Мотылек на снегу

Утром, то есть уже, действительно, утром – когда солнце, скачки на Огоньке до выпаса, грозное потявкивание Джоса на птичек, имеющих наглость садиться на его крышу, и тающие во рту пирожки Ильдико – Флай всё ещё не поговорила с Дженаро. Всё время находились какие-то срочные дела, которые ну никак нельзя было отложить даже на одну минутку. Потому что, когда уже припечёт солнце, некоторые вещи поздно начинать, если не хочешь получить ожоги на листьях. А потом она зависла в теплице, дёргая сорную траву, пока та совсем меленькая. А потом пошёл дождь. Проливной, крупный, из взявшихся хатт знает откуда лохматых тяжёлых туч. Он гулко забарабанил по крыше, по деревянному крыльцу и по зелени кустов, заставляя листья вздрагивать от каждой тяжёлой капли. Гуртаник сначала пытался поймать струи своими длинными зубками, но потом поспешил под навес. Свежий запах трав стал одуряюще отчётливым и ярким, хотя Флай и так различала в нем гораздо больше оттенков – и прибитой дождём пыли, и влажного меха Джоса, и мокрого дерева старого крыльца, на котором Флай стояла, и ещё много других... "Я уже инициирована, и какого хатта я жду?!" Она сняла с пояса комм и тут же, не давая себе времени на всякие вредные мысли, послала вызов на номер Дженаро. – Я вас слушаю, – голос безопасника был знакомо мягким. – Привет, босс, – нарочито бодро произнесла Флай, словно доказывая себе, а может быть, даже ему, что прочитанное нисколько не повлияло. Ни на что. – Я открыла архив и... И у меня пока только один вопрос... – Целый один?! – немедленно восхитился Дженаро. – Помнится, у меня ни одного не было... Недель так несколько. – Хорошо, я могу подождать несколько недель, не горит, – покладисто согласилась рыжая, смешавшись, но не подавая виду. – Не знаю, как это должно... В общем, я хочу следовать вашей традиции, хотя, не скрою, некоторые вещи меня... смущают. И если вы согласитесь, конечно... – добавила она почти учтиво. – Кто вы и что сделали с мисс Флай? – с той же учтивостью поинтересовался безопасник. Флай на какую-то секунду даже потеряла дар речи. – На вас не угодить, мистер Дженаро! – вспыхнула она, – То вам не нравится Флай, которая дерётся, то Флай, которая вежлива! Вы уж определитесь со своими предпочтениями! Хотя, о чём я говорю! – выдала она длинную тираду на одном дыхании и замерла, похолодев. Она рехнулась... Из комлинка до неё донёсся негромкий звук, который Флай не сразу смогла распознать. Только через несколько секунд до неё дошло, что именно она слышит. Дженаро смеялся. Искренне, от души. Она даже не поверила себе. Она уже хотела просить прощения... А ему это кажется смешным... Вернее – смешна она со своей неосторожной попыткой задеть его... Да, он настоящий... – Рада, что вам весело, босс, – следы строптивости в её голосе ещё оставались, но скорее для того, чтобы держать марку – его реакция на её слова просто обезоруживала. – Но, может быть, и сказать вы мне что-нибудь хотите?.. И простите меня... – всё-таки добавила она, помолчав. – Есть за что прощать? – весело поинтересовался её собеседник. – Наверное, – подумав, проронила она. Хотя разве можно монаха обидеть тем, что у него нет предпочтений в отношении девушек? Но в любом случае... – Наверное, я не имею права таким тоном разговаривать со своим... наставником. – Вы точно читали то, что я вам прислал? – усомнился Дженаро. Кажется, он сегодня решил её выбесить... – Нет, конечно! Я вру! У меня это – как два пальца об терраклит! Это же моя специальность, да? – снова запальчиво произнесла она. – Какую там из заповедей я нарушаю? Именно, что прочитала, и ... Хатт, ну не объяснять же ему, что она не знает, как с ним теперь разговаривать! – Да вот я сейчас вспоминаю Устав, Заповеди, Поучения – и не припоминаю ни одного места, где упоминался тон разговора... – услышала она. – Засомневался. – Там нет такого, – подтвердила она. – Но там и нет и про то, когда... Например... – решилась рыжая, – вот... с человеком каким-нибудь... дружишь... – она помолчала, выбирая слова и благодаря звёзды и всех гунганских божеств, что этот разговор через комлинк, – а он... Он оказывается... В общем, теперь уважение зашкаливает, как хотский термометр на Татуине, – обрадовавшись найденному сравнению, выдохнула Флай. – Флай, – мягко спросил Дженаро, – а что, собственно, изменилось? – Ничего, – покачала головой Флай и выступила из-под крыши под ливень, подставляя лицо прохладным струям. – У нас тут сильный дождь, мистер Дженаро... Это так красиво... – слабо улыбнулась она прорвавшемуся сквозь рваные остатки туч лучу солнца. – Ничего, кроме моего представления о вас... Наверное, я слишком рано позвонила вам. Приступ почтительности не прошёл ещё, – попыталась она свести непростой для себя разговор к иронии. – Может быть, денёк-другой – и я начну дерзить, как раньше, – пообещала она, возвращаясь основательно промокшей под крышу. – Вы всё-таки не дочитали, – добродушно усмехнулся Дженаро. – Я просил сделать то, что там будет написано. Как раз почтительность пройдёт. – Сделать? – забыв отвести мокрую рыжую прядь, прилипшую к щеке, удивилась она. – Там кроме заповедей и истории Ордена я ничего не видела больше... Экран погас, и... – И вы не проверили, всё ли увидели, – подытожил Дженаро. – Это не плохо, такие вещи не глотают в один присест. – Я перезвоню, – скороговоркой выпалила она и в момент сорвалась с места, мелькнув перед Ильдико и перепрыгивая через две ступеньки по лестнице, ведущей на второй этаж к её кабинету. С такой скоростью гнала её вперёд не только досада на свою оплошность, но больше – любопытство, замешанное на увесистой доле скепсиса: и что ж там такое приготовил босс, что её перестанет переклинивать из-за того, что он монах? Она не сводила взгляда с монитора, ещё раз просмотрев заветы и историю Ордена, ожидая того "поворота, который проскочила"... Тьма выпустила на экран новый значок. На этот раз Флай предлагали прослушать запись. – Угу, я уже начистила аудиосенсоры, – сообщила она монитору и нетерпеливо кликнула по значку – ну, открывайся же... Через мгновение на неё смотрело знакомое лицо с пронзительно-синими глазами. – Первое, что делает ученик – несёт послушание, – произнёс Дженаро размеренным голосом. – Каким бы ни было это послушание, оно должно быть исполнено... Мисс Флай, ваше послушание будет совсем простым. Вы любите жизнь... Каждую неделю вы будете писать письмо одному и тому же человеку, как если бы вы любили его. Этот человек – ваш отец. Первое мгновение Флай просто смотрела на экран. Ей казалось – она ослышалась. "Как если бы вы любили его?.. Отца?!" Да он – что... Да как он... Хатт! Флай вскочила с кресла, как ошпаренный фелинкс. Внутри бушевала целая буря возмущения, протеста и гнева, которая требовала немедленного выхода. Она сорвала комм с ремня пояса, но... Нет, у неё не было никаких слов! Даже ругательств! Ей казалось, она просто ходит по кабинету, но рыжая сейчас больше была похожа на Джоса в вольере, особенно со взглядами, который она бросала на монитор. Он над ней просто издевается... Он же знает! А ещё – монах! "Как если бы любила! Кого?!" Того, из-за которого Зима загубила всю свою жизнь? Того, из-за которого у неё, Флай, никогда не было близких, кроме мамы? Того, кто наплевал на них со своего хаттова корабля, шаттла... или что там у него... Флай остановилась. Закипающие злые слезы саднили душу. Нет. Никогда она не сделает этого. Довольно, мистер Дженаро. Издевайтесь над кем-нибудь другим! Сами пишите ваши письма любви, которой не испытываете... какой-нибудь девушке! А она свободный гражданин Империи, даже Галактики. С документами на четырёх, таких же свободных, как она... Лучше питаться белковым концентратом раз в день и притворяться из необходимости при её работе, чем изображать невесту и любящую дочь потому, что кто-то так решил! Вещи она собрала быстро. С чем сюда пришла, с тем и... Она закрыла шкаф, в котором остались аккуратно развешанные платья и обувь. Жаль, Ильдико так потратилась на неё... Но она все потом вернёт ей... И Дженаро долг вернёт. Даже если ей придётся брать Центральный Имперский Банк! Ну, вот, кажется, и всё... Можно уходить. Но она всё ещё стояла на месте с рюкзачком на плече. Что она скажет Ильдико? Или убежит, как преступница? Расходы, положим, она возместит, кредиты боссу... хотя какому теперь боссу? – вернёт... Но как возместить тепло, заботу и доброту? Всем им... И пусть он хаттски издевается, но он же летит к ней по первому зову и защищает, и спасает... А Ильдико? Она, Флай, конечно, далеко не кулёчек набуанских сластей, но у бабушки Кела все же было меньше времени думать о потерях... И даже для неё она, Флай, ничего не успела сделать...А хотела. Хотела поднять поместье, научиться у Дженаро... Выходит – всё зря? И ещё... Как она сама... без них? Рыжей показалось, что она снова сидит в горах над долиной, в которой так призывно теплятся огоньки чужих домов. Только теперь она одна под ледяной стеной снега... Флай стащила рюкзачок с плеча и села на кровать. Отец... Хатт, неужели она позволит ему... Нет, даже не ему самому – всего лишь его тени испортить жизнь и ей, как матери? Но ведь – "как если бы любила"... Гунгана мать! Нет, это невозможно никогда! Да и вообще, босс представляет – как любить человека, которого не знаешь совсем?! Флай вскочила, закидывая рюкзачок на плечо, но тут же остановилась. Стоп. Стоп, стоп... Вот именно – не знаешь... Кто мешает ей писать письма такому отцу, как, например, Кармо? Или как несбывшийся жених Ильдико? И даже такому, каким бы мог стать её босс? Пилоту, которому просто не удалось вернуться к ней и к Зиме... Она тихо-тихо, словно, чтобы не спугнуть этих мыслей, которые единственные могли её как-то примирить с чувствами к отцу, а значит и к выполнению послушания, сняла свою аскетичную ношу с плеча, и так же тихо убрала в шкаф. Потом сняла комм с пояса и послала вызов. На этот раз ей пришлось подождать. Только после десятого гудка Дженаро ответил ей. – Я прочла, – ни в словах, ни в тоне почти не заметно было никаких следов бушевавшей в её душе бури, лишь голос был заострённо-высоким. – Вы всегда будете изо всей силы лупить по больному? – осведомилась рыжая. – Всегда, когда это будет вам на пользу, – ответил безопасник. – На пользу? – Флай усмехнулась. – Я прочла, что Орден проповедовал миролюбие и непротивление... Но там не написано, что нужно любить тех, кто предал... Тем более – заставлять любить! – Я вас заставляю? – Дженаро был озадачен. – Я даю послушание, и оно мне не нужно. Оно нужно вам... Подумайте между делом, почему именно такое послушание вам выбрали. Рыжая прикусила язычок. Да, он прав, как всегда, до изжоги – прав... Это ей очень нужно обучение... И не заставляет он её... И, если она решит уйти – не станет её и останавливать. Даже не посмотрит в её сторону своими синими ледышками... – А письма – как? На доверии? – очень небрежно спросила Флай. Нет, конечно, мысль была привычной и очень соблазнительной... Но в этот раз она обманет только себя. – Я о том, как вы будете знать, что я выполняю послушание именно так, как нужно, – пояснила она безопаснику. – И куда их... складывать? Вы же не станете ограничивать меня одним месяцем, да? – сарказм получился невесёлым. – Я не буду знать, как вы исполняете послушание, Флай, – мягко ответил Дженаро. – Единственный судья для вас в этом – вы сами. Потому что вы единственный человек, от которого вы не убежите, не спрячетесь, и которого вы не сумеете обмануть... Вы можете писать их в стол, эти письма. Можете завести тетрадь. Можете отправлять до востребования или публиковать в сети как роман в письмах – это целиком определяете вы. – Терпеть не могу романы, – с явным презрением к такому сорту литературы заметила рыжая. – Но я вас услышала, босс... И это пока всё? И в этом "всё" для Дженаро отчётливо прозвучали и её надежда, и нетерпение. И разочарование, если он ответит утвердительно. – Я люблю вишнёвый лёд, – сообщил ей безопасник. – Дальше будет файл с базовыми техниками для начинающих. Доброго дня, Огонёк. – Мотылёк, – поправила она машинально. И только потом поняла, что он и не думал ошибаться. Значит, огненно-рыжий, строптивый и весёлый прилл? – Я запомню, – пообещала она, мало заботясь о том, отнесёт ли он её слова к вишнёвому льду, или к тому, как он её назвал. – И вам доброго дня, мистер Снежок. Я посмотрю файл. И очень довольная собой, рыжая с диким криком каких-то очень древних кочевых племён с размаху плюхнулась на кровать, дрыгнув длинными ногами. Ночь Флай любила. Ещё с детства на Набу. И даже не из-за своего ремесла. Нет, конечно, ночью все фелинксы серы, улицы темны, а засидевшиеся в кантинах расслаблены и рассеяны. И даже люди из королевской службы безопасности зевают, как ворнскры несмотря на то, что наливаются кафом у каждого автобара, пока не потечёт из ушей. Что неудивительно: для людей темнота – уже сигнал ко сну. Но не для Флай... Ночь раздвигает горизонты, размывает темнотой городские стены, и улицы не кончаются – они просто уходят в бесконечность Вселенной, теряясь во мраке... А у ночной свежести совершенно необычный запах – тёплого пыльного камня дворцовой мостовой, цветов, оплетающих колонны и галереи, чего-то неопределяемо-чужого, отдалённого – из космопорта, и речной прохлады Вирдаго, вольно бегущего прочь из города к своей стремнине... Так пахла для Флай свобода. С тех пор изменились планета, способ, которым она зарабатывает кредиты, цели. Но ночные часы и здесь остались для неё самыми лучшими из всех двадцати двух часов суток. Она сидела на берегу Плесковицы и откровенно лоботрясничала, наслаждаясь звуками и дыханием ночи. Всё-таки одарённость не всегда – проклятие... особенно сейчас, когда можешь так остро ощущать вкус жизни. Лунный выпас... Так красиво называется это на Бакране – вывести приллов пастись в ночи, въехать на Огоньке верхом в речку, нырнуть с его спины и слышать, как недовольно шевелят плавниками большущие рыбы, как прыскают с отмели мальки, и как пофыркивает от удовольствия её близнец, опустив гривастую длинную шею в лунные дорожки на воде. Но сейчас Снежинка уже дремала в траве, а рыжий ещё гулко, очень гулко, как казалось Флай, щипал траву где-то за её спиной. И это не мешало ей заниматься техниками, которые ей подсунул Дженаро. Наставник, в общем... Да, теперь к её ночным развлечениям, кроме выгула приллов, купания и корпения над проектом оформления их ресторанчика не избито, со всякими фишечками – прибавились и занятия по постижению Силы. А что? В такой-то час занятия здесь были вполне безопасными. Занудными, конечно... Но, по крайней мере, это ей необходимо. И хочется! То, что у неё получилось сделать в теплице, воодушевило и напугало одновременно, только страх забылся сразу. А осталось незабываемое ощущение власти своего влияния... И у неё уже чесались руки повторить это на телятах. Если привес у них будет больше... Восторг же? Чего не скажешь про послушание... С письмом к "любимому папке", несмотря на уже проходящую неделю – глухо, как в АТ-АТ. Как только она садится вымучивать из себя хоть какое-нибудь приличное слово – в голове начинает крутиться разухабистое: "...а в посудине той – молодчик... Прозывается – космолётчик!" И всё. Дальше можно не стараться. Нет, всё... Концентрация и только концентрация. Хотя бы на одной из двух этих лунных дорожек. И стирать все цепляющиеся за сознание мысли. Как только появятся – стирать, отсекать... Она обо всём подумает после занятия. Есть только убегающая от неё лунная дорожка. Только дорожка... И даже она уже размывается в серебристое марево... Между рекой и небом нет грани... И реки нет... И неба... Ничего нет... Ничего...