***
Чонгук ждёт. Выжидает, присматривается к каждой детали, но Тэхён меняется слишком быстро, и уловить всё невозможно. Чонгуку боязно. Каждый день, каждую минуту нервно. Он ждёт, когда альфа сорвётся, но тот держится. Никакой необъяснимой жестокости, никакой разгульности, взвешенные решения, и растущая с каждым днём уверенность. Такой Тэхён нравится. Как для немеченой омеги, Чонгук позволяет ему слишком многое, о чём даже вспоминать стыдно. Но сопротивляться или противиться омеге даже в голову не приходит…потому что…правильно. Тэхён на вид лишь спокойный, взвешивает, думает рационально, а внутри, как струна натянутый. Чонгук знает, он пальцами чувствует, как альфа под кожей весь вибрирует и звенит. У Тэхёна кошмары, о которых он не рассказывает, и под утро прижимается щекой к омежьему животу, а сам клубком сворачивается. Перекидывает руку через бёдра, и гладит лениво большим пальцем около тазовой косточки. Чонгук просыпается, но не произносит ни слова. Гладит Тэхёна по волосам лениво, впутывая пальцы в волосы, и тот успокаивается. Это случается после первых заморозков. В замок прибывает гонец с вестями о начавшемся бунте где-то за границей леса. Тэхён принимает это спокойно, пожимает плечами и говорит после выдоха: «Я ждал чего-то подобного». Чонгук вертится под руками, пока альфа не перехватывает его за плечи и не останавливает. — Ну? — хрипит Тэхён. — Чего занервничал? — Ну, прости, что за тебя переживаю, — язвит Чонгук, а сам перехватывает альфу за запястья и гладит большими пальцами, тянет к себе. — Я не хочу второго раза. — Это всё ещё первый. И я всё закончу, чтобы второго раза не было. Чонгук вцепляется в Чимина, когда Тэхён в сопровождении всего десятерых воинов выезжает со двора. — Не бойся, — Чимин треплет его по волосам и уводит внутрь, — он рождён для этого. Он справится. Юнги на это понимающе хмыкает, бегло просматривая содержимое своих полок. Усыпить омегу на пару дней было бы отлично, потому что иначе головная боль ему самому будет обеспечена. Но Чимин цыкает на него, щурится предупреждающе недобро. — Никому не нужна война, — альфа вздыхает тяжело, — кроме наёмников. Это их хлеб, люди здесь ни при чём. Тэхён проявит уважение, приехав лично, не прячась за спины регентов, узнает о нуждах, возможно, поможет чем сможет. Люди не станут выгораживать наёмников, а его примут. Как по мне, Тэхён убивает двух зайцев одновременно. Чонгуку от этого ни разу не легче, у него такое впервые и куда хуже, чем он рассчитывал. На войне было два варианта: вернётся или нет, теперь же в голову лезет всякое, что там быть может, и за десять дней Чонгук окончательно изводится. Слухи о том, что происходит с наёмниками, прилетают быстро, все разнятся, но от каждого мурашками по коже. Чимин смотрит виновато, но «к сожалению, по-другому нельзя. Чтобы остальным неповадно было». Чонгук вроде и понимает, но принять такое сложно. Для него это не далеко, не где-то там за лесом, а здесь. Ему жить с человеком, способным принимать такие решения, спать в одной постели и, если природе будет угодно, растить его детей. Тэхён возвращается (без единой свежей царапины), и сомнения все замечает. Улыбается грустно, но так бессовестно, как до отъезда, больше не лезет.XXXII
13 марта 2016 г. в 17:45
Чимин вдруг становится тихим. Задумчивым, даже мечтательным в какой-то степени. А ещё Чимину до визга восторгов Чонгук нравится. Тот не манерничает, не жеманится, и вообще, та ещё головная боль. Чонгук весёлый, точнее будет однажды, а пока пытается свыкнуться со своим положением. С ним можно забраться на старую яблоню, и он не станет ни упрекать, ни отчитывать, что это опасно или ещё чего подобного. Чонгук ловко карабкается по веткам, дотягивается до самых сладких яблок и бросает вниз.
Чимину нравится, что у омеги характер простой и лёгкий. С Тэхёном по-другому и не ужиться, потому что у того своих проблем в голове предостаточно. Ему нужен кто-то разумный, кто способен Тэхёнову вспыльчивость приглушить. Чонгук справляется. Побаивается, но справляется. Особенно, когда оплеухи альфе отвешивает за то, что тот над братом шутить недобро пытается. Тэхён ворчит что-то про субординацию и «никакого уважения», но как-то особенно в такие моменты на свою омегу смотрит. Ему нравится, что тот ему не потакает. И если плохо, то плохо и есть. К тому же, на людях омега себе лишнего не позволяет, сплошная «субординация» и «уважение».
Чимину нравится, как Чонгук на его брата влияет. Тот вроде успокаивается, головой начинает думать, хоть и всё ещё дурной очень, но альфа принимает взрослые решения, на которые не каждый отважится.
Тэхён распускает гарем и невольников. И не просто, а каждому даёт право выбора. Обещает помочь вернуться домой, если таковые находятся, а тем, кому возвращаться не к кому и некуда, предлагает работу и жалование. На двух землях полно деревень и домов, которые разрушены, и к холодам должны быть отстроены, чтобы люди зимой не мёрзли и имели укрытие. Тэхён урезает поборы до следующего урожая, как минимум, чтобы еды зимой всем хватало, и очень строго следит за тем, чтобы никто этим не пользовался ради собственной выгоды. Не наживался на семьях с голодными детьми.
Тэхён в такие моменты очень взрослый, очень серьёзный и сосредоточенный. Чимин иногда замечает, как Чонгук за ним подглядывает. И то, что видит- ему нравится.
Чимину нравится, как Юнги на Чонгука шипит всё время, потому что тот неугомонный и вечно Чимина втягивает во что-то или куда-то. То пойдём в лес, то покажи мне озеро, то «хочешь ежевики? Я знаю, где растёт». Чимин хочет. И ежевики. И диких яблок. И хлеба горячего из деревенской пекарни, до которой пешком очень долго.
— Утихомирь свою омегу, — Юнги чуть ли не рычит на Тэхёна в тот день, когда омеги в лесу заблудились, свернув не на ту тропинку. У обоих губы и пальцы от ежевики фиолетовые, глаза блестят, но на ногах еле держатся.
Юнги не злится, но нервничает изрядно. Дай волю — свою бы омегу он на цепь посадил бы точно, где-нибудь в очень высокой башне. Но кто ему позволит? Он сам всё ещё на Чимина смотреть прямо без смущения не научился, потому что «ну как можно-то?». А омега у него слишком умная, чтобы не пользоваться подобными слабостями. Поэтому, когда в следующий раз Чимин придёт к нему, возьмёт за руку, ткнётся носом в шею и прошепчет, готовый покорно принять отрицательный ответ: «Можно?», Юнги обречённо выдохнет: «Можно».
Лекаря по-прежнему боятся, потому что глаза жёсткие, вид беспристрастный, чтобы не происходило. Но как только Чимин вблизи мелькает, Юнги весь в ту сторону обращается. Смотрит с такой нежностью, что и хорошо, что без свидетелей. Вряд ли после такого его боялись бы по-прежнему. Чимину нравится, как его альфа на него смотрит, Чимину нравится, как тот к нему прикасается, Чимину нравится даже то, что под одеждой всё тело болит от синяков и отметин, которых Юнги наставил вдоволь, едва очнулся и на ноги встал.
Они оба почти тринадцать лет ждали, и вот, наконец, рука об руку.
Чимину в их доме теперь много что нравится. У него под сердцем два тёплых и очень маленьких, а вокруг спокойно и безопасно.