***
— Джамия Нестор, Вы обвиняетесь в еретизме и использовании магии. Приговариваетесь к смертной казни через обезглавливание. Тяжёлые шаги эхом разносятся по выставочному залу, заставляя людей вокруг с ужасом вжиматься в стены. Люди — идиоты. Фрэнк не любит их. В них нет смысла. Они — бессмертный механизм, работающий лишь на ненависти друг к другу. Он часто наблюдал за ними. Кто-то кому-то про кого-то, и в итоге — они все дилетанты, уроды и рабы. Это кажется даже забавным. — Я люблю тебя, Фрэнк — Прости. Фрэнк пытается побороть боль в повреждённом плече, поднимая топор. Всё, как в первый раз. Рукоять шершавая и влажная от крови и пота. Она будто срослась с его рукой, направляющей заржавевшее лезвие прямо в лицо подростку напротив. Рвущаяся кожа и знакомый хруст костей, рассыпающий холод по спине. Череп сломан, а кровь горячими струями брызнула на широкоскулое лицо. Кровь так прекрасно смотрится на болеснежной ткани. Не это ли искусство? Острое лезвие, перепачканное кровью, вонзается в хрупкую шею, даря зрительскому слуху хруст костей. Я чувствую мягкость плоти, будто трогаю тебя собственными руками, настолько мы связаны с моим оружием. Чувствую, как рвутся мышцы, горло, связки. Кровь. Тёмная, густая. Она запачкала своими брызгами мою серую рубаху, топор, руки, твое лёгкое платье. Оно так тебе шло, милая… Огромная толпа, для которой посмотреть на убийство — развлечение, начинает радостно вопить. Мужские, женские и даже детские вопли разнеслись по площади. Ублюдки. Она умерла из-за вас. Ублюдки, какие же вы все чёртовы ублюдки. Самое чистое существо погибло из-за грязных животных. Вы снова разрушили меня всего.***
Парни сидели на холодном деревянном паркете, едва касаясь коленями друг друга, и так отчаянно пытаясь закутаться в пиджаки идиотской формы. Тусклого света лампы, одиноко висящей под потолком, не хватало, чтобы осветить всю комнату. Пара старых стелажей опасно прогибались под весом металлических вёдер и прочего уже ненужного хлама. — Здесь ужасно воняет, — ворчливо заметил Курт, разглядывая опухшее лицо Джерарда, удручённо кивающего в ответ. — У меня тут отец работал. Поэтому и знаю об этой коморке. Тут раньше был огромный мягкий диван, на котором я спал, когда приходил к нему на работу. А на потолке была стрёмная люстра, которую я ненавидел, кажется, это я её и разбил. Но было классно. Папины коллеги любили меня. И вау, знаешь, чего только стоило печенье Миссис Уилсон… Курт устало откинул голову, а Джерард лишь смущённо улыбнулся такому тёплому рассказу. Он любил это греющее чувство в груди. Его пухлые щёчки и вздёрнутый носик слегка порозовели, а тело приняло более естественную позу. Ему стало комфортнее. И дальше, видимо, никто говорить и не собирался. Тишину в комнате перебивала лишь капающая с потолка вода. Каждую пару секунд разбивалась одна капля. Уэй хотел домой. Он хотел крепко обнять отца и мать, хотел снова сказать брату о том, как же он любит его. Как-то раз на Рождество в его доме протекла крыша. Отец же, в свою очередь, со словами «Нам в доме чужие люди не нужны», «Денег жалко» и, наконец, искренним «Я не мужичина что ли?» решил починить всё собственными руками. Мама до сих пор шутит про сломанные доски на потолке и мужа на час. Очередная капля разбивается. А ещё Джерард любит ночь. Вернее, он, конечно, любит все времена суток, но ведь именно ночью оживают динозавры, да? Просто его брат — жуткий любитель ужастиков. И он жертва происшествия. Когда они были помладше, вышел их любимый на тот момент фильм про доисторические времена. И в то время, как старший брат оценил идею, младший — испугался. Следующие три дня он спал с родителями. Стоит ли говорить про его реакцию на костюм дракона на Хэллоуин? Майки просто их ненавидит. Слетевшая с петель дверь заглушила звон капли, потерявшейся где-то за полками. Джерард был прав. Джерард был чертовски прав, говоря что ничего не будет в порядке. И сейчас он действительно жалеет о том, что оказался победителем в этом «споре» на жизнь. На пороге стоял убийца тридцати пяти человек. А Джерард почувствовал лишь прикосновение дрожащих тонких пальцев одноклассника к своей ладони и горячее дыхание на кончике носа. Он ещё ни разу не видел Курта так близко. Никогда не замечал бледную россыпь веснушек на его лице, серебристый шрам под тонкими губами. Оказалось, у блондина чертовски длинные светлые ресницы. И немного странноватая форма носа. Уэй понял, что в уголках глаз снова начали собираться слёзы. Человек напротив него смотрел с таким отчаянием и страхом, что от жалости хотелось залезть под стол или сгинуть в глубоком колодце, где он не будет чувствовать этот взгляд на своём лице. Дыхание становилось чуть более горячим и резким, а голубые глаза вдруг начали пристально смотреть вниз. На губы Джерарда, сердце которого на секунду приятно заныло от этого. А Фрэнк становился злее с каждой секундой. Его бесила прилипшая к широкой спине рубашка, засохшая кровь, пылью спадающая с крепких пальцев и, конечно, гребаные сентиментальные подростки. Они вели себя так, будто все вокруг — дешёвая кинолента. Глупо, инстинктивно и драматично. Он с улыбкой подметил про себя, что свинка вот-вот снова заревёт. И Айеро убил Курта. Так просто и бесцеремонно. Он проломил парню затылок, и блондинистые волосы впитали в себя струи крови. Тело камнем упало на испуганного толстячка, прижимая его к полу. И ох. Видели бы вы личико этого мальчика. Раскрасневшийся, испуганный, с блестящими дорожками слёз на щеках и судорожно сжимающимся пальцами на плечах своего мертвого друга, пытаясь вылезти из-под тяжёлого груза. Ему больно, и это чудесно. Мужчина пальцами провёл дорожку по бледной шее Джерарда, завороженно наблюдая за их движением. Мягкая кожа, острый подбородок, густые бровки домиком, точёный носик и розовые пухлые щёчки. Большим пальцем он размазал кровь по его губам, оттягивая нижнюю с каким-то нездоровом интересом. Мальчик судорожно вздохнул, заставляя Фрэнка ухмыльнуться. Боится. Последние жертвы всегда самые интересные, но приносят чертовски много хлопот. Поэтому палач предпочитал не затягивать с ними. Что ж, время вышло. — Посмотри на меня, поросёнок, — как-то слишком грубо прохрипел Айеро.