То, что осталось за кадром

      Киллиан помнил, как метался по их с Эммой дому, как зверь в клетке, бросаясь на стены и ругаясь в полную мощь своих связок, думая только о том, что он практически бессилен перед тем фактом, что он не смог спасти его любимую. Он устал слышать от всех, что Спасительница погибла, что больше некому спасать их от злодеев, что мир Сказок пропадет под толщей Тьмы, и он возненавидел себя за свою слабость.       Разбив очередную вазу, он упал на диван, плотно закрыв глаза, и зарычал от беспомощности, с силой ударив кулаком в спинку дивана, пытаясь хоть куда-то выплеснуть свой гнев. Но он не уходил, проникая в него, пуская щупальца, заполняя его тело до кончиков пальцев. Джонс снова и снова пытался найти способ спасти Эмму, но трудно было спасти человека, при этом не имея понятия, что с ней произошло.       Просто в какой-то момент она пропала: вернулась домой, зашла в комнату и не спустилась вниз. Растворилась в пустоте, не оставив никакой подсказки или даже намека на то, куда она делась. Оракул сказал, что последний Спаситель покинул этот мир, потеряв дарованную ему жизнь, но семья Эммы не была готова принять эту новость. Они искали ее, всеми возможными способами, изучая книги, отправляясь в другие миры, прося о помощи, но все было тщетно. И спустя почти год поисков им пришлось сдаться и вернуться в родной город.       Сдались все, но только не Киллиан. Он упорно сопротивлялся, цепляясь за любой шанс, пока не остался последний: Тьма. Он понимал, что магия Темного способна практически на все, но не знал, сможет ли он, поддавшись ей, найти любимую.       Однако когда выбора не было, он призвал Тьму, надеясь, что справится с ней, но не сумел совладать, пустив себе в душу. Долгие годы являясь злодеем, он буквально утонул в темной магии, позволив ей поглотить себе, и полностью отдался ей, отказавшись от всего мира.       Учинив хаос в Сторибруке, Крюк, усмехаясь себе под нос, покинул город, оставив его в плачевном состоянии, в запахе гари, дыму и потерянной надежде. Но потом она снова вернулась, когда Эмма возвратилась в город спустя почти два года своего отсутствия. Испуганная, потерянная, она так и не смогла объяснить, где была, зная лишь, что она ничего не помнит из последних месяцев своей жизни.       Узнав о том, что случилось с Киллианом, Свон отправилась на его поиски, не слушая предостережения родителей, уверяя их, что она уже как-то справилась с Тьмой и сможет сделать это снова.       Но она ошиблась.       Вопреки ее ожиданиям Джонс не прятался от нее, а наоборот всячески давал подсказки, ожидая лишь, когда она сама придет к нему. И когда она молила его вернуться, он только смеялся, скользя по ней ленивым, жестким взглядом холодных глаз, что-то обдумывая. — Ты любишь меня? — глухой шепот в пустоте, от которого по коже побежали мурашки. — Люблю, — искреннее признание с надеждой, что их чувства могут что-то изменить. — Не верю, — грубый ответ, пронзивший насквозь.       И ее пламенный поцелуй на его сухих губах, вера, льющаяся от нее, пытающаяся достучаться до того, что раньше было его сердцем, его душой, и его Тьма, которая уверенно проникала ей под кожу от его близости, сковывая ее волю. И тогда в ее голове вспыхнули воспоминания, жгучие, ужасные, она поняла, что оказалась в другом мире, где боролась с Тьмой в своем сердце, и вот сейчас, в объятиях одержимого возлюбленного, она невольно принимала ее вместе с его поцелуем, не в силах бороться.       Ее волосы стали напоминать платину, губы кричали о жажде крови, темно-изумрудные глаза, в которых, казалось, отображаются все земные грехи, в то время как стоящий за ее спиной мужчина буквально горел опасностью, криво и нагло ухмыляясь.       Их сердца и переплетенные души покрылись толстой коркой темной магии, и они упивались своим безумием, обрушив свое сумасшествие на весь мир, попросту отметя все хорошие качества, которые могли бы их сдержать. Темные — далеко не хорошие люди. Они калечат, ранят, убивают и с радостью встречают кровь и слушают предсмертные крики своих жертв. Они любят играть. С другими, следя, как жизнь капля за каплей уходит из них. Друг с другом, и их игры крайне изощренны.

***

      Эмма, с трудом доставая кончиками пальцев до пола, цепляется дрожащими пальцами за жесткие веревки, завязанные вокруг ее запястий и закрепленные за штырь под потолком. Тонкие хлопковые трусы, прилипший к потной коже топик и растянутая майка ничего не значат для нее, и она нервно кусает губы, стараясь не думать о том, что она практически обнажена, и от этого возбуждение еще сильнее разгорается в ее теле, заставляя дышать все тяжелее и чаще. — Ты ведь можешь справиться с веревками, Свон, — слышится насмешливый шепот из темноты, и на свет выходит Киллиан, без рубашки, в низко сидящих потертых джинсах, которые открывают слишком много кожи. Она быстро проводит языком по губам, отчетливо напоминая себе змею, и криво усмехается. — Тогда бы стало неинтересно, верно, мой Капитан? — соблазнительно заканчивает она, глядя в его черные глаза, и он, подойдя к ней, касается сгибом крюка ее подбородка, поднимая бледное лицо своей возлюбленной. — Тебе ведь нравятся наши игры, лапочка? — Мне нравится все, что ты можешь мне предложить, Джонс, — хмыкает она и подается ближе, пытаясь коснуться его губ, но он делает шаг назад, коварно ухмыляясь. — Не так быстро. Я не зря думал над нашим свиданием, чтобы так легко тебе сдаться. Потерпи. — Ненавижу терпеть. — Именно поэтому я и заставлю тебя это сделать. — Мне стоит бояться? — Тебе? Бояться? — он фыркает, закатив глаза, и мучительно медленно потирает затылок, и она с трудом ловит губами воздух, видя, как перекатываются его мускулы. — Не думаю, что мы можем бояться. — А хотеть? — хрипло спрашивает бывшая Спасительница, плотнее сжав колени, и Крюк пожимает плечами. — Думаю, с этим у нас проблем никогда не было.       Эмма не замечает резкого движения и заходится от истошного крика, когда адская боль буквально режет спину, а щелчок кнута отдается от глухих стен. Удар повторяется, снова и снова, она извивается, кричит что-то бессвязное, с силой сжимая кулаки, практически срывает голос… и смеется, громко, истерично, откинув голову и закатив глаза. Кривая, абсолютно ненормальная улыбка держится на ее губах сумасшедшим оскалом, и она кашляет, давясь эмоциями.       Удары прекращаются, и Киллиан, встав перед ней, со злорадной усмешкой смотрит в ее полузакрытые от удовольствия глаза, в которых горит слишком знакомый и любимый огонь. Он прекрасно знает, что потом она отыграется на нем. Но пока что она в его власти. И это так… возбуждает. — Понравилось? — Да… — выдыхает она и щурится, глядя на него исподлобья, — а на что ты еще способен? — О, — его губы изгибаются в слишком пошлой улыбке, и она на мгновение теряется в его взгляде, пропустив один удар сердца, — уверен, я не разочарую тебя. — Я никогда не сомневалась в тебе.       Подняв крюк, Киллиан медленно подцепляет и так тонкую лямку майки и, резко дернув, разрывает ее. Протертая ткань сдвигается, обнажая топик, обтягивающий слабо подрагивающую грудь Эммы, и он, наклонив голову и закусив нижнюю губу, отбрасывает ненужную ткань на пол, скользя взглядом по предпоследнему препятствию перед его конечной целью. — Нравится? — насмешливо фыркает Свон, не удержавшись, и ловит его темный взгляд. — Пока что не очень. Слишком много… одежды. — Ну, это можно легко исправить. — Зачем же? — усмехается он, встав за ее спиной, и она напрягается, не видя его. — Пока что можно и так оставить. К тому же, — секунда — и ее глаза закрывает плотная повязка, полностью лишая ее возможности видеть, — я слышал, что ощущения куда острее, когда жертва ничего не видит и вынуждена надеяться только на слух. Думаю, нам стоит это проверить.       Шеи касается что-то очень мягкое и тонкое, и Эмма откидывает голову, когда лента скользит по ее коже, вызывая мурашки. Шелковая полоска медленно двигается вокруг уха, спускается по плечу, вниз вдоль туловища и обводит округлости бедер. Свон молчит, плотно сжав челюсти, и с ненавистью понимает, что тот факт, что она ничего не видит, действительно заводит еще сильнее. Хотя вряд ли сейчас ей так необходимо зрение.       Кожаный стек, на конец которого прикреплена лента, очень медленно касается края трусов и опускается между ягодиц, скользя по намокшей ткани белья. Темная напрягает руки, словно пытаясь вырваться, шевелит ногами, и до крови кусает нижнюю губу, сдавленно зарычав. — Киллиан… — на мгновение поддавшись слабости, выдыхает она, и он усмехается ей в плечо, обдав кожу жарким дыханием. — Что, так быстро сдалась, сладкая? Я ведь даже не коснулся тебя… — Просто не останавливайся, — просит Эмма, облизав губы, и морщится от железного вкуса крови, — не делай перерывов. Я хочу больше. — Хочешь — значит будет.       Очередной резкий звук разрывает короткую тишину, и Свон, не сдержавшись, ругается в голос, дернувшись всем телом, когда что-то больно обжигает ее ягодицы. Она уже собираешься прохрипеть «еще», но Джонс не заставляет себя ждать, и она сладостно стонет, откинувшись назад насколько позволяют связанные руки. Ее мотает из стороны в сторону, пальцы ног скользят по холодному полу, и она со стоном выдыхает имя Темного, когда он, грубо сжав ее ягодицы, обхватывает губами мочку ее уха, прижавшись к ее спине обнаженной грудью.       Впервые за последние несколько минут она сожалеет о том, что ее руки связаны и она не может коснуться его, скользнуть по волосам, очертить мускулы, спуститься ниже… Она понимает, что с помощью магии может легко избавиться от пут, но ведь тогда, как она сказала раньше, будет не так интересно, и она терпит, с трудом ловя сухими губами воздух, пока его рука касается ее обнаженного живота. Потом очень медленно спускается пальцами еще ниже и легко касается подушечками ее лобка через тонкую и абсолютно мокрую ткань белья.       Эмма сдавленно шипит, подавшись бедрами навстречу его пальцам, и призывно двигает телом, пытаясь таким образом показать, чего она хочет, потому что слова куда-то делись. Крюк снова касается губами ее уха, посасывая мочку, запускает руку под ткань трусов и начинает медленно массировать горошину клитора, с каким-то темным наслаждением ловя ее рык, переходящий в сдавленный стон. Его большой палец круговыми движениями ласкает ее разгоряченное тело, пока крюк, упираясь в живот бывшей Спасительницы, удерживает ее на месте.       Потом он что-то бормочет, слышится скрип какого-то механизма, и веревки натягиваются, поднимая Эмму выше над полом. Киллиан оказывается перед ней и, закинув ее дрожащие ноги себе на плечи, касается уже губами ее возбужденной плоти, продолжая то, что начал пальцами. Он втягивает ее кожу в себя, скользнув по ней зубами, надавливает языком, и тугой узел завязывается внизу живота, вынуждая ее снова сорваться и застонать. А когда он вдруг входит в нее сразу двумя пальцами, то и вовсе выгибается всем телом ему навстречу, с силой упершись пятками в его лопатки. Едва не оглохнув от собственного крика, Эмма пытается вдохнуть, вертя головой, словно надеясь, что повязка слетит, и недовольно ворчит, когда Киллиан встает и снова поднимает ее лицо крюком. — Слишком громко кричишь, лапочка. Где твоя выдержка? — Там же, где и твое самообладание, — выплевывает она, тяжело дыша, и ухмыляется, слыша его рычание. — Хочешь сказать, что ты возбудился? Не смеши меня, Джонс, — подняв ногу, она чисто на ощупь скользит подошвой по его ноге вверх и касается ширинки штанов, с удовольствием наткнувшись на уже заметный бугор. — А я о чем.       Наверное, это прозвучало слишком пошло, потому что в следующую секунду Крюк, дернув вниз ее белье и порвав кожу на бедре, с рыком сдергивает с себя штаны и заполняет её в одно движение, уткнувшись лицом в сгиб ее шеи. Эмма не успевает набрать воздуха в легкие и хрипит от нехватки кислорода, пока он двигается в ней, сжав ее бедро здоровой рукой. Она подается вперед, ища его губы, и, найдя, пытается поцеловать, но вместо этого тянет зубами нижнюю губу, порвав ее до крови. Услышав его сдавленное рычание, скользит языком по ранке, зализывая ее, дразнит и хрипло смеется, когда он сбивается с ритма.       Теснее прижав ее к себе и войдя, кажется, еще глубже, Джонс накидывается на ее губы, скользнув языком по ее языку, и, порвав топик, обводит возбужденные соски девушки крюком, закрывая ее рот еще более жадным поцелуем. Она отвечает на поцелуй, страстно, напористо, словно пытаясь отыграться на нем, но сдается, когда он, выйдя из нее практически полностью, снова входит до упора, заполнив ее до краев.       Крюк слегка отодвигается, и она жадно хватает ртом воздух, а потом стонет, кричит, дрожит от боли и удовольствия, когда его губы терзают ее грудь. Намотав на кулак ее волосы, он резко тянет за них, вынуждая откинуть голову, и прикусывает кожу на ее шее, оставляя красный след. Потом, не выдержав, щелкает пальцами, путы растворяются, и Эмма едва успевает вцепиться в его плечи, чтобы не упасть. Пройдя вперед, Киллиан буквально впечатывает в ее стену и только ускоряет и так бешеный темп, пока она, карябая его спину, скрипит зубами от боли, причиняемой шершавой стеной.       Ей кажется, что еще немного, и она просто взорвется, потому что ничего нет — ни зрения, ни слуха, ни голоса, есть только его запах и резкие, грубые движения, пока он бешено вжимает ее в стену бедрами. Он начинает двигаться быстрее и жестче, покрывая ее тело частыми болезненными укусами, практически не давая возможности передохнуть. Свон всхлипывает, подаваясь телом ему навстречу, и стонет одновременно с ним, когда его прошивает спазм.       Стекла вылетают из рам, покрывая пол, по стене скользит трещина, и Эмма вонзается зубами в его плечо, оставив кровавую отметину, когда оргазм накрывает ее, лишая возможности двигаться. Все тело дрожит, и она с трудом опирается непослушными, ослабевшими ногами в пол и утыкается лицом в потную грудь Киллиана, который, едва слышно хрипя, легко касается губами ее виска и прикрывает глаза. — Кажется, с меня причитается, — выдыхает она, проведя кончиками пальцев вниз по его животу, и он, поймав ее руку, прижимает ее к губам, обхватив большой палец и скользнув по нему языком. — Думаю, мы оставим это на следующий раз, сладкая.