Драконья забота

Глава 14 Уже больше часа Дрого стоял перед окном и невидящим взглядом смотрел на происходящее на улице. Там кипела жизнь: разномастные парочки неторопливо прогуливались по аллеи, машины разных марок и размеров рассекали по дороге. Вот через переход бежал какой-то мальчик с собакой, а на другом конце улице шла какая-то молодая пара. Картина реальности, но чужой, не его собственной, а той, в которой ему никогда не будет места. У его реальности запах хлорки и лекарств, шорох больничного белья и белые до зубного скрежета стены палаты. У его реальности привкус крови и горечи на языке, крики в подушку и скупые слезы, которые он всеми силами пытается сдержать. В его реальности есть лишь холод и мрак, а также тяжелые мысли и страхи, съедающее его изнутри. Он прислонился лбом к стеклу и закрыл глаза, едва не срываясь на скулеж. Годро. До сих пор ему было стыдно перед братом за то, что он сорвался на него и позволил дракону забрать его в неизвестном направлении. Это злило, хотя, с другой стороны, он прекрасно понимал, что Дрэгон его просто успокоит и не даст уйти за грань, но от этого легче не становилось. Дрого боялся доверять этой рептилии, потому что чувствовал в нем двойное дно, скрытое под обликом распрекрасного и всепонимающего Альфы. Дракон бесил его до звездочек перед глазами, но он не имел права запрещать брату общаться с ним. Что-что, а личное пространство они всегда уважали в отношении друг друга, даже с учетом их связи. Он ревновал, да, потому что подсознательно боялся, что брат, в конце-концов, решит стать «нормальным» и прекратит их недо-отношения, потому что все время будет уходить на Дрэгона. Внезапно кулак его левой руки хлестко встретился с поверхностью стекла, чудом не разбив его. Блять. До чего же ему хочется выдрать этой двухметровой скотине кишки, сил терпеть уже не осталось, но нужно, потому что сейчас они оба зависимы от Альфы. — Я смотрю, у тебя шибко много энергии уже, раз ты решил бокс с окном устроить? — прохладно и невозмутимо проговорил Давид, тихо заходя в палату и заставляя омегу невольно вздрогнуть и обернуться к нему лицом. — Что смотришь волком? Сюда иди, мне нужно проверить состояние твоей раны. Дрого хоть и с опаской, но подошел ближе к нему и, сев на свою кровать, старался не вздрагивать, когда кожи касались пальцы… Альфы? Беты? Кто Вэйрон вообще был по статусу? Потому что он явно чувствовал его омежью суть, но никак не реагировал, или это хваленная врачебная выдержка, при которой все пациенты равны? Лекс не знал, что и думать, но один вид Давида вызывал в нем крупную дрожь ужаса и опасения. Это было странно, ведь обычно Дрого плевать хотел на любого Альфу, а на бет и подавно, потому что не воспринимал их. Но в Вэйроне определенно было что-то пугающее, словно тщательно скрытый черный омут с выводком чертей в нем. — Не ссы, боец, не съем я тебя, — усмехнулся Давид, аккуратно поправляя повязку на его плече и стягивая перчатки с рук, — с Заком ты был смелее. Дрого закатил глаза и невольно поморщился, на миг даже забыв о своем страхе. — Дался всем вам этот дракон конченный, — недовольно проговорил он и удивленно моргнул, когда Давид рассмеялся, — что смешного, блять? Вэйрон покачал головой, продолжая негромко посмеиваться. — Знал бы Зак, как ты о нем любовно отзываешься, точно оценил бы. — Он знает и так, — все еще недовольно проговорил Дрого и вздернул бровь, — и все-таки, почему вы смеетесь? — Скажем так, вспомнил свою юность, когда наш дракон летал по плацу от нашего наставника, — усмехнулся Давид и откинулся на спинку стула, мечтательно прикрыв глаза, — только представь эту громадную тушу, скачущую как стадо сайгаков и старательно делающую вид, что ее здесь нет. Тогда рептилия основательно отгребала от Аримана за свои выходки, что мы всем курсом делали ставки, что Зак учудит в этот раз, и какое наказание его потом будет ожидать. Дрого и сам невольно усмехнулся, когда понял, что жизнь его новых знакомых не слишком отличалась от его собственной: те же подколки и стеб в общении, то же трудное обучение и ставки на то, как кто проебется. Это не намного, но сделало образ дракона более терпимым, хотя вырвать ему кишки он по — прежнему хотел. — Вы с ним давно знакомы? — неожиданно для себя спросил омега, уставившись в окно, а затем, зацепившись за имя их наставника, изумленно посмотрел на мужчину. — Постойте… Ариман? Ариман Монэс?! Ассирийский дьявол?! Давид довольно хмыкнул, явно польщенный тем, что парень прекрасно осведомлен о ситуации в мире, как и о связях между группировками. Это лишний раз добавило ему плюсов мысленном списке Вэйрона и сказало о наличии гибкого мышления. — Именно, сэр Ариман Монэс, глава альянса Ассирийская Доминикана и одновременно с этим наш наставник, — проговорил он тихо и скупо улыбнулся, — а с рептилией я знаком еще с тех времен, когда он ставил на уши свою гимназию. А это — примерно пятнадцать лет. — Охуеть, — выдохнул Дрого и откинулся на свою подушку, — никогда бы не подумал, что у этого мудака может быть такая крыша. — И что же он такого плохого тебе сделал, раз заслужил погонялово «мудак»? — сухо, но с предостережением спросил Давид и приподнял бровь. — Не дал загнуться от ран, вытащил с того света и продолжает помогать? — Он — заносчивый, высокомерный сорвиголова, который совершенно не думает о том, что делает, и как на это отреагирует другие, — прошипел Дрого и лязгнул зубами, — а насчет сделал… никто его не просил помогать мне, как и ухлестывать за моим братом в перерывах между своей навязчивой «заботой». Давид остро улыбнулся и сузил глаза, удерживая себя от взрыва. — А ты считаешь себя, конечно же, безвинной жертвой его настырности? — протянул он, с трудом сдерживая рычание внутри. Дрого удивленно посмотрел на него и разом помрачнел. — Чего? Нет, я себя, кем угодно, могу считать, но точно — не жертвой. Меня бесит его внимание к Годро. Мелкий сейчас увлечется им, а потом будет выть и на стены лезть от боли. Вэйрон мрачно усмехнулся и приподнял бровь, слегка склоняя голову на бок. — Я может, открою тебе большую тайну, но твой — брат взрослый человек, и сам прекрасно знает, кого подпускать к себе, и как жить. Он не твоя собственность, не твой ребенок, за которым нужен глаз да глаз, а самостоятельный и взрослый человек. Так что мой тебе совет — перестань быть такой сукой и видеть в каждом встречном врага. Заккар печется о тебе, но пока ты не слишком заслуживаешь его заботы, потому что слишком сильно взлетел, но вот незадача, повредил крыло и пизданулся вниз. Так что будь добр, не кусай руку, которая тебе помогает, а то ведь может случиться и так, что эта рука сомкнется на твоем горле. Дрого сузил глаза и оскалился, вздергивая брови. — Вы мне угрожаете, герр Вэйрон? —  Угрожаю? Кто, я? — специально поддразнивая, спросил Давид и мило растянул губы до состояния волчьей усмешки. — Я просто советую, как остаться человеком, а не скурвенной неблагодарной падлой. Да, быть может, я говорю грубо, но уж простите, моя «особая» любовь к «нежному полу» и в частности к таким маленьким засранцам вроде тебя, не позволяют мне подбирать красивые слова. Омега вдруг фыркнул, почувствовав, как закипает кровь от вспышки ярости. — Надо же… а вы ведь тоже не шибко честны и лояльны ко мне, я — ведь ваш пациент, а вы меня чуть ли не прямым текстом оскорбляете. Неужели тот несчастный человек, который достался вам в пару, настолько сильно разбил ваше сердце, что вы теперь отыгрываетесь на всех омегах? Давид усмехнулся, но его глаза потемнели и сузились, выдавая его истинные эмоции. Ему хотелось сломать этого языкастого паршивца, но он сдерживался, потому что понимал: он выше любых притирок и ссор с наглым мальчишкой. Да и врачебный долг не позволял ему выдернуть позвоночник у этого сучонка. А жаль, он бы знатно душу отвел, слушая скуление омеги. Вэйрон глубоко вздохнул и показательно спокойно провел пальцами по забинтованной руке парня и елейно проговорил: — Лекс, не зли меня. Я ведь — не Зак, с его одержимостью вами, но мои мозги влечением не запудрены. Я, правда, хочу тебе помочь поправиться, проблема в том, что ты сам не шибко этого желаешь, провоцируя всех на конфликт. Будь хорошим мальчиком, и не лезь не в свое дело. Лучше со своими тараканами разберись, а не пытайся учить жизни меня. Не дорос еще. Странная вещь происходит с Дрого: его резко отпускает после слов Давида, и даже появляются проблески совести и стыда. Влияет ли тот факт, что тон мужчины ласковый и металлический одновременно, или то, что все это время он водил пальцами по его руке, как бы прозрачно намекая, чего может лишить одним движением руки, но от этого по телу омеги прошла дрожь. Слетела пелена обиды, и желание укусить побольнее исчезло, потому что он увидел себя со стороны, и ему стало неловко за свои слова. В самом деле, кто он такой, чтобы осуждать Вэйрона за то, что тот защищает своего друга от нападок какого-то зарвавшегося мальчишки? Дрого судорожно облизывает губы, оставляя реплику мужчины без ответа. А что он мог сказать в итоге? Что настолько ушел в свои мысли и собственное самобичевание, что не замечал ничего вокруг, только и делал, что кусал всех подряд? Это слишком тяжело признать. Что он просто позволил ревности накрутить себя до невменяемого состояния? Об этом говорить не хочется вообще, ибо он чувствует себя полнейшим идиотом. Видя, что спесь немного спала с парня, Давид кивнул сам себе и поднялся, направляясь на выход. Но вдруг замер и вернулся к сидящему на кровати омеге, достав из кармана халата пластинку таблеток и шоколадный батончик. — Это — обезболивающее. Если боли будут слишком сильные, выпей пару, но сильно не увлекайся. И Зак говорил, что ты любишь сладкое? — мужчина хмыкнул и протянул ему батончик, подмигнув. — Мир, Лекс? — Мир, герр Вэйрон, — слабо кивнул Дрого и чуть заметно улыбнулся, забирая сладость, — спасибо… и простите меня за наезды, я не должен был на вас срываться. — Дрого, срывы — это нормальная вещь, тем более, для бойца твоего уровня, просто не нужно давить, куда попало и трогать темы, которые тебе неизвестны, — Давид сверкнул редкой улыбкой и взлохматил его волосы, — отдыхай, я завтра зайду. После этого Вэйрон ушел, оставив Дрого осмысливать все, что сегодня было и не было сказано в одиночестве. В другом месте, чуть пройдя несколько улиц от больницы, в неприметном доме пытался успокоиться второй Лекс — младший, мягкий и легковоспламенимый. Вот с последним у него как раз и возникли проблемы, потому что мозги почти снесло в руках Дрэгона, и он едва не набросился на него. Благо, сам Заккар обладал контролем посерьезнее, поэтому вполне вернул его в чувство, хоть потом и прижимал к себе долгое время. Губы горели, тело тоже пылало, а мозги вопили «что он, блять, творит?!», потому что ему хотелось еще. Не привыкший к подобным знакам внимания, Годро с любопытством ребенка и жадностью исследователя, стремился распробовать прикосновения и поцелуи Альфы, как можно точнее. И от этого начинал тихо ненавидеть себя. Потому что увлекся слишком сильно, слишком рано подпустил, а теперь не знает, что делать дальше, и как смотреть в глаза брату, которого он оставил наедине со своими мыслями, а сам… он не имел права так поступать и выпадать из реальности, поддавшись энергии Заккара. Но в тот момент он лишь дико желал почувствовать его губы на своих, и хотя бы на миг забыть обо всем. Получилось больше, чем на миг, он очнулся лишь тогда, когда Зак мягко укусил его за изгиб челюсти и напомнил, что им некуда спешить, и нужно притормозить, а то потом особо переживающий старший брат спустит с них шкуру. Пришлось признать его правоту и остановиться, но его все еще потряхивало от вспышек внутри, стоило только глянуть на Альфу. И, спрашивается, какого хера его так пробрало? Ответа на свой вопрос он не знал, и, если говорить откровенно, не хотел знать, потому что боялся последствий этого ответа. Годро шумно вздохнул и запустил руку в волосы, слегка сжимая длинные пряди. Ему выпала возможность побыть одному и хорошенько все обдумать, пока Дрэгон в очередной раз обрывал чей-то телефон и пытался найти подходящий центр реабилитации в Германии. Думать получалось откровенно плохо, потому что младшего Лекса откровенно вело от серьезного и холодного вида Альфы. Этот образ делового и хладнокровного суперсолдата так отличался от того искусительного и напористого, невыносимо горячего мужчины, который ему удалось застать возле паба, что он невольно становиться свидетелем скрытой части Дрэгона. И то, что Дрого слишком много упускает, когда продолжает играть с мужчиной в кошки-мышки. Да, сейчас ему не до флирта, но хотя бы попытаться наладить отношения с Заком можно? Упертый баран. Но с другой стороны… пока внутри была мерзкая эгоистичная радость, что лишь он один может видеть смены его «масок» и состояний. И тогда наступала вторая стадия самоненависти — презрение к самому себе из-за своего эгоизма. Он хотел себя задушить, когда на него находило желание, сковать Дрэгона и никому больше его не показывать, наслаждаясь им единолично. — Тебе должно быть стыдно за свое поведение, Годро, — тихо и себе под нос проговорил младший Лекс, внимательно скользя взглядом по огромной фигуре Заккара, которого он видел внизу, — потому что ты — глупый и развращенный мальчишка. Брат в больнице, а ты думаешь, хер знает о чем. Он не мог не согласиться с собственным внутренним голосом, но все равно продолжал следить за Альфой и ловить каждое его движение с затаившимся дыханием. Губы горели до сих пор, тело все еще продолжало пылать, мозги, правда, были посвежее, но все так же путались мысли и не давали сконцентрироваться на чем-то одном.