То, что осталось за кадром

— Черт возьми!       Эмма бросила в сторону тетрадь с конспектами, откинулась на кровать и закрыла лицо руками. Последние несколько месяцев она пребывала явно в каком-то специально отделенном ей филиале Ада, не видя на горизонте даже намека на то, что все может повернуться в лучшую сторону, хотя всю свою жизнь она пыталась быть оптимисткой.       Сначала умерла любимая мать девушки, которая была для нее целым миром. Она мучилась долгое время от болезни, и все говорили, что она отмучилась наконец и теперь находится в лучшем мире, но Эмма не желала принимать это — она мучительно была необходима ей здесь, рядом, чтобы крепко обнимать, целовать в лоб и беззаветно верить в то, что у ее девочки все получится.       Потом любимый парень, за которого она летом планировала выйти замуж, неожиданно признался в измене, объявил, что никогда не любил ее, и просто ушел из ее жизни, сменив номер телефона. Не то чтобы она была готова звонить Нилу или мстить ему, но обида и боль остались до сих пор, становясь особенно сильными ночами.       Когда же пришло время сессии, Эмма поняла, что очень зря не делала упор на те предметы, которые казались ей легкими — преподаватели, неожиданно озлобившиеся на нее, угрожали отправить девушку едва ли не на пересдачу в середине следующего семестра, а это повлекло бы за собой еще больше проблем, начиная с плохих отношений с людьми из деканата и заканчивая отсутствием стипендии, без которой она бы просто не выжила.       Последним ударом стало известие о том, что, если она не закроет сессию в этом семестре, ее попросят покинуть общежитие, так как на следующий год ожидался большой наплыв новых студентов. И как бы Эмма не пыталась убедить управление университета в том, что ей негде жить и она просто окажется на улице, ее попросту не желали слушать, твердя лишь одно — или она сдает все экзамены, или покидает общежитие.       Близких друзей у нее не было, родственников практически не осталось, а ездить от какой-то дальней родственницы до вуза было слишком долго и неудобно. Правда, приходилось рассматривать и этот вариант, но Эмма смутно верила в то, что тетушка обрадуется непонятно откуда свалившемуся члену семьи.       И вот сейчас, лежа на кровати и боясь открыть глаза, она мечтала только об одном — чтобы случилось какое-нибудь чудо и все хотя бы немного стало лучше, потому что сил уже не оставалось, а проблем было слишком много. Последние три дня она упорно пыталась выучить информацию для экзаменов, но в ее голове вряд ли задержались хотя бы какие-то данные. — Пусть все закончится… — проскулила она, прижимая к груди колени. Эмму радовал хотя бы тот факт, что мысли о суициде даже не появлялись в ее голове, потому что она продолжало верить в то, что все как-нибудь образумится и она снова вступит в фазу белой полосы, так как черная явно затянулась. — Я так устала… — Глупенькая, — почти нежно прошептал Киллиан, с легкой улыбкой разглядывая сломленную фигуру девушки, подошел ближе к кровати, поднял светящуюся серебром руку и осторожно коснулся рукой ее золотистых волос.       Он почти ничего не помнил о своей прошлой жизни, только знал, что его звали Киллиан, он умер в возрасте двадцати трех лет, кажется, от удара током, и на этом его воспоминания заканчивались. День за днем, бессмысленно скитаясь по миру, он пытался вспомнить хоть что-то еще, чтобы перестать перебирать жалкие известные ему факты, но ничего не менялось — он был просто Киллианом, умершим в двадцать три года при странных обстоятельствах.       Долгое время он не мог найти себе места, скитаясь по улицам, разглядывая лица людей в надежде, что хоть одно окажется лицом из его прошлого, но все было тщетно — он был лишь духом, который почему-то не отправился туда, куда должен был после смерти, а продолжил бродить по миру без цели.       И в какой-то момент он наткнулся на нее — Эмма шла рядом с каким-то темноволосым, плохо выбритым парнем и улыбалась так широко, смотрела на него с такой любовью и нежностью, что Киллиана буквально скрутило от обиды, когда он не увидел в лице парня ни единого намека на ответные чувства. А ведь эта зеленоглазая девушка просто хотела любви, и ему казалось, что она заслуживала ее.       С того дня он решил, что всегда будет рядом с ней, будет следить за ее жизнью и… да что он мог? У него даже нет тела, он невидим для человеческих глаз и неосязаем, но в то же время иногда случалось что-то невероятное.       Как-то раз, когда Эмма забралась на стремянку, чтобы достать обувь со шкафа, она поскользнулась и уже была готова упасть. Он неосознанно бросился вперед и сделал то, что сделал бы, будь он нормальным человеком — обхватил ее талию руками, удерживая на краю. Конечно, она не почувствовала его прикосновения, но эта секундная заминка дала ей возможность ухватиться за край стола и не упасть. И с тех пор Киллиан понял, что способен на большее. — Мама… — хрипло прошептала Эмма, посмотрев на фотографию на комоде, — мне так тебя не хватает… Почему ты не рядом? Зачем ты ушла так рано? Мы бы вместе справились со всем, я бы все смогла, если бы ты была рядом… Ты так нужна мне, мамочка…       Киллиан немного нахмурился, что-то обдумывая, потом сел рядом с ней на кровать и попытался поймать взгляд ее зеленых усталых глаз. Когда-то он случайно узнал о том, что мать Эммы всегда целовала ее в лоб, чтобы успокоить, и девушке порой этого не хватало. Это получалось нечасто, но в то же время… Он был слишком упрям, чтобы сдаться так легко и так быстро, особенно если учитывать, что он никуда не торопился и времени у него было навалом.       Эмма распрямилась, пододвинулась и прижалась спиной к стене, откинув голову и тоскливо глядя в окно. Он помедлил, пару секунд, потом подался вперед, в который раз испуганно замирая от какого-то странного чувства, которое охватывало его каждый раз, когда он собирался прикоснуться к ней, и мягко коснулся губами ее лба.       Она вздрогнула, нервно дернувшись, и коснулась кончиками пальцев лба. Кожу покалывало, совсем немного, она бы даже не заметила, если бы не привыкла к этому чувству — именно его она испытывала раньше каждый раз, когда мама целовала ее. Это выходило за рамки понимания, и Эмма решительно не могла понять то, что происходило с ней периодически.       Эмма помнила тот случай, когда чуть не упала со стула, но в последний момент что-то словно удержало ее от падения, помнила покалывающее чувстве в руке, плече, щеке и лбу, помнила ощущение чьего-то дыхания над ухом перед сном… Как-то раз рискнув, она спросила у девочки с потока, с которой она общалась ближе других, о том, что она думает по этому поводу, но та, лишь заикнувшись про ангела-хранителя, засмеялась и предложила ей пойти к психологу.       Но с того самого дня Эмма начала верить, что кто-то находится поблизости от нее, но, учитывая то, что она не видела этого кого-то, быть уверенной в собственной адекватности становилось все сложнее.       Снова протерев лоб, она просто не выдержала и, вскочив, огляделась, словно надеясь на то, что в этот раз что-то изменится и она узнает, кто помогает ей слететь с катушек своим незримым присутствием. — Что ты такое?! — осведомилась Эмма у пустоты, оглядываясь через плечо. — Если бы ты знала, как это оскорбительно для меня, — грустно улыбнулся Киллиан, стоя в полуметре от нее. — Может, я и умер, но ты могла бы хотя бы немного проявить уважение к моей персоне — я все-таки хочу помочь тебе. А ты «что»… Обидно. — Мне… мне страшно, — шепотом призналась она, запустив пальцы в волосы, — я… я и так на дне. Почти в прямом смысле этого слова, еще немного — и реально брошусь с моста. У меня ничего не клеится в жизни, я осталась совсем одна, денег почти нет, жизнь летит под откос все больше и больше, а еще и что-то сводит меня с ума постоянно! Я знаю, что ты где-то тут, — она резко обернулась вокруг своей оси, словно надеясь поймать воздух. — Но я не вижу тебя. — Я прямо перед тобой, Эмма, — прошептал он, с любовью глядя на нее, — смотрю на тебя и не могу наглядеться.       Киллиан не понял, когда влюбился в нее. Наверное, это произошло сразу после того, как он увидел ее впервые. Она буквально светилась, была такой чистой, искренней и открытой миру, что он понял — он пропал, просто утонул в омуте ее глаз, но ему нравилась возможность умереть еще раз именно так.       Он был влюблен в ее желание жить, в ее способность держаться на краю и не сдаваться даже тогда, когда было совсем тяжело. Но сейчас она была буквально на грани, и он боялся за нее. Было не исключено, что, умерев, она сможет увидеть его, но… Эмма должна была жить. — Послушай, — вдруг произнесла она дрожащим голосом, — если… если ты действительно тут, если ты слышишь меня, если я не сошла с ума, докажи мне это. Как угодно, просто… Мне нужно знать, что я не сошла с ума. Пожалуйста.       В ее голосе звучала такая мольба, что он весь сжался от беспомощности и, оглянувшись, стал искать хоть что-нибудь, что могло бы ему помочь. Он должен был показать Эмме, что она действительно не одна, что он рядом, но это выходило за рамки его возможностей.       Вдруг его взгляд зацепился за чайник, в котором только-только прокипятилась вода, и на гладкой поверхности была видна испарина. Понимая, что это вряд ли сработает, Киллиан подошел к столу и, задумавшись на мгновение, нарисовал на прозрачной стенке чайника смайлик. — Пожалуйста, увидь его… Увидь же, Эмма, обрати внимание… — шептал он снова и снова, глядя на нее.       Эмма медленно двигалась по комнате, оглядываясь по сторонам и нервно кусая губы. Потом, подойдя к столу, она сжала в руке фантик от батончика, уже повернулась к мусорной корзинке и вдруг застыла, глядя на чайник. Ее рука скользнула к губам, и она, вздрогнув всем телом, сделала шаг вперед, немного помедлила и коснулась почти пропавшего смайлика кончиком пальца, практически сразу отдернув его, обжегшись. Но на ее губах появилась легкая улыбка, и Эмма, обернувшись, посмотрела практически прямо на Киллиана, ища его глазами. — Ты… ты правда есть… И… думаешь, у меня все получится? Я справлюсь со всем, верно? Ты… ты думаешь, что я смогу пережить все это?       Вместо ответа Киллиан снова провел рукой по ее щеке и уже хотел отстраниться, но потом вдруг, поняв, что не может сдержаться, подался вперед и невесомо коснулся ее губ. Она сглотнула и скользнула языком по губам, коснулась их кончиками пальцев и улыбнулась немного шире. — Веришь… Ты веришь в меня… — Конечно, верю, глупенькая. Ты добьешься всего, только не сдавайся. — Я… я буду сильной, — вдруг твердо произнесла Эмма, сжав руки в кулаки, — я сдам эти экзамены, закрою чертову сессию и останусь жить тут, потом устроюсь на работу, и у меня не будет проблем с деньгами. Клянусь, я не сдамся и добьюсь всего, к чему стремлюсь. — Умница, — Киллиан был уверен, что в этот момент буквально светился от гордости. — Но ты… просто будь рядом, хорошо? Ты мне нужен, кем бы ты ни был. — Я буду, я всегда буду рядом. Клянусь, Эмма, я не оставлю тебя и не дам оступиться. — И еще… спасибо, — улыбнувшись, Эмма развернулась, подняла тетрадку и, забравшись с ногами в кресло, уткнулась в конспекты, твердо решив выучить все. Киллиан осторожно пристроился на полу рядом с ней и, подняв глаза, уставился на нее немигающим взглядом. Она справится, конечно, справится, в этом не было даже сомнений, ведь он рядом и всегда будет. Потому что он — есть.