Стоит только захотеть

Леголас быстрым шагом, стараясь не перейти на бег, направлялся к Дому Хранителей. И получаса не прошло с тех пор, как Арагорн ошеломил его новостью о том, что Джайне не удалось вернуться домой, но казалось, что за это время мир вокруг изменился. Вернулись краски и запахи, исчезло железное кольцо, мешавшее дышать полной грудью и тянущее к земле. Вот уже несколько месяцев как Джайна вернулась в Минас-Тирит. «Она приехала вместе с Гэндальфом зимой, – рассказывал Арагорн. – Как назло, тогда совсем не было времени, иначе бы меня насторожило излишнее спокойствие Джайны. Посочувствовал неудаче, распорядился, чтобы подготовили дом и выделили содержание, заверил, что она всегда желанная гостья в Цитадели, и на том посчитал свой долг выполненным. Где-то недели через две пригласил Джайну на небольшое празднество – она прислала отказ, сказавшись больной. Отправил лекаря. Вернувшись, тот заявил, что устранять последствия невоздержанности в вине у юных дев, будь они хоть трижды Хранителями Кольца, – это не совсем то, ради чего он постигал сложную науку целительства. Я снова отправил за ней человека, на сей раз назначив точное время аудиенции, – Арагорн помолчал, хмуря брови. – Джайна выглядела как… как человек, который две недели не выходил из дома. Пришлось сделать строгое лицо и хорошенько ее отругать и выяснить, в чем причина этого затворничества. Оказалось, Джайна вбила себе в голову, что в нашем мире она никому не нужна и терпят ее исключительно из жалости. Прибавь еще ощущение собственной беспомощности из-за неудавшегося возвращения домой, страх за дядю, неуверенность в том, что будет через год… Одним словом, такая мешанина – в жизни не разберешь. Ну, ты знаешь Джайну: проще отрубить ей голову, чем навести там порядок. Отругал ее еще раз на всякий случай, потом заверил, что она здесь не просто дорогой гость, но полноправная хозяйка собственного дома, героиня войны и любимица народа из-за истории со спасением Боромира. Естественно, мне не поверили, но хотя бы пообещали не игнорировать приглашения. Как раз через несколько дней должен был состояться небольшой прием. Джайна пришла и получила возможность убедиться в моей правоте, – Арагорн довольно усмехнулся. – Не уверен, что в тот вечер у нее была хоть одна свободная минута. Сразу после войны еще мало кто знал подробности нашего похода, сейчас же любой мальчишка тебе перескажет в деталях историю Братства Кольца. К королю с расспросами типа «А правда, что Гэндальф убил балрога?» не пристанешь, как и к самому Гэндальфу, так что Джайна мгновенно стала центром притяжения того вечера. И многих последующих. Боюсь, как бы не одурела от такой популярности и не решила остаться здесь навсегда», – со значением в голосе закончил Арагорн. Леголас тогда ничего не ответил на это замечание, но уже был уверен: сам он сегодня же сделает все возможное, чтобы Джайна приняла это решение. Спускаясь к дому Хранителей, он то счастливо улыбался от осознания, что сбылась его самая заветная мечта, то вновь становился серьезен, представляя реакцию отца на эту новость. Вспомнился злосчастный день, который вновь отдалил их друг от друга, непреклонное, почти жестокое лицо отца, когда тот произнес: «Не желаю больше ни слова слышать об этой ведьме!» Что ж, придется нарушить запрет. «Сегодня же напишу ему, что женюсь, и будь что будет», – твердо решил Леголас, входя во двор через незапертые ворота. Окна первого этажа все еще горели, и он поспешил толкнуть тяжелую входную дверь. В большом зале мирно трещали дрова в камине. Прямо перед ним в глубоком кресле спиной ко входу сидела Джайна. Точнее, в до боли знакомой позе полулежала поперек, закинув ноги на один из подлокотников и опершись головой о другой. Платье чуть сбилось к коленям, открыв узкие голые ступни и тонкие щиколотки, и Леголасу тут же захотелось обхватить их ладонями, почувствовать прохладу бледной кожи. Волосы Джайны заметно отросли, один из локонов она как раз наматывала на палец. Вторая рука была занята кружкой, о содержимом которой говорила винная бутылка, стоящая рядом на столике. «С этим надо что-то делать. Моя жена не должна так много пить», – подумал Леголас. Произнеся мысленно «жена» в отношении Джайны, он ощутил, как сжалось сердце в предвкушении счастья. Все заготовленные слова вылетели из головы, и Леголас молча застыл на пороге. Джайна отставила на столик кружку и сонным голосом спросила, не оборачиваясь: – Что-то забыла, Малар? Леголас облизал пересохшие губы и сделал шаг к камину. – Здравствуй, Джайна. Девушка вздрогнула и бросила через плечо короткий взгляд, в котором Леголас уловил удивление и испуг. Джайна тут же отвернулась, расправила платье и медленно встала. Она изменилась: стала женственней, черты лица прорисовались ярче и четче, словно художник довел до идеала некогда начатый портрет. Во взгляде прибавилось строгости, какого-то печального принятия. Шаль, накинутая на плечи, сползла с одной стороны, но Джайна даже не заметила этого. Она стояла перед Леголасом спокойно, не излучая радости: лишь плохо скрытую досаду, едва ли не враждебность. – Здравствуй, Леголас. Ты уже вернулся? Легким ли было путешествие в Гондор? – спросила она вежливо. Вовсе не тем тоном, какого он ждал. Уже чувствуя, что недавние фантазии оказались далеки от реальности, но еще не понимая, в чем причина холодности встречи, Леголас ответил: – Вернулся. И очень рад застать тебя здесь. – Ну хоть кто-то рад тому, что мне не удалось вернуться домой, – губы Джайны скривились. – Я не это имел в виду, – он сделал шаг навстречу, но увидев, как напряглась при этом Джайна, остановился в растерянности. – Прости. Мне очень жаль, что так получилось, то есть что у тебя не получилось вернуться домой... Но при этом я счастлив видеть тебя. – Что ж, я тоже тебе рада, – спокойно произнесла Джайна. – Точно рада? Я как будто не вовремя. – За окном ночь, а я одна в доме… Боюсь, в этом мире не принято, чтобы мужчина навещал незамужнюю женщину в подобных обстоятельствах. Леголас не решился произнести фразу, тут же пришедшую ему на ум: «Так давай это исправим. Выходи за меня замуж», – слишком уж холодна и далека была сейчас Джайна. – Прости, – сказал он, невольно копируя ее тон. – Я так хотел увидеть тебя, что забыл о правилах приличия. – Уверена, Арагорн устроит целый пир в честь прибытия эльфов Лихолесья. Там и увидимся, – произнесла Джайна и сделала движение к креслу, показывая, что разговор окончен. Леголас вышел из дома и медленно выдохнул. Обернулся на захлопнувшуюся за ним дверь и озадаченно потер лоб. Что это было? Он и предположить не мог, что получит подобный прием. Конечно, не стоило так бестактно выражать радость тому, что Джайна не вернулась домой. Но она была холодна и до этих его слов. Быть может, если бы Джайна дала ему договорить, позволила признаться в любви, то и сама бы разделила его радость. Что ж, один день ничего не решит. Можно отложить признание до более подходящего момента. Наверное, он действительно зашел не вовремя. Или то, что Джайне не удалось вернуться домой, так ожесточило ее, что она не рада друзьям? Но Арагорн только что говорил, что она довольна жизнью здесь. Нужно просто поговорить начистоту, и все встанет на свои места. И они оба наконец будут счастливы. Леголас не хотел сразу возвращаться в Цитадель и направился к конюшням, чтобы проведать, как устроили Арода. Конечно, конь был накормлен, вычищен и даже расчесан. Не стоило и беспокоиться, но эта небольшая прогулка немного отвлекла Леголаса и освежила мысли. Когда эльф уже шел к выходу, до его слуха донеслось призывное ржание. Он обернулся и увидел в дальнем стойле темную лошадь Джайны. Она тянула голову поверх перегородки и всем своим видом выражала радость от встречи. Леголас подошел к Тени и потрепал ее за шею. – Ты была с ней все это время. Что же произошло с твоей хозяйкой? Тихое ржание было похоже на горькую усмешку. А Леголас тут же вспомнил душевную боль, что пронзила его в день, когда Джайна должна была покинуть Средиземье. Жалость к ней пересилила обиду, и Леголас мысленно пообещал, что больше не позволит своей будущей супруге страдать: сделает ее жизнь настолько счастливой, насколько это возможно. Вернувшись далеко за полночь в свои покои, Леголас попросил слугу, с трудом сдерживающего зевоту, принести перо и бумагу. Он хотел безотлагательно написать отцу и на следующий же день отправить письмо в Эрин Ласгален с одной из почтовых птиц. Но прошло полчаса, а послание так и не было составлено. Первый черновик изобиловал оправданиями непозволительного с точки зрения Трандуила поступка, второй был слишком резок, третий вовсе замер на второй строке: Леголас вывел лишь обращение и, задумавшись над листом, уронил на него каплю чернил. Она расплылась по бумаге неровным пятном, оставив посередине чистый кружок, и Леголас невольно вспомнил о прощальном подарке Джайны. Решив, что все равно ничего путного не напишет сегодня, вытряхнул на постель свой походный мешок – не более объемный, чем у его спутников – и принялся искать камень. Безуспешно. Быть может, он положил его в шкатулку с драгоценностями, которая осталась в лагере? Леголас порылся в памяти и вынужден был с досадой признать, что оставил в Лихолесье дорогую для него вещь. Придется отцу написать еще и об этом. Наверное, камень так и лежит на полке в спальне. Лишь бы слуги не додумались выбросить. Леголас вновь сел за стол и пододвинул к себе лист бумаги. Но Трандуилу так и не написал. Перо будто бы по собственной воле вывело: «Драгоценнейший гном! Так, кажется, тебя частенько называла Джайна?» Уже через четверть часа письмо к Гимли было окончено. Рассказать другу, который заметил чувства Леголаса к Джайне раньше него самого, о будущей свадьбе было легко и радостно. Воображение смело рисовало картины семейного счастья, и впервые за многие месяцы Леголас уснул с улыбкой на губах.