Стоит только захотеть

Под утро в комнату Леголаса ввалился – иначе и не скажешь – Галдар. Лицо друга горело оживлением и удовольствием. Проигнорировав хмурый взгляд Леголаса, он с размаху плюхнулся в кресло и, рубанув рукой воздух, заявил: – Решено! Я тоже женюсь. – Поздравляю, – кисло ответил Леголас. Галдар наконец заметил настроение друга и сочувственно поинтересовался: – Неужели отказала? – До предложения дело не дошло. Кажется, за время нашей разлуки Джайна меня разлюбила. – Люди! – презрительно сказал Галдар. Подумал и добавил с чуть меньшим пафосом: – Женщины! И что дальше? Разлюбила – полюбит снова. Вспомни, сколько ты добивался Эйлиант. И выглядел тогда бодрее, между прочим. – Это не то. – Почему же? – Не знаю, – Леголас беспомощно пожал плечами, но потом вдруг вскинул голову. – А ведь ты прав. Я считал, что раз Джайна здесь, то все сложится само собой. Приходится признать, это не так. Но за счастье стоит побороться. – Наконец-то узнаю своего друга! – Галдар хлопнул Леголаса по спине с такой силой, что тот едва не прикусил язык. – Вот и посмотрим, кто из нас первый добьется своего. Несравненная Сериндэ пока тоже не готова упасть в мои объятия. Но, – Галдар со значительным видом поднял палец, – я уже разработал план. Узнать бы только, на какую сторону выходят ее окна. Леголас взглянул на друга. Галдар на его памяти не раз бывал очарован женщиной, но никогда раньше его лицо не светилось так, как сейчас. Восторг в глазах смешался с нежностью, воодушевление – с глубокой задумчивостью. Быть может, и слова о скорой женитьбе не шутка? Галдару не сиделось на месте: вскочив на ноги, он быстро прошелся по комнате, беззвучно шевеля губами и плавно поводя рукой в воздухе. Взгляд его расфокусировался, а потом вдруг жадно впился в стол. – О! Ты не против? – он указал на разложенные там письменные принадлежности, оставшиеся с первого вечера. Не дожидаясь ответа, Галдар схватил перо, небрежно окунул его в чернильницу, резко занес над бумагой, оросив ее черными брызгами, и застыл, вперив невидящий взгляд в пространство. Жирная капля медленно собралась на кончике пера и тяжело упала на лист. Леголас знал, что произойдет дальше. Галдар, не видя и не слыша ничего вокруг, будет лихорадочно писать, потом на долгие минуты застывать без движения, снова набрасываться с остервенением на бумагу, вычеркивать целые строки, рвать в клочки неудачные черновики и усеивать пол обрывками бумаги и обломками перьев. На несколько часов, в худшем случае – дней, он уйдет из реального мира в мир вдохновения и вернется оттуда, лишь когда будет окончена новая песня. И чем более изможденным будет выглядеть поэт, тем прекраснее окажется его творение. Леголас тихо покинул комнату. *** Было решено, что часть эльфов Лихолесья задержится в столице Гондора на месяц, чтобы распланировать сады и начать работу по их обустройству. Остальные отправлялись в Итилиен, дабы приступить к строительству домов для себя и сородичей. Леголас с главным архитектором Минас-Тирита и лучшими садоустроителями Лихолесья целые дни проводил над планом города. Столица Гондора сильно пострадала от вражеских катапульт, особенно на нижних ярусах, так что многие разрушенные строения было решено не восстанавливать, а расчистить участки и разбить на них сады. Наметив на карте подходящие места, Леголас со спутниками шел осматривать их вживую. Они оценивали почву, открытость ветрам, возможность подведения к будущему саду воды. Дел было невпроворот. По вечерам Леголас усталый, но довольный возвращался в Цитадель. Вечерняя трапеза проходила в обществе королевской четы да десятка придворных. Частыми гостьями этих ужинов были и Джайна с Сериндэ. Последняя заведовала хозяйством на эльфийской половине дворца и весьма преуспела на этой высокой должности. По крайней мере Арвен обращалась с ней ласково, да и сам факт присутствия Сериндэ на вечерних королевских трапезах говорил о многом. Леголас ждал, что Галдар воспользуется этими встречами, чтобы впечатлить ривенделльскую красавицу своим талантом, но менестрель отчего-то избегал петь в ее присутствии. Причем в дни, когда дела задерживали эльфийку, он с радостью скрашивал застолье песней или игрой на лютне. Когда Леголас спросил друга о причине его молчания, тот ответил: – Я не стану бросать в пасущуюся на поляне лань камушек: только спугну. Лучше, пока стрела не готова, притворюсь безобидным кустиком. И действительно, если бы Леголас не знал о чувствах Галдара, то не заподозрил бы того во влюбленности в Сериндэ. Он проявлял дружелюбие, и только. С Джайной, постоянной спутницей эльфийки, и то общался чаще, выпытывая музыкальные реалии ее мира. Галдара мало тронули истории о летающих повозках и прочих чудесах техники, зато в самое сердце поразил рассказ о театрах, оркестрах, операх и неведомых музыкальных инструментах. Он приходил в отчаяние оттого, что Джайна не могла толком объяснить устройство этих инструментов и особенности игры на них, и грозился сам отправиться в ее мир. Джайна, казалось, тоже прониклась симпатией к менестрелю, с удовольствием развлекая его рассказами о своем мире и напевая песни на родном языке. Но если новый знакомый вызывал в ней интерес, то к старому другу она будто бы окончательно охладела. Джайна вовсе не избегала Леголаса, не проявляла враждебности, но и прежней близости между ними так и не возникало. Знаки внимания, которые он оказывал в надежде разжечь угасшее чувство, она или не замечала, или принимала с рассеянной благодарностью, любая беседа быстро потухала, не находя у нее живого отклика. Леголас и сам начал замечать, что ему сложно найти тему для разговора с Джайной. Но ведь общались же они когда-то часами напролет, да и сейчас она о чем-то беседует со своими новыми друзьями, с тем же Галдаром. Должно быть, дело именно в том, что он старый друг, понятный и привычный, а потому скучный. Каждое утро Леголас встречал полный решимости добиться ответного чувства, и каждый вечер засыпал с ощущением собственного бессилия. Иногда он и вовсе не был уверен, что ему нужна любовь этой новой Джайны – так мало он замечал в ней прежних черт. Но, пытаясь разобраться, что же изменилось, приходил к немногому: Джайна повзрослела, стала лучше владеть собой и потеряла интерес к нему, да еще, пожалуй, неудача с возвращением домой добавила новый шрам на ее сердце. *** Это был день незадолго до отъезда в Итилиен. Бумажные труды к тому времени завершились, и Леголас до заката пробыл на третьем ярусе города, где как раз кипела работа над большим – по меркам Минас-Тирита, но не Лихолесья – парком. Забыв о своем высоком статусе, Леголас с удовольствием возился в земле, помогая саженцам сдружиться с новым домом. Дрожали тонкие ветви под чуткими руками, взволнованно трепетали на ветру молодые листочки, и Леголас на несколько часов забыл обо всем, слился душой с будущим садом, доверился инстинктам, которые безошибочно подсказывали лучшее место для каждого растения, вплоть до самого неприхотливого кустика шиповника. Вычищая перед ужином грязь из-под ногтей, Леголас испытывал приятную усталость и довольство собой. Конечно, Минас-Тирит не превратить в город-сад, но и то немногое, что уже сделано, изменило его облик, добавило воздуха и красок. Вечером за столом собралась обычная компания, пришла даже Сериндэ, которую хозяйственные дела частенько заставляли пропустить общий ужин. Леголас, пребывавший в прекрасном расположении духа, с сочувствием отметил, что Джайна чем-то опечалена, и даже решился спросить о причине грусти. – Я просто немного устала. Сегодня весь день провела в Палатах Врачевания, – с уже привычной Леголасу рассеянностью ответила Джайна, распрямляя спину. За столом, как обычно, было шумно: утолив первый голод, собравшиеся обсуждали последние новости, обменивались мнениями, комплиментами и шутками. Постепенно общий разговор перешёл на тему талантов. – Эльфам в этом плане, конечно, больше повезло, – рассуждал Галдар, который и в обществе гондорских вельмож сумел стать душой компании. – Даже самый бездарный из нас может потратить несколько веков на развитие таланта и добиться успеха. А если и не добьется, может выбрать другую стезю в надежде на лучший результат. – Но все же истинно талантливый всегда будет на голову выше того, кто лишь упорством достиг мастерства. Разве нет? – раздалось с противоположного края стола. – Талантливый, но ленивый будет побежден бездарным, но трудолюбивым. А если талант сочетать с упорством, то… то можно в жалкие три тысячи лет стать главным менестрелем немаленького государства, – с широкой улыбкой произнес Галдар. – Талантливый, трудолюбивый и скромный, – преувеличенно восторженно произнесла Сериндэ. – А я даже не слышала ни разу твоего пения. Галдар удивленно поднял брови: – В самом деле? – О, ты много потеряла! Он действительно талантлив, – с вежливым кивком в сторону менестреля произнесла Джайна. – Ах, оставьте! – слова Галдара сопроводил жеманный жест. – Разве великая ведьма не обладает не менее великим талантом? – Это разве талант? Кто я без кольца? – Джайна чуть сдвинула брови. – Однако Леголас рассказывал, что твоя сила не проявилась сразу, но росла постепенно. То есть ты училась управлять кольцом, а значит, развивала это мастерство. – Это все же не то… – Джайна пошевелила пальцами, как часто делала, подбирая слова. – Представь, что тебе в руки попался странный музыкальный инструмент. Непонятно, то ли дуть в него, то ли барабанить, то ли вообще трясти. Ты пробуешь то одно, то другое, и в конце концов начинаешь извлекать из него звуки, складываешь их в мелодию, нащупываешь гармонию. С кольцом примерно так же. Только оно и само шло мне навстречу, защищая. Что-то получалось само собой, что-то случайно – я лишь подхватывала эти случайности и развивала. – Я так много слышал о твоей силе, даже пел о ней, но ни разу не видел, – произнес вдруг Галдар. – Позволь судить о твоем таланте, основываясь не на словах, а на деле. Леголасу даже не нужно было смотреть на Джайну, чтобы почувствовать, как она напряглась после этих слов. И в ее голосе шутливость смешалась с едва заметной пока угрозой: – Если ты ранен, я излечу тебя. Если враг – убью. Какого чуда ты ждешь от меня, Галдар? – Нет, зачем же убивать? Я слышал, ты умеешь передвигать предметы на расстоянии, управлять огнем... – Что ж, почему бы не потешить публику фокусами? Леголас почувствовал, что Джайну отчего-то рассердил этот разговор и она готова сделать глупость. Он поспешно накрыл ее руку своей: – Не надо, Джайна. – Не лезь, Леголас, – еле слышно отрезала Джайна и отдернула руку, словно ей было неприятно это прикосновение. Резкий тон был оскорбителен, не говоря уже о грубости слов. Леголас с трудом подавил желание обвести взглядом соседей, дабы понять, слышали ли они это. Он откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и с напускным безразличием продолжил наблюдать за происходящим. Джайна медленно подняла правую ладонь вверх, и со стола так же медленно взлетел нож. Пошевелила пальцами – нож начал вращаться. Быстрее и быстрее. Короткое отталкивающее движение, и нож молнией понесся к Галдару. Сидящие за столом разом испуганно вздохнули, когда столовый прибор с глухим звуком вонзился в стул рядом с головой эльфа. Галдар вздрогнул и опасливо покосился на мелко дрожащий нож. – Осторожнее, Джайна! Это не смешно, – предупреждающе произнес Арагорн. Она никак не отреагировала, лицо застыло напряженной маской, взгляд стал сосредоточенным и жестким. Джайна медленно поднялась и протянула руку к ближайшей свече. Огонь потянулся навстречу, а потом отделился от фитиля и свернулся оранжевым клубочком в нескольких сантиметрах над ладонью ведьмы. Широкий жест – и огоньки со всех свечей в зале последовали за первым. Джайна подняла руку над головой – пламя взмыло вверх и заплясало под самым потолком, то сходясь, то разбегаясь, собираясь в узоры. Это было одновременно и красиво, и страшно. Пламя ширилось, бурлило, окрашивая запрокинутые вверх лица в темно-оранжевый цвет. В зале становилось все жарче. Вдруг огненный потолок застыл на мгновение, а затем рухнул вниз, обращаясь в дождь из искр. Испуганный возглас взвился над столом и тут же стих: алые искры опускались медленно, словно хлопья снега, и медленно гасли в воздухе. Когда потухла последняя, зал окутала тьма. Громкий хлопок – и над свечами вновь заплясали огоньки. Джайна медленно опустилась на стул и положила чуть дрожащие руки на колени. Лицо ее было бледно и все так же ожесточено. Все молчали. Чувствовалось, собравшиеся не могут решить, восхищаться увиденным или укорять ведьму за опасную игру. Напряженную тишину внезапно нарушила тихая, чуть печальная мелодия. Галдар, рядом с головой которого все так же торчал нож, играл на самой бесхитростной дудочке, какую только можно вообразить. Мелодия струилась под стать инструменту – простая, легкая, – но в душном зале сразу стало легче дышать. Потом он опустил дудочку и запел. Леголас еще не слышал этой песни, но сразу понял: это именно та баллада, на которую Галдара вдохновило знакомство с Сериндэ. Тихий, но звучный голос менестреля рассказывал о том, как молодой орел покинул родное гнездо, чтобы увидеть мир и найти себе новый дом. Он летел над широкими плодородными полями, где гнули спины крестьяне, над густыми лесами, где шла большая охота, над полноводными реками, по которым сновали юркие лодчонки и большие корабли. Наконец перед ним выросли горы: вершины их обелил снег, в долинах у подножия горели изумрудной зеленью луга, а кристально чистые озера отражали голубое небо. Это был прекрасный край, и орел решил, что достиг цели. Он поселился на высоком утесе, откуда открывался восхитительный вид на широкую долину, полную дичи. Охота его всегда была успешна, непогода обходила жилище стороной, но орел отчего-то ощущал себя здесь лишь гостем. Дом остался далеко позади – в родительском гнезде. Но туда не вернуться. Однажды на закате он увидел орлиный силуэт на фоне алеющего неба. Отшельник покинул утес и полетел навстречу. Быть может, в этом пришельце он обретет друга? Все ближе и ближе, и вот уже острое зрение различило: в вечернем небе кружит прекрасная орлица. Сильная и гордая, она сразу полюбилась орлу, но прошло немало дней, прежде чем он добился ответного чувства. Вместе они свили гнездо на вершине утеса. Прошло время. И однажды утром, глядя, как медленно поднимается солнце из-за горной гряды, слушая, как кричат его птенцы, делящие между собой принесенную в гнездо добычу, орел вдруг осознал, что наконец-то ощущает себя здесь так же, как в гнезде своих родителей. Леголас не отводил взгляда от лица друга. Оно горело вдохновением и глубоким чувством. Слова песни и чарующий голос оживляли в воображении яркие картины, бередили душу, наполняя ее смутной тоской по счастью. – Дом там, где живет твое сердце, – Джайна тихо повторила последнюю строку песни, когда Галдар замолчал. – Твой дар сильнее моего, менестрель. Сильнее и милосерднее. Леголас мельком взглянул на Джайну и заметил влажный блеск ее глаз. Ожесточенность покинула лицо, и теперь оно казалось нежным и беззащитным. Из голоса исчезли ноты неискренности. – Прости за глупую выходку, Галдар, – Джайна шевельнула пальцами, и нож легко выскользнул из спинки стула, вернувшись на свое место. – Сегодня умер один из моих пациентов, и я сорвала злость на тебе. И вы, господа, простите. С этими словами она поднялась и вышла из зала. Галдар секунду помешкал и направился следом. Над столом вновь повисло неловкое молчание.