— Зотов, ответь мне на один вопрос, — Катя сделала глоток очень сладкого чая — на сахар братец не поскупился, — и блаженно прикрыла глаза.
— Да, сестренка? — Саша уже привычно особенно ядовито выделил обращение, отщипывая кусочек от мягкой теплой булочки и отгоняя вопрос, с какой стати решил побаловать "сестренку".
— Зачем ты пошел в бандиты, если так хорошо готовишь? — Лаврова отставила кружку и поморщилась, испытывая необходимость растереть ноющее запястье. Но рассчитывать, что Зотов подобреет настолько, что освободит и вторую руку, было бы наивностью. Ну хоть покормил, и на том спасибо...
— А зачем ты пошла в ментовку с такой внешностью? — парировал брат, с ухмылкой уставившись на нее и отмечая, что даже пребывание в заложниках ничуть не портит "сестренку". — Интересно, в постели ты так же хороша? Или твой Леоновский еще не успел это проверить? Тогда вообще непонятно, с какой стати он готов распрощаться со всеми деньгами. Ты спала с ним? — последняя фраза прозвучала чересчур жестко и требовательно, совсем не так, как можно было себе позволить. Вместо ответа Лаврова рванулась вперед, пытаясь дотянуться до сидевшего по другую сторону стола брата. Наручники насмешливо звякнули, Катя зашипела от боли в руке, но это ничуть не притупило плескавшуюся в потемневших глазах ярость.
— Тихо, сестренка, тихо, — усмехнулся Зотов, накрывая ладонью пальцы Кати, вцепившиеся в столешницу. Лаврова дернулась, резко подавшись назад, все еще тяжело дыша. Прикрыла глаза, впилась ногтями в ладонь, пытаясь успокоиться, остудить жар гнева, неуправляемой волной ударившего по вискам. Этому ублюдку что, нравится ее унижать? Нравится так изощренно издеваться, сначала проявляя заботу, а потом с циничной ухмылкой все портить? Как вообще можно быть настолько двуличным?!
— Ты двуличный подонок, Зотов, — процедила она, вскидывая голову и пытаясь прожечь его взглядом. Саша только усмехнулся — подобное проявление эмоций его откровенно забавляло. Наблюдать, как выдержанная генеральская дочка в одну секунду теряет самообладание, было интересно и... приятно, что ли? Когда в спокойном взгляде вспыхивали искры, казалось, способные воспламенить все вокруг; когда грудь тяжело вздымалась от прерывистого дыхания, срывавшегося с поджатых презрительно губ; когда пальцы сжимались так, что возникала мысль — будь у нее такая возможность, Лаврова непременно набросилась бы на него с кулаками. Черт, это было так непривычно и да, не стоило себе врать, — эротично, невероятно эротично!
Зотов поднялся, преспокойно собирая со стола тарелки, как будто только что не пытался вывести "сестренку" из терпения. Лаврова хмуро наблюдала за ним, но, встретившись с братом глазами, опустила голову, сосредоточив внимание на снятой со стены книжной полке. Задумчиво провела пальцем по корешкам книг, стирая пыль, вытянула один томик.
— Прежний хозяин дома был тоже интеллектуал вроде тебя, — хмыкнул Александр, наблюдая за "сестрой". — Только не вздумай швырнуть книгой в мою сторону, у меня хорошая реакция и вспыльчивый характер.
Катя не обратила на реплику брата никакого внимания. Выпрямившись, устроила издание на коленях, пролистнула несколько страниц, перестав совершенно замечать Зотова.
— Слушай, Катюнь, ну извини, ляпнул, не подумав, — брат снова плюхнулся рядом, бесцеремонно заглядывая Кате через плечо. Лаврова поморщилась, отодвигаясь, отталкивая его руку, упершуюся в постель рядом с ее бедром, но ничего не сказала.
— Ка-ать, — настойчиво повторил Саша, наклонившись к ней так, что снова смог уловить этот чертов запах, который уже начал забывать.
— Не прикасайся ко мне, — негромко отчеканила Лаврова, запрокидывая голову и встречаясь с братом колюче-холодным взглядом недобро прищуренных глаз. Зотов замер, чувствуя, как растрепанные волосы "сестры" щекочут шею, как она соприкасается с ним напряженной спиной, так тесно, что это уже почти неприлично... Сердце странно рванулось в грудной клетке, забилось глухо и нервно, как бывало...
Какого хрена?!
Он отпрянул так резко, словно обжегся об этот взгляд, льдинками оседающий под кожей. Судорожно сглотнул, чувствуя горький, раскаленный комок в горле, понимая, что проиграл эту мимолетную битву с самим собой.
Проиграл на глазах у этой чертовой девки.
Зотов медленно вдохнул, стараясь не обращать внимания на поселившийся, кажется, во всем организме этот-чертов-аромат. Что на него нашло? Нет,
что — это как раз понятно. Непонятно другое. Как, ну как, эта девка может вызывать в нем
подобное?! Если терпеть не мог ее с самой первой, такой далекой встречи. Если всегда на дух не выносил ментов, независимо от их пола и обаяния. Если она сейчас была для него всего лишь способом надавить на этого хренова адвокатишку. Если...
Зотов резко поднялся, отходя к окну, за которым расстилала свое плотное темное покрывало теплая летняя ночь. Самое время свалить отсюда, повторяя программу вчерашнего вечера. Расслабиться. Отвлечься. И вытравить из себя это долбаное-непонятно-что, на которое у него нет ни малейшего права.
Ни малейшего, Зотов!
Он стиснул кулаки, сам не замечая этого. Все еще гребаным отголоском чувствуя прижимающуюся к нему спину, все еще видя перед собой упрямо вздернутый подбородок, все еще слыша эхом отдававшиеся слова, вроде бы ничего для него не значившие.
Вроде.
Это долбаное слово уже начинало бесить. Противно и болезненно зудеть где-то внутри, так глубоко, что от него невозможно было избавиться.
Он вроде ненавидел ее. Вроде нисколько не жалел. Вроде совсем не чувствовал себя виноватым.
Тогда какого, какого долбаного хрена он так носится с этой совершенно чужой ему девкой?! Какого хрена сегодня чуть не сорвался несколько раз, оказавшись к ней так непозволительно близко?! Какого хрена ему, черт возьми,
нравится просто находиться с ней рядом?!
Бред.
Такой же полный и абсолютный бред, как если бы ему сказали, что он готов совершить что-то ради этой ментовской сучки. Что-то такое, что заставило бы ее презрительный взгляд засветиться восторгом и уважением.
Б р е д.
И совсем неуместно всплыли в памяти выхваченные из книги строки.
...Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали...
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Зотов едва не рассмеялся вслух, поражаясь нелепости мимолетной мысли. Да неужели нашлась бы хоть одна, за которой он действительно пошел бы на край света? Та, за которую в омут с головой, камнем на дно? За которую рвать любого, за которую не жаль ни чужой, ни даже своей крови? Да существуют ли они, такие? Не расчетливые стервы, не клубные дешевки, не домашние курицы? А те,
истинные, о которых написано вот в этих книгах, аккуратно пылящихся на полке? Нет, выдумки все это. Тем более для него, волка-одиночки, каждый день проживающего как последний, не умеющего и не желающего жить для кого-то, кроме себя. Он не герой из этих дурацких книжек и становиться таким не собирается. Уж извини, "сестренка", но в нашей с тобой истории героев не предусмотрено по сценарию.
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным. ©
