Мотылек на снегу

Дженаро наверняка побил не один рекорд – его ярко-красный спидер показался уже через четверть часа. За это время цветок успел поникнуть и скукожиться, зато все остальное бодро карабкалось, цвело и кустилось. – Когда вы говорили, что любите жизнь, я и подумать не мог, что настолько сильно,– Дженаро остановился перед ней, глядя на буйство жизни за спиной девушки. – У вас талант... Первым порывом Флай, когда он появился, было кинуться к нему, словно маленькой пташке, которая под крылом большой и, наверное, все-таки хищной птицы ищет спасения от ураганного ледяного ветра, или от другого хищника... Ощущение защищённости, возникающее рядом с ним, было таким необычным для рыжей, привыкшей рассчитывать только на себя, что и пугало, и притягивало одновременно. Пугало тем, что слишком, слишком ослабляло её постоянную насторожённость, и при этом – ей было легко и безмятежно. Но она осталась на месте. – Вы смеётесь, Дженаро? – заметила Флай, против обыкновения – без всякой строптивости. – А мне тут не до смеха. Спасибо, что прилетели, – изумрудные глаза были серьёзны. И всё-таки в них вспыхнула радость. – Отнюдь, – возразил безопасник. – Нужно иметь очень сильное сродство с Живой Силой, чтобы получить такой результат... Тем более – не планируя ничего подобного. Ну-ка, дайте мне присесть рядом. Посмотрим, что тут у нас... Флай охотно потеснилась, давая возможность сесть рядом с ней рядом. – Утром здесь была просто засеянная грядка, абсолютно пустая, и я подумала о том, как вы... работаете с семенами роз,– с небольшой запинкой произнесла она, глядя на безопасника. – Тут такая красивая капля горела на пластике... Мне казалось потом, что я просто заснула, представляя, как пробуждаются семена, как разворачиваются ростки... и всё такое, – Флай с опаской бросила взгляд на кипение зелени. Дженаро уселся рядом, оперся спиной о металлическую опору и закрыл глаза. Лицо безопасника застыло, превратившись в каменный лик древней статуи – запали глаза, резче обозначились скулы, впали щеки... На Флай повеяло сквозняком, хотя рядом не шевелился ни один листок. Потом она ощутила движение – как будто за тонкой перегородкой двигался поток немыслимой мощи, и она могла лишь воспринимать лёгкую вибрацию преграды, отделяющей её от этого течения. Сила, которую она чувствовала, вливалась сюда, в это место, пока не заполнила всё, так, что стало казаться – ещё капля, и преграда падёт... Отвести глаза Флай не могла, хотя Дженаро показался ей совсем незнакомым и каким-то... неживым. Как Зима, сливающаяся с больничной простыней в своём медикаментозном сне. Это впечатление только усиливалось от холода, который шёл откуда-то. И теперь она могла поверить, что он старше её матери. Возможно, много старше... Но всё это было ничто, по сравнению с тем, что она почувствовала потом. И это нечто исходило от него, такое всепоглощающе-мощное, что могло смести любое сопротивление и унести, как торнадо замешкавшегося мотылька... И этого становилось так много, что Флай, замерев, старалась, чтобы сердце её не стучало так сильно, потому что даже это биение могло обрушить на неё всю мощь, разбив преграду... Последний всплеск – и все стало затихать, успокаиваться. Так входит в привычное русло река, когда завершается весенний разлив. Дженаро по-прежнему не двигался, но что-то происходило – девушка могла это ощутить, не могла лишь понять, что именно... Ошеломившее её течение выровнялось и вместе с ним выровнялось её дыхание. Дженаро что-то делал, что-то совершал... Но что? Она по-прежнему боялась пошевелиться, чтобы не мешать ему. Да и то, что она ощутила чуть раньше, то, что потрясло её, никак не располагало к каким-то действиям. Она просто очень ждала, когда Дженаро вернётся... Откуда? Об этом она тоже могла только догадываться. Неподвижность и безмолвие нарушил лёгкий шорох. Из-за угла теплицы вывернулся гуртаник, в два прыжка оказался рядом с Флай, забился ей под ноги, поджав тощий хвостик, и храбро зарычал на чужого человека. Чего ему стоил этот визгливый щенячий рык, девушка могла оценить по мелкой дрожи тельца под густым зелёным мехом. Дженаро открыл глаза, пронзительно-синие на бледном неподвижном лице. Потом краски жизни стали возвращаться к нему, смывая всякое воспоминание о каменной неподвижности. – Какой храбрый малыш... Каким-то безотчётным движением, Флай выловила Джоса и прижала рычащего защитничка к себе, ощущая биение маленького сердечка и озноб, который пробегал волнами по всему маленькому существу. – Да... – не сразу отозвалась Флай, глядя на лицо Дженаро. – Защитник... – и выдохнула очень медленно. Наконец-то... Прежний, живой. Хотя сейчас ей казалось совершенно невероятным, что она могла ему дерзить... – А вы... Что это было... Дженаро? – несмело спросила она, глядя на него с совершенно дикими мыслями – если дотронуться до его руки, то какой она будет? Тёплой или холодной? – Нужно было убрать все следы, – негромко сказал тот, оглядываясь на теплицу. – Угнетать рост у вас тоже получается, но значительно хуже... Цветок лежал на грядке, уже не пурпурный – грязно-бурый. Щенок взвизгнул, выпутываясь из объятий Флай. Рыжая с недоумением посмотрела на вырывающегося щенка. Что это с ним такое? – Следы чего? – спустив волчонка с рук, взглянула она на безопасника. Опять гунганская грамота... – А хуже потому, что я загубила этот цветок? – Флай виновато отвела глаза от того, что было полчаса назад таким ярким и красивым. – Потому что вы загубили только один этот цветок, – поправил ее Дженаро. – А вот подстегнуть рост вы умудрились всем семенам разом... Я убирал следы вашего влияния, Флай. Джос осторожно, бочком приближался к нему, прижимая длинные уши и медленно переступая тонкими лапами. " Умудрилась подстегнуть..." Да, ещё недавно она была в восторге от содеянного... – Это так непросто, значит... – вспомнила она заострившиеся, застывшие черты Дженаро. – Спасибо вам... Ой... Джос! – заметив телодвижения волчонка, встрепенулась Флай. – Дженаро – друг, понял? Воспитатель из неё явно так себе... Никогда не было у неё никого. Вот как объяснить щенку слово "друг"? Флай в спешке не нашла ничего лучшего, как погладить безопасника по плечу... И смутиться. Под лёгкой курткой она ощутила уже знакомый жар. Щенок замер с поднятой лапой, шевельнул ушами. Слово "друг" ему не говорило ни о чем, но Флай прикасалась к чужаку, тот не двигался, и волчонок сделал единственно верный для его звериного разума вывод: чужак подчиняется, он не опасен, хотя инстинкты говорили совершенно другое. На всякий случай поворчав, Джос убрался обратно под ноги Флай. – Храбрый малыш... – повторил Дженаро. – Нет, это довольно просто – смыть всё, что может навести на след. Примерно как пятно крови из ведра. Мокрое высохнет, и следа не останется. – Хотите сказать, что следы влияния также индивидуальны, как кровь? – забыв про смущение, удивилась она. – И их можно читать, как... звери свои... следы? В душе рыжая была ему очень благодарна за то, что он даже не заметил, как она объясняла щенку, что такое – свой... – А тогда вы тоже наследили, Дженаро... Эта "вода" разве не подписана вашим именем? – Не всегда, но бывает, что можно опознать одарённого по тому, что и как он делает, – подтвердил безопасник. – А некоторые могут и увидеть того, кто наследил... Я не оставляю следов, Флай. Какие следы могут остаться там, где сошла лавина? Однако с вашим обучением придётся поторопиться. Вы уже инициированы и совершенно к этому не готовы. Флай послушно кивнула, опустив глаза, чтобы не показать так явно вспыхнувшую в них радость. Так, может, и пароль – в опи? Затягивать-то нельзя... – Ну да, сдаётся мне, это было на грани палева, – усмехнулась она. – И как теперь объяснить все это безобразие, – кивнула она на теплицу, – Терасу? А как ещё они будут себя вести дальше... – Случайный контакт с неустановленным грузом, – Дженаро пожал плечами. – Стимуляция первой фазы развития. Кому интересно, пусть ищет груз. Растения дальше будут расти в обычном темпе. Так просто... И не придерёшься. Твою гунганскую мать – могла бы и додуматься! Она стала слишком полагаться на Дженаро даже там, где может и должна сама... А он мчится на помощь по первому зову. Да откроет, откроет она этот хаттов архив... И как можно скорей, чтобы ему больше не приходилось вытаскивать её из... пасти опи. Флай слегка коснулась рукава его куртки, заставив безопасника повернуться к ней. И как всегда удивилась, что это всего лишь куртка. – Ещё одно дело на тысячу кредитов, босс. – Заплатить или заработать? – уточнил Дженаро. Голос был серьёзно-деловитым, но глаза смеялись. – Увы, – покачала рыжей головой Флай, – не заработать. Но зато и не платить! Это... по значимости. Для меня, – уточнила она поспешно. – Пообедаете с нами? Я сделаю вам каф. Крепкий, холодный, взбитый, и со льдом... – Это нечестно, – пожаловался Дженаро. – Мало запахов с кухни, так ещё такие посулы с вашей стороны... – Гав! – посочувствовал волчонок. Нет, все-таки он обычный человек... сейчас. – Тогда пойдёмте? – мгновенно, словно боясь, что он сейчас передумает, отозвалась Флай, с ловкостью выуживая из под ног пушистый комочек. И легонько дунув в нос топорщившемуся изо всех сил щенку, она подняла на безопасника задорный взгляд, в котором, как и в теплице, бушевала жизнерадостная зелень. – И я вам докажу, что мои посулы – совсем не пустые! ...Это потом у неё будут сыродельные ванны устрашающих размеров, когда контракт даст свои сладкие плоды в виде кредитов, когда будет большое стадо, и она перестанет опасаться, что Кел будет обделён молоком. А пока... Пока она упросила Ильдико разрешить ей попользоваться кухней этим вечером. Ну, строго говоря, уже ночью. Вот странно – оказывается, ей вполне хватает двух-трех часов сна для того, чтобы весь день заниматься делами на ферме. Воздух, что ли, здесь такой? Размеренная жизнь в гармонии с природой, и разносолы от Ильдико? Как в старом голо, который очень любит Зима, где добрый скотовод подбирает на Корусанте умирающего парнишку и привозит его на Набу, на ферму, чтобы вылечить, так как искренне верит в целительную силу природы. Ну или хотя бы чтобы он полюбовался этой красотой. А парнишка из Империал-Сити, и не выходит из комнаты, которую предоставил ему добряк-фермер, сидит в Голонете, жалуется, обвиняет старика и кашляет... Флай перекладывала сгусток из отделившейся сыворотки в дренажный мешочек, вспоминая, как переживала Зима, когда призванный расстроенным скотоводом доктор второпях схватил какого-то работника с фермы, ждущего больного парнишку у него в комнате, отсканировал его по полной и объявил фермеру, что молодчик здоров, как банта, и просто водит его за нос, живя задарма. И страшно задетый фермер отправляет парнишку на перегон скота с дюжиной своих работников... Так... Одну часть она положит на часок в холод, а другую поварит ещё немного со взбитыми яйцами и солью... ...Маленькой Флай тоже нравился этот голо – там не было любви, и Зима потом не казалась далёкой и печальной. Особенно ей нравился конец, когда старый фермер, месяца через три узнавший, наконец, от просканированного врачом работника про путаницу, мчится в лагерь, страшась увидеть могилу мальца – спать на земле, тяжело работать, да ещё и его парни – не подарок... А видит загорелого, обветренного и весёлого молодчика, в которого превратился хлипкий и бледный юнец. Который просит фермера оставить его здесь... Вот и с ней что-то вроде того? Зелень была самая разнообразная. Кое-что выгналось на старой грядке, а вот это она набрала на холмах – её аромат был похож на приправу, которая на Набу звалась "зубы крайт-дракона", почти такая же жгучая, только зелень. И Терас подтвердил, что она съедобная. Флай меленько порубила её, соединила с другой зеленью и с отделившимся сгустком, потом щепотка того, щепотка другого... Теперь подождать, когда стечёт вся сыворотка, немного отжать – и в форму под гнёт... Интересно, поверил ли ей Кармо? Ну, сомнения его неким контактом с неким грузом она немного развеяла – это точно, а когда придут результаты анализов почвы и разных частей растений, он должен окончательно забыть этот случай. Потому что она больше – ни-ни... До тех пор, пока не научится, по крайней мере. Правда, перед этим одно препятствие – имя ее Страха... Назвать себе имя своего страха, не приукрашивая и не обманывая себя. Со всей беспощадностью королевского прокурора, да? Мягкое масло, понемногу нагреваясь, становилось полупрозрачного солнечного цвета, а ароматные травки постепенно опускалась на дно, как ворсистый зелёный ковёр. Масла она взяла побольше – сыр должен был получиться твёрдым. Теперь соединить всё с той частью сгустка, что вылежалась на холоде, хорошенько помять – и на водяную баню. ...Она боится потерять? Да, конечно. Маму. А теперь, кажется, и не только её? Но это же нормальный страх, он у всех, кому есть что терять! Флай задумчиво смотрела в кастрюльку, размешивая в ней своё варево, словно в нем было что-то сакральное. Ложка, которой она помешивала сырную смесь, была старинной – деревянной, с длинной ажурной ручкой, отполированной трудолюбивыми пальцами Ильдико... Или кого-то ещё до неё? Как-то отстранённо мелькнула мысль, что такие стилизованные приборы будут неплохо смотреться в их ресторане... Мелькнула и пропала. ...Она боится, когда к ней... прикасаются чужие руки? Боится? Да нет, скорее это уже на уровне бессознательного: если хватают – это риск потерять свободу. Да она и не успевает бояться! Она бьёт – и бежит... Все эти мысли не мешали её рукам. Они отделяли сгусток, добавляли начинку, пока масса ещё была тёплая и пластичная, придавали будущему сыру форму. Через пару минут Флай заворачивала в тонкий синтепласт не такой уж маленький кубик с отчётливыми вкраплениями листиков разной зелени, просвечивающих в слабо-жёлтой, уже подёрнувшейся намёками на тонюсенькую корочку мякоти сыра. И между зеленью очень пикантно утопали вдавленные внутрь маслянистые ягоды чёрного и зелёного цвета. "Во всяком случае – живописно же смотрится!" – подумала рыжая, убирая своё творение на холод. Об остальном можно будет судить через сутки. И мало ли... Вдруг кто-то заглянет? Её босс, или заказчик... Или её "жених". Отношения... Может быть, все дело в этом? Любовь... Семья... Да это такой же риск, как ограбление банка Муунилинста – обречено на провал и, по меньшей мере, на потерю свободы. Неизбежная боль и подчинение. Да ещё и добровольное. Вот так и пойдёшь грабить тот же "гарант имперских кредитов"... или ждать всю жизнь погожих дней на Камино, как Зима... Да на всё, что угодно, пойдёшь, только потому, что тобой управляет чувство к человеку. Ужасно же... ...А вот эта сыворотка вполне себе сгодится на лепёшки и пойдёт в дело. Лепёшки с тем же сыром... Или с вареньем. Или с вареньем и взбитыми сливками.... А с мороженым и ледяными ягодами – для босса, которому не нужно тепла? Рыжая усмехнулась одной половинкой рта. Ну, бывают же огненные вулканы, снаружи покрытые вечными льдами? А тут – наоборот. Хотя даже через куртку чувствуется горячее тепло – но за ним все то же снежное безмолвие, что просвечивает холодом в глазах... И это, в общем-то, хорошо. Боссу совсем ничего не нужно от неё. Ни задерживать, ни давить на неё никогда не пытался... Не потому ли она здесь осталась? А ведь мог... Сразу, при первом же разговоре мог диктовать свою волю, как в горах после вечеринки... Любую волю. Любой на его месте... И она бы исполнила. Всё. Потому, что от этого зависело то, что она ценила больше всего в жизни...