Отражение ненависти

      — Ну что, "великий адвокат", поздравляю, ты теперь нищий, — с усмешкой порадовал Зотов, небрежно швыряя пакет с деньгами в салон автомобиля. Леоновский, напряженно и нетерпеливо следивший за тем, как тот пересчитывает выкуп, наконец разжал челюсти, выталкивая наружу единственный вопрос, волновавший его сейчас.       — Где Катя? Зотов не торопился отвечать, неприкрыто наслаждаясь сдерживаемым волнением, тревогой и раздражением адвоката. А что, если сделать красивый жест — просто сесть в машину и уехать? Оставить адвокатишку не только нищим, но и в полной безысходности, неопределенности и отчаянии? В конце концов, с какой стати он должен выполнять свои обещания перед этим уродом? Вот только "сестренка" вряд ли будет в восторге от перспективы колесить с ним по миру в качестве добровольной заложницы. А жаль.       — Где Катя? — повторил Леоновский, неосознанно сжимая руки. Хотелось наброситься на этого нагло ухмыляющегося типа и вытрясти из него не только ответ на вопрос, но и всю душу.       — Да не кипешуй ты, — лениво процедил Зотов и нарочито медленно распахнул дверцу автомобиля. Сел на заднее сиденье рядом с Катей, протянул руку, размыкая наручники и ожидая, что Лаврова тут же набросится на него. Но "сестренка" не была настроена на проявление оперских способностей, просто молча выскользнула из машины, потирая запястья. Кажется, она не могла поверить, что все действительно закончилось, и закончилось благополучно. Несколько мгновений адвокат и Катя стояли неподвижно, глядя друг на друга. А потом Леоновский, совсем как школьник, сорвался с места навстречу девушке, кажется, тоже не веря, что она жива и здорова. Схватил ее в охапку, прижимая к себе, заглядывая в лицо, подрагивающими ладонями гладя по встрепанным волосам и напряженной спине, что-то сбивчиво шепча. Лаврова осторожно обняла его в ответ, облегченно вздыхая и прикрывая глаза. Все в порядке. Зотов, насмешливо кривя губы, наблюдал за воссоединением сладкой парочки, пытаясь не обращать внимания на странную смесь эмоций, совсем не тех, которые должны были быть. Да, он был доволен, что так обставил адвокатишку. Оставил его без копейки. Несколько дней заставлял корчиться от страха и незнания, что происходит с его девкой. Унизил, задел его, оставил с уязвленным самолюбием. Тогда почему к удовлетворению примешивалась непонятная досада, как будто упустил что-то важное? Почему сейчас, наблюдая за объятиями "сестренки" и ее хахаля, он чувствовал смесь раздражения, снисходительности и недоумения?       — Она что, действительно стоит этих денег? Леоновский вздрогнул, услышав его голос, неосознанно крепче прижал к себе Катю, как будто в любую секунду готовясь закрыть ее собой. Будто?       — В жизни есть то, что не измеряется деньгами, — ответил он неожиданно спокойно, не отводя от Зотова взгляда, в котором — рецидивист мог поклясться — светилась странная решимость и уверенность. Александр несколько мгновений смотрел ему в глаза, вдруг начиная понимать. Этот урод действительно любил. Зотов медленно перевел взгляд на Лаврову, судорожно вцепившуюся в руку своего любовника. Как будто пытался разгадать. Что, что есть в этой девке, если даже такой тип, как Леоновский, готов жертвовать чем-то ради нее? Возможно, не только деньгами.       — Тебе все равно не понять, — словно угадав его мысли, бросил адвокат, разворачиваясь, все также не выпуская Катю из своих рук. Но Лаврова неожиданно высвободилась сама.       — Иди, Игорь, я сейчас.       — Кать, ты что?..       — Иди, — повторила Катя уверенно и посмотрела ему прямо в глаза. Леоновский, словно под гипнозом, послушно двинулся к машине, щелкая брелком сигнализации и даже не обернувшись.       — Спасибо тебе, — тихо произнесла Катя, не глядя на Зотова.       — За что? — недоуменно вскинул брови брат.       — За то, что сказал правду. Спасибо, — повторила она и, бросив на Зотова прощальный взгляд, сделала несколько шагов от его машины. То, что случилось дальше, невозможно было объяснить логически. Просто Зотов вдруг почувствовал в воздухе нависшую грозовой тучей опасность. И, словно ощутив толчок в спину, рванулся вперед, опрокидывая Катю на землю, закрывая ее собой, не позволяя пошевелиться. А в следующее мгновение раздался оглушительный взрыв. Зотов на время оглох от страшного грохота и ослеп от яркой вспышки взметнувшегося к небу пламени. Впрочем, машина даже не горела, буквально за долю секунды растаяла в огненном вихре, превращаясь в ничто.       — Игорь... — побелевшими губами прошептала Катя, наконец оттолкнув Зотова и поднимаясь. Шагнула вперед, мало что понимая, не отводя взгляда от того места, где еще недавно стоял дорогой внедорожник.       — Да не осталось ничего от твоего Игоря! — рявкнул Александр, резко дергая Катю за руку и заставляя обернуться. Лаврова несколько мгновений непонимающе смотрела на него, а потом вдруг рассмеялась. Истерически, нервно, зло.       — Это ведь ты. Это ты, Зотов. Господи, какая я идиотка... Ты же не собирался нас отпускать...       — Обалдела? Он не договорил — рука Лавровой с силой хлестнула по его щеке.       — Сволочь! Ненавижу! — Ей казалось, она кричит, но на самом деле слова слетали с губ еле слышным придушенным шепотом. А руки, сжавшиеся в кулаки, молотили Зотова по груди и плечам, хотя тот, похоже, совсем не испытывал боли — создавалось ощущение, что она бьет камень. Он даже не пытался ее остановить, перехватить руки, наносившие беспорядочные удары, не стремился ее оттолкнуть. Он просто знал, что это нужно ей сейчас. Выплеснуть все, что раздирало на части, все, с чем она не могла смириться, во что не могла — не хотела — верить.       — Ненавижу... — со всхлипом повторила Катя, обессиленно опуская руки и садясь прямо на землю. Бессмысленно уставившись в пространство прямо перед собой и не замечая, как Зотов трясет ее за плечо, что-то повторяя. Кажется, этот взрыв уничтожил какую-то часть ее самой. С треском обрушил что-то внутри нее, завалив все обломками, из-под которых она перестала воспринимать окружающую действительность. Видеть, слышать, чувствовать. Даже думать. Единственное, что болезненно билось в сознании — недоверие. Неспособность принять произошедшее. Как это так может быть — только что разговаривать с человеком, видеть и слышать его... И вдруг осознать, что его больше нет. Нет того, кто даже не успел стать по-настоящему родным, кто рисковал собой, кто готов был отдать многое, если не все, за то, чтобы знать, что с тобой все хорошо. Вот только ничего хорошего с ними уже не будет. Равно как и плохого. Ни с ним, ни без него. Будет только пустота и ничего больше. Ничего. Ни-ко-гда.