***
— Ваш гонорар, лорд Джонс, — лыбится лысый и такой старый мужчина, что, кажется, стоит его только слабо толкнуть — и он рассыпется. — Вы очень оперативно сработали. Мой заказчик и не надеялся, что его враг сгинет так скоро. — Рад стараться, — сухо отзывается Киллиан, убрав в карман пальто толстую пачку денег, и поднимается, поправив воротник рубашки. — Еще есть заказы? Я хотел бы поскорее отделаться от всего, что может предложить мне ваш заказчик, мистер Голд, и завязать с дуэлями. Я их не люблю. — Вы бог дуэлей, Джонс, — усмехается тот, откинувшись в кресле, и зажимает сигару между зубов, — я ни разу не слышал, чтобы вы промахнулись. Вы машина, машина для убийства. Вы неубиваемы, уравновешены, вы никогда ничего не делаете спонтанно, и это делает вас незаменимым. — Мне надоело, — слабо кривится тот, отойдя к окну, — надоело убивать зажравшихся дворянин. Один заказывает другого, первого заказывает третий, и так по кругу, пока в какой-то момент члены одной семьи не начнут убивать друг друга моими руками. Разве я мало убил человек? Мало видел смертей? Мне надоело воскресать и умирать, снова и снова, в угоду богатеям и деньгам, без которых сейчас не прожить. Я мог бы умереть уже сотни раз, но все еще дышу, — он разворачивается, скользнув по лицу Голда холодным взором, — вы ждете, пока я наконец умру? Не советую, я еще долго проживу, коптя небо Лондона. — И я искренне желаю вам долгой жизни, лорд Джонс, но… — он достает из кармана еще одну визитку и с заискивающим выражением лица протягивает его Киллиану, который, раскрыв ее, быстро скользит по двум словам, написанным уже знакомым, четким почерком. — Робин Свон? О нем я не слышал. — И не думаю, что имеет смысла искать информацию. Он один из сотен таких же, ничем не отличающихся друг от друга. — Тогда смысл убивать конкретно его? — Он что-то сделал моему заказчику. И за него платят вдвое больше, чем за Локсли. не думаю, что деньги будут для тебя лишними. Так что желаю удачи. — Ограничения по времени обозначены? — Хотелось бы уложиться в неделю. — Понял, — он надевает цилиндр и идет к выходу, но потом замирает, и, повернувшись, вскидывает на него глаза. — Я когда-нибудь узнаю имя заказчика? — Не думаю, что вас это нужно, лорд Джонс, — насмешливо отвечает тот и наклоняет голову набок, показывая, что разговор окончен.***
Голос из-под крыши старого здания возвещает о том, кто сейчас выйдет на платформу, и Киллиан, закрепив на правой руке часть рыцарского доспеха, выходит на импровизированную сцену, сжимая в руке револьвер. Дуэлянт. Каменный рыцарь. Машина для убийств. Мертвец, который все еще ходит и дышит, забирая чужие жизни. Человек, который не промахивается. Его имя у всех на слуху, но редко кто знает его в лицо. И чаще всего, после встречи с ним, все запоминают лишь резкий выстрел, запах пороха и негромкие шаги. Он как мираж — появляется из неоткуда и пропадает в пустоте. Все тот же голос под рев толпы объявляет первую часть представления, и Джонс, вскинув руку с оружием, стреляет с пятидесяти метров в гвоздь, вбитый в толстый столб. Снова. Снова. И снова. Пока острие не вылезает с другой стороны, пройдя через дерево насквозь. Люди орут так, словно произошло что-то поистине невероятное, хотя он уже перестал на это реагировать. Повернувшись, он встает посередине платформы, в пятнадцати метрах от каждой железной бочки и сжимает в руке револьвер, перезарядив его. Щурится, глядя прямо перед собой, слушая уже осточертевшие слова. — Пуля попадет в бочку, срикошетит и попадет в часть нагрудника. Одно неверное движение — и он погибнет от своей же пули. Увлекательно, господа, не правда ли? Женщины в толпе испуганно начинают шептаться, пьяницы заключают пари, ругаясь и толкаясь, пробиться ближе к сцене, а Киллиан, выждав десять секунд, снова поднимает оружие, и все замирают. Секунда. Вдох. Выстрел. Выдох. Пуля ударяется в нагрудник, и где-то в толпе раздается испуганный вопль. Дружный выход облегчения. Секунда. Вдох. Выстрел. Выдох. Пуля отскакивает от железного покрытия. — А сейчас — смертельный номер! — слышится неприятный голос откуда-то сверху, и ему на голову ставят жестяную банку, уравновесив ее на макушке. — Риск все растет. Остановится ли он перед… Он не договаривает, потому что Джонс, перезарядив оружие отработанным быстрым движением, стреляет, даже не моргнув. Слышится треск, и банка с пулей внутри падает за его спиной. Толпа начинает оглушительно громко, норовя выбраться на сцену, но он разворачивается и, не глядя ни на кого, покидает здание, на ходу надевая цилиндр и сбросив на стол в комнате за сценой доспехи и револьвер. — Великолепный номер, — из тьмы появляется невысокий мужчина и, вставив в его руку стопку денег, отступает, улыбаясь беззубым ртом, — публика в восторге. — Чего нельзя сказать обо мне, — цедит он и выходит на улицу, поправив воротник плаща.***
Он никогда не любил вечеринки, на которых самые сливки общества, дворяне в котором поколении участвуют в аукционах и торгах, развлекаясь, танцуя и поглощая алкоголь хозяина вечера. Все знают друг друга в лицо, и поэтому каждый новичок чувствует себя неуютно первое время, пока не вольется в коллектив. Когда Киллиан идет через толпу, сжимая в руке бокал с виски чисто для вида, люди расступаются перед ним, скользя испуганными, но в то же время заинтересованными взглядами по его холодному и красивому лицу. Он интригует, цепляет всех своей таинственностью и неразговорчивостью. Мало кто слышал от него больше десяти слов за раз. Зато его глаза способны говорить всем понятным языком без рамок и границ. Едва заметно кивнув хозяйке вечеринки, он идет дальше, стараясь не думать о том, что предпочел отследить свою очередную жертву вместо того, чтобы упиваться дома в компании самого себя. Лежать в ванной или прямо на полу, поглощая бутылки одну за другой, пока не отключится, чтобы на следующее утро снова проснуться, привести себя в порядок и покинуть дом до позднего вечера. — Вы должны извиниться! — слышится презрительный, немного дребезжащий юношеский голос, и Джонс поворачивается на голос, оценивая ситуацию. Робин Свон, с искренним возмущением глядя на невысокого, однорукого старика, практически нависает над ним, скривившись, в то время как его собеседник, сжавшись от его напора, пытается что-то бормотать, испуганно облизывая сухие губы. — Я вас вызываю, Генрих Нолан, — с удовольствием продолжает он, откинув голову назад, и мужчина ошарашенно распахивает глаза, часто моргая. — Как же я могу стреляться с вами, лорд Свон? Вы же видите, что я… — Вы оскорбили меня своим поведением, и я требую разрешения данного вопроса. Я вызываю вас на дуэль, но, идя навстречу, могу позволить вам заменить себя кем-то. У вас ведь родственники, друзья, кто-нибудь, кто мог бы заменить вас? — У меня… — начинает сипло шептать Генрих, когда Киллиан, протолкнувшись вперед, встает рядом с ним, с холодным вызовом глядя в глаза юноши. — Я заменю его. Робин застывает, не шевелясь, и оценивающе окидывает его взглядом, облизав тонкие губы. Джонс видит, как уверенность и насмешка медленно тают в его глазах, но он, как и подобает настоящему дворянину, не подает вида, что ему страшно, лишь вскидывает голову и коротко кивает. — Робин Свон, — представляется он, распрямившись. — Киллиан Джонс, — отзывается другой и, развернувшись, идет по залу, ни на кого не глядя. Уже в холле его догоняет изумленный Нолан, который, сжав его плечо, поворачивает Киллиана к себе. — Мы с вами знакомы? — Насколько я знаю — нет, — спокойно отвечает он, вскинув голову, и смотрит ему в глаза, читая в них искреннее изумление. — Тогда почему вы… — Потому что захотел. И потому что я могу. Всего хорошего, лорд Нолан, — сделав движением цилиндром, он надевает его и выходит на улицу, теряясь в толпе. Завтра он выполнит очередной заказ, и все начнется по-новой.***
Выйдя из ювелирного магазина, выкупив старое почерневшее колье, Киллиан идет вдоль дома, не обращая внимание не стену дождя, льющегося с серого неба. Прекрасно помня слова Уэсли о том, что не стоит пить в ночь перед дуэлью, он уже точно решил, что этой ночью будет пить столько, сколько влезет. Его рука все равно завтра не дрогнет, он привык существовать отдельно от своего тела, которое действует без него, не чувствуя боли и не реагируя на полученные раны. В этот момент рядом с ним останавливается кэб, из него выскакивает девушка в пышном бежевом платье, сжимая в руке зонтик, и решительно преграждает ему дорогу, сверкая глазами. — Киллиан Джонс, — ее голос дрожит, и он даже поднимает голову, встречаясь с ней взглядом. За одну секунду он отработанным движением обхватывает всю ее телу, впитав в себя каждый миллиметр. И зеленые глаза, обрамленные пышными ресницами, и белокурые волосы, собранные на затылке в замысловатую прическу, и бледную, немного порозовевшую кожу, и упругую грудь, обтянутую плотной тканью платья, и изящные руки в тонких перчатках. — Я знаю, что вы участвуете в дуэли с моим братом, Робином. Мое имя Эмма Свон, и я прошу, нет, приказываю вам отказаться от дуэли. — Не заинтересован, — откликается он и, обойдя ее, идет дальше. Однако она не отстает, снова оказавшись перед ним. — Вы не знаете меня и понятия не имеете, на что я способна. Я знаю, что дворянин не может отказаться от дуэли, если ему бросили вызов, но другая сторона имеет право отступить. И я хочу, чтобы вы отступили, иначе, клянусь, я отомщу вам. — Желаю удачи, — отвечает Джонс, даже не взглянув на нее, — я буду стреляться завтра с вашим братом и убью его, вы и сами это знаете, графиня Свон. И я советую вам не терять времени и провести его с горячо любимым родственником, пока есть такая возможность. Остановив проезжающий мимо кэб, он садится в него и захлопывает дверь, оставляя Эмму под дождем. Она не двигается с места, глядя ему вслед, и сильнее сжимает руку в кулак, поджав губы.***
— Как, уже? — Голд даже бледнеет, приподнявшись на своем месте, и изумленно смотрит на Киллиана, который, положив цилиндр на столик в прихожей, подходит к столу, пристально глядя на него. — Только не говорите, что вы… — Кто ваш заказчик? — перебивает он его едва слышно, сверля ее взглядом, и делает еще один шаг вперед, заставив Голда отшатнуться. — Я… я не могу сказать. — Не можете? Что ж, — практически неуловимым движением Джонс оказывается рядом с ним и, повалив на пол, прижимает к его шее нож, карябая кожу. — С чего мне начать? Какая часть тела у вас лишняя, мистер Голд? Ухо или, может быть, нос? Мне лично кажется, что такой свинье будет неплохо дышать двумя дырками. — Пожалуйста! — задыхается тот, кашляя и отдуваясь, пытаясь вырваться из его захвата. — Меня убьют, если я расскажу. — А вы считаете, что я шучу? — сипит он и, дернув рукой, проводит ножом по его плечу, порвав одежду и разодрав кожу. Мужчина сдавленно вскрикивает, дернувшись всем телом. — Мне продолжать? Вы ведь знаете, кто я такой и на что способен. Кто ваш заказчик? — Я не могу… — Кто ваш заказчик?! — Лорд… Лорд Нолан, — выдыхает он, тяжело дыша, и Киллиан толкает его, поднявшись на ноги. — Уильям Нолан, дядя молодого Дэвида Нолана, который воевал с вами. — Я помню его, — цедит Джонс, вытерев кинжал от крови, и прячет его в кармане плаща. — Спасибо за информацию, мистер Голд. — Ты правда был готов убить меня? — сипит тот, поднимаясь и морщась от боли в плече. — Мы же… — Мне все равно, — бросает он и идет к двери, — меня это не касается. Мне нужно было имя — я его получил. Дальше уже моя забота. А вам бы я посоветовал все-таки перебинтовать рану, мало ли какие болезни можно подхватить в наше время. — Сукин сын, — шипит Голд, как только входная дверь закрывается с глухим стуком.***
Спонтанные дуэли — дело обычное. Кто-то кого-то зацепил, другой решил, что он покусился на его честь, решив очернить его статус, обговариваются условия и дата дуэли и кто-то погибает. Киллиан не раз был частью подобного «увеселения», принимая вызов, но ни разу не бросая. И утром, после неудачного разговора с разъяренным, немного пьяным гусаром, он стоит напротив него в пустой комнате, сжимая в руке револьвер, и смотрит в глаза очередному противнику. Он уже забыл его имя, так как ему не важно, чью жизнь он снова заберет. Слишком много людей, слишком много имен, слишком много крови. Раздается выстрел, потому что его оппоненту выпал жребий первым стрелять, и Киллиан, лишь на мгновение замерев, отвечает ему ответным выстрелом, попав в голову. Мужчина падает на пол, выронив оружие, и Джонс, бросив револьвер возле него, не глядя на секундантов, покидает здание и садится в кэб, ожидая, пока Уэсли сядет рядом. Уэсли Миллс. Он помнит его столько, сколько знает себя. Вечно рядом, преданный, улыбчивый, терпеливый, переносящий все его прихоти и привычки. Друг, слуга, помощник, единственный человек, оставшийся у него от прошлой жизни. Старик с добрыми складками у губ и глаз. — Мистер Джонс, — шепчет он, сев напротив него, и кэб медленно едет по улицам, покачиваясь на неровной дороге, — зачем вы постоянно рискуете? Вы вернулись практически из ада и все никак не учитесь любить жизнь. Цените данный вам шанс, иначе… Мистер Джонс? — он бледнеет, когда Киллиан, побледнев, вдруг заваливается набок, упав лицом на сидение. — Мистер Джонс! — Уэсли цепляется за его плечи, расправляя рубашку, и видит на груди, прямо напротив сердца, рану, из которой сочится кровь. Киллиан почти не помнит, как его довозят до дома, как врач и Уэсли снимают с него верхнюю одежду, как помогают сесть в наполненную холодной водой ванную, как начинают медленно обтирать кровь. — Пуля пробила артерию и закрыла ее. Нужно вытащить ее и зашить артерию, — врач переводит на него блестящие глаза и смотрит на него поверх очков. — Операция сложная, будет больно. — Делайте, что нужно, — сухо отзывается он, закрыв глаза.***
— Вы опоздали, лорд Джонс, — недовольно ворчит секундант Свон и вскидывает голову, с легкой усмешкой глядя на него. — Вы не чтите правила честной дуэли. — Нет, — спокойно отзывается Киллиан, пройдя в центр комнаты, и переводит взгляд на Робина, который с вызовом смотрит на него, и потом на Эмму, стоящую у стены и не сводящую с него обеспокоенного взора. — Я ненавижу их. — Дуэли или правила? — нагло осведомляется Робин. — И то, и другое. — Пожалуй, начнем, — произносит второй секундант, — по правилам дуэли я обязан спросить — не желаете ли вы мирным путем решить конфликт? Вместо ответа Робин поднимает руку с оружием и вздрагивает, когда револьвер щелкает. Киллиан видит, что он боится, боится смерти, боится его, боится промазать, но больше всего боится очернить свою честь. Глупый мальчишка, который зачем-то перешел дорогу лорду Нолану. Он мало что знает об этом человеке, только то, что он едва ли не самый богатый дворянин в городе, что у него женщины не задерживаются дольше, чем на месяц, после чего пропадают, и что его врагам можно сразу же нажимать на курок, потому что перед жаждой мести его ничто не остановит. Джонс поднимает голову выше, когда Свон, сглотнув, опускает палец на курок, шумно выдохнув. И вдруг, покачнувшись, едва не падает на ровном месте, выстрелив от неожиданности и испуга. На мгновение становится тихо, и все взоры обращаются к Киллиану, все еще сжимающему в руке револьвер. Робин, распрямившись, бледнеет, облизав сухие губы, а Эмма делает небольшой шаг вперед, прижав руки к груди. — Лорд Джонс… Раздается выстрел. Все застывают, не двигаясь, и смотрят на Робина, словно ожидая, что он сейчас упадет, но он не шевелится, тяжело дыша, и изумленно смотрит на Киллиана, который бросает оружие на пол, и этот звук отдается от глухих стен. — Вы… вы выстрелили в потолок, — едва слышно шепчет Свон, встречаясь с ним взглядом. — Выстрелил. — Почему?.. — Потому что у нас есть общий враг, лорд Свон. И так как к вам у меня претензий нет, а к нему имеются, я решил, что будет немного неправильно убивать человека, который хоть чем-то похож со мной. Радуйтесь, что у вас есть враг, иначе сейчас бы вы захлебывались собственной кровью. Желаю хорошего вечера, — взяв цилиндр, он обходит секундантов, все еще замерших в неверии, и идет к своему кэбу, легко забираясь в него. Но как только он закрывает дверь, она распахивается и Эмма садится на сидение напротив него, расправив пышные юбки. — Я, кажется, не приглашал вас, графиня, — хмурится он, глядя на нее исподлобья, и она облизывает губы. — Вы знаете, что я ненавижу вас. — Знаю. Это не удивительно. Труднее назвать людей, которым я нравлюсь. Их можно посчитать по пальцем. Одной руки. И то маловероятно. — Однако сегодня вы меня удивили, лорд Джонс, — продолжает она, вскинув на него глаза, — вы не убили моего брата, хотя могли бы. Он сплоховал и умер бы, но вы проявили милосердие. — Вовсе нет, — перебивает он ее, — если вы думаете, что я пожалел его из-за молодости или вашей просьбы, то вы плохо меня знаете. Точнее вообще не знаете. — Верно, не знаю, — выдыхает она, подавшись вперед, — но хочу это исправить. Киллиан не замечает тот момент, когда ее губы касаются его, сминая, изумляя своим напором и страстностью. Она жадная, уверенная, даже немного грубая, и его сердце пропускает удар, когда она, толкнув его в грудь, начинает расстегивать пуговицы на его плаще, практически сидя у него на коленях. И мир начинает растворяться, как в пьяном бреду, когда он, грубо опустив ее на сидение кэба, торопливо и как-то нетерпеливо задирает ее пышную юбку, одновременно возясь со своими штанами. Эмма цепляется за его плечи, прижимаясь плечами к стеклу, просто наплевав на то, что их могут увидеть, и сдавленно вскрикивает, когда он заполняет ее мощным толчком. Он не нежный, не спокойный, не говорит какие-то ласковые слова, практически не касается ее губ, грубо и жестко вторгаясь в ее тело, вжимая в сидение, одновременно покрывая ее шею и обнажившуюся грудь болезненными поцелуями. И она почти не контролирует себя, обхватив его бедра ногами, и кладет дрожащие руки на его ягодицы, притягивая еще ближе.***
— Ты хочешь, чтобы я первая призналась? — шепчет Эмма, прижимая к обнаженной груди покрывало, пока Киллиан, сидя на краю кровати, смотрит в одну точку уже несколько минут, практически не шевелясь. — Вам нельзя любить меня. — Ты отталкиваешь меня? — бледнеет она, сглотнув, и облизывает губы, побледнев. — Даже сейчас… — Именно сейчас, — кивает он и, встав, рывком надевает штаны, наскоро застегнув ремень. — Вы должны забыть о том, что произошло. Это было глупо и беспричинно. — Как смешно, — нагло фыркает она, встряхнув волосами, — мужчина, который месяцами убивает и рискует жизнью, испугался обычных человеческих чувств. Она не успевает даже вскрикнуть, когда он, неожиданно оказавшись на кровати, нависает над ней, больно сжав ее запястья над головой, и цедит практически ей в губы, обдавая горячим дыханием. — Не говори того, чего не знаешь! — А мне кажется, что знаю, — выдыхает она и целует, прижавшись к нему всем корпусом. Пару мгновений он не двигается, широко открыв глаза, а потом обхватывает ее бедра, притягивая к себе, и она запускает руки в его волосы. Уже через пару часов, лежа на его груди, Свон осторожно ведет рукой по его груди, обводя многочисленные шрамы. Потом приподнимается на локтях и, встретившись с ним взглядом, спрашивает: — А ты научишь меня стрелять? — Зачем тебе? — Я хочу отомстить тому человеку, который заказал Робина. И только попробуй сказать, что я женщина и мне нельзя. — Вовсе нет, — качает он головой, прикрыв на мгновение глаза, и, поправив подушку, произносит: — Стрелять не трудно. Убивать — вот это настоящая наука.