Механизмы Фрэн

      На улице установилась морозная, но солнечная погода, и голубое небо едва ли не слепило своей сказочной чистотой; так что, посовещавшись, персонал несколько продлил традиционную прогулку детей во дворе, и этот жест вылился в то, что контроль за гуляющими вскоре ослаб, а ответственная за них медсестра отвлеклась на разговор с подругой.       Яо и Ваня воспользовались таким удачным шансом и убежали с площадки, дошли до забора, увенчанного колючей проволокой, чем-то похожей на сгоревшие рождественские гирлянды, и принялись мирно прогуливаться, выискивая, нет ли в стене лазейки.       Правда, на самом деле выискивал только Ваня; Яо же увлеченно рассказывала ему свои впечатления от обеда, которые Иван слушал лишь вполуха, ибо о еде его подруга могла говорить чуть ли не часами (пусть и использовала отрывистые, не всегда правильные фразы), а ответа на свои речи вовсе не ждала.       Стена была толстой, в несколько человеческих ростов высокой, и, что самое обидное, абсолютно, безукоризненно целой, без единой трещинки, лазеечки, дырочки…       Ваня огорченно вздохнул, Яо, угадав причину его печали, опустила ручку ему на плечо.       — Человек-мышь, ару.       — Что Человек-мышь?       — Покажет выход, ару.       — Брось. Как он это сделает, если выхода нет! Стена повсюду!       На ее лице промелькнул страх, и Ване стало как-то совестно, что он закричал на девочку; но, взяв себя в руки, она сумела улыбнуться ему и погладила по плечу.       — Доверься Яо, ару.       — Я тебе доверяю, но…       — Яо не лгунья, ару.       — Да я и не думал…       — Ночью, сегодня, ару. В игровой, ару. Человек-мышь расскажет мне, ару.       — Я должен прийти туда?       Девочка кивнула, улыбаясь.       — И мы сразу же убежим?!       На этот раз она покачала головой.       — Сегодня нельзя, ару.       — Почему?       — Человек-мышь расскажет, ару.       — А откуда ты…       Но их разговор был прерван громким голосом медсестры, которая, явно злясь, звала их по именам, так что детям пришлось со всех ног броситься на площадку.       В наказание за побег их оставили без сладкого, но, зайдя после ужина в палату Вани, Яо протянула ему румяную булочку.       — Откуда? — удивился Ваня.       — Столовой, ару.       — Что, опять украла?       Девочка кивнула, а Ваня пожурил ее для вида, но спокойно принялся есть угощение — на самом деле, после знакомства с Яо наказание «остаешься без сладкого» перестало влиять на Ванечку, так как его новая подруга мастерски таскала булочки и конфеты прямо из-под носа медсестер.       Скушав булочку, Ваня посмотрел на девочку серьезно, и тихо спросил:       — Сегодня… ночью?       Она кивнула.       — Ты будешь ждать меня?       Она вновь кивнула и улыбнулась.       — Я приду, Яо.       Она мимолетно обняла его и убежала к себе, а Ваня, чуть покатав машинки, лег в кровать и задремал.       Проснувшись через пару часов, ребенок внимательно прислушался к тишине, убедился, что, кажется, все уже спали, и выполз из кроватки. Выскользнув из темной палаты в чуть освещенную светом ночника комнату, он на цыпочках побежал к двери, но вдруг строгий, как сталь холодный голос юной сестрички оглушил его, будто лопатой по голове:       — Ваня, ты куда?       Он испуганно повернулся и взглянул на нее; сидя за столом, девушка что-то писала в блокноте, и потому не сразу заметила выбежавшего ребенка; однако, услышав шум, сумела поймать Ванечку с поличным.       Ему стало не по себе.       — А я… в туалет иду, вот!       — В туалет? Почему же ты не сходил перед сном?       — Не хотел…       — Ну, — она пожала плечами. - Иди. Только, знаешь, в последнее время кто-то постоянно хулиганит ночью в игровой комнате. Это не ты?       — Не я! — честно соврал Ваня. Девушка нахмурилась.       — Я тебе верю. Но все же минут через пятнадцать схожу, проверю. Ты все равно к этому моменту уже снова будешь в постели, верно?       — Буду! — уверенно ответил Ванечка, а у самого в это время в животе похолодело, и печень словно перемешалась с кишками и стала одним мерзким холодным комком страха.       И после этого Ваня выбежал из комнаты в коридор и со всех ног бросился в игровую.       Яо ждала его там; едва завидев девочку, Иван бросился к ней и испуганно затараторил:       — Сестра придет через пятнадцать минут, надо срочно убираться обратно в спальню, не получится поговорить с Человеком-мышью сегодня, надо спасаться, Яо, надо спасаться, иначе у нас буду проблемы, большие-пребольшие проблемы!       Она выслушала его, серьезно кивнула, но потом покачала головой.       — Нет, ару.       — Чего нет?       — Не придет, ару.       — Кто не придет? Человек-мышь? Ну так тем более надо уходить! Давай же, Яо!       — Сестра не придет, ару.       — Сестра? Да что же ей помешает?! У нее ноги есть! Две! В туфельках! Пойдем, глупая, быстрее, быстрее…       Яо не дала схватить себя за руку; вместо этого она убрала обе ладошки в карманы шорт, и вытащила из одного из них маленький серебристый ключ.       Ваня очень удивился.       — Чего это у тебя?       Не отвечая, Яо отошла к двери, закрыла ее, всунула ключик в замочную скважину, повернула несколько раз, и убрала обратно в карман.       Ваня был поражен, но быстро догадался.       — Яо! Украла ключ! Но как?       — У доктора, ару.       — А он и не заметил?       — Их три, ару. Думает, потерял, ару.       Ване вдруг резко стало холодно, мурашки пошли по телу, и он обнял сам себя, хмурясь.       — Яо, милая, нельзя воровать! Это плохо, воровать!       Она подошла к нему близко-близко, пристально посмотрела в глаза, и прошептала:       — Знаю, ару.       И ясные карие глаза ее, совсем как у куклы стеклянные, вдруг показались Ване как гниль желтыми.       Но эта иллюзия быстро прошла, и Ваня, против воли улыбнувшись, прошептал:       — Ты молодец… давай ждать, когда сестра спустится.       Через некоторое время за дверью раздался стук каблучков, и кто-то подергал ручку, но игровая была заперта, так что девушка ушла обратно за свой стол.       Ваня подумал, что хорошо, что ему пришло в голову свернуть одеяло на кровати так, будто он все еще лежал там, и понадеялся на то, что девушка не решит проверить, что спал правда он; Яо молча слушала тишину за дверью, а потом встала и выразительно посмотрела на друга.       Друг улыбнулся ей.       — Человек-мышь уже здесь?       Она покачала головой.       — Сейчас позову, ару.       Развернувшись, девочка отошла к той стене, которую однажды ночью раскрасила в красный, села возле нее на пол, поджав сиротливо ножки; прижалась к холодной стене ухом, сложила губы в трубочку, чуть вытянула их, и сделала то, отчего у Вани ноги подкосились от страха.       — У-у-у…       Хотя ее голос не был таким мерзким, как голос людей, но все же девочка абсолютно повторяла те звуки, что они издавали, и лишь интонации чуть менялись, были как будто осмысленными, понятными ей; впрочем, Ванин страх это не успокаивало.       — Яо… Яо… Яо, нет… не надо! Зачем ты издаешь этот звук? Он ужасный, ужасный! Он пугает меня! Не надо, Яо, прошу тебя, миленькая, хорошенькая, не надо, не делай так…       Яо взглянула на него удивленно, оторвалась на мгновение от стены, и произнесла:       — Язык страха, ару.       — Что язык страха?       — У-у-у.       — Это никакой не язык, Яо, это просто ужасный звук!       — Человек-мышь понимает его, ару.       — Давай не будем его звать! Я не хочу это слышать!       — Пришел, ару.       — Ты больше не будешь издавать звук?       — Я буду говорить, что говорит Человек-мышь, ару.       — Да, хорошо, — Ваня усилием воли попытался взять себя в руки. — Давай.       Она снова прижалась ухом к стене, помолчала недолго, а потом заговорила:       — Я буду говорить от его лица, ару.       — Да, давай.       — Здравствуй, Ваня, ару. Как твои дела, ару? Ты поужинал, ару?       — Что за глупые вопросы?!       — Ужин был вкусный, ару? Тебе понравилось рагу, ару?       — Какое отношение это имеет к нашему побегу? Яо!       — Я надеюсь, тебе было вкусно, ару. Рагу с печенью мальчика, ару.       — Что?..       — Я видел, как кухарка резала ее на кусочки, а потом добавляла к говядине, ару. Никто бы не заметил, ару. А я узнал, ару.       Ване стало страшно, и ужин подступил к горлу, грозясь вырваться на свободу.       — Какой ужас!       — Вы с Яо — особенные детки, но доктор еще этого не знает, ару. Доктор хочет узнать, но вы не пьете таблетки, и его наблюдения ничего не дают, ару. Он думал, что Яо даст ему ответы, но Яо не пил таблетки, и не говорил с доктором, поэтому доктор решил убрать Яо, ару.       Ване не нравилось, что Яо начала говорить о себе в мужском роде, но он смолчал, надеясь, что Человек-мышь скажет что-то полезное.       — Доктор оставил Яо пять дней, и через два дня они истекают, ару. Если вы хотите сбежать, то сбежать можно в ночь, когда доктор придет за Яо, ару.       — Но почему не раньше?       — Лишь один выход из больницы — через подвал, ару. Но доктор в подвале каждый день, ару. Только в день, когда он придет за Яо, он покинет подвал, ару. Он позовет Яо, скажет, что приехала его мама, и Яо должен пойти с ним, ару.       — Но зачем? Зачем так рисковать ею?!       — Иного пути нет, ару. Я буду с Яо в эту ночь, ару. Я буду поддерживать его, ару. Но у тебя, Ваня, самая важная роль, ару. Когда доктор уведет Яо, иди за ним, иди в комнату, куда он поведет Яо, и когда он возьмет нож — ударь его, ару. В комнате с диваном есть дверь — она выведет вас, ару.       — Если там есть дверь, почему никто раньше не сбегал?       — Немногие понимают мой язык, а те, кто понимают, быстро перестают из-за терапии доктора, ару.       Ваня сжал руки в кулаки и, набравшись смелости, задал последний, самый волнующий его вопрос:       — Что ищет… Доктор?       — Он ищет дверь, ару.       — Дверь? Какую дверь?       — Дверь — это страх, ару. Запомни, Ваня, это очень важно: дверь — это страх, ару. Дверь — это страх, ару.       — Я понял, понял. «Дверь — это страх, ару». Но что это значит?       — Не думай о значении, просто помни, ару. Твой страх силен, но ты не понимаешь его язык, поэтому тебе нужно беречь Яо, ару. Он будет переводчиком, ару. Только он понимает язык страха, ару.       — Но откуда Яо знает этот язык? Почему Яо?       — Потому что его страх сильнее, ару. Дверь — это страх, ару.       Слушать одно и то же по кругу Ване надоело, и он, махнув рукой, перевел тему:       — И что, нам просто войти в ту дверь, и так мы найдем выход?       — Страх покажет вам, ару.       — Нас будут пугать?       Ответ последовал не сразу: Яо долго молчала и вслушивалась в едва различимый гул труб, доносившийся из-за стены, а потом посмотрела на Ваню и виновато улыбнулась:       — Ты надоел Человеку-мыши, ару.       Ваня покраснел.       — Что еще за «надоел»?! Да кто он такой, этот твой Человек-мышь, чтобы…       — Задал слишком много вопросов, ару.       — Сколько хочу — столько задаю!       — А он больше не хочет отвечать, ару.       Ваня надулся, но рассудил, что нет смысла обижаться на Яо за то, что ее таинственный информатор такой вредный; и вздохнул.       — Ладно, Яо. По кроватям?       — Ваня, ару.       — Чего?       — Умеешь танцевать, ару?       Этот вопрос выбил Ваню из колеи.       — А… Нет, вроде.       Она выглядела огорченной, отчего Ивану стало даже немного неловко, что он такой неумеха.       — А с чего ты взяла, что я должен уметь?       — Когда свадьба, жених и невеста танцуют, ару. Так, ару?       — Да, наверное. Но я еще тысячу раз успею научиться, прежде, чем мы поженимся.       Яо резко погрустнела.       — А… это случится нескоро, ару?       — Ну, мне сейчас восемь, — Ваня показал на пальчиках. — Нужно подождать по меньшей мере шесть лет.       — Много, ару!       — Ой, да брось, — Ваня чувствовал себя немного не в своей тарелке — он не ожидал, что девочка так серьезно воспримет слова о женитьбе, и не мог сказать, что был уверен в своих планах на этот счет. — Может, это и много, но… Ну… но не для наших чувств!       Она мечтательно улыбнулась и щенячьими глазами посмотрела на Ваню, словно он был каким идолом или добрым божеством.       — Ладно, — попытался свернуть разговор Иван. — Давай спать!       — Не хочу, ару, — она упрямилась. — Хочу быть с тобой, ару!       — Пойдем вместе спать?       — Медсестра, ару.       — А, верно… Ну, а что ты хочешь делать?       Яо улыбалась беззаботно и весело.       — Давай танцевать, ару.       Но Ваня был не в настроении. Компания девочки доставляла ему удовольствие, и интерес к противоположному полу побуждал его искать общения с ней, но серьезность, с которой Яо воспринимала их отношения, пугала его неокрепший дух и заставляла опасаться излишнего сближения.       Он наиграно зевнул.       — Не, не хочу. Пойдем спать, Яо. Я устал.       Ее чуткое женское сердце подсказало девочке, что этот зевок был не слишком искренним, но она совладала с собой, встала, и подошла к двери, отмыкая ее ключом.       Выждав момент, когда медсестра отлучилась в туалет, дети быстро-быстро вернулись по своим комнатам, юркнули под одеяла, и затихли: Ваня беззаботно уснул, а Яо лежала, хмурилась, и думала о том, почему Ванечка отказался танцевать с ней.       Но, убедив саму себя, что он и правда просто устал, она заснула.       Едва начавшись, конфликт между ними сам собою снизошел на нет, и на следующий день оба вновь гуляли и играли вместе.       Но вскоре назревавшая ссора все же грянула, и яблоком раздора стало то, от чего оба меньше всего этого ожидали.       После обеда, когда Ваня отвлекся на игру с тигром, а Яо рисовала, в игровую комнату вошла одна из медсестер и с гордым видом водрузила на диван новую игрушку.       Это была красивая, наряженная в голубое-преголубое платье кукла, со светлыми каштановыми локонами, завитыми в крупные кудри, темно-зелеными глазами, и очаровательными маленькими ножками в симпатичных синеньких туфельках с большими красными бантами.       Нечто подобное было для детей едва ли не в новинку, ведь, без сомнения, красавица могла соперничать даже с королевским тигром (который после пары схваток полностью перешел во владение Вани). Все детки столпились вокруг дивана, поражаясь красоте новой игрушки и обсуждая, кто будет играть ею первый; Ваня же, сжимавший своего тигра в ручках, остался в стороне.       То, что все товарищи вдруг резко перестали завидовать его игрушке, сильно задело самолюбие ребенка, ведь он не хотел быть владельцем просто большого и пушистого тигра, нет, его в этом красавце привлекало еще и то, что лучшей игрушки не было во всей больнице; и потому, подойдя к дивану, Ваня начал унижать достоинство зеленоглазки:       — Ха! Дурацкая кукла, и вовсе не красивая! Что за нелепые башмаки! А волосы торчат во все стороны! Мерзкая кукла! И вообще, в куклы играют только девочки! Настоящие мужчины играют с тигром!       — Ты просто завидуешь, — заявил кто-то. - Вон, какая она! Большая, красивая! Платье с кружевами, в волосах ленточка! А твой тигр — полная ерунда!       У Вани все лицо залилось краской.       — Да ты! Да ты! Девчонка! Только девчонкам интересны куколки!       — Эта куколка все равно в сто тысяч раз лучше твоего дебильного тигра!       — Ах так? — у Ивана аж перед глазами потемнело от гнева. — Ах так?! На вот, получай свою красивую куколку!       Бросив тигра на пол, Ваня схватил еще никем не тронутую красавицу, и одним рывком сорвал ее голову с тела, бросил тело об пол, отчего маленькая рука игрушки откололась, а сам принялся выдирать из головы длинные волосы куклы — они отрывались на удивление легко.       — Вот так! Вот так! Что, нравится тебе твоя кукла?       Зрелище было и правда жалкое: в вытянутых руках Иван держал оторванную голову, из которой нелепо торчало несколько каштановых завитков, зеленый глаз запал, тело, лежавшее на полу, так же было повреждено, платье смялось, синий башмачок с красным бантиком слетел с маленькой белой ножки…       Все молчали, Ваня чувствовал себя победителем, и вдруг комнату наполнил жалобный плач.       Яо рыдала, прижимая ладошки к щекам и жмуря помутневшие глазки; поняв, что все смотрят на нее, девочка, не помня себя от ужаса, бросилась к Ивану, оттолкнула его, подхватила с пола безголовое тело, и прижала к своей груди.       Дрожащие ее губы безостановочно шептали:       — Зачем, зачем, зачем?!       Ваня сперва растерялся, но потом начал злиться.       — А что? Что не так? Захотел и сломал! Что хочу, то и делаю! Ты вообще… плакса! Мерзкая плакса! По каждому поводу ревешь! Ты мне надоела! Надоела! Ты мерзкая корова!       Все следили за ними, затаив дыхание; Ване было стыдно за то, что он сломал игрушку и расстроил подругу, но он не захотел признавать свою вину перед другими детьми, и потому перешел в наступление, не умея думать о последствиях.       Яо плакала навзрыд.       — Куколка, ару… куколка…       — «Ку-уколка», — передразнил Ваня. — Дерьмо полное эта твоя куколка, вот! Дурацкая игрушка для таких дур, как ты!       Он ляпнул сгоряча и тут же пожалел об этом, но было поздно; сжав тело куклы, Яо бросилась вон из комнаты, проигнорировав попытку вернувшейся медсестры поймать ее; и исчезла в своей палате, а вечером даже не вышла к ужину.       За уничтожение куклы Иван был очень жестоко наказан, и ему даже запретили играть в игровой; он хотел, как всегда в таких ситуациях, зайти к Яо, но вспомнил, что они поругались, и что придется извиняться, не захотел этого и пошел к себе, катать машинки.       На следующий день, на завтрак, она снова не пришла, и дети слышали, как медсестры уговаривали ее выйти, но уговоры не помогли; к обеду она так и не вышла из палаты, и сестры, ничего не комментируя, вынесли тарелку с едой из столовой, и все сразу догадались, что это для нее.       Ване было стыдно, но он ничего не говорил, и молча играл с тигром.       Миновало несколько дней, а Яо так и не прекратила свои прятки; ее видели только очень быстро бегущей к туалету или к душевым, и безголовое, однорукое тело куклы постоянно было рядом с нею, правда, девочка соорудила для него голову из носового платка, на котором красным фломастером нарисовала красные без радужки глаза и пухлые губы. Даже доктор ради своих сеансов начал подниматься в палату к Яо, что было для всех крайне удивительно; и вскоре благодаря болтливым языкам медсестер среди детей пошел слух, что состояние Яо сильно ухудшается.       Ване было плохо: его гложила совесть, его осуждали сверстники, но, что хуже всего, его невероятно мучила скука, ставшая просто невыносимой после ухода Яо. Не с кем было играть, рисовать, гулять, никто не соглашался выслушать Ванечку, поговорить, посмеяться…       А еще, с чем было тяжелее всего бороться, так это со странной, непонятной тоской, что съедала детское сердце, и от которой, казалось, было никуда не деться, не спрятаться, не убежать.       И ночи проходили медленно, почти бессонно, и во сне Ваня видел только Яо, только их совместные игры, только ее голос…       Несколько раз приходили люди, но Иван был не в состоянии думать о чем-то, кроме Яо, и не боялся их, так что белые монстры уходили ни с чем.       Жизнь Вани в отсутствии Яо превратилась в пытку.       Много раз он порывался поговорить с ней, но всякий раз ему казалось, что преступление, им совершенное, слишком серьезно, чтобы простить его лишь за одно «извини», а предложить подруге что-то большее он не мог, и потому продолжал молчать и маяться от безделья в компании самого себя.       Один день казался неделей.       Как-то раз, позавтракав, Ваня остался сидеть в игровой (время его наказания уже вышло) и тискал своего тигра, как вдруг услышал разговор двух медсестер.       Одна, помоложе, показывала другой, постарше, кольцо на своем пальце, и восхищенно рассказывала ей, как ее парень наконец-то сделал предложение: пригласив девушку в ресторан, купив букет из множества алых роз, и подарив ей шоколадное яйцо, в котором вместо какой-нибудь игрушки оказалось обручальное колечко.       Ваня вывернул голову и посмотрел на девушку; кольцо на ее пальце в самом деле было восхитительным, элегантным, с маленьким красным камушком, красиво блестевшем на золотом фоне, и вообще показалось Ивану едва ли не вершиной ювелирного искусства.       И мальчик подумал, что, если он достанет для Яо настоящее обручальное кольцо, то она точно простит его!       Но для этого кольцо требовалось украсть.       Вообще-то Иван не воровал. Однажды, когда его младшая сестра была лишь округлостью на платье мамы, Ванечка пододвинул к буфету стул, положил на него огромную книгу со сказками Братьев Гримм, сверху — сборник Шарля Перро, забрался на всю эту конструкцию, открыл дверцы вожделенного шкафа, и запихал за обе щеки кучу конфет из вазы; за этим увлекательным занятием его и застал отец.       Тогда у них состоялся очень тяжелый разговор, где отец рассказал ему, что воровать ни в коем случае нельзя, что каждый вор будет наказан, и что любое зло обернется против того, кто его совершил; и Ваня, вытирая слезы, поклялся больше никогда-никогда не брать ничего без спроса, но все равно целую неделю мыл на кухне пол вонючей старой-престарой тряпкой, и каждый раз, слабыми ручками елозя ею по серому дереву, говорил себе, что больше никогда не станет красть.       Но жизнь в больнице показала ему, что многое из того, что говорил папа, вовсе не правда, так что Иван отважился на воровство.       Оставалось придумать, как это сделать, но здесь на помощь мальчику пришел его живой и светлый ум (и небывалая скромность).       Забежав в туалет, когда никто его не видел, Иван забрался в удобно спрятанную за зеркалом аптечку, достал оттуда коробочку с ватными тампонами, высыпал их в унитаз, чуть-чуть протолкнул ершиком вглубь, а затем воспользовался туалетом по назначению, спустил воду, и с радостью обнаружил, что образовался засор.       И бросился искать медсестру с кольцом.       — Тетя! — крикнул он, глядя на нее снизу вверх. — А там унитаз не работает!       — Что значит «не работает», Ваня?       — Ну, я дергаю за ручку, а вода не утекает! Уже чуть ли не через край!       — Что за ерунда…       Придя с Ваней в туалет, девушка обнаружила, что он засорился; выругалась, и пошла в кладовку за перчатками.       Ваня сделал вид, что его это дело не занимает, но сам тайно поглядывал за нею; к счастью, все пошло по плану, и, проходя мимо стола в коридоре, она сняла свое колечко, не желая его испортить.       И в момент, когда дверь туалета закрылась за недовольной сестрой, Ваня бросился к столу, схватил кольцо, сжал в кулачке, и со всех ног побежал к себе в палату, надеясь, что девушка еще долго будет возиться с возникшей проблемой.       Кольцо! Кольцо у него! Теперь Яо простит его, теперь Яо снова будет играть с ним! Разве сможет девочка отказаться от такой красоты? Ну конечно нет! Правда, пальчики у нее явно гораздо уже, чем у медсестры, но да черт с ним! Будет носить, когда они вырастут, а пока будет любоваться, ценить, и улыбаться Ване, будет преисполнена благодарности и… любви…       Немедленно отнести ей, немедленно подарить, и наконец вновь стать друз…       Но, постойте, какой сегодня день?!       Ужас охватил Ванечку, спина его похолодела; нервничая, он принялся нарезать круги по комнате и лихорадочно считать: один… два… пять…       Пять!       Ведь сегодня тот самый день, когда, по словам Человека-мыши, доктор собирается убить Яо!       Ваня не знал, куда себя деть, и потому, когда дверь в палату неожиданно открылась, он едва не бросился на встречу вошедшей медсестре.       — А! Ты! Чего пришла!       — Очень вежливо, — нахмурилась девушка. — Ваня, ты ничего не брал со стола?       — Нет! Ничего! — быстро отговорился Иван, и затараторил. — Сестричка, а где Яо? У себя? Спит?       — Что? Нет, она на приеме у доктора.       Лицо Ивана так резко переменилось, что девушка даже растерялась, а мальчик, прямо посреди комнаты плюхнулся на пол и с воем разревелся.       Медсестра бросилась его успокаивать.       — Ну что ты, что ты, Ванечка? Не надо плакать! Все хорошо, твоя подруга скоро придет! Ну что ты, ну, чего распустил сопли?.. Ты же мужчина!       Но Ваня ее не слушал; захлебываясь слезами, он едва ли не катался по полу в истерике, вызванной диким страхом за подругу, однако, когда перепуганная медсестра принесла успокоительное, сквозь свое состояние он все же понял, что от этого питья уснет и не сможет защитить подругу.       — Нет! — от ужаса слезы мгновенно высохли на его щеках. - Нет, не давай мне это! Я не хочу спать! Я спокоен, спокоен! Гляди: спокоен!       — Да что с тобой происходит?       — Ничего! Все хорошо! Дай мне побыть одному, пожалуйста!       — Я позову к тебе доктора…       — Не надо! Не надо, я в порядке! Пожалуйста, сестричка, не зови… Не зови, оставь...       Она все же твердо решила позвать к нему специалиста, однако в кабинете его не оказалось, и, пожав плечиками, девушка увлеклась поисками кольца, а Иван лег в кроватку и несколько часов притворялся спящим, дожидаясь, пока все уйдут на ужин, а он сможет беспрепятственно пробраться в подвал и вырвать Яо из лап злого доктора.       Однако, когда детские голоса в коридоре стихли, а Ваня, едва чувствуя свои ноги от страха, подбежал к лестнице вниз, он вдруг обнаружил, что решетчатая дверь заперта, и истерика всколыхнулась в нем с новой силой.       Как теперь защитить Яо? Как попасть к ней, как ее спасти?!       Едва сдерживая слезы, Ванечка забегал, засуетился, как в клетке заметался; и почти в беспамятстве хотел броситься в стену, но вдруг услышал тихий звук гудения воды в трубах.       — Человек-мышь?..       За стеной определенно что-то гудело, и, подойдя к ней, Ванечка крепко прижался ушком к цветастым обоям, но то, что он услышал, вызвало в его маленьком теле лишь страх:       — У-у-у…       Он не выносил этот звук, ненавидел его, и каждая нота монотонного «у-у-у» заставляла непереваренный обед подниматься к горлу, но в то же время голос Человека-мыши так плотно ассоциировался в его сердце с Яо, что даже тот дикий, подсознательный страх отходил на второй план.       Но неожиданно голос начал отдаляться. Не отрывая уха от стены, Ваня попятился, догоняя его, пока случайно не врезался в дверь, которая от столкновения с пухлым телом распахнулась, и Ваня неловко влетел в комнату, больно ударившись плечиком, и обручальное колечко вылетело из кармана.       Схватив его обеими ручками, Иван испуганно огляделся, но в комнате никого не было. Это оказался кабинет доктора, правда пустой, и с выключенным светом. Прикрыв за собой дверь, Ванечка осторожно нащупал на стене выключатель, щелкнул им и огляделся; здесь было абсолютно пусто, только дверцы шкафа с бумагами были чуть-чуть приоткрыты.       Иван решил похозяйничать здесь.       Подойдя к столу, он залез на стоявший возле стул и зарылся в бумаги; к величайшему его удивлению это оказалась история болезни Яо, но Ваня плохо умел читать, и разобрать имя «Ван Яо» смог лишь потому, что оно целиком состояло всего из пяти букв.       Очень хорошее имя!       Дальше шло еще очень много слов, которые Ваня читать не стал, и, к величайшему разочарованию Ивана, ни одной картинки; лишь между последними двумя листочками он вдруг нашел фотографию: там были изображены тетя и дядя, такие же узкоглазые, как и Яо, а еще сама Яо, и трое детей кроме нее — два мальчика и девочка.       Они все выглядели младше, из чего Иван сделал вывод, что это — ее братики и сестренка.       Значит, Яо старшая сестра, совсем как его Оля! Как здорово! Когда они выберутся отсюда, Ваня познакомит девочек, и они точно станут лучшими подругами - ну, ведь нужно же Яо общаться с детьми своего пола, верно?       Мысль «когда они выберутся» больно кольнула сердце, и Ванечка, спохватившись, бросил фотографию и заметался по кабинету в панике; а распахнув ненароком дверь шкафа, он вдруг наткнулся на дыру в его задней стене и ступеньки, уходившие вниз.       Ход! А куда может вести лестница, идущая под пол? Конечно же, в подвал!       Вот зачем Человек-мышь привел Ванечку в кабинет!       Сжимая в руке обручальное кольцо, Ваня на трясущихся ногах начал спускаться, прикрыв за собою дверь шкафа; на лестнице была непроглядная тьма, и потому, взяв кольцо в рот, мальчик опустился на четвереньки и стал ощупывать каждую следующую ступеньку ладошками, и лишь потом спускаться на нее; но вскоре эти предосторожности оказались не нужны, ведь откуда-то снизу начал идти слабый свет.       Чем глубже под землю спускался Иван, тем ярче что-то светило; и, дойдя до основания лестницы, он увидел перед собой открытую дверь в комнату, где ярко горела лампа под потолком, и услышал леденящий душу голос Доктора:       — Яо была хорошей девочкой? — было слышно, что Доктор улыбается. — Яо пила таблеточки и слушалась медсестер? Да? А что же тогда было в ящике, что стоял под столом в палате Яо?       Ваня слышал до боли знакомый плач подруги, и от этого звука кровь кипела в его маленьком теле, а кулаки сами собою сжимались.       — Почему Яо вела себя плохо? Яо забыла, что говорил ей папочка и дядя доктор? Или Яо больше не хочет быть хорошей девочкой? Должен ли дядя Доктор наказать непослушную девчонку?       Яо плакала и умоляла простить ее.       — Хорошо, — мягко сказал Доктор. — Я прощу тебя, если ты снимешь колготки и трусики.       Яо кричала, что не станет, и ревела. Ване казалось, что этих звуков сердечко в его груди перестало биться.       А доктор, казалось, разозлился.       — Непослушная, мерзкая девчонка! Ты забыла, кто тут врач?! Немедленно снимай одежду, или я сниму ее с тебя сам! Грязная маленькая шлюха!       Такого Ванечка вынести не мог: с криком он бросился в комнату, размахивая кулаками, но большая, сильная рука взрослого остановила его прежде, чем хоть один отчаянный удар мальчика достиг цели.       — А ты что здесь делаешь? Маленький подонок! Как сюда попал? Придется наказать и тебя тоже!       Ваня сражался как дикий зверь, изо всех своих сил пытался вырваться, ударить Доктора, укусить, заставить разжать пальцы, но все было тщетно; мужчина с завидной ловкостью поднял мальчика в воздух и откинул в сторону, Ванечка упал и больно ударился плечом, но, превозмогая боль, тут же вскочил на ноги.       Доктор склонялся над Яо: она лежала на том же столе, где несколько дней назад был выпотрошенный труп, и горько плакала; а доктор, склонившись над ней, пытался поймать вертевшуюся девочку и снять с нее шорты.       — А ну не вертись! Не вертись, сопливая сучка! Ты лишь оттягиваешь момент своей казни! Твой страх откроет дверь! Твой страх откроет дверь, девчонка...       Эта фраза заставила сердце Ванечки забиться сильнее; собрав всю свою детскую волю в кулак, он схватил стоявшую в углу табуретку за ножку и кинулся на мужчину, размахивая своим орудием; но Доктор оттолкнул его ногой, отчего один из зубов Вани вылетел из десны, и мальчик тут же сплюнул его на пол.       — Хочешь быть первым, поганец? Я тебе покажу!       Огромный, взрослый мужчина склонился над маленьким, плачущим от боли мальчиком, и замахнулся, чтобы ударить его, но вдруг искаженное злобой лицо Доктора вытянулось и побледнело, и он отшатнулся в сторону; стоя ногами на столе, Яо плакала и сжимала в трясущихся руках нож, с лезвия которого бежала кровь.       — Не… не… — через силу говорила девочка. — Не трогай моего Ванечку, слышишь?!       Хотя Ивану было страшно, его сердце вдруг запело, а на лице появилась счастливая улыбка, но тут же стерлась: Доктор, озверев от гнева, набросился на девочку и вырвал из ее слабых ручек орудие.       — Я прирежу тебя прямо сейчас!       Что произошло дальше, Ваня помнил плохо: все его тельце сковал страх, по щекам с удвоенной силой хлынули горячие слезы, а в животе, наоборот, стало пусто; и вдруг из стены медленно вышло белое, безликое существо, ползшее на четвереньках, расставив в стороны согнутые в коленях ноги и касаясь гениталиями пола, оставляя после себя мерзкий липкий след; миновав Ваню, оно подошло к столу, положило свою голову на неестественно длинной шее на столешницу, и его длинный, белый язык высунулся из отсутствующих губ, заскользил по разложенным на столе предметам, и обвился вокруг наполненного чем-то шприца, как будто заготовленного для скорой инъекции.       Ване было страшно, ноги едва слушались его, голова кружилась, а существо вселяло лишь ужас; однако выбора не было. Поднявшись на четвереньки, мальчик как собачка подполз к монстру, забрался с ногами на стул, схватил шприц, на который ему указали, и обернулся; Доктор, возвышаясь над Яо, неразборчиво что-то кричал, распахнув рот и беспорядочно качая языком, махал руками, весь колыхался, будто флаг на ветру, и крепко сжимал в ладони нож, а глаза его будто в трансе смотрели куда-то глубоко вверх; впрочем, это и было трансом, и разум мужчины явно был где-то далеко, а звуки, что он издавал, шли откуда-то из горла:       — Овло-ро-ло-ро-ло-ро-ло… Го-но-ло-ро-ло-ро-ло… Мо-ло-ро-ло-до-ро-ло-ло…       Яо, над которой он возвышался, была едва жива от этого зрелища, а Доктор продолжал бесноваться; тогда Ваня спрыгнул со стула, сжимая в руке шприц, бросился к мужчине, и чудом сумел вонзить ему в ни на мгновение не прекращавший трястись бок иглу.       Ваня был слишком маленьким, чтобы понять, что произошло дальше; по его мнению Доктор просто вдруг посмотрел на мальчика огромными глазами, закричал, завалился на спину, и принялся танцевать, беспорядочно сгибая руки и ноги; а на светлых штанах его медленно растекалось вонючее коричневое пятно, а на губах выступила пена; Яо на мгновение потеряла сознание.       Подбежав к ней, мальчик трясущимися руками принялся бить ее по щекам, и не остановился до тех пор, пока подруга не очнулась; их перепуганные взгляды встретились, и вымученные улыбки осветили детские лица.       — Яо!       — Ванечка, ару…       — Яо, прости меня, пожалуйста! Я не должен был разбивать куклу и кричать на тебя! Я очень хочу дружить с тобой…       — Ничего страшного, ару.       — Я принес… О господи, кольцо! Где кольцо! — он заметался и, к счастью, увидел кольцо, лежавшее на полу, и бросился за ним, подобрал, и отнес Яо, осторожно минуя уже затихавшего доктора.       — Вот! Это тебе! Будь моей невестой!       Девочка выглядела удивленной.       — Что это, ару?       — Кольцо! — Ваня улыбался своей уже не полной улыбкой. — Обручальное! Будь моей невестой, Яо!       — Ваня, где ты его взял, ару? — шептала девочка. — Оно же… взрослое!       — А… да я у медсестры украл. Не важно! Бери!       — Ваня, ару! — она посмотрела на мальчика осуждающе. — Нельзя такое воровать, ару!       Ивану стало стыдно.       — Почему нельзя? Ты же — воруешь…       — Это не то, ару! — воскликнула девочка. — Сравнил: конфеты и кольцо, ару! Это нужно вернуть, ару! Медсестра, наверное, плачет, ару! Оно дорогое, ару…       Ванечке было так стыдно, что он не мог оторвать глаз от пола.       — Хорошо… ты права… прости…       Она нахмурилась, но потом вдруг улыбнулась и зачем-то обняла расстроенного Ваню за шею.       — Ванечка, ару…       — Что?       — Я буду твоей невестой, ару!       — Но что кольцо?       — Мне не надо, ару.       — Нет, так не пойдет, не пойдет! Сейчас, сейчас…       Вскочив на ноги, Ваня забегал по комнате, осторожно огибая Доктора, лежавшего на полу; на столе он увидел канцелярские принадлежности, среди которых был и скотч, и Ваня, схватив его, отмотал немного, отрезал, скрутил, и придал этому недоразумению форму кольца.       И именно с этим произведением он и вернулся к Яо.       — Вот!       — Что, ару?       — Кольцо! Ну, временное, — мальчик засмеялся и присел на одно колено. — Миледи! Примите ли вы мою руку… и… э…       — И сердце, ару?       — Точно! Мою руку и сердце! Не знаю, зачем они вам, конечно… По мне, так весьма бесполезный набор! Ну, не важно! Миледи, выходите за меня замуж!       Яо засмеялась, встала, заметно покраснела и протянула Ване свою ручку, и Ваня с величайшей осторожностью надел ей на безымянный палец кольцо из скотча.       — Я согласна, ару.       Вскочив на ноги, Ваня обнял ее, прижал к себе, и на жалкую секунду прикоснулся губами к губам, но обоим стало ужасно неловко, они отошли друг от друга, и несколько мгновений молча смущались.       Яо заговорила первой:       — Давай… выбираться отсюда, ару?       — Давай! — кивнул Ваня. — А как?       — Человек-мышь покажет, ару       — Правда? Ну, хорошо! Ведите меня!       Яо улыбнулась, а Ваня вдруг почувствовал неожиданное облегчение.