Wolf wedding

Чонгук ломается, когда его выпускают. Тэхён разрешает его забрать, как только рана затягивается настолько, что в повязке больше нет нужды. Сперва омегу ведут каменными коридорами, затем выводят на улицу, не толкают в спину, когда тот останавливается и глубоко дышит. На улице июль — самое время цвести розовым кустам и гибискусу. Их здесь полным полно, хотя совсем непонятно зачем. Определённо в замке нет хозяев, способных оценить хрупкую красоту цветов. Чонгук жмурится на солнце, перестаёт сутулиться, расправляет плечи, запрокидывая голову и подставляя лицо солнцу. Тэхён утробно рычит, глядя на это сверху, и только что зубами не вгрызается в деревянную балку на балконе, лишь бы не сорваться и догнать, ногтями не содрать улыбку с губ омеги. Чонгука селят к слугам. Они все спят в общей комнате, тесной невозможно, но от этого даже спокойнее. Кто бы ни вломился, не заметить это будет невозможно. Другой вопрос в том, что, если это будет Тэхён — никто вступиться за мальчишку не посмеет. Чонгук знакомится с кухаркой. Она пожилая очень, едва держится на ногах, и по слухам, которых среди слуг нескончаемое множество, самого короля в младенчестве нянчила. Пусть с ногами у неё и беда, но рука твёрдая, а зрение всё ещё орлиное, как нюх и ощущение вкуса. Она только по запаху определяет, чего не хватает в похлебке, и по цвету настоя может сказать, в какой части сада собиралась мята. Кухарка человек, как и большинство в комнате слуг, возможно, поэтому она Чонгуку нравится больше, чем должна бы. Он её слушает, послушно ест и выполняет любое данное ему поручение. Они все мелкие, вроде тех, где нужно почистить фасоль, проследить, чтобы сладкий картофель пропекся равномерно на камнях, но даже за это Чонгук получает пару затрещин. Не больных, но, как для волка, очень обидных. Его никто не толкает грубо в спину, не смеётся гадко над ухом. За десять дней к нему никто не подходит, чтобы разъяснить правила проживания, то есть выживания, в замке. Чонгук слышал эти истории от деда, что даже среди слуг есть иерархия. Четкая и неприкасаемая. Те, кто ближе к правителям — их личные слуги, почитаются прочими ненамного меньше самих господ. Они имеют право наказывать, пороть и даже избавляться от неугодных. Они накормлены, одеты хорошо и ухожены. Но на кухне Кухарка — королева, а остальные не выделываются. — Такое происходит в гареме, — отвечает мальчишка садовник, который еще младше Чонгука. Он всегда пахнет листвой и цветами, прелой землёй и свежим воздухом. Он маленький, худой, как мышь, способный попасть и спрятаться в любой щели. — Вот там да. Там все друг друга ненавидят. Особенно в королевском. Знаешь что-нибудь про них? Мальчишка жуёт кукурузную лепешку. Ему единственному можно есть не со всеми, потому что кухарка, самолично даёт ему что-нибудь съестное, когда тот заглядывает на кухню. Слуг кормят неплохо, никто не голодает и за еду не борется, поэтому то, что Джун постоянно что-нибудь жуёт никого не обижает. Скорее наоборот, успокаивает. Слишком у мальчишки впалые щеки и болезненная худоба. Джун отламывает половину от лепёшки и протягивает Чонгуку. — Держи. Не люблю есть один. — Я обедал, так что…, — мальчишка упрямо качает головой и все равно толкает в руки часть лепёшки, с которой капли рапсового масла капают на пол. — Я тоже обедал, — Джун дожидается пока Чонгук отряхнет руки от пыли, которой полно в мешках с сушеными стручками гороха, примет угощение и первый раз откусит. Тогда только мальчишка довольно улыбнется и продолжает рассказывать. — У нас что? Мы делаем свою работу и нас никто не трогает. Кормят хорошо, не бьют, на зиму дают теплые вещи. У нас есть крыша, которую мы сами латаем каждое лето, чтобы весной и осенью не мокнуть под дождями. Нам здесь неплохо. Тэхён не плохой. Просто так не наказывает и казнить за разбитый кувшин не станет. Вот его отец – да. Попадать на королевскую часть замка, — Джун мотает отрицательно головой, сжимая масляные губы, - нет, нет, нет. Ни за что. На дыбу можно попасть только за то, что голову посмеешь поднять, когда король мимо проходит. За пересоленный суп можно лишиться руки. Жуть страшная. Чонгук доедает свою половину лепешки, пододвигает к себе мешок с горохом, обхватывает его ногами и разбирает дальше. — Но король забирает себе тех, кто нравится. И никого не спрашивает. Самое худшее — попасть к нему в покои на ночь. О том, что там происходит, никто даже не говорит — боятся. И, как правило, возвращаются редко. Дважды там никому не бывать, поэтому… — Он волк? — Чистокровный. Родители чистокровные и он такой же. Ни капли человеческого. Джун вытирает ладони о грязные брюки, оставляя масляные следы, оглядывается по сторонам и пододвигается ближе к Чонгуку. Облизывается и переходит на шепот. — От него никто не может понести, — мальчишка шепчет тихо-тихо, но у Чонгука слух волчий, улавливает малейший звук. — У него была женщина. Но даже на ней он хотел жениться по человеческим законам, которые для волков ничего не значат. У неё отец был волком, а мать полукровкой. Она на треть всего была человеком, но женщины лучше на всём свете не сыскать. Её все любили. И даже он. По-своему, по-звериному. Он был ей одержим. И она единственная смогла выносить его сыновей. Тогда он не был таким жестоким. — Так принцев больше одного? — Теперь всё равно один. Второй пропал уже как год. Поговаривают, что Тэхён придушил его где-то в лесу, но, — Джун поднимается на ноги и отряхивает одежду от пыли, хлопая ладонями по себе, потом улыбается и добавляет, — я не верю. Я как раз попал сюда за пару недель до того, как Чимин пропал. Он омегой был, Тэхён — альфа. Им бы не пришлось драться за трон и корону. Да и не знаю. Они выглядели вместе вполне счастливыми. Полотенце прилетает неожиданно. Сначала по ухо Джуну, затем по макушке Чонгука. Оба вскрикивают испуганно, мешок с горохом падает и часть рассыпается по каменному полу. — Я сколько раз говорила прекратить сплетничать? — кухарка отвешивает подзатыльники мальчишкам, а садовник визжит так громко, что уши закладывает. — Откуда же ему тогда всё узнать, если никто не рассказывает? — А ему это и не нужно знать. Ему нужно разбирать горох. Джун выбирается из западни и сбегает с кухни, а Чонгук впервые смеётся, потому что это смешно. Он получает свою дозу «полотенца», закрывается от него руками, хотя хлещет оно не больно, и продолжает разбирать горох, когда «атака» заканчивается. Потом крутится у печи, подкидывая травы в рагу. Кухарка следит за ним пристально, и, если что не так, не стесняется давать по рукам длинной палкой.