Wolf wedding

Чонгук подглядывает за тренировкой, забравшись высоко-высоко. Там маленькое окно, пахнет пылью, и где-то совсем под потолком старое заброшенное гнездо. На улице моросит дождь. Серой мокрой стеной он заливает глаза, мочит одежду насквозь тем, кто бродит по дорогам. Под его каплями песок под ногами превращается в липкую скользкую грязь, в которой утопают ноги, и равновесие держать невероятно сложно. Тэхён держится. В отличии от очень многих сохраняет спокойствие и очень сосредоточен. Ни погода, ни вязкая почва его не злят и не угнетают. Как на взгляд Чонгука, тренировку принц выдерживает с достоинством. В Тэхёне неуловимо что-то меняется, игнорировать это омега не может. Альфа становится более сдержанным, менее агрессивным. Тон меняется при разговоре, приказов в нём и требований становится меньше. Ненавидеть, бояться и воевать с таким Тэхёном очень сложно. Чонгук всё чаще позволяет себя уговорить, и чувствует себя после этого отвратительно. Он, как сам себя предаёт, но с отношением Тэхёна к себе ничего поделать не может. Оно подкупает. Подкупает тем, что принц старается относиться, как к равному. Пусть только за закрытой дверью, пусть не получается, но действительно пытается. Лишь смотреть Тэхён продолжает так же темно и осязаемо, но к этому Чонгук привыкает. Взгляд больше не пугает, и терпеть его несложно. Скорее наоборот, даёт ложное чувство безопасности, потому что под присмотром. — Ты оборотень? — спрашивать о таком неловко, и Чонгук на вопросительный взгляд жмёт плечами. Ему не то, чтобы интересно, но если всё так, как говорил Юнги, то рано или поздно ему придётся носить под сердцем волчат. От Тэхёна или короля — не имеет значения, потому что кровь одна. И вот о таких вещах лучше знать заранее. — Нет. Я не умею обращаться. В нашей семье это умение потеряно уже несколько поколений. С тех пор, как всё пошло не так. — Что не так? — Тэхён дёргается, оглядывается через плечо и отрицательно мотает головой, отказываясь рассказывать. Чонгук подкидывает в камин хворост, шевелит угли и садится напротив огня. К ночи в замке всегда холодает, даже летом. Особенно, когда на улице промозглая погода. Пламя недостаточно сильное, чтобы прогнать сырость, но, чтобы согреться, достаточно. — Что ты хочешь? — робко спрашивает омега, — В обмен на историю. — Ты торгуешься со мной? — Тэхён настолько удивляется, что не сразу находит, что ответить. Смотрит на мальчишку около камина и «серьёзно, что ли?». — Ты же со мной торгуешься. Или думаешь, что с меня нечего больше взять, кроме как уложить в свою постель? Тэхён вздрагивает от этих слов и удивляться перестаёт. Звучит обидно. Неприятно, даже гадко. Несмотря на то, что правда. — Ладно, — соглашается альфа, — пожалуй, нам есть на чём сторговаться. Чонгук отодвигается ближе к стене, уступая место, смотрит волком из-под челки, которая отросла и теперь постоянно падает на глаза. Тэхён её давно бы обрезал беспощадно, но то, как мальчишка её сдувает, смешно набирая воздуха полные щеки, нравится сильнее, чем раздражают непослушные волосы. Альфа садится к огню и манит к себе ближе, протягивая руку ладонью вверх. — Я не укушу. — Укусишь. Да так, что рука меньшее, что ты отожрёшь. — Но не сегодня, — Тэхён опускает руку, но на место около себя повторно кивает, добавляя тихое: «Иди». Чонгуку бы послушаться, ведь это не сложно, но он упрямо держится около стены, предпочитая сначала услышать условия сделки. — Ладно, — принц сдаётся и вытягивает ноги вперёд, пятками к огню. — Я расскажу тебе о своей семье, а ты в ответ постараешься посмотреть на меня иначе. Не предвзято. Упустив ту часть, в которой ты убить себя готов, лишь бы не со мной. — Постараться? Ты даже не сможешь это проверить. Зачем? Тэхён цыкает и ещё раз кивает на место рядом с собой. В этот раз омега перебирается, принимая условия игры. Ничего страшного, а если не захочет — то и пробовать нет необходимости. — Я говорил, что ты мне нравишься. И было бы неплохо, если я понравлюсь тебе. Хотя бы немного. Чонгук на Тэхёна старается не смотреть, но глазами постоянно натыкается на ноги, одежду, руки, затылок, пальцы. Прелесть опущенной головы в том, что взгляда избегать получается отлично. Потому что «хотя бы немного, точнее невероятно мало» уже очень близко. — А если нет? — У меня ещё есть время. Огонь в камине медленно гаснет по мере того, как прогорают сухие ветки. Тэхён смотрит на оранжево-синее пламя, не спеша начать рассказ. Чонгук сидит в пяти ладонях сбоку, буквально протяни руку — погладь. В этих краях каждый знает историю королевской семьи, но говорить об этом открыто не принято. Только шепотом, с оглядкой по сторонам. И Тэхён не исключение. Рассказы, которыми детей пугают по ночам, совсем не то, когда ты пытаешься кому-то понравиться. — Очень давно прадед моего отца нашел волчицу, которую любил больше собственной жизни. Она была отдана другому, по любви и собственному желанию. Король выкрал её на нарастающей луне, когда волк внутри человека слаб. Прадед моего отца был первым, кто взял омегу силой. Многие считают, что с тех пор на наших землях проклятие, а на королевском роду тем более. Король потерял способность обращаться, двоих волчат и свою волчицу. Она не смогла пережить зиму и позора. Он горевал. Говорят, боль была настолько безудержной, что вскоре он отказался от человеческого, позволив звериной сущности взять верх. У него остались два сына и дочь, но любить их он уже не мог. Волки выросли его худшими копиями, а когда пришло время делить трон, дрались насмерть. Мой прадед, лишённый любви и заботы, не мог иначе. Он не знал милосердия, сострадания и печали. Он перегрыз глотку своему брату и покалечил сестру, чтобы та никогда не претендовала на его место. Это были самые страшные годы для этих земель. Он шел войной на соседей и не щадил никого. Страх, жестокость и реки крови — вот что было в те времена в этих краях. Чем больше крови он проливал, тем больше она им владела. Он погиб бездетным, от рук собственной сестры. Она понесла от безродного, заблудшего, который сбежал при первой возможности, и, как только король узнал бы об этом, убил бы её и ребёнка. При других обстоятельствах она была бы неплохим правителем, но c тем, что посеял её брат в ней и в людях, она не справилась. Народ считал её ведьмой с душой зверя, когда на самом деле она пряталась в башнях замка из-за страха. Она боялась мести предков, боялась того, что за совершенные деяния брата ответ придётся держать ей. Мой дед вырос трусливым и подозрительным. В том, что мой отец во всём видит предательство и подвох — его вина. Он внушал ему это с пелёнок. За всё это время, все поколения с наших земель практически исчезли омеги. Потому что они не созданы для жизни в таких условиях. Кто-то бежал, кто-то погиб, кого-то забрали в королевский гарем, а кто-то достался на потеху наемникам, которых никто не осаживал и не сдерживал. Волки вступали в связи с людьми, после чего рождались полукровки, либо искали пару очень далеко отсюда. Моя мать из долины, которая спрятана мертвым лесом. Она всю жизнь жила среди людей в семье местного травника. Тот нашёл её в лесу младенцем и воспитал, как родную. До появления моего отца никто и не догадывался, что в ней течёт волчья кровь. Отец возвращался с охоты, когда заметил оленя. Он гнал его, оторвавшись от отряда, а тот привел его в мертвый лес. Отец загнал лошадь, та рухнула под ним, а он напоролся на сук. Его нашли люди, принесли в деревню, а моя мать выхаживала его три дня. Она не уехала с ним, потому что у неё уже была семья. Она была замужем за кузнецом, но мой отец, вернувшись домой, никак не мог о ней забыть и отпустить этот образ. Он выкрал её позже, а поскольку она была замужем, то сделать своей не мог. Он любил её, как мог. Как только было возможно в нашей семье. Но невозможность сделать своей полностью сводила его с ума. Очень медленно он становился злым и ревнивым, понимая, что это не то, чего она заслуживает. У неё было всё, но не было свободы. Не так платят за доброту и спасённую жизнь. Отец прекрасно понимал, что она любить его никогда не будет. Она родила ему двух сыновей. Впервые за три поколения на нашей земле родился омега. Чистокровный волк. Мой брат. И это было, как знак, что проклятие можно снять. Король больше не мучил её и любил детей так, как умел. Наша мать нас любила, она ждала нас и никогда не винила в том, что с ней произошло. Она жалела отца. Учила нас терпению, заботе и тому, о чём здесь давно забыли. Она была невероятна, она простила отца. Смогла. Поняв, что детей она никогда не оставит, мой отец перестал держать её взаперти. Следил, ревновал, но позволил собирать травы, делать настойки и помогать людям. Моя мать была лучшим лекарем. Она могла вылечить кого угодно. Она лечила всех раненных, когда началась война, и не мы её начали, Чонгук. В наши земли вторгались, разрушали деревни. Грабили, убивали. Мой отец вспомнил, чему его учил его отец, и когда пролилась первая кровь, его уже нельзя было остановить. Любой чужак считался угрозой, приговорённой к смерти без причины и суда. Мой отец не был плохим, но зверь внутри силен. Он бушевал из-за войны и того, что кто-то посмел посягать на его территорию. Ярость то, чем управлять он не может. Это был несчастный случай. Она упала со старого моста в реку. Тело искали всем королевством, но не нашли. Отец винил себя, и всё своё горе он выплескивал в битвах. Король не может обращаться в зверя, но, когда меняются его глаза, в нём нет человека. И это началось тогда. И со временем становилось всё чаще и дольше. Прошлой весной было затишье. Ваш король предложил… отец нарушил один из священных волчьих законов. Мой брат был копией матери. В нём было самое лучшее от неё, и отец не мог… ни простить ему этого, ни принять. Он смотрел на него и видел её, поэтому, когда поступило предложение прекратить войну и скрепить её браком, отец согласился. Только Чимин был омегой. Верной и умеющей любить всем своим сердцем. Омегой, которая нашла того, кто предназначался ему самими духами. В нашей семье это равносильно провиденью. Но отец отдал его. Отдал чужакам на растерзание, лишь бы не видеть. Чимина, который…, — Тэхён запинается и втягивает воздух через нос, отворачиваясь. Чонгук от этого рванного звука вздрагивает и, наконец выдыхает. — Он заставил меня везти его туда, а брат, — Тэхён ещё раз вздыхает и поворачивает голову к огню. Сухие ветки прогорели, и теперь небольшие языки пламени лишь раскаляли угли, давая тепло, но не свет. — он просто сел в карету покорно. Я был уверен, что его альфа никогда этого не позволит. Пометит его в последнюю ночь, но это значило бы смерть обоих за непослушание, а этого бы Чимин не допустил. Не допустил, чтобы тот пострадал из-за него. Он сел в карету, а на рассвете на нас напали. Это была всего лишь ловушка, сговор. Чтобы избавиться от меня. Избавиться от него. Чтобы трон остался без наследников. Чтобы от отца избавиться было легче. Брата так и не нашли, как и мать. Многие здесь считают, что это сделал я, но… его не нашли, а значит он может быть жив. Вот этому я рад, потому что Чимин никогда бы не позволил прикоснуться «чужому» к себе. Горло бы себе вспорол ногтями, но не позволил бы. Прямо как ты. Поэтому я предпочитаю неизвестность, чем кровавую свадьбу. Когда отец понял, что собственных детей отправил на смерть…, — Тэхён не успевает договорить, потому что Чонгук шепчет тихое: «Хватит». Вытирает украдкой щеки рукавом, а второй рукой невзначай тянется к альфе, касается пальцами локтя и гладит, гладит, гладит. Чонгук омега нетипичная, но всё ещё омега. А ещё его любили родители, а он любил их. Сестру, свободу и свою жизнь. То, что Тэхёну досталось в наследство, непостижимо ровно столько же, сколько и то, что принц вырос таким. Не садистом, не трусом, его даже зверем назвать сложно. Чонгуку неведомо, что тот творил в своём прошлом, но при нём… с ним… не делал ничего, за что его можно было бы судить. Лишь нападение на деревню выбивается из общей картины. Но даже тогда его не бросили умирать. — Если бы я был старше, — Чонгук поджимает губы, когда Тэхён оборачивается к нему. В ночной мгле у альфы глаза совсем чёрные, а из камина отражается пламя. Это выглядит страшно, но очень красиво, и Чонгук впервые смотрит так, как Тэхёну бы хотелось, чтобы тот на него смотрел. — Если бы у меня уже кто-то был, тогда — в первый раз, ты не ушёл бы, верно? — Ни за что. Как и положено королевскому отпрыску, нарушил бы пару волчьих законов. Я был так зол. На наши деревни тоже нападают, — выдыхает альфа и сжимает губы. — Мы стараемся помогать тем, кто остаётся. Перевозим женщин и детей ближе. Чонгук замирает, не дышит совсем, потому что чувствует бурю. У него на Тэхёна вообще чувства за последнее время обострились, как шрам на спине. Не болит, но ноет зарубцевавшейся кожей.  — Той ночью на лагерь напали, пока мы спали. Как гиены. Никого не щадили, даже младенцев! Чонгук дёргается, потому что Тэхён поднимается, и в нём ярость закипает с новой силой, выжигая изнутри. — Ваш король трус! — рычит принц, — И солдаты у него, как трусливые шавки. Бежали прочь, поджав хвосты. Мы гнали их через лес, те, кто остались. Ночь и утро гнали, обезумевшие от злости. Они бросили вас нам на растерзанье, как куски мяса. Мои солдаты мстили за погибших сестер и дочерей, и обезумевшим им было всё равно, кто держит в руках оружие. Наёмники, солдаты или рыбаки. Я был зол, я взял тебя, как трофей. Мне тебя на куски разодрать хотелось. Уничтожить. Будь ты ..., - Тэхён осекается, не зная как сказать, - если бы это был не ты, не имело бы значения кому он принадлежал. Да. Я бы сделал это. Чонгук уходит спать первым, впервые не ставя перед дверью ловушку из пустых латунных побрякушек, которые звенят, как проклятые, стоит уронить хоть одну.