Стоит только захотеть

Когда Джайна проснулась, весь лагерь был уже на ногах. Солнце встало, очевидно, совсем недавно, его лучи с трудом пробивались сквозь плотное полотно туч, надвинувшихся с востока. Сумрачное воинство мертвых было все так же невидимо, но ощутимо, хотя не нагоняло такой жути, как ночью. Кое-как умывшись водой из фляги, Джайна подошла к костру и приняла из рук не знакомого ей дунадана миску с едой. Тот глянул на девушку с любопытством, но она не обратила внимания, сразу отошла от костра и от людей. Примостившись напротив Черного камня, Джайна с интересом осмотрела его – накануне на это не хватило ни любопытства, ни зоркости. Огромный гладкий камень имел почти идеальную шарообразную форму. По крайней мере, об этом говорила та часть, что выступала над землей. Расправившись с завтраком, Джайна даже подошла к камню, чтобы ощупать его и понять, что сделало его таким: природа или человеческий труд. – Кто-то говорит, что он упал с неба, кто-то – что его привезли из Нуменора в стародавние времена. Джайна обернулась на голос и встретилась взглядом с Арагорном. Он заканчивал седлать своего коня, почти не глядя на привычные к этому делу руки. – А ты в какую версию веришь? – спросила Джайна. – Если бы камень упал с неба, он бы глубже вошел в землю и оставил хоть какую-то борозду, – ответил Арагорн, подходя к камню и тоже проводя по нему рукой. – Быть может, он и упал когда-то с неба, но случилось это не здесь. Сюда, на вершину горы, его явно поместили люди. – Зачем? – Как символ могущества и величия. Мы многое делаем только для этого, не так ли? Джайна понимающе кивнула: – Это что-то вроде памятника. Таблички только не хватает. – Иногда слова бывают лишними, – ответил Арагорн и вновь задумчиво огладил камень. Джайна впервые за последние дни внимательно вгляделась в его лицо. Еще более суровое и сосредоточенное, чем обычно, оно казалось постаревшим на несколько лет. Морщины прорезались глубже, и сам цвет кожи стал будто бы серее, мертвеннее. Джайну испугала эта перемена: в ее картине мира Арагорн не мог ни утомляться, ни испытывать сомнений или страхов. – Все будет хорошо, – Джайна схватила руку Арагорна, не давая ему отойти и торопясь высказать слова поддержки. – Ты чего?! Переживаешь, да? Не мучайся напрасно. В конце концов, я бы не пошла с вами, будь вы обречены. – Конечно, пошла бы, – Арагорн слабо улыбнулся, высвобождая ладонь и кивая в сторону. – Кажется, твоя лошадь уже готова. Повезло с конюхом – королевских кровей и работает споро. Джайна обернулась и увидела, что Леголас уже оседлал Тень и заканчивает приторачивать к седлу сумки. – Некогда сейчас вести разговоры, Джайна, – Арагорн похлопал ее по плечу и пошел к своему коню. – Будем живы – наговоримся еще. Подойдя к Тени, Джайна впервые за этот день встретилась взглядом с Леголасом. Они улыбнулись друг другу, и в этот миг девушка вдруг осознала, что начинает терять ярость, гнавшую ее в бой. Она испугалась, что не сможет выполнить задуманного, когда дойдет до дела – не сможет убить. Джайна поспешила стереть с лица улыбку. Она приняла из рук Леголаса поводья, поблагодарила и уселась в седло. До Пеленнорского поля еще далеко, и, если она хочет отомстить за смерть Боромира, нельзя позволять себе мягкость. Да, вчерашний ночной разговор был очень важен для нее, поддержал. Но одновременно с тем он сделал ее слабее, так как затронул самые нежные и тонкие струны души. Теперь же Джайна постаралась мыслями о мести заглушить их звучание. Поначалу воспоминание о Боромире вызвало лишь глубокую грусть, но Джайна достаточно быстро смогла преобразить ее в злость на тех, кто был виновен в его гибели. Ей казалось, что это более продуктивное чувство: грусть ослабляет, злость же придает решимости, ищет выход в драке. Впрочем, через несколько часов Джайна уже не могла долго сосредоточиться ни на каком чувстве – так она утомилась от скачки. Дорога казалась нескончаемой. Позади слева оставались горы, новая гряда высилась впереди. Джайна думала, что они едва успеют добраться до нее к вечеру, но уже к полудню отряд Арагорна одолел перевал и начал долгий спуск вдоль отрогов двух гор. Могучие кони дунаданов не знали усталости, впрочем, как и их седоки. Тень и Арод – конь, на котором ехали Леголас и Гимли, – были легче и чуть ниже, но не уступали лошадям северян в выносливости. Джайна жила от одного короткого привала до другого. Она чувствовала, что держится в седле только благодаря своему кольцу, которое подпитывало физические силы. К сожалению, оно не могло прогнать из головы туман, застилающий мысли. Больших трудов стоило удерживать сознание на грани бреда. Когда вечером отряд, по-прежнему неотступно сопровождаемый армией мертвых, въехал в город, Джайна даже не обратила внимания на странную пустоту улиц. В этот вечер она безропотно приняла заботу Леголаса и Гимли, а на следующее утро не могла вспомнить, как ложилась спать. Тьма, поселившаяся в ее душе, будто бы распространилась и на сознание – все было каким-то смутным, неясным, бессмысленным. Джайна уже не думала о том, почему следует за Арагорном и куда, не пыталась показать, что ей легко дается эта бесконечная скачка, не интересовалась своими спутниками и почти не разговаривала с ними. Дунаданы – закаленные в странствиях и боях высокие и крепкие мужчины с суровыми сосредоточенными лицами – по-разному смотрели на нее: одни с жалостью, другие с осуждением, иные с уважением. Джайна не замечала и этого. Пожалуй, впервые ей было действительно безразлично мнение окружающих. Темнота – это все, что Джайна четко запомнила о днях, когда Арагорн вел свой отряд к Андуину. Она была и внутри, и снаружи. Солнце скрылось за тяжелыми тучами, надвинувшимися с востока. Тучи эти не грозили пролиться дождем и явно не собирались рассеиваться. Тень Мордора – так назвал это грозовое одеяло Арагорн, и название это мгновенно прижилось. Под этой тенью призраки стали словно бы плотнее, ощутимее. Уже не только эльфы, но и люди различали в сгустившемся позади них воздухе очертания воинов – конных и пеших, в броне и без оной, – но одинаково грозных. Впервые реальную силу эта призрачная армия явила в Линхире. Город недалеко от широко разлившегося устья реки Гилраин держал с воды осаду пиратов. Армия мертвых серой волной хлынула на врагов, и те от ужаса даже не пытались сопротивляться – сразу пустились в бегство. Джайна успела натянуть лук, но не успела им воспользоваться: и нападавшие и защищавшиеся слишком быстро разбежались, испугавшись призраков. Осмелился остаться и выйти к Арагорну лишь один – правитель Линхира. Джайна не слышала, о чем они беседовали, но на следующее утро увидела, что отряд пополнился новыми воинами. Впрочем, сложно было те хмурые сумерки назвать утром – Тень Мордора становилась все гуще, даже воздух будто бы отяжелел: с трудом проникал в легкие, придавливал к земле, сковывал движения. Но воля Арагорна была сильнее: он неутомимо вел за собой разросшийся в несколько раз отряд, и каждому воину сообщалась решительность предводителя. Далеко впереди виднелось вражеское войско, бегущее прочь от Линхира, прочь от армии мертвых. Эта погоня завершилась спустя сутки, когда оба войска достигли Пеларгира на Андуине. Джайна еще издали, с возвышенности, невысоким хребтом окружающей город, увидела, что впереди их ждет битва, и внутренне собралась. Убить и не умереть самой – вот что ей нужно сделать сегодня. И еще неизвестно, что сложнее. – Джайна, держись рядом, – Леголас подъехал ближе и чуть наклонился в ее сторону. Джайна кивнула. – Давай найдем место поудобнее, на одной из крыш. Давно ты не тренировалась стрелять по мишеням. Голос его был почти весел, и, повернувшись к Леголасу, Джайна увидела азартный блеск в его глазах, холодную жесткую полуулыбку. Из-за спины эльфа выглянул Гимли. – Лезьте куда хотите, а меня лучше оставьте где-нибудь на земле, – произнес он с похожим азартом. Они издалека приметили подходящий дом. Он сильно возвышался над остальными, стоял практически на самом берегу, а его крыша была совсем плоская и обнесена невысоким парапетом, за которым можно было бы укрыться от вражеских стрел. Леголас первым вскарабкался на крышу: легко подпрыгнул, уцепившись за верх каменного забора, подтянулся, перескочил с него на дерево, а оттуда уже на крышу. Джайна провозилась гораздо дольше, чуть не рухнула вниз, когда под ней подломилась ветка, но все же достигла цели. Присев, чтобы отдышаться и натянуть лук, она взглянула на Леголаса. Странно, но он не стрелял. Опустив лук с уже наложенной стрелой, эльф неподвижно стоял на самом краю крыши и смотрел прямо перед собой. Джайна окликнула его – он не обернулся. Тогда она встала и подошла ближе, с беспокойством заглянула в лицо. Совсем недавно оживленное и веселое, оно теперь выражало восторг и вместе с тем страдание. Будто Леголас увидел нечто невыразимо прекрасное, но недоступное. Джайна проследила за его взглядом. Перед ними лежал Андуин. Река здесь разлилась так широко, что в сгустившемся сумраке нельзя было различить противоположный берег. Корабли – большие и совсем крошечные – плотными рядами подступали к городу. Джайна уже знала, что они принадлежат пиратам Умбара, которые не первый день осаждают Пеларгир. Правда, сейчас нападавшие сами превратились в атакуемых: Арагорн направил на них армию мертвых, и она, словно густой туман, наползала сейчас на корабли. Крики ужаса наполнили воздух и смешались и истошными полуплачущими-полусмеющимися криками чаек. Что могло в этой жутковатой картине восхитить Леголаса? Джайна хотела потрясти друга за плечо и вернуть к реальности, но тут увидела, что с ближнего к ней корабля спрыгнул в воду и поплыл к берегу какой-то человек. Она подняла оружие, тщательно прицелилась и выстрелила. Но в последний момент рука дрогнула, и стрела вошла в воду в метре от головы пирата. Джайна плотно сжала губы. «Это злой человек. Такой же злой человек убил Боромира», – уговаривала она себя, накладывая на тетиву вторую стрелу. Сознание сопротивлялось, и пальцы не желали слушаться. «Хорошо, – Джайна опустила руки, давая им минуту отдыха и пытаясь иначе уговорить на убийство. – Это не человек. Это мишень. Нужно просто попасть в нее». Джайна вновь подняла лук и нашла взглядом пирата. Таких, как он – спрыгнувших с корабля в ужасе перед призраками, – в воде было уже несколько десятков, но Джайне отчего-то показалось важным закончить именно с этим. Три глубоких вдоха, и стрела со свистом устремилась к человеку в воде. Он был уже так близко, что Джайна легко вычленила его предсмертный крик из общего шума битвы. Она поспешно отвернулась, чувствуя, как по спине к затылку проходит волна крупных мурашек. Не давая себе времени на раздумья, Джайна достала из колчана следующую стрелу. Еще с полдюжины пиратов не достигли берега благодаря Джайне. Она видела только тех, в кого стреляла, звуки же стали будто бы глуше и не отвлекали ее. Все мысли и чувства замерли на время короткой битвы. Только когда колчан опустел, Джайна снова начала видеть и слышать все вокруг. Леголас, судя по скудному остатку стрел, уже давно вышел из своего оцепенения и теперь неторопливо, но без единого промаха стрелял по врагам. Тех из них, кому удалось доплыть до берега, мечами встречали защитники города, среди которых Джайна различила Гимли, с сокрушительной силой размахивающего секирой. Джайна почувствовала страшную усталость и присела на крышу, облокотилась спиной о парапет. Она была вынуждена признать, что не ощущает раскаяния, жалости к убитым или отвращения к себе. Наоборот – она гордилась тем, что смогла преодолеть себя, что начала приводить в исполнение план мести. «Я смогу, Боромир. Я сделаю это», – пообещала она, закрывая глаза.