То, что осталось за кадром

— Киллиан? — Эмма хмурится и отрывается от мытья посуды, посмотрев на Киллиана, который, остановившись посреди комнаты, морщится и что-то несвязно бормочет. — Все в порядке? — вытерев руки полотенцем, она подходит к нему и касается его щеки, напряженно изучая его лицо. — Что-то случилось? Ты бледный… — Не знаю, — признается он и прижимает ладонь к своему боку, скрипнув зубами, — с самого утра какой-то… дискомфорт. Не знаю, если честно, не могу точно объяснить это чувство. Но такого раньше не было, и мне это не нравится. — Думаю, тебе стоит сходить к Вейлу, — мгновенно реагирует Эмма, — он все-таки врач. Осмотрит тебя, скажет, в чем дело, объяснит, как лучше поступить. Не нужно надеяться на то, что все пройдет само. — Я даже не знаю, лапочка, — Киллиан недовольно поджимает губы, — я столько столетий прожил без этих врачей, а тут зачем-то идти к ним, — поймав ее внимательный взор, он закатывает глаза и укоризненно смотрит на нее. — Пожалуйста, не смотри на меня так. Если ты так хочешь, я схожу к нему, но это не обязательно. — Обязательно. Мне нужен здоровый помощник шерифа, — напоминает она и легко целует его в щеку, — так что сходи на обследование к Вейлу. Хуже явно не будет, а тебе в твоем, извини, конечно, возрасте, и вовсе не помешает. — Я бы обиделся, — протягивает он, обвив руками ее талию, — но было бы глупо не признавать тот факт, что я немного старше тебя. Просто мне немного обидно, что я пойду к какому-то там врачу вместо того, чтобы провести с тобой время, — обворожительно улыбаясь, Киллиан наклоняет голову набок и соблазнительно щурится, но Эмма лишь качает головой. — Это не займет много времени. А мне будет спокойнее, если я буду знать, что волноваться не о чем. А если что-то серьезное, то лучше разобраться сразу же и не усугублять проблему. Так что, пожалуйста, сходи к Вейлу. — Все ради твоего спокойствия, Свон, — безнадежно кивает Киллиан, целует ее и, взяв куртку, выходит из дома. А ведь когда-то он говорил, что перестанет бегать за этой женщиной. Что ж, теперь оставаться рядом и радовать свою жену стало смыслом его жизни, а визит к врачу явно не так страшно, как встреча с Пэном или Черной Бородой, а он все-таки Капитан Крюк. Ему это по плечу.

***

— Обострение… Гастона? — Киллиан морщится, вспоминая имя давнего знакомого Белль, и переводит непонимающий взор на Вейла. — При чем тут он? В честь его назвали какую-то заразу? Впрочем, это не удивительно. Даже оригинально, должен сказать. — Обострение гастрита, — по слогам повторяет мужчина и закатывает глаза. — Перебрал ты, видимо, с алкоголем и жирной пищей. А организм, скажем так, не молодой, — Киллиан недовольно смотрит на него, и Вейл поднимает руки, пожав плечами. — Я о том, что тебе не тридцать, а на пару столетий больше. — И что… что с этим гастрозом делать? — доктор открывает рот, чтобы в очередной раз поправить его, но потом безнадежно машет рукой и отвечает: — Естественно, воздержаться от употребления алкоголя, не есть жирные блюда, исключить из своего рациона газированные напитки… Хотя, думаю, ты ничего, кроме рома, не пьешь. А так употреблять молочные продукты, каши… — Звучит, как очередной круг Ада, — морщится Киллиан и тяжело вздыхает. — Ладно, я понял, док. Эта штука угрожает моей жизни, буду бороться… — Но… — Спасибо, я, пожалуй, пойду, — он выходит из кабинета, и Вейл провожает его изумленным взором, качает головой и, тяжело опустившись в кресло, закрывает лицо руками. — Не приведи Олимп таких пациентов…

***

— Киллиан? — Эмма, услышав звук открывающейся двери, бросает книгу и выскакивает в коридор. — Ну, что сказал Вейл? Разобрался, почему живот болел? Лекарства выписал? — У меня какой-то гастроль, — тихо и невероятно тоскливо отвечает он, едва ощутимо касается губами ее щеки, проходит в гостиную, ложится на диван и, сложив руки на груди, закрывает глаза. Эмма идет следом за ним и останавливается возле дивана, непонимающе глядя на лицо мужа. — Что? — Видимо, пришло мое время, — глубоко трагично вещает Киллиан, не открывая глаза, на ощупь находит ее руку, притягивает к себе, вынуждая сесть рядом, и продолжает все так же негромко и торжественно-грустно: — Эмма, просто знай, что я люблю тебя очень сильно и буду всегда любить. Что бы ни произошло, ты всегда будешь моей величайшей любовью. — Киллиан, что ты… — Послушай, я хочу, чтобы «Роджер» и все, что мне принадлежит, осталось тебе. Генри может взять так же все, что захочет — я знаю, что ему нравилась моя подзорная труба и секстант. Он может забрать их, надеюсь, они ему пригодятся когда-нибудь. Любимая, — открыв невероятно грустные глаза, он сжимает ее руку и шепчет, с болью глядя на нее, — знай, что все мои богатства принадлежат тебе. И я не хочу, чтобы моя смерть испортила тебе жизнь. Ты должна продолжать жить… — Постой, — выдернув руку, Эмма идет на кухню и, взяв телефон, находит номер Вейла и набирает его. — Вейл? Добрый день. Извини, что отвлекаю, просто хотела узнать — что с Киллианом, а то я от него ничего путного добиться не могу, только стонет и ноет. Гастрит? — она закрывает лицо рукой и шумно выдыхает. — Все, я поняла, спасибо. Извини еще раз за беспокойство. — Любимая! — слышится из гостиной голос Киллиана, и Эмма, сделав несколько вдохов и выдохов, возвращается к нему. — Пожалуйста, не переживай так сильно. Я и правда уже не молод, возраст дает знать, и, может, даже хорошо, если моя смерть будет естественной, а не… — У тебя гастрит, — перебивает она его, закатив глаза. — Обострился гастрит и все. Даже не в критической форме, по словам Вейла. Не нужно было в выходные есть с папой жареное мясо, которое вы к тому же замаслили до отвращения. И я уже молчу про количество выпиваемого тобой рома. А мои блинчики? Это ведь масло, хоть и в небольших количествах, но все же. — Ты потрясающе готовишь, — совсем по-детски надувает губы Киллиан, — разве я могу отказаться? — Придется, — твердо произносит она и скрещивает руки на груди, — с этого дня никакого рома, ничего жареного и масляного. Фрукты, овощи, каши, может, иногда макароны… Мы садимся на диету. — Лучше бы мы в который раз сразились с каким-нибудь злом, — мычит он, переворачивается лицом к спинке дивана и закрывает глаза. Эмма лишь улыбается и, покачав головой, идет на кухню составлять новое меню.