***
В горах невероятно холодно. Облака так быстро несутся по ярко-голубому небу, словно мягкая сахарная вата, которую дотянись — и можно ощутить губами этот сладкий привкус. Ветер обжигает щеки, и снежинки, что летят вместе в ветром, режут нежную кожу. Шлем давит на голову, и Эдди тяжело вздыхает, медленно опуская на глаза очки. Мягкое прикосновение такой знакомой ладони останавливает ее. Юта все еще не уверен. Юта все еще боится. Юта все еще хочет оградить ее от отвественности. — Ты точно уверена в том, что хочешь ехать? Ты не должна, Эдди, правда… Я даже не уверен, когда последний раз ты вставала на сноуборд. У тебя даже неправильно застегнуть крепления. — Юноша встает на колени, поправляя застежки на тоненьких ножках. Затягивая почти до боли. Он хочет быть уверен, что ничто не угрожает ее жизни. Монро смеется, искренне удивляясь, как сильно он вообще может волноваться. — В институте. Видишь, совсем недавно. Относительно. Не парься. Девушка понимающе улыбается, стягивая перчатку и осторожно поглаживая Юту по щеке. Это не стоит тех волнений. Но в его глазах всё равно разбивается голубой лед волнения, потому что он видит ее насквозь. Потому что он видит ложь. — Все в порядке. Правда. — Небольшая ложь. Все не в порядке. А от волнения сердце, что отчаянно бьется о грудную клетку, скоро вырвется из тела. И так щемяще-больно, потому что Монро понимает, что он все видит, все знает. — Я люблю тебя. — Хриплый шепот Бригена и улыбка брюнетки. Так нужно. Это спасает от отчаяния. — Я знаю. — Усмешка обжигает алые губы. — Я тоже. Это так идеально, копировать любимые фильмы. Соло и Скайуокер отдыхают. Монро и Бриген правят этим чертовым миром. А потом они срываются со склона. Вместе. Осталась растерзание холодному ветру, что хлещет по щекам, жмурясь от летящего снега, что стучится в очки, и сердце разбивается на миллионы осколков, когда Андромеда видит еще одну, третью тень. Юта, кажется, не видит. Брюнетка видит его улыбку даже сквозь шлем, потому что улыбаются его глаза, светятся, когда он на секунду поворачивает голову к ней, и Монро не может не улыбнуться в ответ, потому что ради такого свечения в этом светло-голубом она готова умирать и прыгать в пекло. Раз за разом. И умирать ради того, кого любишь, совсем не страшно. И даже не больно. Только вот фишка в другом. Нужно не умирать ради любимых. Нужно жить. Жить за двоих. И Андромеда с Джонни это могут. Эдди нравится в горах. Чистый воздух здесь так приятно скребет отравленные городскими испарениями легкие, и дышать почти что трудно, потому что облака, казалось, мягким пушком стелятся совсем рядом с лицом, протяни руку — потрогай, и снег, что так невероятно и волшебно сверкает на солнце, кажется, специально крутится перед тобой маленьким торнадо, чтобы показать все оттенки радуги. Слишком красиво, чтобы быть правдой. Слишком хорошо, чтобы верить в это. Слишком страшно, чтобы не было боли. И, тем не менее, она хотела бы жить у моря. Подставлять лицо теплому ветру, запускать пальцы в золотой песок и каждый рад умирать, когда ноги обмывают горячие воды океана. Это было бы действительно невероятно, только вот невоплотимо в жизнь. Вокруг холод и горы. Тяжелый крик Юты оглушает Монро, потому она и не успевает затормозить. — Эдди, блять, там обрыв! Эдди. Блять. Тормози. Ну же. Детка. Сердце пропускает удар, или, кажется, и вовсе останавливается, когда Бриген видит, куда именно несется брюнетка. Сердце разбивается об острые скалы, потому что расстояние между ними чертовски большое. Перед глазами проносится вся жизнь. Руки безвольно хлещут по воздуху в попытке поймать хрупкое тело. Джонни умирает. Он не успевает. Он катастрофически не успевает, становясь вновь сентиментальным ублюдком, когда готов снова пустить слезу от безысходности, он готов кричать, срывая голос, потому что огромный страх липкой струей снова скользит по венам, и надо преодолеть всего один гребаный метр, чтобы спасти ее, но, блять… Все это так же неизбежно, как смерть Бодхи. Он слишком безумен. Длинные руки грубым движением обвивают ее талию, давя на рану, а потом резко дергают в сторону, и Монро готова поклясться, что и правда видит острые скалы, что выглядывают из-за обрыва, но они исчезают в следующую же секунду, а лицо врезается в мощную грудь. Больно. Грубо. Не так, как делает Индеец. Но всё же. — Юта? — Ты, блять, когда-нибудь научишься смотреть под ноги? — Яростный рык обжигает ушко, а длинные пальцы будто специально давят на едва зажившую рану, словно напоминая от чертовых последствиях. Специально, давят конечно же специально, недостаточно сильно, чтобы вновь пустить кровь, но достаточно для того, чтобы брюнетка гневно зашипела от боли, пытаясь вырваться. Конечно же не Юта. Сталь в голосе. Грубые мускулистые руки, что до сих пор судорожно прижимают к себе. И два синих океана, что вновь находятся подо льдом. Чёрт возьми. — Ты идиотка, которая даже не пытается развить инстинкт самосохранения, ты, блять, дура, которая не может сохранить свою жизнь, которую, твою мать, спас я! — Бодхи срывается на крик, резко поднимаясь с колен, отстегивая сноуборд и, грубо, даже не заботясь о том, что брюнетке будет больно, дергает ее за руку, поднимая на ноги. — Неужели уже забыла, пока бегала по штабам ФБР и сливала информацию копам? Андромеда знает, что он не со зла. Андромеда знает, что все эти слова сказаны в порыве ярости, хоть и есть в них гребаная доля правды, которая обжигает. Но брюнетка молчит. Скажет больше — ярость выйдет за пределы двух этих огромных океанов. Мужчина вновь дергает девушку за руку, одним резким движением сдергивая шлем и прижимаясь горячими губами к холодному ушку. Щетина вновь царапает щеку, что на морозе чувствуется намного более ощутимо. — Глупая Андромеда Монро, глупая, чёрт возьми! Эдди дрожит, потому что под таким взглядом, что уничтожает, ей страшно. Не за себя, о, нет-нет, за Бодхи, который захлебывается в собственной боли и в собственном отчаянии, едва заметно скользнув губами по мягким волосам. Он снова пахнет сталью. Он снова одевает маски и строит стены. Он отказывается принимать помощь. — Отойди от нее, живо. — Другой голос, не менее жесткий, такой родной, но непривычно металлический. В ту же секунду слышится скрежет взводящегося курка, и Андромела вздрагивает во второй раз, когда видит Юту, что сжимает пистолет. Настоящий агент ФБР. Не коп. Настоящий полицейский. Жестокий. Жесткий. Непреклонный. Злой. И глаза, горящие не от счастья, наполненные яростью. Яростью на то, что спас ее Бодхи. В который раз. Яростью на то, что он прикасается к ней. Яростью на то, что этому ублюдку сложно все кончить. — Джонни Юта, тебе не кажется, что мы уже проходили такую ситуацию, где ты держишь пистолет, заявляя о своих правах, а потом всё же упуская свое драгоценное счастье? И Индеец слышит такую яростную и жестокую усмешку в стальном голосе. Такую привычную и непривычную одновременно. Такую ослепляющую. Он не отпустит Андромеду с ним опять. Он теперь совсем ее не отпустит. Джонни едва заметно кивает Эдди, и та незаметным движением скользит рукой в карман куртки, нащупывая металлические наручники. Второй план на случай того, что мужчина не согласится. Второй план, на который ребята рассчитывали больше, чем на простые переговоры. Сейчас или никогда. Они заберут его домой. Они уговорят его. Все будет в порядке. Как чертова мантра. Которая иногда срабатывает. — Ты невероятный собственник, Джонни Юта. — Хриплая усмешка скользит по сухим губам, а мужчина хочет поиграть, сильнее прижимая Монро к себе. Сделать больно блондину. Не со зла. Лишь пытаясь отыграться за то, сколько боли эти двое принесли ему. Почти инстинктивно. Это ей на руку. — Бодхи, давай разойдемся. По мирному. Пожалуйста. Я готов обещать, что не сдам тебя копам. Пойдем с нами. — Джонни сдается, и сталь как в голосе, так и в глазах трещит по швам, он просто не может убить его. — Хотя бы ради той, кого мы оба любим. О, да, конечно, они сошлись, разные оттенки цвета неба, разные вселенные и разные миры, разные по оболочке, но чертовски похожие где-то внутри, там, где сердце, хотя Бодхи и отрицает нахождение последнего в своем организме. Огромнейшая ошибка всей его жизни. Он никогда не признает любовь. Слишком просто и одновременно сложно для его жизни, порывистой и яркой. В темноволосой голове что-то тихо щелкает, вновь напрочь срывая самоконтроль. Чертов атомный взрыв, которого не избежать. Бодхи держится, из последних сил, даже не замечая, как сильно сжимает тонкое запястье. — Никогда не верил, что бывают люди с одинаковыми мыслями. Что бывают те, кто подходят друг другу настолько, что договаривают слова друг за друга. — Усмешка напоминает дьявольский оскал, и Бодхи не замечает, как Эдди начинает тихо шипеть от боли, потому что стальные пальцы сильнее сжимаются на запястье. — Андромеда Монро сказала то же самое, тогда, когда тебя не было, и я пришел к ней. Юта похож на волка. Рык срывается с губ, и он действительно похож на зверя, потому что верхняя губа поднимается, обнажая белые клыки, а пистолет вновь поднят на мужчину. И если бы не последние частицы самоконтроля, струйка крови давно бы текла по бледной коже. — А знаешь почему она тебе не написала, тогда, когда ты проебывал часы в штабе, делая отчеты, а я сидел на ее кровати, рассказывая о том, как мне почти жаль? — Его ухмылка становится еще шире, а ладонь все крепче обхватывает тоненькое запястье. Теряя грань с реальностью. — Потому что... — Потому что если бы Юта приехал, ты бы не был таким искренним, ты бы не признал то, что тебе жаль, ты бы не сказал гребаное «Я знаю»! — Брюнетка срывается на крик, стараясь выдернуть руку, но ничего не выходит. — Ничего больше, Бодхи. Я просто хотела, нет, хочу видеть тебя искренним. А ты так отчаянно отказываешься. Бодхи опять не признает правду, не признает эту чертову истину, что плавает на поверхности. Это слишком просто и одновременно сложно для него. — Просто, блять, признай, что ты настолько упертый баран, что даже не можешь остановиться, спасти хотя бы Эдди! — Бриген срывается на крик, отчаянно размахивая пистолетом в воздухе. Эмоции на грани. — Прости, Юта. Именно из-за той, которую м ы о б а любим, я не могу остаться с вами. Ты знаешь, насколько сильна такая боль. Прости. — Второе извинение относится к Эдди, и девушка не успевает ничего сказать, потому что слышит тихий щелчок, и наручники оказываются на тонких запястьях. Всего за секунду. Но Монро успевает поймать такое огромное извинение в синих океанах. И опять всего за секунду. Крик удивления срывается с искусанных губ брюнетки, и она не верит, смотря на свои руки, на которых блестят два металлических обручах. Какая-то неправильная ситуация. Абсурд. «Я сам по себе один большой абсурд. » К а к. Когда он успел? Индеец утробно рычит, потому что ненавидит, когда прикасаются к е г о девушке. Немыслимо. — Бодхи! — Тихий и хриплый крик утопает в порыве ветра. — Пожалуйста! Андромеда просит только самых близких. Два выстрела сотрясают воздух. Юта не целится. Предупреждает. Зная, что не сможет. Еще секунда — и мужчина прыгает на сноуборд, объезжая обрыв и скрываясь за толщами снега. Оставляя за собой огромный фонтан из снежинок и легкую, щемящую боль в сердцах двоих. Упустили. Не спасли. Последний гребаный шанс. — Эй, малышка, ты в порядке? — Юта в один момент подлетает к Монро, теряя всю злость и ярость в мгновение, когда огромные глазки уверяют его, что все прекрасно, обхватывая маленькие ладошки и осторожно касаясь большими пальцами темнеющих синяков. — Прости, чёрт возьми. Он тяжело дышит, оставляя порывистый поцелуй на холодных губах. Полный отчаяния и боли. Полный желания снова укрыться в том хрупком мире, что они так тщательно строили тогда, в больнице. — Я тебя не прощу, если ты не расстегнешь это. — Андромеда умоляюще смотрит на юношу, протягивая руки. Горячий шепот касается ушка, и губы скользят по мочке. Так интимно, черт возьми, совсем по-семейному. Спасая друг друга от боли. — Будь немного другая ситуация, я бы это использовал в правильных целях. Эдди ухмыляется точно так же, как и Юта, пока он медленно расстегивает наручники, растирая большими пальцами синяки на тоненьких запястьях. Стараясь не ненавидеть Бодхи. Зная, что он не со зла. Или же как раз наоборот. Пустота внутри растет. Снова упустили. И Джонни крепко и нежно сжимает тоненькое запястье, когда они вдвоем возвращаются в отель. Молча. Потому что и так все знают, потому что слов совсем не нужно, потому что обидно, и потому, что Юта знает то, чего не знает Эдди. И он так отчаянно не хочет, чтобы она это знала. Грядет последние испытание. То, что уничтожит. То, что станет заключительной точкой в истории троих и отправной точкой для двоих. Такси несется по пустой трассе, в салоне играет какая-то тихая и не примечательная музыка, которая совсем не успокаивает. Маленькие перекосившиеся домики, что уже давно не жилые, ослепляют глаза. Почему-то жизни совсем нет. Вокруг. На километры. Музыка угнетает. Нет, не так. Дает ложную надежду. Монро спит на мощном плече, когда слышится тихий звон приходящего сообщения. И Юта почти рычит, знает, от кого, нехотя вытаскивая телефон из кармана куртки и включая экран.Неизвестный номер. «Постарайся не отпускать ее. Сбереги.»
О, ну конечно. Он не мог не написать. Он не мог не. В этом весь Бодхи. «Я сам по себе один сплошной абсурд.» Блондин даже не собирается забивать этот номер в контакты, потому что не хочет видеть имя, что приносит столько боли, потому что запомнил этот номер наизусть. Нехотя выучил. Так же, как и номер Громмета. Роуча. Тех, кто были рядом в самые важные минуты. Я. «Ты абсурден. Просишь спасти, когда сам топишь ее в боли. Она не выдержит.»Неизвестный номер. «Так постарайся сделать так, чтобы выдержала. Она тебя любит. По-настоящему. Она сможет пережить. »
Я. «Ты ублюдок, Бодхи. И я не найду слов, чтобы описать твою глупость. Ты даже не пытаешься поймать свое счастье.»Заносчивый ублюдок. «Я уже его поймал. Джонни Бриген, Андромеда Монро — лучшее, что случалось в наших жизнях.»
Джонни Бриген знает, о чем он. Джонни Бриген тихо рычит от безысходности, потому что не знает, как исправить эту ситуацию. Как заставить его сдаться. Как сохранить жизнь этому человеку. Хотя ответ на поверхности. Никак. Бодхи никогда не сдается. Бодхи никогда не отступает. Бодхи уже мертв. Пока что морально. И истина лишь в том, что его никто не спасет. Блондин яростно вдавливает кнопку блокировки, выключая экран. Больно. Где-то совсем далеко, но так чертовски больно. И совсем не хочется продолжать эту переписку, состоящую из одних пререканий. Не спасти. Уже нет. Зато Джонни Бриген спасет Андромеду Монро. Любой ценой. И они будут жить. Нормально. Жить, а не выживать. Когда-нибудь. Обязательно. Звук еще одного уведомления отвлекает от созерцания спящей Эдди.Заносчивый ублюдок. Грядет шторм. Ты должен прийти. Я хочу тебе кое-что сказать.
Юта знает, чем все кончится. Юта знает, что должен сделать это тихо. — Индеец..? — Хриплый голос звучит у самого уха, и нахмуренные брови тут же разглаживаются, а ярость в глазах пропускает нежность. Он улыбается, видя такую заспанную мордашку. Видимо, она просто на подсознательном уровне чует ложь. А Джонни больно, когда он видит ее улыбку. Снова умирая. — Все в порядке, спи, малышка. Я рядом. Всегда буду. Легкий поцелуй теряется в волосах. Второй касается нежных губ, и Эдди улыбается сквозь этот сладкий поцелуй, не имея возможности заглушить эту улыбку. Улыбку счастья. Рядом с ним так всегда. Андромеда Монро и правда лучшее, что случалось в их жизнях.