Драконья забота

Глава 28 За эти почти три дня, которые Дрого провел в относительном одиночестве, он прошел все стадии самобичевания и пришел к совсем не радостным выводам. Помимо свалившегося на голову осознания своей вины перед Годро, состояние парня усугублялось еще тем, что он совсем не чувствовал эмоции брата, словно он намеренно отгородился от него. Как и несколько лет назад, в тот период, который старший Лекс вспоминал с дрожью страха. Он не хотел снова годами играть с братом в молчанку, хоть умом понимал, в этот раз он правда накосячил и вполне заслужил игнор со стороны младшего. Да и в прошлом он порядком наломал дров, только сам этого не понимал и списывал нелюдимость Годро на его капризы. Если бы кто-то открыл ему глаза на действительное положение вещей… Дрого выдрал бы себе внутренности голыми руками. Но так как память продолжала хранить мерзкие подробности прошлых лет в тайне, парень и жил, не обремененный моральным грузом. Дрого хотел помириться с братом и наконец поговорить с ним спокойно, без взаимных претензий. Но за прошедшее время Годро так и не появился на пороге его палаты, что вгоняло в осадок и заставляло волноваться. Из слов Давида, с которым они странным образом сблизились за последние дни, ему стало известно, что Годро и Дрэгон все это время провели в предоставленном им доме, вроде как восстанавливая свое душевное равновесие. Под этими формулировками можно было понимать все, что угодно, от невинного «поели-поспали», до самых смелых и болезненных для Дрого вариаций. Но старший Лекс верил и в тайне надеялся на то, что брат не будет опускаться до уровня ниже плинтуса и не станет отвечать на обиду физической связью с драконом. Профилактические беседы с Вэйроном помогали постепенно поменять свое отношение к факту общения Годро и Дрэгона, но от главного страха они так и не избавили. Дрого до сих пор панически боялся потерять брата, упустив его в руки дракона, хоть и понимал — последнее слово все равно за младшим. И с этим нужно было хотя бы смириться, а потом и принять как должное, потому что ситуацию ничто не изменит. Дрого не в силах идти против природы и желаний мелкого, как бы не старался сделать непреклонный вид, в глубине души он знает — если Годро захочет быть в тройственных отношениях, он и слова против не сможет сказать. Будет ревновать, исходить ядом, но в конечном итоге, все равно позволит блядской рептилии находиться рядом. Просто потому, что никому другому он не доверит жизнь и безопасность брата, а в Дрэгоне, он, как ни странно, уверен, как и в том, что защитить Годро дракон сможет на все двести процентов. А в нынешнем своем состоянии Дрого как нельзя лучше осознавал — без поддержки Дрэгона они оба загнуться очень скоро. И от этого хотелось лезть на стену или на худой конец вскрыть кому-то глотку, чтобы выпустить наружу кипящую в венах злость. Старшего Лекса бесила собственная слабость, но он ничего не мог с ней сделать, оставалось только ждать, пока рука восстановится. А этот процесс мог затянуться на долгие месяцы, во время которых ему необходимо медицинское наблюдение и интенсивная реабилитация. Что, опять же, не получить без связей дракона в разных сферах. И это откровенно говоря впечатляло, то, каким влиянием обладал Дрэгон и как ловко мог использовать окружающих людей. Дрого покривит душой, если скажет, что подобная власть не пугала своей масштабностью — пугала, еще как, особенно его, человека, который привык самостоятельно распоряжаться своей жизнью. А теперь ему в который раз указывают что делать и заставляют подчиняться чужой воле. И хоть он понимал, что это для его же блага, а все равно не мог отделаться от горького привкуса глупой обиды. Ему все сильнее казалось, что его загоняют в клетку, из которой не было выхода, и это ощущение все сильнее душило его. Дрого не привык быть загнанным в четкие рамки — чаще всего он выходил за границы дозволенного и действовал по своему усмотрению. Он нарушал правила, когда видел более короткий путь к достижению цели. Естественно, это приносило свои проблемы, но он умудрялся выходить сухим из воды без серьезных для себя последствий. Но случилось это чертово ранение, и он потерял привычный ориентир, зависнув в подвешенном состоянии неизвестности. Старший Лекс не знал, как ему поступать, чтобы не навлечь на себя новые беды, и откровенно говоря это вызывало в нем чистый ужас. Словно он не временно руки лишился, а разом ослеп и теперь вынужден действовать на ощупь. Каждый шаг мог привести к падению в пропасть, из которой его не многие захотят вытаскивать. Потому что своим поведением он сделал все, что бы похерить хорошее отношение, с которым к нему относились окружающие его люди. Если даже у Годро лопнуло терпение, и он отстранился от него в эмоциональном, да и в физическом плане, то что говорить за других? Парень панически боялся остаться наедине со своими мыслями, потому что не знал, куда они могли его завести. Переживать повторный заплыв в омут памяти он совсем не горел желанием. Поэтому он только и делал, что забивал голову всякой чепухой по типу рекомендаций по восстановлению подвижности мышц, информацию о котором нашел в сети. Была мысль позвонить брату и хотя бы по телефону попросить прощения, но потом приходило осознание — свои едкие слова он говорил в лицо младшего, значит, молить о перемене отношения нужно тоже лицом к лицу. Да и потом Дрого прекрасно понимал, что и ему, и мелкому нужно время, чтобы остыть и проветрить мозги. Поэтому он отвлекал себя всеми способами, не позволяя воронке темноты вновь накрыть его сознание. Вспомнив о том, что Давид советовал ему делать легкую зарядку, чтобы мышцы не утратили свой тонус, Дрого решил убить время за упрощенной тренировкой. И в данный момент качал пресс, поочередно вытягивая руки вверх. Правая конечность пока слушалась с трудом, но он упрямо заставлял себя шевелить ею. Пускай, сейчас она поднялась всего на несколько сантиметров, завтра будут еще два и так до тех пор, пока рука не придет в норму. Он настолько погрузился в себя и в свою борьбу с болью, что даже не заметил, как дверь палаты открылась и на пороге показалась собранная фигура Годро. Первое время младший Лекс просто стоял и смотрел, как брат проверяет свой организм на прочность, а затем глубоко вздохнул и прошел в комнату. — Вижу, проблему с затекшими костями ты решил, — нейтральным тоном проговорил Годро, чем заставил старшего вздрогнуть и резко вскинуть голову вверх, — не слишком увлекайся. Уверен, герр Вэйрон говорил о легких нагрузках, а не о полноценной тренировке. — Мелкий… — отчего-то осипшим голосом произнес Дрого, все еще до конца не веря в то, что брат, правда, здесь, — я… мне жаль… я вел себя как мудак… — О? Правда, что ли? — сухо спросил младший, проходя по палате и бросая сумку на постель. — Я уже перестал быть для тебя блядью? И мне можно общаться с чужими людьми без твоего присмотра? Годро сам не знал, зачем вновь поднимал эту тему, ведь видел и так побитое состояние брата, а все равно, из глубины нутра лезла вся сдерживаемая до этого гниль. Словно с признанием частичной вины Дрого, внутри него лопнул ядовитый нарыв, который едкостью растекся по грудине. — Годро… — сдавленно выдохнул старший, невольно закрывая глаза и сжимаясь всем телом, — прошу, хватит… я идиот, признаю, но перестань мучить меня, пожалуйста. Младший Лекс с заметным трудом сдержал глухое рычание, которое готово было вот-вот вырваться наружу. Вместо этого он шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы и сжал руки в кулаки. Ему хотелось хорошенько двинуть в голову брата, чтобы у него все извилины встали на место, но бить раненного для него ниже его достоинства. — Что-то ты не подумал о моих мучениях, когда открывал свой рот, — едко процедил Годро, не пытаясь даже скрывать своей обиды, а затем закинул голову назад и саркастично усмехнулся, — впрочем, другого от тебя и не ждешь. Нахер пустой треп, вали в душ, у нас самолет через четыре часа. Дрого растерянно распахнул глаза и непонимающе уставился на брата. — Как через четыре часа? Дрэгон же говорил, что вылет на следующей неделе. — Планы поменялись, — хлестко ответил младший, доставая из сумки сменное белье и чистые штаны с рубашкой, — Заку нужно попасть в Берлин раньше. Годро умолчал о том, что сам был изрядно удивлен, когда сегодня за завтраком Альфа сказал, что у них рейс обратно в Германию запланирован на вторую половину дня. Так-то он думал, что они заберут Дрого из больницы и еще какое-то время побудут в Осло, пытаясь нормализовать отношения, но потом Заккару позвонил его заместитель и он кардинально поменял планы. Годро не знал, что мужчине сказал зам, но после этого разговора Дрэгон выглядел странно довольным и предвкушающим одновременно. Словно он предчувствовал кровавую расправу над кем-то, в мыслях шинкуя тело на части. — Да и потом, чем раньше мы предоставим информацию о твоем ранении, тем быстрее начнем реабилитацию. — И жить, как я понимаю, мы будем у него в доме? — старательно задавливая свое недовольство, прохладным тоном спросил Дрого, отмечая резкие движения мелкого. — К кому в голову пришла эта «чудесная» идея? Годро глубоко вздохнул, готовясь к очередному выбросу яда в сторону дракона, и принялся складывать остальные вещи брата. — Мы оба пришли к выводу, что так будет удобнее для всех нас, — как можно спокойнее проговорил младший, специально не обращая внимания на пристальный взгляд Дрого, — от его дома до клиники всего час езды на машине, в то время, как от нашей квартиры добираться до места часа три. Да и контроль Зак может обеспечить, а то я что-то сомневаюсь в том, что ты будешь выполнять все рекомендации врачей, если останешься без присмотра. Дрого скрипнул зубами, непроизвольно сжав левую руку в кулак. Снова его загоняют в рамки, снова принимают за не способного ни на что ребенка, за которым нужен постоянный присмотр. Это дико раздражало. Это он должен контролировать их жизнь, а не наоборот. Еще бесило то, что в остальном размышления Годро и блядской рептилии были вполне логичны, экономия времени была весомым фактором. Да и в случае непредвидимых обстоятельств или ухудшения состояния как-то спокойнее знать, что кто-то рядом есть, но, блять… признать это — значит, допустить тот факт, что он принимает дракона, а это равносильно поражению для него. — Мне не пять лет, чтобы меня круглосуточно пасли, как какого-то инвалида, — прошипел он, медленно поднимаясь на ноги, — и я в состоянии о себе позаботься самостоятельно. Годро закатил глаза, сдерживая рычание в груди. — Ты не в состоянии даже подтереть зад, чтобы не шататься, как бухой нарик, — ядовито прошипел он, борясь с желанием разразиться тирадой похлеще, — не говоря уже за уколы и перевязки. Дрого дернулся, как от пощечины, остекленевшим взглядом уставившись на брата. Его слова били посильнее физических ударов, потому что они были унизительно правдивы — он действительно напоминал прожженного наркомана в период ломки, особенно когда у него начинался тремор рук и ног. И признавать это было так же сложно, как и попросить о помощи. Он не хотел принимать свою слабость как должное — лидерское мышление не желало смиряться с вынужденными ограничениями, и поэтому толкало его на безрассудные поступки. К числу которых можно отнести и следующее его действие. Резко приблизившись к брату, он хотел схватить его за плечо и развернуть к себе лицом — но не успел: Годро обернулся сам и впился в него яростным взглядом. Это настолько выбило старшего Лекса из колеи, что он безвольно опустил левую руку и рефлекторно отступил на шаг. Еще никогда мелкий так на него не смотрел — остро и ядовито, словно он виновен во всех смертных грехах. И вся его поза говорила об ответной атаке на возможное нападение со стороны Дрого, тогда как в прошлом брат скорее уходил в оборону. Но сейчас что-то изменилось, а именно пропало опасение любого рода и фанатичное поклонение. Годро смотрел прямо и без страха, готовый встретить любой удар лицом к лицу, — не то, что бы Дрого собирался его бить… но вот встряхнуть за шкирку пару раз хотелось, чтобы не дерзил так. И младший был готов к этому, что поражало больше всего. Неужели Годро правда думал, что он его ударит вне зала?.. И почему в его глазах застыло это горькое выражение, словно он наблюдал повторную картину чего-то, что злило и расстраивало его? Сам же Годро едва уловимо дрожал от волн бешенства, которые лавой потекли по венам, распаляя кровь. Он скорее почувствовал, чем заметил, что брат хочет его схватить, и впервые нутро воспротивилось этому, ощутив угрозу для его состояния. Подсознательный страх мгновенно сменила жгучая злость из-за того, что старший опять собирался набросить на него невидимые цепи и сковать вечным контролем. Вкусив свободу выбора, Годро больше не желал следовать чужим указкам, и посему он готов был зубами вырывать свое право действовать самостоятельно. И тут же рефлекторно в памяти всплывали эпизоды прошлого, в которых Дрого мог «шутя» отправить его на несколько дней в лазарет, слишком сильно увлекшись боем, утратив связь с реальностью. И ведь самое паршивое то, что сам старший Лекс этого не помнил, потому что сознание сделало ему несказанный подарок — оно избавило его от воспоминаний всех его мерзких действий в сторону брата. И за это младший вряд ли когда-нибудь сможет простить его. — Иди в душ, Дрого, — леденящим тоном сказал Годро и всучил ему в руку сменную одежду, — самолет ждать не будет. Дрого и хотел было возразить, но наткнувшись на холодное выражения лица мелкого, разом сник и без слов поплелся в ванную, уже не надеясь на нормальный разговор. Только не с таким братом, когда он со всех сторон закрыт и объят едкой аурой. А сам Годро протяжно вздохнул и стремительно вышел из палаты, планируя немного остыть. Потому что еще немного — и он начнет отрывать головы окружающим. Идущий навстречу Заккар был как нельзя кстати для того, чтобы переправить всю бушующую в парне энергию в более мирное русло. Мужчина успел только вопросительно изогнуть бровь, удивленный его раздраконенным состоянием, а в следующий миг Годро подлетел к нему и жадно впился в его губы. Младший Лекс действовал чисто на инстинктах, которые говорили ему передать этот жалящий огонь, который полыхал в грудине, кому-то сильному, кто точно с ним справиться. В первые секунды, Дрэгон изумленно замер, пораженный переменой в парне, ведь только сегодня утром договорились поменьше контактировать, чтобы не драконить Дрого… и вот, его же Сидх, сейчас буквально пылает из-за переизбытка адреналина. Очевидно, разговор опять пошел не тем путем, что и привело к такой внезапной вспышке. Заккар закатил глаза, обхватив парня своими руками и почти без труда забрал инициативу в поцелуе. Он не стремился быть нежным, зная, что сейчас Годро отнюдь не это нужно. Поэтому и целовал с силой захватывая припухлые губы, сильнее стискивая свои руки на талии и плечах омеги, давая почувствовать, что его крепко держат. Постепенно младший Лекс начал успокаиваться, тело перестала сотрясать нервная дрожь, из движений ушла жадность, ее сменила плавность, а в грудине понемногу затухал огонь ярости. Наконец, он затих совсем, и Годро с неохотой отстранился от Дрэгона, уткнувшись ему лицом в шею и с кайфом втянув в себя запах костра с легкими нотками аниса. — Ммм, Малыш… я, конечно, ничего не имею против таких спонтанных порывов, — с легкой обескураженной усмешкой проговорил Заккар, прижимаясь губами к волосам парня, — но что уже случилось? Этот мелкий засранец опять довел тебя? — Можно сказать и так, — приглушенно проговорил Годро, откровенно наслаждаясь окутывающим его ароматом и силой крепких рук, которые так и держали его в тесных объятьях, — думал, проломлю череп ко всем херам, а потом вспомнил, что больных бить нельзя, и поэтому пришлось направить всю злость внутрь себя. Дрэгон мрачно фыркнул, погладив омегу по спине. — Спокойно, мой пылкий Сидх, разберемся с ним без лишних драк. Чем ты его занял? — Отправил в душ, — вздохнул Годро, отнимая голову от груди Альфы и поднимая на него усталый взгляд, — так что где-то полчаса свободных у нас есть. — Прекрасно, столько же Давид будет оформлять выписку, — довольно протянул Заккар и спустил свою руку на талию парня, — а мы пока прогуляемся в местном саду. Тебе понравится там, уверен. Годро только и смог удивленно моргнуть, а Дрэгон уже уверенным шагом направился в местную оранжерею, мягко потянув омегу за собой.