Так уж сложилось, что Учиха-альфа никогда не верил в существование рая, но теперь осознал, что ошибался. Его личный рай сидит совсем рядом, плененный уверенными объятиями единственной руки бывалого офицера. Саске и мечтать не смел о той нежности, которая играла во взгляде Итачи, несмотря на то, что омеге тяжело.
Метка обжигала словно раскаленное железо, кровь горячей лавой циркулировала по венам и суженым артериям, распаляя кожу, разгоняя ритм сердечных ударов, отдавая острой пульсацией в голове, руках и ногах. Но Итачи заранее был готов к такому повороту, инстинктивно чувствуя, что иначе быть не могло. За рубежом двадцатишестилетнего возраста омеги, как правило, вынуждены испытать сильнейший дискомфорт, обзаведясь клеймом от альфы. Суровая превратность химико-энергетического процесса слияния одного фона с другим. И если метка, всё-таки, идеально приживается на омежьей шее, это как еще одно неоспоримое доказательство истинных.
В стародавние времена по тому, как прижилась метка, омеги могли предугадать течение предстоящей беременности и даже то, как на них повлияет энергетика альфы в родах. Итачи, имеющий ученую степень, всегда находил подобные легенды абсурдными, ведь индивидуальные особенности организма непредсказуемы, выбившись из своей привычной колеи, тем не менее, очень хочется, чтобы адаптация к метке прошла гладко.
Бороться с болью от клейма — бесполезно. Нужно набраться терпения и переждать, когда фон примет вмешательство в свою структуру. Свежеполученная метка имела свойство временно отключать превратности течки, но, как правило, в дальнейшем ощутимо усиливая их. Благо, присутствие Саске рядом значительно сглаживало дурную симптоматику.
Всё, что альфа и омега знали друг о друге на данном этапе становления отношений слишком поверхностное, тем не менее, каждый из них был на сто процентов уверен в сделанном выборе. Именно так правильно. Именно они предназначены друг другу, пусть даже это всего лишь естественный отбор по физиологической схожести типажей. Однако Саске и Итачи, кроме поверхностных сходств, более всего объединяло то, что за прожитые годы обоим удалось полностью созреть для принятия ответственности не только за себя, но и за своего человека, а еще накопить в ларцах души достаточно нежности, дабы с лихвой обеспечить ей друг друга и, минимум, десятерых маленьких Учих. Просто, ни альфа, ни омега до встречи друг с другом даже не осознавали, сколько чувственного заложено в них природой.
Рассматривая шею омеги, альфа скрупулёзно оценивает проделанную работу: весьма глубокая ранка с округлыми контурами отныне будет украшать избранника. Единственного обожаемого омегу, на которого запал до нервных срывов и помутнения рассудка. Так много хочется Итачи сказать, но альфа не мог, или не умел подобрать подходящих слов для выражения мыслей, роящихся в голове и чувств, захлестывающих сердце безудержной волной.
Наперевес с нежностью, всепоглощающим обожанием и страстью Саске переполняла безграничная благодарность омеге, за то, что тот в своем лице преподнёс подарок в виде истинного смысла жизни. И, вероятно, совсем скоро этих подаренных смыслов у Саске будет уже двое. И каждому из них он будет по-своему нужен, дорог и важен. Каждому из них даст всё, что только сможет, подарит всего себя без остатка. Альфа непросто желал в это верить, он интуитивно это чувствовал, потому что обрёл своё место в жизни. И оно скрывалось не в методичной работе спецназа, где каждое завтра стоит под сомнением, а терпеливо поджидало около прекрасного омеги-однофамильца, снизойдя в виде спонтанной и роковой встречи.
Бурю эмоций Саске дарит Итачи через обжигающий страстью поцелуй, будто впервые пробует на вкус губы этого до боли желанного омеги, и, внезапно, куда-то в пропасть падает то время, которое оба прожили до знакомства друг с другом.
— Никому тебя не отдам, — прервавшись, шепчет альфа в губы Итачи и довольствуясь его поплывшим от наслаждения взглядом. А омега всё еще не может полностью проникнуться происходящим между ним и Саске, тем не менее, услышанное до невозможного согрело трепетную душу.
Ответить Итачи не смог. Слова тяжелым комом застряли в горле, а на глаза наворачивались слезы, которые омега то и дело стыдливо пытался подавить. Всё это течка, и те же чертовы гормоны, а еще метка от обожаемого альфы рассекла и без того податливую ауру. И сам он так близко-близко, дарит своё уютное тепло, делая состоявшуюся пару в лице Итачи невероятно счастливой.
— Когда ты переедешь ко мне?
Застряв в своем сладостном ступоре, омега успешно пропустил мимо ушей вопрос Саске.
— Что?
— Я говорю, когда ты соберешь свои омежьи принадлежности и переедешь ко мне? Да, отсюда далековато до твоего университета, но я буду тебя подвозить и забирать, за исключением тех редких дней, когда меня не будет в городе. Но на этот случай я запросто могу просить кого-нибудь из товарищей за тобой заезжать. Если тебе жизненно необходимо личное пространство, можешь завербовать гостиную или спальню под свое абсолютное распоряжение, я не буду лишний раз тебя тревожить. А ближе к тому времени, когда нас станет трое, мы что-нибудь придумаем. Что захочешь.
Вот он — непобедимый и могучий прагматизм военного самца.
— Кое-чего мне действительно хочется, — загадочно проворковал омега, оценивающе разглядывая Саске. — Хочется больно ущипнуть за какое-нибудь твоё особо чувствительное альфье место, чтобы не нёс чуши про мои личные пространства, где не будешь меня тревожить, — во взгляде Итачи присутствовал явный укор, зато в его прикосновении к щеке Саске крылась необъятная нежность.
— Мало ли, ты ведь у меня такой самодостаточный. Кандидат технических наук, планировал стать гордым и счастливым папой-одиночкой, ютясь с ребёнком в мизерной квартирке, и наивно полагая, что я тебя, такого самодостаточного, оставлю без поддержки.
— Ты стебёшься надо мной? — с подозрением в интонации спросил омега, уже всерьез готовый ущипнуть за какое-нибудь уязвимое альфе местечко.
— И не подумал бы. Просто долгое время ломал голову над тем, как деликатно подойти к тебе с вопросом о расширении твоего жилья и совместного воспитания нашего будущего ребенка. Вне зависимости от того нужен я тебе рядом при всём этом, или нет.
Боги, с каждым словом могучий прагматизм этого скрытного самца, будто стремительно раскрывал в душе Итачи пышный алый цветок, который до нынешнего дня панически не желал распуститься, боясь погибнуть под холодом, не прожив и мгновения.
— Болен я тобой, Итачи. Чертовски и смертельно болен, — вновь сменив тон на гробовую серьезность, признавался Саске, обнимая омегу, и позволяя ему прижиматься к себе. — Наше семейное — слетать с катушек от привязанности к своей паре.
— В таком случае, мы оба смертельно больны, — вымолвил Итачи, маскируя под своими словами нечто более прозаичное, вероятнее всего от банального волнения.
Из-за испытываемых эмоций, омега не сразу заметил, как поплыл: его фон понемногу адаптировался к обновлению, вызывая лёгкое головокружение и слабость, частично купируемые присутствием Саске. Итачи рядом с этим альфой было невероятно хорошо, и теперь омега обязательно восполнит себе все потраченные на сомнения нервы, приняв от жизни этот с виду угрюмый подарок с погонами.
— Хочется пить и прилечь, — Итачи всё-таки сдался прихоти организма, всё еще сетуя на свою нынешнюю схожесть с кисейной барышней, а Саске и рад постараться во имя комфорта обожаемой пары.
Проводив омегу до спальни, постелил ему чистую простынь, выложил гнездо из подушек, помог прилечь и укрыл его пледом, будто изнеженного принца, на что Итачи на полном серьезе состроил недовольную физиономию, похлопывая ладонью по свободной части матраца.
— Принесу тебе воды и прилягу рядом, — отчитался Саске.
— Ладно, — смиренно согласился Итачи, вспомнив таки, что хочет пить.
Просто лежать вместе, в обнимку, чувствуя тепло, запахи и дыхание друг друга очень здорово. В какой-то степени ирреально, как и весь этот день и вечер в целом. Инстинктивно проявляя омежью нежность, Итачи оцепил Саске заботливыми объятиями, как какого-то беззащитного ребенка, а не взрослого мужчину. Гладил альфу по непослушным волосам, обнаженной спине и давно затянувшемуся обрубку былой руки, которая по сей день изводила Саске фантомными болями. Каким бы морально или физически сильным не был любимый альфа, отныне хотелось донести до него, что он теперь не один и больше не будет плавиться в своей боли, словно в адском котле, пряча её в четырёх стенах.
Фантомные боли — плод стресса по большей части, по меньшей — каприз травмированного организма на смену погодных циклов. И если второе омеге не под силу, то первое он мысленно обещает свести к минимуму в повседневности своей пары.
«Мы — пара», — Итачи раз за разом мысленно смаковал новый статус их с Саске взаимоотношений. Нет, как бы красиво это не звучало, всё ещё толком не укладывалось в голове. Тем более, омега, как он сам считал, чертовски мало знает о своём избраннике. С другой стороны, всё, что должен знать, знает, а покоя всё равно нет. Наболевший и крайне интересующий вопрос излился из уст Итачи как-то машинально…
— Ты любил кого-нибудь раньше?
— Так, как тебя, нет, — Саске невозмутимо вычленил из интереса омеги самое нужное.
— И много ли раз?
— К чему тебе пройденные этапы моей жизни, которые хоть и медленно, но верно привели меня к тебе? Ни это ли самое важное?
— Хочется знать о тебе больше. Это нормально, — честно признался Итачи, буравя взглядом полуприкрытый глаз альфы. — Мне всё о тебе интересно. А уж то, как ты дождался меня, будучи бездетным и неженатым — подавно. Военные альфы у омег всегда пользовались почетом.
Некоторое время отмолчавшись и глубоко вздохнув, альфа меняет положение своего тела, дабы хорошо видеть лицо омеги, и удобно приобнять его за поясницу. Не сказать, что Саске испытывал надобность в обсуждении указанных Итачи тем, однако ничего запредельного по части романтических отношений с ним не происходило до настоящего момента.
— Была импульсивная влюблённость по юности. С переизбытком гормонов, с громкими выяснениями отношений и некрасивым разрывом. Но всё это подростковое, то, что проходит каждый из нас. Были мелкие интрижки и длительный служебно-армейский роман. А теперь есть глупый прекрасный омега, который серьезно думает о том, что, лёжа рядом с ним, у меня возникнет желание вспоминать прошлые драмы. — Саске символично огладил пальцами свою метку на шее Итачи. Всё еще болезненную для омеги и будто высшее чудо для него, альфы.
К потенциальным и несостоявшимся соперникам у Итачи ровным счетом не было ни ревности, ни неприязни, но возник лёгкий страх из-за рулетки обстоятельств. Их с Саске знакомство — хитрая задумка высших сил, которой вполне могло и не стать… Наверное. В такие моменты рационалист Учиха ненароком верил в судьбу с её непредсказуемыми поворотами, символическими Богадельнями и роковыми перестрелками, ага… И всё-таки омега осудил себя за нелепый порыв дотронуться до чужих воспоминаний.
Поцелуй в уголок губ вывел Итачи из пучины философских размышлений, вернув в нагретое местечко около любимого альфы.
— У тебя такое лицо, будто физически ты со мной, а в мыслях проектируешь спальные районы с кинотеатрами и ресторанами далеко-далеко отсюда, — в голосе Саске, казалось, звучала претензия, и омега тут же гасит её, впившись в губы альфы поцелуем, таким, чтобы, захлебнувшись нежностью, этот самец позабыл родное имя.
С упоением отвечая своему омеге, Саске издавал пошлые, чертовски сексуальные рычащие звуки, властно сжимая в кулаке волосы Итачи, не позволяя отстраниться. И тот, в свою очередь, по-настоящему жалел, что омеги, в отличие от альфы, лишены возможности красноречиво клеймить свою пару болезненной багровой меткой. Непреодолимое желание выпить любимого мужчину, как воду жизни из драгоценного кубка пробудилось с новой силой: Саске рядом, он теперь по праву его. И этого всё равно до безобразия мало.
Перекатившись на альфу, Итачи зажал его бедра между своих. Нависая сверху, будто в сотый раз хищно оценивал того, кому пожелал принадлежать и с кем хочет завести настоящую семью. Саске больше не казался омеге отчужденным, перестал быть закрытым и непонятным. Полученная метка, как ключ, который отворил самые тайные двери на пути к познанию сущности этого альфы. На миг Итачи даже показалось, будто Саске далеко не первый день, просыпаясь, желал ему доброго утра, а, засыпая, спокойной ночи, в надежде быть услышанным, хоть и не будучи рядом.
Стоит прикоснуться губами к шее альфы, омега улавливает проступившую тонкую горчинку в его запахе: аппетитную, возбуждающую, выдающую назревшее желание к очередной близости. Итачи настолько оказался сосредоточен на Саске, что не осознавал своё собственное желание, и то, как внизу живота всё сжимается в сладком предвкушении. Эффект метки понемногу набирает обороты и, вероятно, совсем скоро омега будет пошло стонать в подушку, подставляясь под необузданный напор страсти своего альфы и умоляя его не останавливаться. Но это потом, а пока хочется насладиться вкусом бледной кожи, усыпанной шрамами и жаром крепкого тела под своими широкими ладонями.
«Ты же мне позволишь?» — безмолвно спрашивает Итачи, забыв, что Саске не может слышать его мыслей, не может ментально поддаваться любому влиянию, оттого едва не вздрагивает, когда, спустившись поцелуями к его животу, омега, будто намеренно отвлекает игривым укусом кожи на прессе, касается пальцами витиеватой волосяной дорожки, идущей от пупка к лобку, затем самозабвенно стаскивает с альфы штаны вместе с облегающим бельем.
Член у Саске красивый: крупный, чуть изогнутый, исчерченный сеткой напряженных вен. Его невыносимо хочется вновь ощутить внутри своего тела, а пока омега осторожно, будто изучающее, погружает в рот алую влажную головку, чувствуя солоноватый привкус предэякулята, осторожно мнёт рукой набухшие от семени яички.
— Боже мой, Итачи, — одурманенным полушепотом зовёт Саске, неказисто приподнявшись на обрубке левой руки и, ласково огладив щеку омеги единственной правой, касается пальцем его губ, плотно обхвативших член.
Омега не спешит, ласкает языком уздечку, посасывает головку и вновь томно скользит губами к основанию, вбирая глубже, так, что на глаза наворачивается влага, но всё равно. Доставить таким образом удовольствие своему альфе отдавало одержимостью, а неконтролируемые стоны Саске, и до невозможного нежные прикосновения, лишь распаляли и без того разыгравшийся энтузиазм Итачи. Наращивая темп, омега то выпускал член Саске из горячего плена своего рта, то резко и полностью снова брал на всю длину, выбивая из избранника очередной стон на грани рыка.
— Итачи, я сейчас кончу, — как в бреду, оповестил альфа, зарывшись пальцами в копну длинных волос омеги, пытаясь таким образом его хоть как-то сдержать, но Итачи и не думал слушать, тем более прекращать свое увлекательное занятие, помогая себе рукой и намеренно сильнее сжимая губами формирующийся узел.
Рыча от вмиг накрывшего кайфа, альфа крепче сжал волосы омеги в кулаке, обильно изливаясь в его рот. В действии не было ничего постыдного или противоестественного, тем более, что оба Учихи питали друг к другу нездоровую страсть истинного к истинному, однако, несмотря на капризы помутневшего рассудка Саске всё равно испытывал некое стеснение. Зато в Итачи его не было ни на йоту, он покорно глотал вязкую горьковатую сперму, будто таким образом познавал еще одну доселе нераскрытую грань своего альфы. Едва завершив увертюру, омега получает жадный поцелуй в губы, который пара разделяет порывисто дыша и болезненно вцепившись друг в друга, будто целуются и касаются друг друга в последний раз.
На то, чтобы восстановить сексуальные аппетиты Саске не требуется много времени. Отзывчивый самец внутри более чем настроен наслаждаться близостью с любимым течным омегой хоть неделю в режиме нон-стоп.
Сидя обнаженным на краю постели, альфа надевает на культю протез, активируя его движение нажатием маленькой серой кнопочки на внутренней стороне механического предплечья, затем притягивает к себе омегу, сжимая в уверенных надежных объятиях.
— Моя очередь явить тебе небо в звёздах, — возмутительно страстно шепчет Саске на ушко Итачи, легонько прикусив мочку.
— Я смотрю, отменная регенерация у тебя не только на ранах отыгрывается.
— Ну, инвалид-то я на голову, а не на головку, — шутит альфа.
— Пошляк, — наигранно осуждает омега, рухнув спиной на простынь, поваленный натиском любимого человека.
* * *
Почти двое суток пронеслись как в смолянисто-тягучем сне, состоящим из бесчисленных ласк, жаркого ненасытного секса, шепота признаний и полным отрывом от насущного мира с уходом в свое личное восхитительное забвение. Не хотелось ни спать, ни есть, лишь разделять друг с другом подаренный природой сумасшедший темперамент. Альфа и омега раскрывали друг другу все карты, сполна раздаривались всем, чем только умели, покуда отменно поработавшие на благо друг друга организмы не притянули пару к матрасу, погружая в сон, будто ударом кирпича по голове.
Мелодичная трель треклятого будильника автономно вывела Саске из глубокой дрёмы. Альфа далеко не сразу сообразил в чем дело, выслушивая поющий неизвестно откуда телефон.
Под боком, сложив голову на широкую альфью грудь, сопел Итачи, вообще не реагируя ни на дотошную мелодию, ни на то, что Саске пришлось покинуть нагретое местечко, дабы найти беспокойный аппарат на просторах спальни. Телефон обнаружился на комоде, рядом с портмоне и ключами от машины. Выключенный, тем не менее, не забывший пробудить своего хозяина утром, в среду, дабы напомнить, что ему сегодня выходить на работу, и елейно попросить Сая еще об одной подменке не получится, ибо этот характерный говнюк уже попросту пошлёт на хуй.
Сделав над собой усилие, Учиха-альфа пытается выпрямиться и собраться с мыслями, но не выходит. Тяжелое тело возвращает обратно на постель, пробудившаяся нежность толкает прильнуть к своему омеге и зарыться носом в его шевелюру, пахнущую шампунем и чем-то пряно-сладким, как и сам Итачи.
Боги, Саске еще никогда не просыпался таким счастливым.
Омега чуть нахмурился, забеспокоившись во сне, и перекатился на другой бок, перетянув львиную долю одеяла.
«Он милый во сне» — подумалось Саске.
Не хочется никуда от него уходить ни на час. Обнять бы, зацеловать и продолжить то, чем они занимались вчера… И позавчера тоже. И утренний стояк явно поддерживает навязчивую идею. Но нет, будить это утомившееся спящее чудо, чтобы удовлетворить разгулявшуюся потребность показалось альфе кощунством, толкнувшим оторвать бренное тело от любовного ложа и поковылять в сторону душа, сортира, или кухни. Альфа еще не определился, куда ему больше нужно. В итоге победила кухня, предлагающая крепкий кофе и сигарету. Брутальный завтрак брутального мужика. Ну и счастливого, вроде как.
На часах половина восьмого, на работе нужно быть к девяти с учетом статичных утренних пробок. Учиха махнул рукой, опоздает минут на пятнадцать, ни с кого не убудет.
Стоя напротив зеркала с бритвенным станком в руке, альфа замечает несколько старательно посаженных засосов: у основания шеи и около ключицы. Итачи хорошо постарался.
Пока альфа брился, сто раз подумал о том, что не будет обыденно засиживаться на работе, а уедет пораньше, потому что дома его будет ждать любимый омега. Можно съездить куда-нибудь на свидание, на весь вечер, или накормить омегу обожаемыми им сладостями, а то и прогуляться в его любимом загородном парке. Ночь же вновь посвятить друг другу до беспамятства. Одно лишь предвкушение понемногу сводило с ума.
Закрывшись в душевой кабине, Саске почти на полную мощность включает воду. Прохладную, чтобы не только освежить тело, но и взбодрить голову. Шум воды полностью поглощает посторонние звуки, Саске не слышит, как открывается дверца, но вовремя замечает омегу, который вновь планировал подкрасться до опасного незаметно. Итачи обнимает альфу, прижимаясь к его мокрой груди, Саске обнимает Итачи в ответ, забивая на то, что возможно разбудил его своей вознёй. Слишком хорошо.
От Итачи уже не пахло ни течкой, ни избыточной сладостью. Его запах как спокойная водная гладь с рябью запаха альфы на своей поверхности. Шлейф несвободного омеги, скованного узами связи со своей нежданной парой, без встречи с которой нынче невозможно представить свою жизнь.
Омега читает желания альфы, как на ладони, оттого подается вперёд, не отказывая ни ему, ни себе в утренних лакомствах.
* * *
— Отвезешь меня домой?
Право слово, Саске опешил, от такого вопроса, зашаривая в шкафу в поисках отглаженной одежды.
— Зачем тебе домой? — хмуро полюбопытствовал, глядя на невозмутимого Итачи, успешно разыскавшего свои шмотки в верхнем ящике.
— Затем, что я там всё еще живу и не был там три дня.
То, что Итачи — омега, и что ему нужно элементарно переодеться, совершить массу своих омежьих процедур, пообщаться с мамой и прочее его омежье, до Саске не доходит. Альфья политика гласит, что Итачи, чрезмерно самостоятельный и привыкший жить один, попросту хочет отдохнуть от назойливого самца с его назойливой хотелкой. И да, переезжать он пока не согласен.
Альфа старается изо всех сил отнестись к Итачи с пониманием, оттого сквозь зубы соглашается с просьбой своего ненаглядного архитектора.
— Отлично, — спокойно оценил тот, переодеваясь. — Ты приедешь вечером?
— Если хочешь, — без надежды в голосе отчитался альфа, заправляя белоснежную шифоновую рубашку в черные брюки.
Уловив подозрительное настроение избранника, Итачи подошел к нему сзади, окольцевав объятиями и вглядываясь в суровое отражение альфы с кирпичным синдромом начальника охраны на лице.
— Я перееду к тебе. Но попозже. В этом месяце, несмотря на бурную личную жизнь, у меня очень много работы. И нет, работа мне не дороже и не важнее тебя, но я привык выполнять ее в сроки и со всей ответственностью. Поэтому, как только разберусь окончательно с проектами, сразу соберу вещи и съеду. Потом еще жаловаться будешь, что надоедаю, — шутливо.
— Глупый омега, — Саске сменяет гнев на милость, целуя Итачи в щёку. — Ладно, как скажешь, не буду давить, но мотивации всё-таки подкину. И, да, я придумал тебе специальное задание на время декретного отпуска, чтобы не скучал, пока я торчу на работе.
— Что за задание такое? — полюбопытствовал вмиг заинтересовавшийся омега.
— Там и узнаешь, — интригующе.
Итачи наигранно фыркнул, помогая Саске повязать галстук. Только сейчас омега обратил внимание на то, какой его альфа красивый в классической одежде, прямо звезда из голливудского фильма.
— Хорош, — скромно комментирует, коснувшись аккуратно расчесанных волос альфы.
— Постричься надо, а то застрял в стадии «Бирюк».
— А мне нравится. Кстати, мечта у меня есть, или тайный фетиш ли… Ужасно хочу увидеть, как ты выглядишь в форме.
— Буду вынужден расхаживать в ней на губернаторской проверке, после в любом случае поеду к тебе, или за тобой, так что увидишь.
— Хорошо. Потом поиграем в строгого офицера и провинившегося дезертира, — посмеивается омега, оценивая аккуратность завязанного на альфе галстука, пока тот еле сдерживается, чтобы не расхохотаться.
— Я тебе дезертирую. А после будем играть в строгого преподавателя и нерадивого студента. Знаете, Итачи-сан, я черчу, как обезьянка мелками по гравию, но зато готов отработать зачет более приятным способом хоть прямо на вашем столе. А в качестве бонуса могу собрать АК-47 за десять секунд. Не знаю, правда, зачем, но могу.
Выданная тирада пробивает омегу на смех. Этот угрюмый альфач умеет быть остроумным, когда хочет.
Всю дорогу до дома Итачи любовался на Саске, сидя в неказистой позе на пассажирском сиденье, с пристегнутой лентой ремня безопасности. Омеге всегда нравилось наблюдать за тем, как сосредоточено Саске водит авто, с невозмутимым суровым лицом, умело лавирует на дороге из полосы в полосу, демонстрируя неоспоримое водительское мастерство. Теперь у омеги есть возможность любоваться открыто, периодически ловя направленные в свою сторону улыбку и искрящийся обожанием взгляд.
— Хочешь, научу тебя водить? — предлагает Саске.
— Я умею. У меня даже права дома пылятся. Просто не хочу. Угнетают пробки и автомобильные потоки, вращаться в которых — головная боль. Не моё, наверное. Во сколько заканчивается твой рабочий день?
— В пять, иногда в шесть. Заранее трудно сказать наверняка. Но обещаю не задерживаться. Как только, так сразу к тебе.
Отлично, будет время привести себя в полный порядок и поколдовать на кухне с каким-нибудь любимым блюдом начальника охраны мэра. Он, вроде как, всеядный, лишь бы мясо, овощи и рис, а на десерт лакомство под названием «Итачи».
— Поцелуешь меня на дорожку? — интересуется Саске, припарковав седан напротив подъезда, где проживал омега. Опять слишком быстро доехали.
— Мог бы и не спрашивать, — Итачи охотно выполняет пожелание своего альфы, отправляя его на работу, как на повседневную войну.
— Не скучай. День пролетит быстро, и не заметишь, как будешь лакомиться пирожными, сидя на моих коленях, — обещает Учиха-альфа, всё еще не готовый к расставанию во имя службы государственной важности.
— Я знаю, — уверенный ответ.
Вновь целуясь, всё-таки прощаются. И до последнего омега выстаивает во дворе, провожая взглядом авто своей пары. Боги, это было прекрасное утро.
