Стоит только захотеть

В ту ночь к Джайне начала возвращаться память о дне Пеленнорской битвы. То был сон, но, проснувшись с бешено колотящимся сердцем, Джайна не сомневалась в реальности увиденных событий. Они окружили Джайну плотным кольцом. С десяток всадников, прикрывшись щитами, приближались медленно, но неумолимо. Стрелы давно закончились, мечом их не удалось бы достать, а как отреагирует магический щит на атаку с нескольких сторон, было неизвестно. И все же Джайна не чувствовала страха – лишь азарт от сложности задачи. Она вытянула руку, и щит одного из всадников качнулся назад, ударив того по лбу. Тот вскрикнул то ли гневно, то ли испуганно, перекинул в правую руку длинное копье и запустил его в Джайну, привстав на стременах. Ей оставалось лишь немного исправить траекторию – и за спиной раздался короткий сдавленный крик. Атакующие потеряли остатки самообладания и – кто с копьем, кто с мечом – двинулись на Джайну. Она не знала, как это сделала – знала лишь, чего хотела достичь. Всадники пролетали мимо, бросались друг на друга и, лишь убив соратника, осознавали ошибку. Джайна же спокойно отъехала в сторону и наблюдала за резней, время от времени подправляя движения воинов. Когда в живых остался только один, она подождала, пока он в полной мере оценит произошедшее и повернется к ней. Впитав каждой клеточкой его ужас и растерянность, она подъехала вплотную, не торопясь размахнулась и одним движением снесла голову с плеч. Он даже не пытался сопротивляться, и эта его парализованность страхом доставила Джайне наибольшее удовольствие. Пробуждение было резким. Судорожно вцепившись в одеяло, Джайна несколько минут пыталась восстановить дыхание. Отвращение к самой себе было настолько сильным, что она не могла пошевелиться: ее собственное тело казалось чужим, опасным и гадким. Во сне она переживала ощущения прошлого, но одновременно с тем смотрела на себя со стороны и ужасалась своим действиям и чувствам. Но прошла минута, другая, и стало легче. Джайне даже почти удалось убедить себя, что это был всего лишь сон, игра воображения. Прижавшись спиной к стене и подтянув колени почти до подбородка, она даже смогла снова уснуть. Утром воспоминание о сне несколько сгладилось, хотя неприятный холодок не покинул душу. «Работа! Как хорошо, что у меня есть такая сложная и неприятная работа!» – порадовалась Джайна, натягивая ставшее привычным серое платье. Она сама нашла Ноэрхен и вызвалась помогать. До обеда они обходили палаты первого этажа. От вида некоторых ран и увечий у Джайны по-прежнему возникало неприятное чувство в желудке, но она держала себя в руках. Ноэрхен, отпуская Джайну на обед, сказала, что до завтра та не понадобится: всю вторую половину дня целительница собиралась провести дома. Поразмыслив, Джайна решила тоже отдохнуть: навестить друзей, искупаться и перебрать мешок с вещами, в который она не заглядывала с момента переселения в Палаты Врачевания. Наскоро закинув в себя обед, Джайна поднялась к Эовин. Роханская царевна собиралась трапезничать. Целительница Иорэт, которая не так давно приняла Джайну под свое начало, переставляла с подноса на небольшой столик у окна блюда и столовые приборы, не умолкая при этом ни на минуту. Эовин в это время пыталась здоровой рукой расправить на плечах теплую накидку. При виде вошедшей Джайны она красноречиво закатила глаза, кивнув в сторону целительницы. Джайна сдержала усмешку и помогла Эовин одеться, стараясь не потревожить больную руку. – Любезная Иорэт, – произнесла царевна вкрадчиво, но твердо, – мне, право, неловко отвлекать вас от дел. Джайна, думаю, прекрасно справится с сервировкой. – Иорэт с сомнением посмотрела на юную сиделку, и Эовин добавила: – Разве вы не знаете, что Джайна из знатной семьи? Она прекрасно разбирается в этом вопросе. Последний аргумент, видимо, убедил почтенную целительницу. Когда подруги остались наедине, Эовин пожаловалась: – Я стала со страхом ждать каждой трапезы. Эта женщина, кажется, не способна молчать дольше минуты. – Ну а я не способна накрыть стол по всем правилам, – ответила Джайна, озабоченно крутя в руках три разных вида вилок. – С этим я готова смириться. – Тогда прошу к столу. Кстати, где Мерри? Я думала, он всегда у тебя. – Доблестный Мерриадок сбежал, едва в дверях показалась достопочтенная Иорэт, – Эовин села за стол и задумчиво оперлась подбородком о ладонь. Помолчав, спросила: – Войско уже вышло из города? – Вроде бы, сегодня утром. – Ты ведь не была бы так спокойна, если бы они шли на смерть? – царевна пытливо посмотрела Джайне в глаза. – Конечно! Конец войны близок. Жаль, не помню точной даты, но совсем скоро все закончится. И Хранители, и Эомер вернутся живыми. Это факт. Эовин не выглядела слишком обрадованной, и Джайна предположила, что виной тому неразделенная любовь к Арагорну. Она произнесла как можно небрежнее: – И другая твоя печаль тоже себя изживет. – Ты хочешь сказать, что он полюбит меня? – Нет, это ты его разлюбишь. Эовин невесело рассмеялась: – Охотнее поверю, что шеститысячная армия свергнет Врага, чем в то, что мое сердце окажется столь непостоянным. – Мы же не эльфы, чтобы любить лишь раз в жизни, – пожала плечами Джайна. Взгляд Эовин тут же стал цепким и внимательным: – Ты так это сказала… – начала она. – Как твоя рука? – поспешно перебила Джайна. Царевна еще несколько секунд молчала, будто решая, поддержать ли смену темы. – Почти не болит, хотя и почти не слушается. Но если бы меня отпустили отсюда, то хватило бы и одной здоровой руки, чтобы держать меч, – глаза царевны загорелись, и вилка в ее руке стала выглядеть серьезным оружием. – Тебя тоже держат здесь насильно? – Нет. Мне хватило сражений. – Значит, ты чувствуешь, что отомстила за смерть Боромира? Рука Джайны невольно прикоснулась к вороту платья, под которым скрывалось ожерелье. – Я чувствую, что тогда не могла поступить иначе, а теперь не могу поднять меч. Боль не ушла, если ты об этом, но стала выносимой. Я много думала… и… Что бы я ни делала, Боромира не вернуть. Но здесь… может, кто-то выживет благодаря мне, – Джайна тут же перебила себя: – Это, конечно, вряд ли: я только и могу, что бинты подносить и подушки поправлять. Но, может, моя помощь целителям позволит им спасти больше жизней. Они еще долго беседовали, то беспечно обсуждая ерунду, то осторожно касаясь болезненных тем. Обе успели пережить многое на пути между Роханом и Гондором, и сейчас, вспоминая это, по-новому осмысливали события. Эовин с нежностью восстанавливала в памяти последние дни Теодена. Будучи переодетой в мужчину, она старалась не попадаться дяде на глаза, но издалека следила за ним. Теперь, когда он погиб у нее на руках, каждый его поступок во время похода приобрел невероятную ценность. Осторожно подбирая слова, рассказала Эовин и о своей схватке с предводителем назгулов – Ангмарским королем. – Если бы я знала заранее, что готовит мне Пеленнорская битва, хватило ли бы у меня духу покинуть Рохан? – царевна приобняла больную руку. – Если бы, – эхом повторила Джайна, вспомнив свой нынешний сон. И хотя открывать душу было тяжело, после этого становилось легче. И все же Джайна не пересказала подруге ни нынешний сон, ни последний разговор с Леголасом. Одно было слишком страшно, другое – стыдно. Покинув Эовин, Джайна направилась к Мерри. Она опасалась, что придется второй раз рассказывать о Дороге Мертвых и прочем, но, к счастью, ему уже все было известно от Леголаса и Гимли. – С Пином ты вчера встретилась? В Палатах он тебя не застал, так надеялся в лагере увидеть. – Нет, мы разминулись. Упоминание о лагере заставило Джайну смутиться, и она поспешила закончить разговор, сославшись на дела. «Нет, это никуда не годится. Если я буду краснеть при каждом упоминании Леголаса, то даже Мерри догадается, что дело нечисто, – думала она, выходя из палаты. – Нужно с этим что-то делать». Долго размышлять об этом не получилось: у лестницы Джайна наткнулась на Рыжика, которая, скромно потупив глаза, беседовала о чем-то с невысоким широкоплечим мужчиной. Тот, по мнению Джайны, слишком уж близко придвинулся к девушке, а потому она направилась прямо к ним. Джайна, правда, не знала, что скажет или сделает, но намеревалась разрушить эту идиллию. Заслышав шаги, мужчина коротко обернулся и тут же скрылся за дверью палаты. Рыжик же поспешно отвела руки за спину. – Что прячем? – сухо осведомилась Джайна. Рыжик покраснела еще сильнее и ответила: – Я не отдала браслет. – Ну так отдай. Девушка несколько раз быстро вздохнула и, собравшись с духом, выпалила: – Не отдам. Джайна не ожидала получить отпор и даже растерялась на секунду. – Вот как? – Да! Он скоро уедет, и все, что мне останется в память о нем, – этот браслет. – Многие отсюда скоро уедут. Что ж, у всех требовать подарки на память? – Ты не понимаешь! Я люблю его! И он меня любит! – Чего ж не женится? – Ему ни за что не позволят родители. Он должен жениться на богатой. – Ах, бедняжка! – Джайне было и смешно, и жалко смотреть на Рыжика. Поразмыслив, она спросила уже менее едким тоном: – И когда он уезжает? – Через два-три дня. – Отлично. Через два-три дня я вздохну спокойно. До отъезда он обязательно кое о чем тебя попросит. А ты откажи. Хорошо? – О чем попросит? – округлила глаза Рыжик. – Да о том самом, – Джайна сделала неопределенный жест рукой. – Скажет, например, что воспоминание об этом будет греть его до конца дней. Может, еще что оригинальное придумает. Будет очень убедительным. А ты все равно откажи. Ясно? – Да о чем ты?! Но Джайна уже спускалась по лестнице. «Как же это будет на Всеобщем? И спросить-то не у кого», – с досадой думала она.