Стоит только захотеть

Джайна оказалась права: через несколько дней Арагорн устроил праздник в честь прибытия эльфов Лихолесья. Давно уже Леголас не тратил на свой внешний вид столько времени, как в этот раз. Перебрав весь свой небогатый пока гардероб, он остановил выбор на костюме в традиционных для лихолессцев зелено-коричневых тонах. Искусная серебряная вышивка и высокое качество ткани делали этот достаточно скромный наряд достойным эльфийского князя. С неохотой Леголас надел на голову тонкий серебряный обруч, сожалея, что не унаследовал светлых волос отца, на которых это украшение – знак королевского рода – не было бы так заметно. Ему хотелось произвести впечатление высокородного, но не заносчивого эльфа. Леголас слишком хорошо знал о том, что любовь Трандуила к украшениям стала поводом для шуток, и опасался для себя подобной репутации. Но больше всего заботило впечатление, которое он произведет на Джайну. Стоя перед зеркалом, он даже отрепетировал свою короткую речь. В душе поднялось волнение и нетерпение: скорее бы уловить момент для разговора с глазу на глаз. Когда первые эмоции после неудачной встречи с Джайной отступили, Леголас пришел к выводу, что ее настороженность и холодность вызваны смущением из-за их неловкого прощания у Роханской Щели. Ведь сейчас Джайна уверена, что он не любит ее. Наконец наступил вечер. Правила хорошего тона вынудили Леголаса явиться на праздник в числе последних, и он, уже одетый, нетерпеливо мерил шагами свою комнату. В дверь без стука проскользнул Галдар. Окинув друга оценивающим взглядом и удовлетворенно кивнув, спросил: – Значит, женишься? – Женюсь. – Значит, предаешь наше холостяцкое братство? – Надеюсь, и ты скоро его оставишь. – Ага, сам-то запретил мне искать расположения наших спутниц в отряде. – Если одна из них полюбилась тебе, – высокопарно начал Леголас, – я дам свое благословение на брак. – Увы, – голосом, полным преувеличенного сожаления, произнес Гладар, – кажется, все красавицы остались в Эрин Ласгален. – Красота не главное. Быть может, присмотревшись внимательнее, ты все же найдешь себе невесту. – Ты говоришь, как моя матушка. Когда я уговаривал ее ехать в Итилиен, она ответила, что приедет только после моей свадьбы. Впрочем, возможно, и я поддамся безумию – выберу себе в жены смертную женщину. Во взгляде Галдара мелькнуло сочувствие, и он поспешно отвел глаза. Леголас прекрасно понимал его, ведь сам еще недавно считал подобную связь если не безумием, то приговором к скорому страданию: жизнь людей слишком коротка. Не завидовал он судьбе королевы Гондора, но о собственном выборе не жалел и больше ему не противился. Пиршественный зал сиял огнями и пестрел нарядами. Негромкая спокойная музыка смешивалась с гулом голосов, и Леголаса с Галдаром тут же захватил этот возбужденный праздничный водоворот. Они подошли для приветствия к королевской чете и остались возле них: с небольшого возвышения в этом конце зала было удобно разглядывать присутствующих. Столы отсутствовали, но между гостями проворно сновали слуги с подносами, на которых грудами лежали какие-то легкие закуски или стояли тонкостенные серебряные бокалы. – Это называется фуршет, – ответил на вопрос Леголаса Арагорн. – В мире Джайны так принято иногда проводить время, и мне это показалось интересным и полезным нововведением. Общее застолье обязательно будет, но позже – когда все соберутся. Сейчас же, без столов и стульев, можно свободно ходить по залу и вести беседы с тем, с кем хочется, а не с тем, кто сидит рядом по воле управителя торжеств. Очень полезно, знаешь ли, в такой неофициальной обстановке вести переговоры с послами: обеим сторонам не нужно так тщательно следить за формулировками и соблюдением дипломатического этикета. Несколько весьма выгодных для Гондора соглашений родились именно так. Леголас понимающе кивнул. Его отец, преследуя похожие цели, устраивал для послов выезд на охоту с последующим веселым пиром у костра. Оглядев зал, Леголас не обнаружил в нем Джайну и потому то и дело поглядывал на широко открытые двери. Наконец в них показалась та, кого он ждал. Бордовое, цвета запекшейся крови, как подумалось Леголасу, платье полностью закрывало не только руки, но и шею Джайны. Тонкое ожерелье с белым самоцветом контрастно выделялось на фоне темной ткани. Широкий кожаный пояс плотно стягивал талию, что только усиливало впечатление закрытости Джайны. Но лицо ее было дружелюбным, даже веселым. К ней тут же подошел высокий немолодой мужчина, и в ответ на его поклон она произнесла что-то с кроткой, но хитрой улыбкой. Леголас хотел было сразу направиться к Джайне, но тут запели трубы и началась торжественная часть вечера – заключение союза между Эрин Ласгален и Гондором, присяга на верность королю Элессару и передача во владение эльфам части земель Южного Итилиена, коим правил князь Фарамир. Когда с официальными речами было покончено, Леголас наконец получил возможность подойти к Джайне. Обведя взглядом гостей, он обнаружил, что вокруг нее собрался уже целый кружок. Леголас с неудовольствием отметил, что его составляли по преимуществу молодые мужчины и Джайне их общество было явно приятно. Галдар, стоявший рядом, проследил за взглядом друга. – Это и есть твоя ведьма? Я представлял ее более… грозной. О! А что это за красавица рядом? – Ее зовут Сериндэ, кажется, – ответил Леголас, только сейчас заметивший эльфийку. – Не знал, что она покинула Ривенделл. – Познакомишь нас? – Галдар тронул друга за рукав, не отводя глаз от белокурой девы. – Насколько я помню, она не жалует жителей Лихолесья. – Если она судит о них по тебе, то неудивительно, – не преминул поддеть друга Галдар, но тут же вновь стал серьезен: – Познакомь. Сериндэ в отличие от Джайны была одета в легкое светлое платье с широкими рукавами и открытым воротом. Что ж, значит, к счастью Галдара, не все красавицы остались в Лихолесье, найдется и в Гондоре, для кого написать балладу о любви. Леголас вздохнул о ветрености друга и пошел вперед. Когда они приблизились, кольцо вокруг Джайны чуть расступилось, пропуская их. Она перевела взгляд на подошедших и сдержанно улыбнулась. – Вот кому мы обязаны сегодняшним праздником. Леголас поклонился дамам и представил им Галдара. Странно, но ему показалось, что во взгляде Сериндэ было больше дружелюбия, чем в глазах Джайны. И хотя Леголас всего минуту назад собирался предложить ей прогуляться, теперь язык не поворачивался произнести эти простые слова. Галдар словно прочитал мысли друга и пришел на помощь: – Я просил Леголаса показать дворец, но он, как оказалось, вовсе не изучил его за время жизни здесь. Не согласились бы вы, леди, сопроводить нас и показать местные красоты? Широкая, чуть лукавая улыбка Галдара будто говорила: «Да, я знаю, что мой предлог не очень похож на правду, но неужели это так важно?» Отказать Галдару, когда он так наивно улыбался, было очень сложно: все равно что отказать ребенку. Уже через несколько минут экскурсии по дворцу Галдар увел Сериндэ вперед, и Леголас наконец остался наедине с Джайной. Она принялась было расспрашивать его о подробностях их путешествия, но он, боясь растерять решимость, поспешил перевести тему разговора. – Я не мог не заметить, что мое общество тяготит тебя. И сложно сомневаться в причине этого. Наше расставание… Джайна перебила его, вскинув руку в останавливающем жесте: – Прошу! Неужели ты сделаешь это? Припомнишь мне ту секундную слабость? Поверь, я сотню раз уже пожалела о… тех своих мыслях. – Быть может, напрасно? – Нет-нет. Раз уж ты завел этот разговор, то позволь извиниться. Что нашло на меня тогда, не знаю. На короткий миг вновь показалось, что люблю тебя, и стало страшно расстаться. Но миг прошел, а поспешных слов уже не вернуть. Должно быть, я испугала тебя тогда. Прости. – Ты не должна извиняться. Ведь… – Оставим это, ладно? – вновь перебила его Джайна, и за вежливым, почти умоляющим тоном прозвучала твердость металла. Леголас замолчал, пытаясь понять, правду ли только что услышал, или это вновь была ложь, призванная уберечь Джайну от стыда. Она же тряхнула головой и продолжила задавать вежливые, но внутренне безличные вопросы о Лихолесье, дороге до Гондора и планах жизни эльфов в Итилиене. Отвечая на них, Леголас в то же время спрашивал себя, будет ли его признание принято благосклонно. Еще час назад он не сомневался в этом, но сейчас уже не был уверен. Джайна была как будто бы вполне дружелюбна, но Леголас не мог не почувствовать, что между ними нет прежней близости. Только теперь он понял, что с первой их встречи в Ривенделле всегда ощущал себя рядом с Джайной совершенно свободно, словно они были знакомы друг с другом с детства. То, что они могли общаться с помощью осанвэ, было лишь логичным продолжением этой близости. Леголас всегда легко улавливал настроение Джайны, теперь же не мог понять, где заканчивается маска и начинается ее истинное лицо. Вот сейчас она улыбается именно ему или просто из вежливости? А сам он? Неужели хочет говорить с ней о путешествии? Кажется, вовсе нет. Он хочет взять ее за руки, заглянуть в глаза и сказать, как сильно любит. Почему же не сделает этого? Только лишь потому, что она не позволила произнести заранее заготовленную речь? Леголас оборвал себя на полуслове и остановился. Джайна с вопросительной улыбкой повернулась к нему. Леголас молчал. – Ты что-то хочешь сказать? – Джайна выжидательно приподняла брови. – Лучше бы нам вернуться. Я уже обещала первый танец. Нет, не эту Джайну он любит. И пока не вернется прежняя, немыслимо произнести сокровенные слова. – Раньше ты прятала подарок Боромира под одеждой. Теперь носишь как будто напоказ, – неожиданно для себя произнес Леголас. – Ты давно не был в Гондоре, – жестко усмехнулась Джайна. Правая рука дернулась, будто хотела прикоснуться к ожерелью, но была остановлена. – Тут меня считают едва ли не вдовой Боромира. Надоело отрицать слухи, вот и решила извлечь из них пользу. Проще отбиваться от навязчивых поклонников, когда они считают, будто мое сердце несвободно. – Извлечь пользу из смерти Боромира?! – Ты меня не слышишь? Из слухов о нашей неземной любви, – Джайна повернулась, чтобы идти обратно, и произнесла твердо: – Я не стану оправдываться, а ты не станешь упрекать. Приказной тон Джайны был оскорбителен для сына лесного короля. – Я не узнаю тебя, – сказал он, сдерживая раздражение. Джайна лишь пожала плечами. Кажется, она действительно не собиралась оправдываться и не признавала за Леголасом права на упреки. Но уж лучше бы вспылила: это было бы похоже на прежнюю Джайну. Она приостановилась, подождала, пока Леголас ее догонит, и сказала с милой улыбкой: – Да, должно быть, я изменилась. Не суди строго. Давай поскорее вернемся в зал: вот-вот начнутся танцы. Так, говоришь, скоро в Итилиене появятся Лихолесские буки? И эта улыбка, и эти слова – все было вежливым и дружелюбным. Но Леголас не ощущал искренности, живого интереса к себе. Джайна будто бы скучала рядом с ним и стремилась вернуться назад, к своим новым друзьям. Подумалось, что реакцией на его признание в любви сейчас было бы лишь удивление и досада. Проверять эту догадку совершенно не хотелось, как не хотелось вступать в ряды «навязчивых поклонников». И Леголас принял новые правила игры: рассказал о том, какие еще растения эльфы привезли со своей родины и почему именно их. Беседа окончательно потухла, когда они вернулись в общий зал. Здесь Джайна мгновенно оживилась – глаза ее блеснули истинной, а не напускной радостью – и даже не заметила, когда Леголас отстал от нее. Он проводил взглядом упорхнувшую к танцующим Джайну и почувствовал себя очень старым и усталым. Еще какое-то время погулял среди гостей праздника, возобновляя прежние знакомства и заводя новые, а потом тихонько выскользнул наружу. И сколько бы ни говорил себе, что поддаваться воле чувств недостойно его статуса, возраста и характера, так и не смог заставить себя вернуться туда, где осталась безразличная к нему Джайна.