Балканские эпизоды

Зорка обожает книги. И ещё умеет красться почти совсем бесшумно. Наверное, именно поэтому она сейчас замерла в старом шкафу в кабинете своего папы. Одна надежда, что кто бы не приблизился к дверям, тот пройдёт мимо. Никому не надо знать о неё полуночных приключениях. Но разве она виновата, что все почему-то не желают с ней разговаривать, охают, перешёптываются, бегают как оглашенные по комнатам, а в ответ на просьбу объяснить, что стряслось, или в игровую выпроваживают, или укладывают спать. Спать Зорка терпеть не может, куклы ей тоже разонравились давно... Гораздо интереснее почитать. Папа Зорки, король Александр, тоже жалует книги — у него их хоть пруд пруди. Он даже обещал подарить дочери несколько, когда та подрастёт. Уж точно, у него они занятнее, чем те, которые подбирает для них мама. Мама говорит, люди несут чушь и часто эту же чушь в книгах пишут. Она, конечно, права. Королева Татьяна очень умная, именно она научила Зорку грамоте. Сёстры неохотно приглашают её в свою компанию, да и примоститься девочке некуда. Марийка больше дружит с Лизой, Софка — с Катей. А Петя, самый старший из них, уже слишком взрослый — ему целых двадцать два года! Он почти и не навещает их, всё время проводит с дядей Павле или на занятиях с русскими учителями. Эти важные господа приезжают из Петрограда, чтобы его... экзаменовать. А всё потому, что братец поступил в университет. Марийка и Лиза не захотели так же и расстроили маму. Зорка непременно поступит в университет, что бы это не значило. И мама будет довольна. Девочке иногда кажется, что мама любит её чуточку меньше, чем старших. Тётка Елена, — ворчливая и угрюмая, — называет её нежданной. Почему нежданной? Этого Зорка не знает, но папу разозлило. Папа добрый и вообще ругается редко. Нарочно на каком-то неизвестном языке. Днём сегодня в саду отчитывал дядю Павле... Нехорошо всё это. Входные двери распахиваются, и Зорка непроизвольно вжимается в дальний угол шкафа. Хорошо, что успела затушить свечу — а не то бы её сразу обнаружили. — Каков наглец, — голос папы ещё никогда не был настолько сердитым, кажется. — Как будто я забыл, что он первый похоронил меня заживо! — Не шуми, — а вот и мама. — Включил бы свет. Загорается зелёная лампа. Браслеты на маминых руках поблёскивают. Лицо у неё словно каменное, как у статуи в главном зале. Итальянец приезжал и вытачивал две статуи из мрамора. Бюст это называется, вот. К ним, в общем-то, часто наведываются всякие люди, художники. Папа любит картины, мама наоборот считает, что это всё мелочи. Зорка порой подолгу вглядывается в пейзажи: их особенно много, на них нарисована Россия. Зорка в России была два раза, и ей очень, по правде сказать, хотелось бы вернуться. Дома тоже хорошо, но моря такого, как Чёрное, нет. Вот бы снова посмотреть! — Не будет моей подписи под чёртовым пактом*, — папа расстёгивает ворот мундира. — Если мой дорогой кузен желает выслужиться перед нацистами, я дам ему такую возможность. Но в Югославию он не вернётся. — Делай, как знаешь, — нет ничего хуже, чем услышать эти слова из маминых уст, но сейчас они звучат иначе. — Ты будешь прав, если урезонишь его. Дядю Павле? Не пустят в Югославию? Зорка даже помотала головой. Не помогло — понятнее не стало. Зачем выгонять дядю? Он весь такой колючий и улыбается не по-настоящему, но ведь это не причина. Тут дело в другом. И почему они не объяснят?! Лиза может знать, она постоянно ходит туда-сюда с радио, что-то слушает про Берлин... Берлин. Берлин — это Германия. Германия нападала на Россию, когда мама была как Марийка! — Пусть катится на все четыре стороны, — папа закуривает. — Зато другим неповадно будет. Мама отбирает сигарету, тушит её пальцами, морщится — и даже это у неё получается слишком красиво. Зорка надеется, что она всё-таки больше похожа на маму, чем на бабушку... Папа что-то невнятно бормочет. — А при чём здесь Борис, и с чего это он мой? — мама поджимает губы. О нет, они поссорятся! Няня Цмиляна по секрету сказала, что однажды «их величества, почтенные батюшка и матушка» ссорились. И мама уехала. — Борис испугался. Да и поздно уже. — Поздно, — король кивает, с горячностью закрывая лицо руками. — Поздно, и я ничего не смог... — он вздрагивает всем телом. Когда люди так делают, как пить дать — начнут плакать. Но папа, разве может он плакать?.. Взрослые ничего не должны бояться. Чего же испугался дядя Борис? — Ты не остановил мобилизацию, — мама приобнимает папу, видно, пытается успокоить. — И всё сделал правильно. — Я не остановил их!.. — вскрикивает папа, и его сербский акцент режет Зорке слух. Девочка выучилась говорить на русском так, что её хвалил Алексей-император. — Что толку было меня спасать, если я не смог!? Дальше происходит что-то неожиданное. Зорка, зажмурившись, затыкает уши. Вот, значит, почему нельзя подслушивать и подглядывать — тебе же хуже. Она отдала бы все свои географические карты и глобус за то, чтобы оказаться где угодно, лишь бы не здесь. В памяти всплывает перекошенная физиономия Всеволода, сына тётки Елены, когда маленькой принцессе не посчастливилось застать того с фрейлиной мамы, Даной Митич. Одно дело, когда ты видишь, как целуются два несносных человека — это хоть и гадко, а смешно. Но когда вместо кого попало твои родители!.. Зорка приседает на корточки и молится, чтобы всё быстрее стало как раньше. Пусть хоть ссорятся. Время тянется мучительно долго, однако вот, они снова говорят между собой. Девочка с опаской разлепляет глаза. — Не обессудь, государь, — мама тяжело дышит и расправляет складки на платье. — Просто в последний раз у нас случилась Зорица. — Неужто она не по душе тебе? — папа смеётся, но выглядит так, будто из-под воды вынырнул. Зоркино сердце уходит в пятки, словно её уже поймали. Как это, случилась? А что, если мама скажет «да»?.. — Она похожа на тебя, — ухмыляется королева. — Больше, чем старшие. В хвосте плетётся, а там Бог весть, какие у неё амбиции. Вот так новость! Непроизвольно девочка вытягивается в струну. С папой её ещё никто никогда не сравнивал! Ну, мама врать не станет... Хорошо, если амбиции — не хворь, вроде ангины. — Иногда мне кажется, что лучше бы я остался в хвосте, — папа отстраняется от мамы, та мимолётно гладит его по плечу. — Жил бы нормальной жизнью, изредка видел тебя... — А Джордже разнёс бы эту страну в щепки, — нараспев продолжает мама. — Или вовсе бы её не было. Верни поскорей того Александра, который не сомневается в своих решениях. Кто такой Джордже? Они же не про камердинера толкуют. — Тот Александр сам загнал себя в ловушку, — обогнув стол, король достаёт из выдвижного ящичка письменные принадлежности и бумагу. — Его ошибок я не повторю. Меньших на неделе отправлю во Власину. Тебя тоже. — Попробуй меня упрятать, и я окажусь рядом с тобой на позициях, — парирует королева. — Мы останемся в Белграде и будем сражаться до конца, каждый в меру сил. Мама полностью заслонила папу, его реакцию Зорка может лишь представить. Обычно отец возражений не принимает, даже от министров. Так Петя сказал. — Воля твоя, — сквозь зубы произносит папа. — Всё равно ты одна на моей стороне. — Помоги нам, Господи… — мама наклоняется вперёд и, наверное, что-то вкладывает ему в ладонь. — Я пойду, проверю детей. С манифестом не мудри, пожалуйста. Мы второй фронт открываем, нечего тут разжёвывать. Количество неизвестных Зорке слов достигло предела, и медлить больше нельзя. У родителей крупные неприятности, и смело принять заслуженное наказание — самое правильное из всего, что приходит ей теперь в голову. Король немало удивлён внезапным появлением дочери, даже надевает очки, словно стёкла в золотой оправе способны рассеять иллюзию. Вечно папа их теряет. Младшую принцессу так и не отругали в канун двадцать пятого июня сорок первого года. На следующий день королева с отпрысками отправилась в госпиталь, ставший для Зорки вторым домом. Солью пахнет не только море.