Стоит только захотеть

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Эовин, когда Джайна на следующее утро спустилась в большой зал. Сама она была необычайно бледна и чем-то глубоко опечалена. – Шикарно! – резко ответила Джайна. – Где они? – Уехали на заре. – Почему не разбудили меня? – Леголас сказал, что тебя нельзя тревожить. – Догоню – уши оторву, – Джайна выругалась. – Эовин, можно попросить тебя о подарке? Мне нужна лошадь. Я еду с Арагорном. Эовин удивленно подняла брови, и Джайна добавила: – Только не надо меня отговаривать. Сама-то, небось, просилась ехать вместе с ним? Эовин кивнула: – Он отказал мне. – А мне не откажет. Так ты дашь мне коня или я пойду пешком? – поторопила Джайна и тут же сменила тон с раздраженного на извиняющийся: – Прости за резкость. Я должна их догнать, понимаешь? Эовин приказала стоявшей рядом служанке: – Вели седлать и привести лошадь госпожи, а сама собери еду в дорогу, – затем вновь повернулась к Джайне: – Я и не собиралась тебя отговаривать. Жаль, что сама не могу последовать за вами. – Не грусти, Эовин. Все твои желания сбудутся – стоит только захотеть, – Джайна мрачно усмехнулась. – Мне очень жаль Боромира, – Эовин подошла ближе и ласково взяла Джайну за руки. – Знаю, как тебе больно. Если есть что-то, чем я могу помочь… Джайна осторожно высвободила ладони. Губы ее плотно сжались, глаза перестали выражать что-либо. Она повернулась к Эовин спиной и быстро пошла обратно в комнату. Боль утраты не исчезла, но холодная ярость, которая пробудилась накануне в душе Джайны, помогала сдерживать слезы, отвлекала от жалости к Боромиру и к себе. Злость на Леголаса, который хотел обманом нарушить ее планы, спешка сборов и страх не догнать отряд Арагорна тоже помогли отвлечься от горя. Когда Джайна уже сидела на своей невысокой серой кобылке, в ее лице не читалось скорби – лишь суровая решимость. Эовин проводила подругу до ворот крепости и остановилась. Джайна уже проехала с десяток метров, но вдруг резко развернула лошадь, вернулась и спрыгнула на землю. – Надо попрощаться нормально, – буркнула она, сдвинув брови, и крепко обняла царевну. – Спасибо тебе за все! – Береги себя, Джайна, – прошептала Эовин. Джайна отстранилась и сказала, пытаясь улыбнуться: – Ну все, хватит телячьих нежностей. До скорой встречи, Эовин! *** Серая Дружина в молчании ехала через густой темный лес к Заклятой горе, под которой проходила Стезя Мертвецов. Казалось, что здесь рассветный сумрак никогда не сменяется солнечным полднем, а напряженная тишина – пением птиц. Густая хвоя приглушала даже стук копыт, и невозможным казалось нарушить безмолвие леса, перекинуться словом с соратником. Кони как по команде застыли, когда дорогу преградил огромный камень. Все вокруг говорило: дальше пути нет. Всадникам пришлось спешиться и вести заупрямившихся животных за собой. Лес оборвался у входа в темную, глубокую расселину, а она привела Арагорна и его спутников к каменной стене, в которой были прорублены Черные Врата. Из них навстречу отряду выходил удушающий страх. Арагорн первым сделал шаг внутрь, но тут же обернулся: позади послышался перебой копыт по камням и чей-то звонкий крик. Остальные тоже посмотрели назад. Вскоре на фоне неба у входа в расселину показался силуэт одинокого всадника. Конь встал на дыбы, противясь воле седока, и тот скатился на землю, но тут же встал, схватил коня под уздцы и почти бегом направился к Черным Вратам. – Джайна?! – удивленно приветствовал ее Арагорн. – Что ты здесь делаешь? Слегка задыхаясь после быстрой езды и последнего пешего ускорения, девушка ответила: – Я еду с вами. По отряду пробежал гул голосов, и Арагорн, взяв Джайну за локоть, отвел ее в сторону. – Не совершай ошибку. Возвращайся в Дунхерг. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, почему изменила решение, но… – начал он. Джайна перебила. Приблизившись вплотную, она быстро и горячо зашептала: – Понимаешь, что я чувствую? Арагорн, у меня внутри будто раскаленная лава. Мне больно дышать – при каждом вдохе она становится все горячее. Я не могу думать о Боромире: сразу начинаю плакать. И не думать о нем не могу, потому что… не могу. Если я останусь в Рохане, то сгорю изнутри. Нет, мне нужно сжечь их… тех, кто убил его. Если ты не возьмешь меня с собой, я увяжусь за Теоденом. Если и он откажет, пойду одна. – Тобой движет жажда мести. Она не лучший советчик. – Да! – Джайна будто обрадовалась тому, что найдено нужное слово. – Месть! А еще ненависть и ярость. Они наполняют меня огнем и силой. Позволь направить ее против врагов. Теперь я не уступлю, как на Андуине. Арагорн смотрел в горящие глаза Джайны и жалел ее, одновременно с тем досадуя: с самой осени он не может отвязаться от девчонки. Сначала уговорила взять ее в Ривенделл, потом – в Братство Кольца, теперь – в Гондор. И, как прежде, он не может ей отказать. – Ладно, – сказал Арагорн. – Ты идешь со мной. Не дай пожалеть об этом решении – выживи. Джайна серьезно кивнула: – Обещаю! Она пошла вслед за Арагорном и кинула Леголасу, когда проходила мимо: – Эовин сказала, кто велел не будить меня. Жаль, что ты совсем не дорожишь моей дружбой. – А мне жаль, что я не смог обезопасить твою жизнь. – Сделай одолжение, больше не вмешивайся в нее, – коротко сказала Джайна. Леголас ничего не ответил, но Арагорн заметил тень боли, пробежавшую по лицу эльфа, и удивился той злости, что прозвучала в голосе Джайны. Но некогда было мирить друзей, некогда было даже подумать об этом – Арагорн принял из рук Элладана зажженный факел и решительно вошел в темноту прохода. *** В спешке и волнении погони Джайна даже не успела почувствовать предупреждающего страха, который наполнял воздух вокруг. Но когда вслед за Арагорном она подошла к Черным Вратам, над которыми таинственной и зловещей вязью вились руны, ее внезапно пробрала дрожь. Джайна преодолела краткий миг сомнения и сделала шаг внутрь горы, ступив на Стезю Мертвецов. Тьма тут же сомкнулась, хотя впереди и горели два факела. Лошадь заржала и прянула назад, едва не вырвав поводья из рук хозяйки. Джайна удержала ее и потянула за собой: – Не бойся, лошадка. Никто тебя там не съест… наверное. Голос и руки ее предательски дрожали. Никакие самоувещевания не помогали избавиться от ужаса, наполнившего сознание. Могильный холод пробирал до костей, смертный страх – до самого дна души, но Джайна заставляла себя переставлять ноги и тянуть за собой лошадь, по-прежнему упиравшуюся всеми четырьмя копытами. Когда животное наконец смирилось с тем, что ему не позволят вырваться из черноты пещеры, девушка уже сильно отстала от отряда. Она ускорила шаг, не спуская глаз с пляшущего впереди огня факелов, и вдруг они разом погасли. Джайна испуганно вскрикнула и побежала в темноте, боясь потеряться. И почти тут же врезалась в кого-то. – Кто здесь? – шепотом спросила девушка. – Я, – ответил спокойный голос Леголаса. – Ничего не бойся. Держись за меня, если хочешь. Джайна вцепилась в теплую ладонь эльфа и сразу почувствовала себя лучше. Нет, ужас не покинул ее, но стал хотя бы выносимым. Она даже не вспомнила, что злится на Леголаса – сейчас ее наполняло только чувство благодарности. Отряд живых окружала невидимая армия мертвых. Порой Джайне казалось, что она слышит зловещий шепот, чувствует на своей щеке прикосновение бесплотных пальцев. И тогда девушка ближе придвигалась к Леголасу. Он тихо говорил ей что-то успокаивающее – она не понимала смысла. В голове стучало: «Бесполезно. Эта тьма никогда не закончится. Перестань сопротивляться ей». Но твердая рука Леголаса держала ее дрожащую руку, и Джайна делала один шаг за другим. Тоннель казался бесконечным, время в темноте будто бы остановилось. Но вот впереди забрезжил свет, потянуло свежим ветерком, еще сотня шагов – и Джайна оказалась на свободе. Она отпустила руку Леголаса и жадно вдохнула прохладный вечерний воздух, с восторгом огляделась по сторонам: она раньше и не подозревала, что это так тяжело – ничего не видеть открытыми глазами. По обеим сторонам узкой дороги отвесно вздымались стены ущелья, так что Серая Дружина, которая уже вновь оседлала коней, вынуждена была вытянуться в узкую цепочку. У выхода из пещеры оставались только несколько человек. Джайна повернулась к Леголасу, чтобы поблагодарить за помощь, и увидела, что он со страданием на лице разминает руку. – Ты мне чуть пальцы не сломала, – поморщился он. – Прости. – Прощаю, ладно уж. Джайну вдруг обдало жаром стыда: она вспомнила свои злые слова, сказанные по ту сторону подземного хода. – А за другое тоже простишь?.. – еле слышно спросила она. Леголас перестал сжимать и разжимать кулак и хитро улыбнулся: – Значит, снова друзья? И я могу по-прежнему вмешиваться в твою жизнь? Джайна не успела ответить. Краем глаза она увидела, как что-то темное и страшное со стонами выползает из пещеры. Пронзительно взвизгнув, она отскочила за спину Леголаса и только тогда узнала в пещерном чудище Гимли. Несчастный гном был, видимо, совершенно раздавлен ужасным переходом. Леголас подошел к другу, поднял его и отряхнул. Гимли трясся всем телом и неразборчиво бормотал то ли проклятия, то ли слова благодарности. – Джайна, давай вперед, а то опять отстанешь, – велел Леголас, обернувшись к ней. Когда Джайна села на лошадь и тронулась вслед за остальными вниз по дороге, сзади послышался его голос: – Мертвые следуют за нами. Значит, они все-таки услышали призыв Арагорна… Только что отпустивший страх вновь завладел Джайной. Она поняла, что ни за что на свете не обернется назад, и ударила пятками лошадь, торопясь как можно дальше отъехать от призраков. *** Тропа из ущелья вскоре вывела на простор. Впереди раскинулась широкая горная долина. На небе уже зажглись звезды, а далеко внизу – окна домов какого-то селения, но дорога терялась в луговых травах и не была видна в темноте. И все же Арагорн не дал отряду отдыха – нужно было к полуночи достичь горы Эрех. Джайна полностью положилась на свою лошадь, надеясь, что та не споткнется и не упадет вместе со своим седоком. Она крепко вцепилась в поводья, плотно прижала ноги к бокам. Скоро от постоянного напряжения у Джайны уже болело все тело. Немного удалось расслабиться, лишь когда отряд выехал на проторенную дорогу и понесся по селению в низине. Правда, огни здесь уже погасли, людей на улицах не было – все в ужасе попрятались, издалека увидев сумрачное войско мертвых. Маленькая серая лошадка, на которой ехала Джайна, не подвела хозяйку – не отстала от могучих коней дунаданов и не последней достигла круглого черного камня на вершине горы Эрех. Тонкие ноги ее подрагивали, а бока тяжело вздымались, и Джайна торопливо спешилась, боясь, что животное вот-вот рухнет под ней на землю. – Ну вот и все. Кажется, приехали, – тихо сказала она. В этот момент над горой раздался трубный звук, Джайна обернулась на него. Арагорн опустил серебряный рог и громко произнес, обращаясь к густой темноте, окружившей отряд: – Клятвопреступники! Зачем вы сюда явились? Джайна испуганно всхлипнула и прижалась к лошади, когда из мглы за спиной донесся глухой, нечеловечески звучащий ответ: – Дабы исполнить клятву и обрести покой. Зажав уши и зажмурившись, Джайна ждала чего-то ужасного и неизбежного – боли или смерти, – но ничего не происходило. Устав бояться, она осторожно открыла глаза и обернулась. Люди разбивали лагерь рядом с огромным шарообразным камнем, венчавшим самую вершину горы, распрягали лошадей и негромко, будто боясь потревожить спящее чудовище, но спокойно переговаривались. Совсем расхрабрившись, Джайна вгляделась в темноту, но ничего не увидела. Мертвых не было ни видно, ни слышно. Лишь тяжесть и страх, разлившиеся вокруг, говорили об их присутствии. «Что ж, это меня вполне устраивает», – решила Джайна, переводя дух и опуская напряженные плечи. Только теперь она почувствовала, как сильно устала: ноги не держат, голова гудит, руки дрожат. День оказался слишком длинным, переполненным страданием и тяжелым физически. Джайна прижалась лицом к шее лошади и попыталась собрать остатки сил. «Нужно расседлать и накормить коняшку, поесть самой и лечь спать. Всего четыре дела на сегодня. Начнем по порядку», – уговаривала она себя. Джайна потянулась к сумкам, притороченным к седлу, нащупала в темноте ремни и застежки и попыталась справиться с ними. В Ривенделле, когда она училась ездить верхом, то и коня седлала сама, но это всегда происходило при свете дня. Наощупь, да еще с новым для нее седлом, да еще с седельными сумками справиться было тяжело. Джайна чувствовала, что ее усилия ни к чему не ведут, раздражалась на себя, нервничала, отчего еще меньше понимала, что делать. На глазах выступили злые слезы. Она уже была готова достать нож и перерезать ремни, когда из-за спины раздался голос Леголаса: – Тебе помочь? Джайна молча кивнула и отошла в сторону: горло сдавила злость на свою беспомощность. Леголас же ловко и быстро освободил лошадь от поклажи и седла и спросил, взвешивая сумки в руках: – Что у тебя там? – Вроде, Эовин велела положить еды, – неуверенно сказала Джайна. – Разве что она собралась накормить тебя камнями, – усмехнулся эльф и заглянул в одну из сумок. – О, да тут, кажется, кольчуга. – Чего?! – Джайна даже на секунду забыла об усталости и с любопытством запустила руку в сумку. Пальцы наткнулись на что-то холодное, жесткое и рельефное. – Похоже, ты прав. Только зачем она мне? – Например, чтобы не погибнуть в бою, – спокойно заметил Леголас, оттаскивая сумки ближе к разгорающемуся костру и возвращаясь обратно. – Иди поешь, а я позабочусь о твоей лошади. Как ее зовут? – Э-э-э… Начинается на «б»… Не помню. Какой-то бессмысленный набор звуков… Что-то вроде… Бебефас… Бырбырас… Барбарос… – Джайна пожала плечами. – Да, в общем-то, какая разница? Леголас ласково погладил лошадь по голове, и та замерла, будто наслаждаясь этим прикосновением. – Нет, это не дело. Живое же существо, а не одна из машин твоего мира. Раз не помнишь имени, придумай сама. – Ладно, – Джайна вновь пожала плечами. – Пусть будет Тень. Она же серая. Подойдет? – Подойдет? – спросил Леголас у лошади, и та коротко заржала, будто бы в ответ, ткнулась мордой в плечо эльфа. – Она уже любит тебя больше, чем меня, – с обидой заметила Джайна. Леголас рассмеялся, и Джайну больно резанул этот звук. Как можно смеяться, когда Боромир мертв? Она поспешно отошла от Леголаса, будто боясь, что его легкое настроение может передаться ей. – Малышка, иди сюда, – окликнул ее Гимли от костра и, когда Джайна подошла, передал миску с едой (когда ее только успели приготовить?) – Сейчас поешь и сразу спать. Я уже и местечко хорошее нашел. Джайна хотела возмутиться и потребовать, чтобы ее перестали опекать, но на это нужно было слишком много сил. К тому же Гимли настолько давно называет ее малышкой, что вдруг начинать переучивать его прямо сейчас – как минимум странно. Поэтому она лишь благодарно кивнула и покорилась заботе. – Кое-кто просил передать тебе привет, – сказал Гимли, когда Джайна взялась за ложку. – М? – девушка с трудом оторвалась от еды и перевела рассеянный взгляд на гнома. – Я говорю: Мерри и Пин очень обрадовались, узнав, что ты жива. Они были уверены, что ты погибла, защищая их. – М-м-м… – Джайна кивнула. Все это было так давно. В другой жизни. Она как-то и не думала, что эти двое считали ее мертвой. – Ты, вижу, спишь на ходу, – заметил Гимли. – Нет, я… я нормально, – возразила Джайна и добавила, чтобы хоть что-то сказать: – Хорошо, что они обрадовались. Ведь я, по сути, предала их. Знала, что попадут в плен, но не помешала, не предупредила. – Глупости какие-то говоришь, – сурово перебил Гимли. – Хоббитам такой бред и в голову бы не пришел – не совсем дураки. Пин, между прочим, не сдержал слез, узнав, что ты жива. Да и Мерри как-то подозрительно закашлялся и отвернулся. Джайна удивленно посмотрела на Гимли. – Чего же плакать-то? – От счастья, дурочка, – терпеливо, как маленькой, объяснил Гимли. Джайне невольно представилось, как бы она отреагировала, если бы ей сказали, что Боромир на самом деле не умер. К горлу подступил ком. Нет, о таком лучше не думать. – Да, я и не сообразила, – выдавила она из себя. – Как они? – Поверь, лучше нас всех, – Гимли добродушно усмехнулся. – Даже, кажется, подросли. А уж до чего румяные! Неунывающий народ эти хоббиты. Усилием воли Джайна заставила себя вспомнить лица двух своих друзей – всегда готовый к шутке Пин и чуть более серьезный, но и более хитрый по части всевозможных розыгрышей Мерри. Будь они рядом, может, легче было бы отвернуться от темноты, тянущей ее к себе, отвлечься от горя. Любая мысль в этот день так или иначе приводила ее к Боромиру, все вокруг напоминало о нем. И каждую секунду, даже сосредоточившись на чем-то постороннем, Джайна ощущала черную пустоту внутри. Боль вплавилась в душу, словно клеймо. Ожог постепенно остывал, но отчего-то уже сейчас было ясно – потеря Боромира никогда не перейдет в разряд воспоминаний, не станет прошедшим, она навсегда останется в настоящем. Смутно ощущая это, Джайна даже не роптала на судьбу. Да, только так и может быть. И кем бы она была, если бы с легкостью перенесла его смерть?