Мотылек на снегу

В наступившем молчании было слышно, как мягко спрыгнул на пол спукамас... Шер сидела, не шелохнувшись, и какие бы чувства она ни испытывала, и какие мысли ни мелькали бы в её сознании, по лицу мало что было заметно. – Так я в вас тоже стреляла, – наконец нарушила она молчание, глядя прямо в глаза Лахтана. – Что дальше? Безопасник как-то беспомощно пожал плечами. – Вам за это хотя бы не платили... Не знаю, почему чиф поставил на этот пост именно меня. Но просто так он ничего не делает. Я подумал – мне нужно вам рассказать. Дарас бесшумно обошел Лахтана, сливаясь мастью с мраком освещённой лишь ночной подсветкой комнаты, и взлетел на выступ шкафа. Теперь он был над чужаком, а так охотиться было удобнее. – Не просто так... – отозвалась Шер. – Совсем не просто... Испытание... Моё – смогу ли я доверять безоговорочно его сотрудникам, а значит, ему. Ваше – останетесь ли вы привержены своему долгу даже вот в такой интересной ситуации, когда надо охранять бывшего противника. В общем-то, я вас не видела, не до того было. И как я могу судить, я в вас не попала. Как и вы в меня. Дарас замер наверху древней чёрной статуэткой. – И вы... Вы меня не прогоните сейчас? – спросил Лахтан. – Не позвоните чифу, чтобы он прислал замену? В его голосе звучало заметное напряжение. – Нет, – её ответ прозвучал практически сразу. Ну, может быть, задержался на какую-то секунду. – Что же теперь – бегать друг от друга? Мы же в одном подразделении работаем. Хотя, может быть, у вас какие-то счёты ко мне? – спокойно спросила она. – У меня – да, – подтвердил Лахтан, из положения сидя перекатываясь в положение упора на полусогнутых ногах. На движение Лахтана спукамас ответил тоже движением. Из чёрной статуэтки он превратился почти в шар с играющими под шерстью мышцами, припав крупной головой к передним лапам. Чёрный хвост дергался, отрывисто и бесшумно бил по бокам... ...Да, у неё был Релби, вероятно, она убила или ранила его друзей... – Что за счёт? – не двигаясь, спросила она. В ответ прозвучала фраза на незнакомом ей языке. В ней угадывалась своеобразная ритмика, произносились слова почти напевно – если бы не хрипловатый голос, это было бы похоже на пение. – Я буду защищать вас, – это было сказано уже на общегале. Но в интонациях безошибочно угадывалась страстная одержимость. – Хорошо... – медленно выдохнула она. Какая-то фраза, очень похожая на ритуал... – Спасибо... Только можно ещё один вопрос? Просто интересно, – торопливо уточнила она, чтобы Лахтан не решил, что у неё остались какие-то сомнения. – Спрашивайте, – ответил безопасник, не поднимая головы. – Как вы попали к Дженаро? – Ваш капитан, – пояснил Лахтан. – Предложил мне второй шанс... Я его использовал. Дженаро принял мою клятву, с тех пор я работаю на него. – Кэп... – что-то неуловимо мягкое и теплое появилось на её лице – то ли улыбка, то ли взгляд, то ли грусть. – Рик замечательный... Для всего экипажа он и его корабль оказался настоящим счастливым случаем. И шансом... Дарас! – неожиданно вскрикнула она, останавливая кореллианца, наметившегося спикировать на шею Лахтана. – Кис-кис... – она похлопала рукой, привлекая внимание кота. Лахтана на том месте, где его застал окрик Шер, уже не было. Безопасник молниеносным, нечеловечески быстрым движением сместился в сторону. В руке блеснул металл бластера, тут же исчез. – Извините, мэм. Рефлексы. Кот всё-таки прыгнул. Но на кровать к Шер. – Понимаю, – с улыбкой кивнула она, потрепав Дараса за загривок. – Но вы для него немного крупноватая добыча... Скорее, ему просто скучно. И ещё, если что-то неожиданно блеснет – то это радужный фрилл, тоже мой питомец. – Принял, – отозвался Лахтан, выпрямляясь. Теперь в его взгляде сквозило незнакомое Шер выражение – с подобным ей встречаться ещё не приходилось. Безопасник был намерен умереть, но не дать никакой угрозе даже на шаг приблизиться к ней. – С вашего позволения, я вернусь на пост. А вы всё же отдохните. Чиф мне голову оторвет, если вы не выспитесь. – Автоповар в вашем распоряжении, – напомнила Шер, возвращая голову на подушку и закрывая глаза. Удастся ли ей уснуть? Не то чтобы Лахтан напомнил события прошлого – последнее время это вспоминалось часто, даже на допросе у Инквизитора... Но сейчас эта история повернулись к ней совсем другим углом. Дэй, ругающаяся при каждом выпущенном в них заряде... Рик, упрямо-непрошибаемый с виду, но примчавшийся спасать их... "Где вы, ребята... Готова все пережить заново, лишь бы увидеть вас..." Дарас, потеряв интерес к спокойному безопаснику, тихо прошёл лапами по подушке, полизал её макушку, фыркнул и улёгся рядом, ткнув тяжёлой головой в плечо. ...И Лахтан... Вот уж где "причудливо тасуется колода", милорд... Её охранник – тот, который должен был убить их год назад, теперь готов умереть, если нужно, за Дженаро... И за неё, выходит. Нет, нет, не надо никому умирать... И она не может потерять Дженаро, ни за что... Что бы он там ни говорил. Не будет она убивать людей Инквизитора и его самого... Но всегда есть стан... Мысли начали сбиваться и путаться с чем-то навеянным извне, но уже на пороге сна, когда сознание теряет берега самозапретов и осторожности – вырвалось вздохом... – Как я тебя жду, Ник... Приглашение от Дженаро всё же пришло – спустя несколько дней. Набор координат на планете, ничего сверх того. Точка совпадала с турбазой в горах, статус – "законсервирована". На сей раз инквизитор прибыл один, вопреки всем советам и увещеваниям своего адъютанта. Флаер снизился на площадку, затих. Наиш вышел с водительского места и, прислонившись к машине, закурил, озираясь. "Киннара" – так база была обозначена на маршруте. "Ледяной жемчуг" с местного наречия. Деревья клонили тяжёлые ветки, на которых покоились целые сугробы, по краю аккуратно расчищенной площадки для спидеров. На ней уже стояла машина глубокого, чистого красного цвета. Дорожка вела от стоянки к воротам в ограде, её обрамляли сугробы по пояс. Как только чисс покинул машину, на дорожке появился Дженаро – в лёгкой куртке и брюках, и с непокрытой головой, несмотря на мороз. – Добрый день, Дженаро-сан, – инквизитор слегка поклонился при виде монаха, – вы звали – я прибыл. На этот раз безопасник не возражал против церемоний. Наишу был обозначен предельно выверенный ответный поклон. – Прошу следовать за мной, – Дженаро сделал приглашающий жест к воротам. За ними тропинка разделилась, безопасник выбрал направление к дому, наполовину вкопанному в скалистый грунт. Над сугробами возвышалась только крыша, заваленная снегом. – Осторожно, ступеньки... Почерневшая от времени лестница привела их в просторный полутёмный зал. Внутри дом оказался значительно больше, чем могло показаться снаружи – потолок маячил где-то на высоте трёх метров. Сложенный из камней очаг мерцал синеватыми язычками пламени в дальнем углу, рядом располагались полукругом глубокие кресла, накрытые шкурами. Но рисунок бревенчатых стен повторялся, выдавая фальш-панели, скрывающие проходы в другие помещения. – Располагайтесь. Последовав за монахом, инквизитор погасил сигарету. Предчувствие отказывало полностью, не давая даже намёков о грядущем. Помещение создавало странное ощущение строгости и уюта. Не понимая, почему, Наиш не переставал думать о додзё эчани, на котором ему пришлось принять своё посвящение. Последний экзамен, в котором пришлось забрать жизнь своего товарища по обучению. Чисс подошёл к камину и перевернул одно полено, отчего огонь разгорелся ярче. Сел в кресло и в молчаливом ожидании уставился огонь. Дженаро ему не мешал – он сразу ушел за одну из фальш-панелей. Оттуда донеслось тихое позвякивание, потом вернулся монах – с небольшой гравитележкой, на которой стояли чайник из обожженной глины, с парой таких же чашек, и высокий прозрачный кувшин – там был виден золотистый напиток с плавающими в нём ягодами и кусочками льда. Оставив столик между собой и Инквизитором, Дженаро принялся разливать чай по чашкам. В воздухе потянуло незнакомыми запахами трав и ягод. – Надеюсь, этот набор не пострадает, – негромко обронил в тишину безопасник. – Одна из немногих вещей той поры... Наиш терпеливо дождался, пока наполнится предназначенная ему чашка, и протянул к ней руки. – На сей раз я не намерен сражаться, даю слово, – ответил он. Замолк, отпив чаю, затем продолжил, – мой набор был искусной работой, но современной. Знаете, я думал специально для этого завести набор подешевле, но не смог заставить себя нанести вам оскорбления. Как я сказал: всем приходится чем-то жертвовать, и хорошо, когда жертвы – всего лишь чайный набор, не так ли? – Не стану спорить с очевидным, – спокойно ответил Дженаро, забирая свою чашку и садясь в кресло напротив чисса. – Но чем крупнее цель, тем больше жертва. – Чем пожертвовали вы, Дженаро-сан? – Я солгал бы, если бы сказал, что всем, – отозвался монах, поднося чашку к губам, и сделал глоток. – У меня осталась память. Всё остальное мне больше не принадлежит. – Вы вольны распоряжаться вашим телом. Вольны любить и ненавидеть. Вам доступны мирские удовольствия, – Наиш принялся крутить чашку в руках, рисуя волной чая круги на краях, – я бы сказал, вам принадлежит достаточно. – Я монах, – напомнил ему Дженаро. – Я принес обеты, и меня никто от них не освобождал. Пока я жив, я им следую. – Не обеты даровали вам молодость, Дженаро-сан, мы оба это знаем. Они, скорее, описывают рамки, в которых вам разрешено её использовать. Так же как кодекс Джедаев описывал рамки их служения, а устав КОМПНОР и присяга Императору описывают пределы моих сил. – Формальное следование обетам не дарует ничего, – отозвался монах. – Можно числиться монахом и жить в свое удовольствие, да. Но и результат будет... соответствующим. Если им перестану следовать я, я перестану быть... тем, кто я есть, – то, как он споткнулся посреди фразы, было почти незаметным. – Вы можете придерживаться иной точки зрения, разумеется. Наиш рассмеялся, чуть не подавившись чаем, и с трудом поставил чашку на поднос. – Простите, Дженаро-сан, – инквизитор снова рассмеялся, ловя ртом воздух и пытаясь продолжить говорить, – извините, я не над вами смеюсь, просто ваши слова напомнили мне одну ужасно уморительную песню. Откашлявшись, инквизитор продекламировал: Ты можешь проехать за несколько лет Кореллию, Беспин, Нар-Шаддаа – весь свет Кого б ты ни встретил в далёких краях, Счастливее всех босоногий монах! В честь дамы отправится рыцарь в поход, А вечером раненый насмерть придет, Его причащу, а если дама в слезах – Утешит её босоногий монах! Цари своих мантий величье не раз Меняли на скромность монашеский ряс Но вдруг захотеть оказаться в царях Не мог ни один босоногий монах Привольно лишь у монаха житьё Чужое добро он возьмёт за своё Монаха во всех принимают домах – Счастливее всех босоногий монах! Чисс взглянул на монаха, пытаясь уловить его реакцию. Дженаро рассмеялся – негромко, но искренне. Слушал он с любопытством, без малейшего возмущения, не уловил Наиш негодования и теперь. – Хорошая песня, – оценил безопасник. – Но не стану отвечать взаимностью и вспоминать народное творчество об Инквизиториус, уж простите великодушно... Мои братья по Ордену, надеюсь, вполне счастливы в своих горах. Я, в общем, тоже не могу сказать, что сильно страдаю. Трудно было только первые несколько сотен лет. Потом привыкаешь... ко всему. – И всё же, возвращаясь к нашей теме, – отдышавшись, заговорил чисс, – вы назвали мне ограничения ваших обетов, а не ограничения, наложенные Силой. А значит, либо вы не должны, либо и вопрос, и ответ не так страшны. – Вопрос я вам уже задал, – Дженаро чуть заметно качнул головой. – Что вы рассчитываете получить в результате? Инквизитор отпил из чашки и уставился в блики пламени, отражавшиеся в чае. Помолчав с минуту, он, наконец, заговорил: – Время, Дженаро-сан. Время, чтобы удивляться. Радоваться. Находить и терять. Время, чтобы воплотить мечту, ради которой я пошел на великий грех, и время, чтобы искупить его, доказав, что все жертвы не впустую. У меня много работы, и слишком мало жизни, чтобы её выполнить. Я хочу увидеть её результат, и уйти тогда, когда я сочту возможным. – Время – вы его получите, – кивнул безопасник. – Время и боль. Всё остальное – уже не будет вашим никогда. В том числе и выбор времени ухода. – Время ухода мне и так не принадлежит, Дженаро-сан. Объясните же мне, что значит эта шарада? – Объясню, – Дженаро подчеркнуто бережно отставил на поднос свою незаметно опустевшую чашку. – Смотрите. В следующее мгновение Наиш осознал, что его сметает лавина. Только что он сидел в кресле, смотрел на мерцающие угольки в камине, ощущал привкус незнакомых трав. Теперь он сползал вниз по гладкой ледяной стене. Такой гладкой, что не было ни малейшей возможности ухватиться за нее, остановить скольжение, или хотя бы замедлить – он скатывался всё ниже, скорость нарастала, и в какой-то миг Инквизитор обнаружил, что катится по ледяному зеркалу. В нём отражался он сам – но отражался не таким, каким привык себя видеть и считать. Чисс, которого он видел в ледяной глади, был им – и не был. Это отражение было ничем не приукрашено. Никакими увертками сознания, оправдывающими любые поступки и помыслы. Чудовищная, невообразимая нагота самых потаённых уголков души, невозможность хотя бы отвести взгляд – и падение, падение без конца... Скачком вернулось нормальное восприятие. Турбаза, угольки в камине. Тепло и запах чая. Голос. – Вот так выглядела та медитация, о которой я вам говорил. Вот этим вам придется стать, если вы всё же решитесь разделить мое проклятие. И обратного пути не будет. Прошло, казалось, пара мгновений, или целая вечность. Наиш обнаружил себя, залитым чаем, с лишь чудом не упавшей на пол и не разбившийся чашкой в руках, до боли впившимся второй рукой в подлокотник кресла. Мгновение назад – и целую вечность позади – он видел себя. И он видел хладнокровного убийцу, бесконечно тоскующего по прошлому. Он видел алчность, гнев, праздность и злобу. Самое страшное было увидеть лица, лица и лица, целую галерею лиц казнённых им джедаев, отказавшихся от Порядка, который он нёс своим мечом. Страшный голос на задворках сознания: "выполнить приказ номер шестьдесят шесть". Но было и кое-что ещё. Перебирая в мыслях ощущения, он видел – ясно и чётко, как никогда – сложный узел из ненависти к Императору и в то же время понимания, что его путь – верный. Нагромождение тоски по былой славе Ордена было фундаментом для старой мечты о порядке и справедливости, в Империи обретающей всё более оформленные черты. Лица джедаев, отражавшиеся в его собственных глазах, были не кладбищем – мемориалом, посвящённым тем, кто отдал свою жизнь за новый порядок. Пускай и не добровольно. На своих щеках инквизитор почувствовал слёзы. "Правосудие неумолимо, – подумал чисс, – неумолимо, и требует своих жертв, ради высшей справедливости. Я всегда это знал, отнимая жизни, но никогда не чувствовал настолько сильно". – Сила! – смог выдавить наконец из себя Наиш, – я вижу, о какой жертве вы говорите, Дженаро-сан. Эта жертва – право на ложь перед собой. Но, позвольте спросить, почтенный сохэй, если вас это настолько тяготило – какие грехи лежали на вашей душе тогда? – Вы падали пять секунд, – тихо сказал Дженаро. – Большего не выдержать для первого раза. Наставники могли посвятить медитации несколько часов... Но никто никогда не решался упасть... на самое дно. Кроме меня. Я выжил и сохранил рассудок, но я изменился. Дело не в грехах... Дело в зеркале. В ледяном зеркале, в которое мой Орден больше не смотрит. И которое я несу в себе. – И в зеркале – тайна нетленности?