Отражение ненависти

Катя лежала неподвижно, уткнувшись лицом в подушку. Зотов даже подумал было, что она спит, но едва шагнул в комнату, как девушка резко села, уставившись на него яростным взглядом. Глаза у нее были покрасневшими, но совершенно сухими, и почему-то именно от этого Зотову стало особенно не по себе.       — Убирайся, — бесцветным голосом, без какого-либо выражения приказала Лаврова. Александр прошел в комнату, сел на край постели, поставив на тумбочку чашку с коньяком.       — Выпей, Кать, легче станет, — сказал, разворачивая ее к себе. Лаврова дернула плечами, сбрасывая его руки, и повторила тихо, еще более раздраженно:       — Убирайся. Зотов поднялся, отходя к стене, прислонился плечом к беленой поверхности. Заговорил, стараясь сохранять спокойствие, хотя меньше всего хотелось что-то доказывать "сестренке".       — Лаврова, я понимаю, что тебе сейчас хочется на меня все грехи повесить, но я тебе повторяю, не убивал я твоего адвоката! Или ты думаешь, я настолько отморозок, что отправил бы сестру...       — Что? — она нервно расхохоталась, не отрывая от него совершенно пустого взгляда. — О чем ты говоришь, Зотов? Ты воспользовался моим доверием, уговорив на встречу и опоив какой-то дрянью. Ты несколько дней держал меня в наручниках, шантажируя моего знакомого. Ты...       — Да замолчи ты! — рявкнул Александр, перебивая. В несколько шагов оказался возле постели, вновь хватая "сестру" за плечи, встряхивая в стремлении привести в чувство. — По-твоему, мне самому это все было в кайф? Или что, я должен был все понять и простить твоему хахалю? Так я не святой, Лаврова! И не виноват, что он слился, кинул меня!       — Значит, у него были на это причины, — упрямо произнесла она, пытаясь избавиться от стальной хватки брата.       — У меня они тоже были, — хмыкнул тот, наконец отпуская девушку и садясь рядом. — А вот убивать — не было. Видимо, твой распрекрасный Игорь насолил еще кому-то. А может, убить вообще хотели тебя. А, сестренка?       — Кто мог знать о вашей встрече и о том, что я там буду? — нахмурившись, задала вопрос Катя, скорее себе, нежели Зотову.       — Тоже верно, — кивнул Саша, поднимаясь. — Отдыхай, сестренка.       — Что?! — вскинулась Лаврова, моментально прерывая размышления. — Я здесь не останусь! Куда и зачем ты меня вообще притащил?!       — А тебя никто не спрашивает, — проигнорировал последний вопрос брат.       — Решил убрать последнего свидетеля, братик? — прошипела Катя, тоже вставая и впившись в него таким ненавидяще-ледяным взглядом, что Зотов невольно поежился. — Нашел удобное место, и...       — Как ты меня достала! — рявкнул Александр, делая шаг к "сестре". — Что за бред лезет тебе в голову?! Нравится выставлять меня мерзавцем?       — Бред? — снова рассмеялась Катя. — Еще скажи, что мне все приснилось: и несколько дней в заложниках, и смерть Игоря. Ну, что ты молчишь?! У нее начиналась настоящая истерика. В полном злости голосе отчетливо зазвучали приближающиеся слезы, руки вцепились в футболку брата, а тело затряслось мелкой дрожью.       — Кать, успокойся, — начал Саша, снова попытавшись успокаивающе обнять "сестру". Та оттолкнула его руку почти с ненавистью, как будто одна мысль о его прикосновении вызывала отвращение. И почему-то именно это вдруг ужасно взбесило Зотова. Принцессе противно, что к ней прикасается кто-то, кроме ее хахаля? Больше никто не достоин подобной чести? Зотов даже не понял, как рванулся вперед, опрокидывая Катю на кровать. Стискивая ее тонкие запястья, все еще со следами от наручников. Подминая под себя так, чтобы у нее не было возможности пошевелиться. Дыша тяжело, словно загнанный зверь. Да он и чувствовал себя почти зверем. Как волк, уловив запах крови, теряет контроль, так и он, ощутив под собой протестующе бьющееся тело "сестренки", в несколько секунд перестал что-либо соображать. Не было мыслей, ни одной. Только странная, ни на кого конкретно не направленная ярость, только сладостное, пьянящее чувство власти над этой строптивой высокомерной девкой, только желание заставить ее подчиниться ему, замолчать, перестать выплескивать ему в лицо что-то гневное и оскорбительное... С негромким стуком отлетели с рубашки несколько пуговиц, теряясь где-то на полу. Лаврова, почувствовав прикосновение брата, рванулась с новой силой, и опять безуспешно. Он был очень сильным, а в ярости был сильнее вдвойне.       — Пусти! — прошипела она, дернувшись всем телом. Пытаясь выскользнуть из его рук, казавшихся каменно-тяжелыми, но на самом деле оказываясь еще ближе.       — Заткнись, — Зотов схватил ее за подбородок, стискивая почти до боли, не позволяя отвернуться, наклонился, касаясь ее губ своими. Это даже близко не было похоже на поцелуй: грубое, почти болезненное прикосновение, призванное заставить ее замолчать, но никак не проявление нежности. Катя вздрогнула, когда колено Зотова бесцеремонно втиснулось между ног, раздвигая их. Снова протестующе забилась, уже понимая, что бесполезно — он был на взводе. По-настоящему разъяренный, разгоряченный, напряженный, даже не думающий останавливаться.       — Саш... Не надо... — с едва слышным всхлипом выдавила она, испуганно замерев, сжавшись, совершенно перестав понимать, что происходит. Он что, совсем сошел с ума? Что он творит? Им же нельзя... Она не успела озвучить последнюю мысль, содрогнувшись всем телом от мощного толчка. Вжалась в постель, еще как-то наивно надеясь отстраниться, остановить это яростное дикое безумие. Поздно. Зотов негромко хрипло застонал, буквально вбиваясь в ее тело, до боли сжимая ее руки, перестав совершенно воспринимать реальность. Чувствуя, как она извивается под ним, пытаясь вырваться, но этим еще больше прижимаясь к нему, так близко, что жалкие остатки самообладания разлетались осколками, царапая что-то невидимое внутри. Он не чувствовал ее сопротивления совершенно, ощущал только ее безумный жар внутри, снова и снова терзая ее тело прикосновениями и движениями, в которых не было ни малейшей ласки. Ему не нужно было ни свое удовольствие, ни ее. Была непреодолимая жажда подчинить, покорить, показать этой надменной девке всю свою силу, физическое превосходство. Глупо? Может быть. Но Зотову это было неважно. Они оба пропустили момент, когда Катя вдруг подалась к нему, перестав возмущенно и испуганно вырываться. Когда прижалась к нему всем телом, измученная, обессиленная, слабая. Когда обхватила его плечи непослушными дрожащими руками, как будто он был единственным, что могло удержать ее в реальности. Когда тихонько всхлипнула, обмякнув в его руках, даже не сопротивляясь, когда Зотов прижал ее к себе, стискивая в объятиях, не позволяя даже пошевелиться, не то что вырваться. Он не собирался! Он не собирался испытывать то сумасшедшее, неуправляемое, совершенно незнакомое что-то, что на несколько бесконечных секунд вышвырнуло его из действительности, с треском ломая... ледяные стены отчуждения? выдержку этой самоуверенной девки? или что-то привычное и естественное внутри него самого? И уж тем более он не собирался нежничать с ней. С какой стати? Но сейчас, когда Катя, тяжело дыша, все еще вздрагивая всем телом, лежала рядом, Зотову вдруг до онемения в пальцах стало необходимо просто прикоснуться к ней. Прижать к себе, вдыхая ее запах, как-то необъяснимо одуряюще действующий на него, гладя по встрепанным волосам, мягким шелком струящимся сквозь пальцы, чувствуя всю ее, абсолютно всю. Это было так странно и незнакомо... Ни с одной женщиной он не испытывал такого даже в моменты близости, ни с одной женщиной ему не приходило в голову просто лежать в одной постели, не желая отпускать, как-то нелепо и глупо боясь, что она исчезнет. Ни с одной, кроме этой девки, по отношению к которой он так старательно пробуждал в себе самые отрицательные эмоции. Но она и здесь сумела его переиграть. Даже в этом смогла вывернуть все наизнанку, вызвать у него совсем другие чувства. Как это у нее получается, черт возьми?! Зотов не хотел знать ответ. Потому что в сознании гулко и отчаянно бились так и невысказанные Катей слова. Им нельзя.