, но, увидев обычный белый набор, понял, что ошибался — он возбуждал еще сильнее. Поцеловав ее шею, он медленно двинулся ниже, покрывая жадными поцелуями ее покрытую мурашками кожу, спускаясь к напряженной груди девушки, почти робко касаясь ее губами.       Она шумно сглотнула, притянув его к себе, и обвила ногами его бедра, плотнее прижимаясь к нему, сдавленно застонав, почувствовав его возбуждение. Киллиан провел рукой по ее бедру, забираясь под тонкую ткань ее юбки, и едва не зарычал, почувствовав, как намокли ее трусы. — Свон… — Киллиан…       В эту секунду на улице что-то лопнуло, и Джонс отскочил в сторону, тяжело дыша, и Эмма, побледнев, прижала руку к груди, поправляя волосы. Мужчина подошел к окну и скрипнул зубами, увидев, что это какие-то шутники катаются на скейтах по дороге возле университета. Повернувшись к Свон, он оглядел ее с ног до головы и, тряхнув волосами, решительно застегнул свою рубашку. — Будем считать, что это намек на то, что мы не правы, — она шмыгнула носом, слабо кивнув, и стала нервно поправлять свою одежду, отчаянно краснея. — Эмма… — устало протянул он, помогая ей застегнуть ее рубашку, так как пальцы девушки не слушались, — будет лучше, если ты забудешь об этом, потому что все это неправильно, слышишь? Так будет лучше для нас обоих. — Киллиан? — просипела блондинка, подняв глаза. — Можешь меня поцеловать? Пожалуйста, всего один раз. А потом, клянусь, я забуду обо всем. — Эмма… — он недовольно покачал головой. — Пожалуйста… — прошептала она, положив руки на его лицо, — ты ведь сам этого хочешь. Еще один раз…       Не сдержавшись, Киллиан подался вперед, запечатлев на ее покрасневших, припухших губах сладкий и жадный поцелуй, словно через него стараясь передать все, чем сейчас дышала его душа, и, отодвинувшись, отошел к двери. — Я не шучу, Эмма. Нам нельзя, — открыв дверь, он пропустил ее вперед, и Свон, кивнув, засеменила вниз по лестнице, прижимая к груди сумку. Проводив ее взглядом, Джонс закрыл дверь подсобки на ключ и, тяжело вздохнув, медленно сполз по ней на пол, закрыв лицо руками. — Что я творю?..