Замена

Теори очнулся лежа на холодном полу. Голова взрывалась болью и вспомнить, что предшествовало текущему положению оказалось на удивление сложно. А посему, почти надеясь обнаружить «подсказки», начал Теори с анализа собственного состояния. Которое, мягко говоря, не порадовало: на теле явственно чувствовалось несколько синяков, болели ноги и ребра, плечи и шея… доспехи с него кто-то снял, но копыта оказались не связаны, а вот на роге обнаружился блокиратор магии, - как появилось последнее, стражник не помнил, а вот синяки память все-таки подстегнули. «Она! - Молнией прострелило в трещащей голове. – Где?!» Единорог резко вскочил, пошатнувшись от головокружения, устоял на ногах и сдержал приступ тошноты. «Сотрясение?» Но сейчас это было не важно. Жив – уже хорошо. Важнее было что здесь делает чейнджлинг. Хотя и узнать где это «здесь» тоже было бы в целом не лишним. Когда он неожиданно получил удар по ногам от мимо проходящего земнопони, Теори очень удивился, но это удивление не шло ни в какое сравнение с тем, что пони испытал, услышав над собой: -- Милый, лежи! – Еле слышно шепнул дергающемуся стражнику незнакомый пони, только что профессионально вывернувший ему копыто. Стражник замер не столько послушавшись, сколько от шока. Глубоко втянул в ноздри воздух, и помимо запаха земли и пыли отчетливо ощутил еще один, знакомый. Сладкий. Да и давление на шею было гораздо слабее, чем могло бы. Чем положено, если хочешь зафиксировать противника. Жаль только додумать мысль «что, Дискорд побери, здесь происходит» Теори не дали: стражник увидел перед собой еще квадру копыт, а в следующую секунду получил такой удар по шлему, что сознание покинуло гудящую голову. Таким образом, где он сейчас находится и кто его сюда принес, Теори не знал. Но чейнджлингами тут и не пахло. Он проверял. Уж не галлюцинация ли это была? Хотя с чего бы вдруг: опять от недостатка секса? А если предположить, что ему не почудилось: что за причина заставила ее так поступить? В простое желание причинить ему вред Тео отчего-то не верилось, да и методы у чейнджлингов обычно другие. За стражником пришли через пару часов. За которые ничего нового или конструктивного он так и не придумал. Двое: поджарый сиреневый единорог и мощный коричневый земнопони. Именно последний в прошлый раз пах как чейнджлинг (его чейнджлинг): этого жеребца Теори и сверлил теперь недовольным желтым взглядом, - оставалось только гадать до сих пор ли перед ним хитиновая кобылка или уже пони, чей образ она не так давно использовала. Во всяком случае, целовать «его», чтобы удостовериться, единорог не собирался. А находящийся под подозрением «пони» тем временем подошел к стражнику и грубо вздернул упрямо сидящего жеребца на его четыре. Тео попытался извернуться и ударить, но – на самом деле лишь за тем, чтобы понюхать. Как же неудобно при свидетелях! Удар разумеется был отбит, а жеребец снова оказался зафиксирован. Но противник… теперь стражник был почти уверен, что противница, заметил, что удар был не настоящим: выражение морды было снисходительным. А потом стражника снова подняли, завернули за спину копыто и прижали к стене, навалившись сзади. -- Это месть главы рабовладельцев. – Шепнула ему еле слышно кобылка в чужом образе чужим голосом и, не дав ответить, толкнула в сторону двери, нарочно так, что жеребец чуть не упал. Теори в ответ почти искренне обругал конвоира. Но послушно пошел куда повели. Работорговцы. Те самые. Теперь все понятно. В отчете-то действительно фигурировал только он, капитан Теори Филлинг, а то что на самом деле их там было двое (даже если одинаковых) никто так и не смог ни заметить, ни доказать. А кобылка – взгляд назад, что стражник безуспешно пытался замаскировать под злой – точно имеет что-то против этих пони, личное. «Чтож, посмотрим, что будет дальше.» - Решил жеребец. По крайней мере он здесь не один. И об этом никто не знает. А дальше был безликий коридор с чередой абсолютно одинаковых дверей и как его «сопровождающие» определили какая именно им нужна – стражник так и не понял, просто рядом с очередным закрытым помещением идущий впереди единорог остановился, отворил преграду и, предварительно заглянув внутрь, отступил, позволив напарнику втолкнуть туда пленника. Комната, куда его привели, показалась Теори неуместной здесь и сейчас: слишком богатая была обстановка, особенно на контрасте с оставшимся за спиной коридором. Мягкие диванчики вокруг столика на низких гнутых ножках наверное должны были располагать и расслаблять, но капитана Филлинга заставили только дополнительно напрячься, современные картины в вычурных тяжелых рамах пони тоже как-то не привлекли, не особо понял он и зачем на стенах были развешаны тканые коврики из Седельской Арабики, а вот жеребец, удобно расположившийся в мягком кресле и попивающий даже на вид дорогое вино интересовал стражника очень даже. Единорог на вид был, казалось, даже младше Теори: холеный, в дорогом костюме, манжеты которого были украшены еще более дорогими запонками, а плотная темно-вишневая ткань, оттеняла светло-розовую шерсть пони. И это он глава работорговцев? Может его сын? Или просто подставной, специально для разговора с капитаном стражи? Конвоиры толкнули стражника на диван напротив хозяина и встали за спинкой предмета мебели, по бокам от единорога, чему он парадоксально обрадовался: наличие чейнджлинга рядом обнадеживало. Даже если само словосочетание «надежный чейнджлинг» - оксюморон. Единорог напротив сделал знак подчиненному, и сиреневый пони, выйдя из-за спины Теори, достал из массивного комода темного дерева большой светло-желтый кристалл на золотой подставке, водрузил его на стол, направил на, как оказалось артефакт, рог, что-то помагичил и чуть отошел, начальство благосклонно кивнуло, второй конвоир тем временем тоже переместился в сторону, ближе к единорогу и в добавок оказавшись в поле зрения Теори (и видеть было странно). -- Ну что, поговорим? – Наливая себе очередную порцию вина крайне радушно предложил пони. Слишком радушно. – Хотите? Нет? Ну как хотите, хотя конечно зря, превосходное вино: новый сбор кристального винограда в соединении с нашим южным, ну когда еще вам представится шанс такое попробовать? Так уверены, что не хотите, последний раз предлагаю. Тео упрямо помотал головой, не открывая рта. И зачем вся эта игра, будто его на ужин старый друг пригласил? -- Ваш выбор. – Пожал главный гад плечами откидываясь на спинку своего кресла. – В таком случае, если вы того желаете, перейдем сразу к делу. – Он сделал еще один глоток вина, медленно его смакуя. И если бы Теори не был так занят мыслями о меняющей внешность кобылке, то действия эти вполне достигли бы цели, заставляя его нервничать: пони напротив вполне оправдано чувствовал себя хозяином положения и откровенно наслаждался этим. – Видите этот кристалл? Новейшая разработка: светится красным, когда пони на которого настроен врет, и желтым, когда говорит правду. А теперь, когда вы это знаете, мы поговорим. – Улыбка единорога по прежнему была радушной и располагающей, а вот глаза жесткими и холодными. - Надеюсь что ложь будет караться физически, это понятно? -- Более чем. – Впервые открыл рот Теори и тут же почувствовал приступ тошноты. Пить при этом хотелось неимоверно, но соглашаться на вино он не собирался, просить воды – тем более. А кристалл на столике действительно засветился мягким желтым светом после его слов. -- Для начала назовитесь, пожалуйста. Стражник по прежнему мог только гадать что этому гаду от него надо. Зачем этот разговор, если конечная цель, как сказала чейнджлинг, - месть. Просто получить удовольствие? Попытаться переманить его на свою сторону? Еще что-то? В любом случае Теори не собирался терять морду и позволять врагу насладиться этим, деньги он не возьмет, на угрозы близким не купится, и как только появится шанс – использует его. Пока же: чтож, поиграем по чужим правилам, - для того, чтобы эти правила изучить. -- Теори Филлинг, капитан следственного отдела ночной стражи. – Кристалл мигнул желтым. – С кем имею честь? И все же он не сдержался и бросил быстрый, как ему казалось незаметный, взгляд на чейнджлинга. -- В целом вас это не касается, можете звать меня мистер Ноунэйм. А теперь поведайте, как вы узнали о доме номер восемь по улице Акаций. Еще один быстрый взгляд в сторону замаскированной кобылки. -- Из оперативной разработки. Один ваш подчиненный заключил сделку с пони, за которыми мы следили по другому делу. После чего слежку установили уже за ним. – Честно (хоть и крайне недовольно) отвечает Теори, и кристалл послушно мигает желтым. -- И вышли на дом. – Кивнул сам себе главарь. Тео же снова бросил взгляд на «кобылку». -- Что, страшно. – Неправильно истолковал внимание стражника к своему подчиненному единорог. А темно-синий бросает еще один взгляд на «коричневого пони», на кристалл, и скрепя сердцем выдавливает честное: -- Нет. -- А чего вы тогда на него постоянно смотрите? – С подозрением уточнил единорог, кажется показывая кусочек своего настоящего характера, и стражнику, что снова построил взглядом линию «чейнджлинг-кристалл», пришлось признаваться: -- От него пахнет как от моей любовницы. -- Босс, разрешите я ему врежу?! – Мигом вскинулась сама кобылка, гораздо талантливее пони изображая гнев. А может она и действительно злилась. А босс хохочет – прибор показал правду. -- Вот скажи мне, капитан, чего тебя понесло в одиночку кобылок освобождать? – Все еще улыбаясь, задал новый вопрос пони. Теори вперился в него злым взглядом. Его начальник тоже постоянно подобное спрашивает, только то, что обычно отвечает стражник шефу может не пройти проверку на истинность… а сказать действительно правду – значит признаться, что понесло его туда не в одиночку. Куда ни кинь – всюду клин. И тут Тео вспомнил, что действительно собирался идти в одиночку, пока не узнал, кто рядом с ним, и уже много позже понял, что один действительно не справился бы. Что им тогда двигало? -- Оказался рядом и понял, что для этих кобылок каждая минута промедления равносильна часам. – Прорычал пони, кристалл отреагировал правильно. -- И как же вам удалось все там разнести? Уж простите мне мою недоверчивость, но в ошибочную реакцию охранной системы я не верю. -- Взрывные шарики. -- Всегда носите с собою парочку специально для таких случаев? -- Нет. -- Капитан, вы действительно были там один? -- Да! Кристалл полыхнул красным и Теори немедленно получил удар в живот, который заставил его согнуться пополам, от коричневого пони. Удар был настоящим, по всей видимости чейнджлингу не удалось его только сымитировать, или она не была уверена, что стражник догадается и сможет достоверно изобразить, что получил сильнее, чем на самом деле. И Теори уже был склонен думать, что это месть за все сказанное ранее, как услышал, или даже скорее почувствовал, движение губ близко склонившегося к нему «пони», сказано было всего одно слово: «Спасибо». -- Ай-яй-яй, как не хорошо, капитан Филлинг. – «Посочувствовал» ему единорог. – Значит все-таки не один. И кто был с вами? Еще один взгляд на чейнджлинга и злой ответ: -- Кобылка! -- О, вы не перестаете меня удивлять! И как же эту очаровательную, я уверен, даму зовут? -- Не знаю! – Мстительно сказал правду Теори на сей раз даже умудрившись не посмотреть на обсуждаемую. И кристалл показал, что слова его правдивы. Единорог задумался. Следующий вопрос прозвучал почти через минуту: -- Где вы познакомились? Вот тут задуматься был вынужден уже Тео. -- В баре. – Уверенно выдал темно-синий, позволив себе улыбку. Даже он искал свою чейнджлинг по несколько недель, и то находил только случайно или с ее согласия, - так что ищите-ищите, не найдете, даже учитывая, что она сейчас прямо здесь. Но обрадовался он рано. -- И где же она сейчас? Стражник приложил неимоверные усилия, чтобы не посмотреть на кобылку. Но он отчетливо понимал, что не сможет ответить на этот вопрос «правду» - просто не получится соврать так, чтобы этот Дискордов кристалл ему поверил, ибо на этот вопрос он знает единственно верный ответ, и даже сформулировать по-другому не сможет. А посмотри он на чейнджлинга, увидел бы, что ни страха, ни даже волнения в ее взгляде не было: кобылка считала, что он вполне может честно ответить «Здесь!», ибо поверить в то, что сбой дала новейшая разработка легче, чем в то, что стражник будет сотрудничать с кем-то из ее расы. Но Теори это в голову не пришло. Проходит минута, Тео сверлит взглядом кристалл, главарь теряет терпение. -- Не скажу. – Раздельно глухо откликается жеребец. Что бы не задумала чейнджлинг, он ее не выдаст. Кажется его так и так собрались убивать как выяснят все их интересующее? Отчего-то Теори уверен, что она отомстит. Словно в насмешку, на сей раз над работорговцами, кристалл снова загорелся желтым, подтверждая решимость жеребца. -- Ну чтож, как хотите. – Пожал плечами единорог, отпил очередной глоток вина, а потом почти безразлично махнул копытом. – Мистер Трэп, будьте любезны. Обращался он к замаскированной чейнджлинг. Она кивнула, преодолела разделяющие их со стражником полшага и улыбнулась, заглянув ему в глаза. Со стороны это наверное выглядело как злорадство и предвкушение. Что интересно, изнутри тоже, с той единственной разницей – объект этих чувств был другой. «Три.» - Одними губами сказала чейнджлинг, демонстративно разминая копыта и взглядом указывая на блокиратор магии на роге Тео. «Два.» - Продолжила она отсчет, чуть наклоняясь, а взглядом показывая вправо. «Один.» - Произносят губы, невидимый рог ярко светится, срывая блокиратор с жеребца и кобылка резко уходит вправо, в следующую секунду уже обезвреживая энергетическим импульсом так и не успевшего понять что произошло «коллегу». От земнопони никто просто не мог ожидать магии. Теори в это время, преодолевая резкую вспышку головной боли, пытается собрать силы, чтобы ударить по главарю. И если судить по результату, у него не получилось: щит главаря работорговцев оказался сильнее его магии, но хоть отвлечь удалось. Рабовладелец не стал патетически разоряться на тему «что здесь творится» и на удивление быстро сориентировался. Вот только атаковать он стал не стражника и даже не «предавшего» его подчиненного, - магический луч ударил в основание кристалла, так портившего последние несколько минут жизнь Теори, кристалл в ответ замигал красным в рваном ритме. Жеребец и не понял, что и зачем это было, а вот кобылка похоже видела смысл, и смысл этот ей не понравился: -- Грифоний пух! – Она, все еще не сменив внешность, подскочила к прибору, уже совершенно не обращая внимания на врага. Теори же, кое-как сфокусировав наконец взгляд, заметил как тот уходит в потайной ход как-то открыв замаскированный проход в стене, но броситься в погоню, оставив кобылку, он не мог (не говоря уже о том, что чувствовал он себя сейчас не лучшим образом). -- Что происходит? – Спросил пони у союзницы, наконец-то вставая с дивана. Голова от резкой разблокировки магии все еще немного кружилась (особенно накладываясь на недавний удар по ней многострадальной), но к счастью это должно было быстро пройти. -- Кастуй античейнджлинговое! – Глянув на него и что-то для себя посчитав в приказном тоне велела кобылка, отступая от взбесившегося кристалла на шаг. -- Что?! – Опешил пони. Это точно она сказала? -- Кастуй. – Уверенно подтвердила чейнджлинг. - У него есть забавный побочный эффект, что очень нам сейчас пригодится. Давай, и не пугайся, когда увидишь меня, такую красивую, рядом. Единорог посмотрел на нее очень удивленно, но только мысленно пожал плечами и начал плести заклинание, надеясь, что ему хватит сил. Кончик рога жеребца медленно разгорался, набирая силу, и когда оставалось совсем чуть-чуть, Теори с удивление понял, что ему действительно хватит магии завершить формулу. Впервые в ее присутствии. Заклинание сорвалось с рога, быстро набирая силу и распространяясь по площади. Первой накрыло чейнджлинга: единорог видел краем глаза как кобылка дернулась и сцепила зубы, явно сдерживая стон, в следующий момент зубы уже стали клыками, она резко уменьшилась в размерах и сменила коричневый цвет шерсти на черный. Кристалл тоже отреагировал на магию: мигнул еще раз и затих. И если бы Теори больше читал исторических хроник и магических справочников, а не псевдонаучных трактатов о чейнджлингах, он бы знал, что заклинание, называемое сейчас пони античейнджлинговым, изначально относилось к защитным и называлось стабилизирующим: оно насильно устанавливает четкие связи между молекулами, приводя магические конструкты (и живых существ, как выяснилось почти случайно) в состояние с наименьшей энергией. На чейнджлингов это заклинание действует, насильно их возвращая в естественное состояние, только потому, что когда перевертыши принимают чужой облик, тела их находятся в возбужденном, магически активном состоянии, чтобы удержать чужую внешность. Но постепенно прямое и побочное действия поменялись местами. -- Фух, теперь не взорвется. – Выдыхает с облегчение кобылка и поворачивается к стражнику. Улыбается. Наверное. Ему сложно определить выражение этой мордочки. - Здравствуй, милый. -- Э, здравствуй. Она оказалась даже меньше, чем мог подумать пони, тоньше, изящнее. Интересно, как определить по чейнджлингу ее возраст? Ибо по размеру она едва ли не меньше той же Дазлинг Стар. Но кроме размера, внимание привлекали глаза кобылки: два больших глубоких омута без зрачка и радужки, голубые глаза, занимающие половину лица и смотрящие на первый взгляд кажется мимо тебя, а на второй, что прямо в душу. -- Что, не нравлюсь? – Голос вроде бы был смущенным, в то время как выражение мордочки и поза – угрожающими? Кажется что-то такое отразилось на морде самого Теори, что кобылка поспешила отвернуться. -- Куда делся этот гад? Жеребец передернул ушами и потряс головой. На рабочий лад перестроиться оказалось неожиданно сложно. -- Вот там потайной ход. – Он повернулся к стене, за которой исчез единорог. -- Здесь? – Спросила кобылка подходя к на первый взгляд ни чем не примечательному куску стены, и получив кивок, попыталась найти рычаг, что активировал проход. А когда у нее это не получилось – просто вдарила по стенке энергетическим лучом. И еще раз. И снова. Медленно, но каменная кладка поддавалась. Слишком медленно. Теори смотрел на выбивающуюся из сил кобылку и испытывал смешанные чувства. Перед ним была чейнджлинг: хитиновый монстр с которыми он всегда считал своим долгом бороться, а он испытывает жалость и желание помочь. Это казалось таким неправильным… и в тоже время единственно верным, ведь перед ним кобылка. Более того, кобылка, которая… ее хотелось остановить, чтобы она не навредила себе, ее хотелось обнять и успокоить. Но внешность ее все еще останавливала жеребца от столь… серьезных действий. -- Подожди, успокойся. – Смог он только копыто ей на плечо положить. – Даже если он сейчас уйдет, мы все равно сможем поймать его потом. Не волнуйся, мы накроем всю сеть и всех причастных. -- Нет! – Скинула его копыто чейнджлинг неожиданно сильным движением. – Он должен поплатиться! -- За что? Да успокойся ты, себя же загонишь! -- За все! – еще один залп, и стена наконец-то поддалась, открывая проход, в который кобылка тут же и нырнула. -- Подожди! – Оставалось Теори только крикнуть ей вслед. - Ну как так можно, бросаться в неизвестность одискордя голову… - И почему он всегда связывается с безрассудными кобылками? Сам жеребец, разумеется, последовал за ней, хотя в дырку, куда так легко скакнула чейнджлинг, протиснулся еле-еле. Догнал ее стражник только когда очередной безликий коридор (для разнообразия без лишних дверей) закончился, на какай-то… воздушной пристани? Нет, стражник заметил, что у коридора был уклон вниз, но что тот выведет его на отвес столичной скалы, не ожидал никак. Площадка была небольшой, но достаточно хорошо оборудованной: высокие ограничительные барьеры, крепкий причал, стыковочная пушка… и небольшой дирижабль, что глава работорговцев явно планировал использовать, чтобы смыться. Судя по всему чейнджлинг прибыла сюда немногим ранее самого Теори, но у кобылки было преимущество перед единорогами, - крылья. Стражник знал, что она летает, но видел впервые: до сей поры прижатые к панцирю, полупрозрачные фасетчатые крылья двигались быстро-быстро, удерживая легкое тельце в воздухе, и этот пилотаж совершенно не мешал кобылке магически атаковать врага, уклоняться от ответных ударов и блокировать те, от которых уклониться не может, и все с единственной целью не пустить пони к его дирижаблю. Теори оставалось только слабо удивляться, а почему здесь кроме них никого больше нет… Ну и разумеется попытаться помочь кобылке. Сил у жеребца, конечно было не очень много, но это же не повод не помочь чейнджлингу… И хоть это звучит как абсолютный бред, единорог атакует, пытаясь связать противника. На удивление: удается. Правда не на долго, розовый единорог не падает, просто останавливается и тратит некоторое время на то, чтобы развязаться, однако времени не теряет кобылка, и в пони летит очередной мощный магический импульс, наконец-то сбивая его с ног. И вот кажется Тео, или этот единорог тоже был среди тех одаренных, кто в свое время закончил школу? Уж больно быстро он оправляется и контратакует. Продемонстрировал жеребец эти способности и сейчас: не успел он встать, как в стражника полетел новый импульс. А может у него были даже лучшие учителя? Щит капитан ночной стражи построить не успевал, да и отскочить времени оставалось едва-едва, и уже только сделав все необходимые телодвижения и проехавшись брюхом по камням, пони увидел развернувшуюся перед ним мощную стену энергии за авторством (глазам не верилось) кобылки-чейнджлинга. К сожалению для них двоих, заметил, что Теори сейчас слабее, а кобылка его защищает, и враг. Атаки были сосредоточены на жеребце. Не то чтобы Тео было неприятно ее беспокойство, ему было некомфортно, что его защищает кобылка. Все должно быть наоборот! И еще… Эх, актер из него, конечно, плохой, но может чейнджлинг знает условные знаки, используемые ночной стражей? Ведь и он не бесполезен на заданиях, учитывая даже ее специфические методы: жеребцу очень не нравилось быть обузой, даже думать об этом не нравилось. К радости стражника, через пару попыток кобылка обратила на него и его телодвижения внимание. Поняла! Кивнула. Следующий импульс, активно изображающий слабость и немощность Теори принимает на свой щит, давая напарнице возможность ударить по врагу. И она этот шанс не упустила: занятый своей атакой единорог пропускает удар и скользит несколько метров по камням «причала», оказываясь на самом краю, чейнджлинг бьет еще раз, и задние копыта жеребца оказываются в воздухе, следующий удар не дает ему возможность подтянуться, пусть она била на поражение, но он только падает со скалы вниз. Крика не было. Откровенно говоря, Теори испугался такому отчаянному гневу чейнджлинга, неприкрытому желанию убить этого пони, несмотря на ее заявление что она не является убийцей и отсутствие до сих пор агрессии. Впрочем упасть с такой высоты – выжить все равно не реально. Жаль работорговца стражнику не было, тот это несомненно заслужил, но ему было жаль кобылку: что же должно было произойти, что заставило ее убить. Почему-то в этот момент мысль, что все чейнджлинги – убийцы, у жеребца не возникла. В этот момент он смотрел на кобылку, что медленно и как-то неуверенно шла к нему. Теори уже собирался спросить как она, все ли хорошо, когда из пропасти, последним приветом, прилетел еще один магический импульс, ударил в скалу над головой стражника и вышиб оттуда несколько крупных камней. Городу наверху от этого ни тепло ни холодно, а вот двум пони на небольшой площадке здесь внизу… Крика не было: расчетливый единорог тратил силы не на сотрясение воздуха голосовыми связками, а на то, чтобы захватить своих убийц с собой. Но сосредоточивший все свое внимание на кобылке пони пропускает момент – и над ним опять раскрывается щит чейнджлинга. Раскрывается, и остановив пару каменюк – гаснет – у кобылки все же кончились силы, перевертыш истратила все, поэтому последний валун она принимает на собственный панцирь, долетев до жеребца и оттолкнув его в сторону. Потратив непозволительную секунду на то, чтобы прийти в себя, Теори бросился назад, даже на копыта до конца не поднявшись. Разглядеть что-либо в не успевшей осесть пыли было сложно, но припорошенный каменной крошкой стражник кашлял, а сдаваться не собирался. В голове вертелись, гулко сталкиваясь друг с другом всего две мысли: «хоть бы с ней все было в порядке!» и «где ж такие безрассудные берутся?!» Маленькая, изящная, читай такая слабенькая, кобылка – у жеребца в голове не укладывалось, как так может быть, что это она его защищает, да еще и подвергая опасности себя: она же не была обязана, и выгоды от этого тоже никакой не получала. Убрав несколько более мелких, чем тот, которым досталось кобылке, камней, жеребец наконец докопался до пострадавшей, что на первый взгляд была без сознания. Теори приложил одно копыто к ее тонкой шейке, пытаясь нащупать пульс, а вторым провел по щеке кобылки, приподнимая ее голову, позвал, в очередной раз жалея, что не знает ее имени (и не важно, что не так давно это сыграло ему на копыто): -- Хей, очнись, пожалуйста… Эй… Пони ее легко встряхнул, - пульс был, значит она жива, по крайней мере пока, - легонько ударил по щеке, аккуратно приподнимая и прижимая в себе. Как ей помочь? Ведь будь кобылка простой пони – стражник уже был бы на полпути в госпиталь, но она чейнджлинг… в больницу-то он конечно с просьбой ее вылечить попадет, только в психиатрическое отделение. Когда каменная взвесь наконец-то осела и стало возможным осмотреть пострадавшую, стало понятно, что очевидных ранений у нее нет: синяки, ссадины, кровоподтек на задней правой, но кажется это лишь простая царапина, единственное, что вызывало реальное беспокойство – разрыв на кажущимся невесомым крыле и крупная вмятина на хитиновом панцыре под ним. -- Хей… - снова зовет жеребец, и когда замечает мимолетные признаки сознания, быстро спрашивает, не тратя времени на глупые и так риторические вопросы. – Чем я могу помочь? -- Люб… вь… Люби… меня… - Выдыхает в полуобморочном состоянии кобылка еле слышно, даже глаз не открыв, не пытаясь уже приподнять голову. В первое мгновение жеребец не понял, что от него требуется тихо стонущей кобылке, что старалась не шевелиться, дабы не умножать боль. Во второе, честно признаться, тоже. Только несколько непозволительных секунд спустя до пони кажется дошло, что она должно быть имела в виду секс. Ей нужна любовь, энергия любви. И он может ей эту любовь дать. Чтож, она спасла его сегодня, и не раз, - это самое малое, что он может для нее сделать. Пони аккуратно закидывает ее к себе на спину и спешит по секретному коридору назад: не здесь же такими вещам заниматься. Жалость и желание помочь, это конечно же не любовь, так же как благодарность и чувство долга, и Теори это прекрасно понимает. Но, как она говорила, искренняя симпатия и сексуальное желание – да, пожалуй эти чувства он к чейнджлингу испытывает, осталось разбудить в себе последнее. Добравшись до богато обставленной комнаты, где его допрашивали, жеребец без всякого пиетета перед искусством срывает со стены один из арабийских ковров и аккуратно заворачивает в него кобылку: это у него странная нестандартная реакция на хитинового монстра, а у обывателей она будет вполне предсказуема. Из здания жеребцу повезло выбраться, никого не встретив: то ли весь дом спал, то ли просто в этой его части было пусто, какой бы не была причина, стражнику повезло. А встретившемуся ему во дворе охраннику – нет: единорог спешил и кажется немного не рассчитал силы. Выбегая за ворота частного дома в зеленом пригороде столицы, адрес капитан запомнил, но сейчас признанного трудоголика больше волновало отнюдь не то, как быстрее сообщить необходимую информацию начальству, быстрее он стремился найти какой-нибудь задрипаный непритязательный отельчик, раз уж до собственного дома ему добираться минимум час. Несколько минут – и Тео находит искомое. Правда приходится ненадолго оставить завернутую в ковер кобылку на улице одну, дабы снять номер: насколько бы непритязательной не была гостиница, пропустить появление пони с завернутым в коврик «трупом» хозяин не сможет – ему не нужны проблемы, а для Теори сейчас коллеги равносильны любой другой крыше, которую может позвать этот неулыбчивый в предрассветные часы пони, в зависимости от своей законопослушности, а ни доспехов, ни жетона, чтобы этого избежать, при жеребце не было. Пришлось приплатить сверху, чтобы его не беспокоили и лишних вопросов «решившему залечь на дно» единорогу не задавали, и ему было совсем не стыдно, что деньги эти он как и тот коврик у главы работорговцев прихватил. Кобылку жеребец внутрь затаскивал через окно левитацией. Некстати пришла в голову отвлеченная мысль, что, возможно, она также его когда-то кантовала в отель, где пони однажды проснулся. Жеребец аккуратно положил свою ношу на кровать и развернул коврик, поспешил проверить состояние кобылки. К счастью она дышала, и достаточно ровно, но приходить в сознание по-прежнему отказывалась. Вообще для Теори происходящее было очень странно: одно дело знать, и как оказалось совсем другое – видеть. Прикоснуться к ней в первый раз оказалось неожиданно сложно: теперь, когда появилось время подумать… Впрочем в любом случае начать пришлось с того, что обтереть ее (да и себя тоже) влажной тряпочкой от каменной крошки, а вот после этого… очень медленно жеребец наклонился к шейке и очень аккуратно запечатлел на ней первый, почти невесомый, поцелуй. Кобылка оказалась теплой. Сладкой. И если закрыть глаза – вряд ли чем отличалась от пони. Короткая черная шерстка была совсем не грубой, а клыки при ближайшем рассмотрении не выглядели такими устрашающими, дырки же в копытах вдруг делали ее не уродливой, а воздушной, и упорно казалось, что слабой, нуждающейся в его защите, хотя на практике из раза в раз именно чейнджлинг оказывалась сильнее. От пони, по-настоящему, ее отличало только наличие хитинового защитного панциря (жеребец провел дорожку теплых поцелуев во всей его длине), необычных фасетчатых крыльев (основание которых также не осталось без внимания губ стражника) в добавок к рогу (и основание проводника магии и лобик тоже были поцелованы). Теори методично и как мог аккуратно покрывал всю кобылку поцелуями – где легкими, а где долгими и вдумчивыми – распаляя себя и надеясь на реакцию с ее стороны. Но стоило кобылке наконец-то прийти в себя, она подняла голову и посмотрела на жеребца с огромным удивлением. Это было понятно даже по непривычной мимике и слишком большим голубым глазам. Свет в комнате Теори не включал – ни времени ни желания ни потребности в этом не было, и в результате эти голубые глаза напротив ярко светились в сумерках. Впрочем сам Тео тоже прекрасно видел при таком «освещении», спасибо генам любимой бабушки, вот только то, что он видел… -- Ты как? - Наконец-то задал пони глупый вопрос, что всеми силами сдерживал пока того требовала ситуация, стараясь при этом все же не обращать внимания на внешность кобылки, думать о том что она для него сделала, кто она… для него. А кобылка кажется еще плохо соображала (или может как раз хорошо): ничего не ответив, она приподнялась еще немного, вовлекая пони в долгий поцелуй. Признаться, с чейнджлингом поцелуй получился не такой как с кобылками, лишенными клыков. Хотя техника… да, чувствовалось, что это все она же, и это… возбуждало. К сожалению, пока не откроешь глаз. А стоило Тео это сделать, он увидел как оторвавшаяся от него кобылка облизывает клыки. Выглядело… одновременно очень порочно и весьма неприятно: жеребец окончательно понял, что он так не сможет, не понимая, что у нее на мордочке написано. -- А ты не могла бы… - Попытался попросить пони, отводя взгляд, но так и не смог закончить. Вот только его поняли: -- Да, конечно. – Кивнула кобылка без задержки, воспроизводя зеленую вспышку смены облика, и только голос, кажется, был грустный. – Так подойдет? Подняв снова взгляд, Теори увидел перед собой опять Дазлинг Стар. Пришлось сделать вывод, что либо кобылка сама питает к этой внешности слабость, либо хорошо заметила слабость жеребца. Так еще немного, и стражнику придется прикладывать усилия, чтобы не ассоциировать эту внешность с чейнджлингом. Она же не признается, что это было первое (и единственное), что ей в голову пришло. Пони оставалось только кивнуть, просить что-то еще ему казалось уже слишком: кобылка ему жизнь сегодня спасла, а он… Да и если не врать себе, он же совсем не против. -- Еще? – Разрывая воцарившуюся вдруг тишину, интересуется жеребец у уже находящейся в сознании, но все еще не выглядящей здоровой кобылки: он же видел ее раны, а просто замаскировать – не значит вылечить. -- Сегодня что, день донора, а мне не сказали? – Приподнимает правую бровь кобылка. Вот теперь он понимает ее мимику. «Она еще и зубоскалит! Ей тут помощь предлагают, а она… Чейнджлинг, одним словом. Залюблю сейчас до смерти!» Учитывая, что отодвинуться от него кобылка так и не удосужилась, вполне комфортно чувствуя себя прижавшись к жеребцу, привести в исполнение свою «угрозу», ему было совсем несложно: чейнджлинг в очередной раз оказалась под стражником. Заглянув в ее глаза он даже и не понял, чего там было больше: ожидания или наоборот страха, благодарности или может, напротив, желания оттолкнуть, уверен он был только в том, что смотрела кобылка на него, не отводя глаз, - останавливаться он не собирался. Чейнджлинг только почувствовала горячую головку члена, упирающуюся ей в промежность, а в следующее мгновение уже едва не задохнулась от чувства наполненности, с губ ее сорвался стон, а глаза немного закатились и рефлекторно закрылись. И только тут, наклонившись, чтобы снова ее поцеловать, пони опомнился, что у нее спина повреждена, - быстро но аккуратно поднял кобылку, сам ложась на спину. Вот только… любовница вдруг сползла с него, развернулась и приподняла круп прямо на уровень удивленного взгляда жеребца, отодвигая хвостик, - столь недвусмысленное приглашение он проигнорировать просто не мог. Разве что теперь жеребец был аккуратнее, едва касаясь ее спины губами. Оставалось пони самому только удивляться: откуда у него столько нежных чувств к той, что обладает клыками, фасетчатыми крыльями и хитиновым панцирем. Хитиновым панцирем, поврежденным при его спасении – и зачем только она это сделала? Некоторое время Дазлинг просто наслаждалась теплом и льющейся на нее нежностью, млела физически и «желудочно», ощущала себя целой, полной, на своем месте. И непозволительно поздно сообразила, что если останется там, где сейчас – опять станет причиной в лучшем случае плохого самочувствия Теори. И зачем она тогда его спасала? Кстати, вопрос был действительно хороший, ибо ответа кобылка назвать так сразу не могла. Разве что оправдаться чувством вины, или благодарности? Когда глава работорговцев послал новенького захватить интересующий его объект, Дазлинг совсем не ожидала, что этим объектом окажется капитан Теори Филлинг: имени ей не называли, да и вообще брали с собою как силовика – вся информация была у напарника, - пришлось быстро что-то придумывать. Она была не одна, да к тому же только-только подобралась к боссу, эта акция как раз и была последней проверкой… но и навредить Теори чейнджлинг тоже не хотела. А приказ был – по возможности – взять живым. Решившись, она рискнула – и на удивление риск оправдался, пони ее узнал, и пони поверил ей. Это было неожиданно приятно. Но еще приятнее было, когда он отказался ее сдавать. И хотя это было не рационально: мог бы позволить себе правду сказать, это все равно было приятно. И даже когда жеребцу, по всей видимости, не понравилось то, что он увидел после античейнджлингового, он все равно не оставил ее одну… Действительно, разве она могла его не спасать? Силы правда кончились в самый неподходящий, не иначе по закону подлости, момент. Но решение уже принято – и кобылка действует. Все случившееся дальше слилось в какой-то комок мутного тумана, боли и тряски, и конечно – голоса Теори. А потом были прикосновения: легкие как крыльями бабочки, но отчего-то очень приятные. Открыв глаза, кобылка и не сразу сообразила где она и что происходит. Но инстинктивно потянулась к такому вкусному источнику любви. А поняла, что происходящее не сон и не ее эротическая фантазия (героем которых в последнее время был исключительно этот жеребец) кажется слишком поздно. Кобылке пришлось постараться, чтобы дать кончить ему, а самой удержаться на грани: лучше неудовлетворенность, чем очередная временная потеря сознания и дееспособности от удовольствия. И почему она в полубессознательном состоянии решила, что он обязательно должен быть сверху? Теперь в таком положении терпеть его нежность и при этом оставаться в сознании было весьма непросто, оставалось только попытаться сосредоточиться на питании. И как только жеребец разрядился, кобылка вывернулась из-под него, не дожидаясь пока он ее придавит, а тем более аккуратно прижмет к себе. Пока могла – она сбежала, стараясь даже не смотреть на Теори, подозревая, что взглянув, может передумать. Окно оказалось очень удобно открыто, а стать пегаской не составило никакого труда. Непонимание и обиду в желтых глазах того, кому пыталась спасти жизнь, чейнджлинг действительно уже не видела. Из глаз капали слезы, из влагалища – сперма, а из сердца кажется уходила жизнь вместе с любовью, возбуждение также сошло на нет под прохладным рассветным ветром. Не хотелось уже ничего. Поставленную самой себе цель она выполнила.