Мотылек на снегу

– А вы сразу поняли? В таком раннем возрасте? – не поверила Флай, рассеяно глядя, как над горами приподнимается розовое светило. – О нет, – Дженаро негромко рассмеялся. – На самом деле на этот вопрос приходится отвечать всю жизнь. Даже такую длинную. Но знаешь... Это тоже прекрасно – искать ответ. Он помолчал, доедая очередной кусок рыбы. – Я как-то сказал тебе напомнить, чтобы я рассказал тебе одну старую легенду. Не уверен, что сейчас место и время... И что она не испортит тебе ещё один праздник. Но если хочешь рискнуть – расскажу. – На самом деле риск – это то, чего мне очень не хватает... – ухмыльнулась Флай. – Валяйте, босс! – кивнула она рыжей головой. – Рассказывайте свои легенды. Щурясь на восход, монах негромко начал рассказывать. – Это было давно... Ещё до того, как люди открыли для себя Силу, до того, как вышли за пределы родного мира. Да что там звезды – тогда ещё не знали иного оружия, кроме простого меча... Жили брат и сестра, двое сирот. Рано остались одни, как могли – выжили. Старшая сестра всю жизнь на брата положила, порой единственный кусок – и тот отдавала ему, говорила, что сыта... Вырос брат, добрым мастером стал, устроила его сестра в ученики плотнику – выучился, стал ходить по селениям, там дом поставит, тут крышу подправит... Слова текли размеренно и спокойно, без всяких прикрас, но тем сильнее чувствовалась стоящая за ними древность. – Хороший дом и себе поставил, все подворье наладил, скотину завёл. Так и повелось – брат на заработки ходит, сестра хозяйство ведёт. Время пришло – просватала сестра ему самую красивую девушку в селении. Знала, что недоброе у той сердце, но как брату любимому откажешь? Понадеялась, что смягчится у той нрав, как матерью станет. Но вышло иначе... Он протянул руку, из кучи снаряжения выплыла бутылка с недопитой "Галактикой". Острый запах трав и спирта поплыл от туристических кружек. – Не понравилось молодой жене, – продолжил Дженаро, сделав глоток, – что в доме другая хозяйка есть, старше неё. Начала пакостить – то еду за сестрой досолит, то посуду разобьёт, и на сестру свалит. Сестра видит, но молчит, не хочет брата огорчать. Тот хмурится, но молчит – не хочет сестру обидеть, помнит, сколько та для него сделала. Жена своё знает – днём чёрные дела творит, ночью чёрные слова нашёптывает. Уехал как-то брат по делу – дом ставить позвали, возвращается – скотина пала, жена сестру винит – та, мол, дурной травой накормила. Не выдержал брат, обругал сестру, а та только глаза опустила и прощения просит. Знает, кто скотину уморил, но как скажешь – жена в тягости, ну как брат руку на неё поднимет, что с ребенком будет? Он немного помолчал, думая о чём-то – или просто вспоминая старую страшную сказку? – Вскоре жена родила сына. Не до сестры ей стало – дитя много времени не даст козни строить. Спокойно стало в семье. Собрался брат снова на заработки, уехал надолго, только к осени вернулся. А жена накануне утомилась и ребёнка заспала. Кинулась мужу в ноги, сестру винит – та, мол, от зависти, что сама никому в жены не сгодилась, задушила их сына... Почернел брат лицом, взял топор, сестру за косы в лес поволок. Бросил на поваленное дерево – голову рубить, замахнулся топором, а ему в лицо птица кинулась, и ударил он не по шее – по рукам, которые его вырастили... Ещё одна пауза. – Поглядел брат на сестру, сказал, что судьба вмешалась – так бы сразу умерла, а теперь за то, что натворила, пусть до конца жизни мучается, и того ещё мало будет. И прогнал безрукую в лес... Та, себя не помня, брела, пока не добралась до графского поместья. Большие сады там были... У сестры рук нет, ни напиться, ни поесть не может, попыталась хоть ртом от плода кусочек откусить – тут её охрана и поймала. Привели к старому графу – так и так, воровку схватили, да видно не простую – не зря же у неё руки отрублены? Солнце уже почти совсем выбралось из-за горизонта. – У графа был сын, которого никак не могли женить, кого ни предложат сватать – все ему нехороши. Увидел он безрукую девушку, пожалел её, заглянул в глаза ей – и понял, что встретил свою судьбу. Повернулся к отцу и сказал, что не надо ему другой жены. Отец не поверил, решил испытать. Хорошо, говорит, раз так – женись и ступай, будешь за женой нищую суму таскать, она ведь и взять милостыню не сможет. Я тебя и титула, и наследства лишу, говорит, не надо мне внуков от дурной крови, матери руки отрубили – они мне, пожалуй, голову снимут. Молодой граф взял безрукую под локоть и повёл вон из замка, сказал только отцу, чтобы не искал их. Дженаро неторопливо пил маленькими глотками обжигающей крепости напиток, неторопливо рассказывал, и могло показаться – он совсем никуда не спешит. Флай слушала, сначала не упуская случая бросать в рот кусочки рыбы, отделённые от костлявого хребта, но скоро она об этом забыла. История была такова, что заставляла ждать продолжения. И ей не хотелось перебивать босса. Даже когда в ней всё кипело и протестовало против какого-то дюрабетонного непротивления и покорности! Надо было поставить новоявленную родственницу на место! Тихо и без синяков. И сразу, как только она начала свой беспредел! Идти, как банта на заклание... И не попытаться поговорить с братом! А он – чудовище... Хоть и давно это было... – Старый граф ждал год, пока сын передумает. Не дождался, послал слуг узнать, где он и что с ним, вдруг испытанием и впрямь сына лишился? Вернулись слуги не скоро, но с вестями. Нашли они молодого господина в глухой деревне, где тот за гроши работал скотником, чтобы прокормить жену и сына – родила ему безрукая наследника. Снова послал граф слуг – вернуть сына, да те приехали назад ни с чем, отказался молодой граф жену и ребёнка оставить на произвол судьбы. Не выдержал старик, сам поехал. Думал отцовской волей волю сына переломить, но как увидел внука – не повернулся у него язык от своей крови отказаться. Велел всем троим собираться в путь. Так и стала безрукая молодой графиней... Рыжая только порадовалась, что злоключения девушки закончились – ну, хоть без рук, зато под защитой достойных людей, зато любимая... Но рано радовалась, как оказалось. – Недолго жили молодые в покое и согласии. Началась война, и пришлось молодому графу возглавить войско. В те времена войны шли долго, бывало, уходили в бой молодыми, возвращались стариками или не возвращались вовсе. Через полгода после того родила безрукая дочь. Послали гонца с письмом, что сын растёт и здоров, а теперь и дочь-красавица есть у молодого графа. Случилось гонцу остановиться на ночь в том селении, где жил брат его госпожи с женой. Брат был в отлучке, а его жена за разговором поняла, что ненавистная ей сестра поднялась так высоко. Чёрное было у неё сердце... Напоила она гонца сонным зельем, и подменила письмо. Прочитал молодой граф, что не уследила его жена за сыном, и стал тот калекой, а вскорости родила дочь, да незнамо в кого – страшна как дурной сон, и нрава дурного, уже и теперь видно, что добра от неё не будет. Расстроился граф, но что ему было делать? С войны не уйдёшь, солдат своих ради семейных дел не бросишь. Написал, чтобы не обижали его детей, воспитывали как положено графам Терамо, и отослал письмо с гонцом назад. ...Граф Терамо? Рука Флай сама потянулась к кружке, в которую Дженаро плеснул "Галактику". Она выпила залпом и задохнулась, размазывая выступившие от крепкой настойки слезы. Так это легенда его рода... Босс же тоже граф Терамо... – Гонец на обратном пути остановился в том же селении. Жена его уже ждала, подпоила и вытащила письмо. Не понравился ей ответ, подменила она его своим. И привёз гонец приказ молодого графа – гнать жену вместе с потомством вон из замка, а вздумают вернуться – казнить. Старого графа не было уже на свете, некому было безрукую защитить. Привязали ей дочь в платке к груди, сын за юбку ухватился – и пошли они куда глаза глядят. Жаркий был день, устал сын, пить просит – а матери и дать ему нечего. Дошли до колодца, потянулся сын к воде – и упал. Кинулась мать, чтобы обрубок руки подать ему – и дочь туда же из платка выронила... Смотрит, как дети погибают, впору самой умереть, лишь бы жили они, и сделать не может ничего. Только вдруг почувствовала она, что от отчаяния руки у неё выросли, сильные, ловкие, выхватила она детей из воды – и снова не стало у неё рук. Там, у колодца, и нашёл её один старик, пожалел, забрал с детьми к себе. Так рассудил – делать он и сам все по дому может, а потом дети подрастут, будет кому дом оставить. Своих он всех в чёрный год потерял, когда мор прошел по миру. Многих унёс – брат с сестрой тогда же сиротами остались. Флай слушала, уже не глядя на учителя, мрачная, какой бывает ненастная ночь над северными районами Бакраны. Нет, не Галактику увидела она после вина... Самые тёмные глубины человеческой натуры. Кажется, что страшнее ничего сделать нельзя... Но – нет! Для человека подлого – нет предела подлости... И всё – безнаказанно?! От возмущения она чуть не пропустила... Руки. Которые выросли. И пропали, когда опасность миновала. Руки Силы... Это – инициация... – Так у старика в дому маленький граф с сестрой и выросли. Мать им не говорила, какого они рода, старик всему, что знал, сына научил, соседки дочь по женским делам наставили – мать только сказать могла, что делать, а показать не в её власти – рук-то нет. Годы идут, сын в силу вошел – и пришла ему тоже пора идти на войну. Мать проводила его – а на сердце неспокойно. Не утерпела, оставила хозяйство на дочь, сама пошла сына искать. И нашла его в разгар боя, окружённого врагами. Много сил у него было, да мало опыта, никто не учил его сражаться, как это бывает у знатных людей. Увидела мать, что вот-вот убьют её сына, бросилась к нему, себя не помня. А люди увидели, как кто-то подхватил чужой меч, стал спиной к спине с молодым воином – и сражался, пока не подоспела подмога. А как миновала беда – снова нечем стало матери меч держать. Ушла она потихоньку, пока сын её не признал, но домой не вернулась – осталась при войске. Руками ничего не могла делать, но сидела с ранеными, утешая их, как мать, и кто мог выздороветь – выздоравливал быстро, кто не мог – уходил легко, без страданий. "Первая Одарённая из рода Терамо..." – Флай, возможно, готова была примириться с легендой босса, тем более – исправить-то ничего нельзя. Если бы не одна мысль, точнее – чувство... – С каждым новым боем становился её сын всё искусней во владении оружием. Сделали его десятником, потом сотником. Войну закончил, командуя тысячей. Как пришло время возвращаться по домам, граф велел позвать к нему самых храбрых воинов, чтобы достойно наградить их. Каждого расспросил о семье, каждому дал награду. И только его собственный сын, которого граф видел ещё младенцем, ничего не смог ему сказать о том, какого он рода. Сказал, как есть – что вырос не зная отца, воспитали его мать и приютивший их с сестрой из милости старик. Тогда граф велел привести к нему мать, чтобы наградить ее за воспитание достойного сына. И молодой воин ответил ему, что мать он приведёт, но та не сможет взять награду – у неё нет рук. За матерью послали гонцов, но те нашли и привезли только её дочь – та поведала отцу, что мать ушла за войском. Кто-то из бойцов припомнил безрукую женщину, утешавшую умирающих. Так нашли графиню, и так они встретились спустя пятнадцать лет. Граф сразу узнал свою жену, а у неё впервые внутри горели не страх и отчаяние, а любовь и надежда. Она снова почувствовала, что у неё есть руки. Она впервые смогла обнять мужа и детей по-настоящему. Дженаро допил последний глоток и повернулся к Флай. – Эти руки остались с ней навсегда. – Потому что, надежда и любовь не умирающие чувства, а страх, отчаяние и вражда – нет? – угрюмо озвучила свою версию рыжая. Она предвидела, что эту страшную сказочку босс рассказал не зря. А как водится у него – в назидание. Чтобы ученица что-то из этого вынесла. Но то ли она вынесла? – Возможно, – не подтвердил, но и не опроверг Дженаро. – Так это не у всех... – вздохнула рыжая, потянувшись к куску рыбы, но остановилась и взглянула на монаха. – Я не со всем в этой истории могу смириться, босс... – предупредила она. – Конечно, это очень далёкие времена, но... Но неужели этой... – рыжая сделала невероятное усилие, чтобы не выругаться в присутствии босса, да что там – учителя и графа! – ... ничего не было?! А брату, который стал слепым орудием в её руках?! Слепым! Кому, как не ему знать свою сестру? Один – слепой, другая – немая? – в запальчивости сверкнула зелёными глазами Флай. – Ну почему же, – мягко ответил Дженаро. – Очень даже было. Графы Терамо были кем угодно – но дураками не были никогда. Конечно же, граф отдал приказ искать его семью, когда стало известно, что с ней случилось. И конечно же наказал виновных, когда правда выяснилась. Уверена, что хочешь знать, как? – Конечно! – с готовностью отозвалась рыжая. Раз она слышала о таком преступлении, то уж рассказ о возмездии как-нибудь переживёт... Дженаро слегка пожал плечами – моё дело предупредить. – Граф Терамо прибыл со всей семьёй и в сопровождении своих бойцов в деревню, откуда родом была его жена. Потребовал привести к нему брата графини с его женой. И в несколько очень неудобных вопросов прояснил ситуацию для всех заинтересованных. После чего брату пришлось своими руками привязать провинившуюся жену к хвосту дикой лошади. Его самого ждала бы та же участь, но сестра упросила оставить жизнь брату. Он отделался вечным изгнанием и клятвой весь остаток жизни замаливать свой грех, помогая искалеченным. ...Ветерок, налетевший с озера был свеж и, наверное, прохладен, потому что Флай невольно поёжилась. Значит, не так много изменилось с тех пор... Но не показывать же боссу, что наказание её... Немножко. Ну, самую малость... – Это справедливо... – помолчав, добавила она без прежней уверенности. – Но заставлять мужа... Женщину, которую он, несомненно, любил... Впрочем... Босс же хотел, чтобы она решила судьбу Магистра... – Разве я принуждал тебя приговорить его и привести приговор в исполнение? – Дженаро угадал её мысли. – Точно так же не принуждали и мужа. Ему было велено решить судьбу жены – и он решил её. Сам. Без всякого принуждения. Таким было правосудие Терамо, таким оно осталось и таким будет, пока существует наш Дом. – Простите... – Флай покачала головой. Ей стало стыдно за свои мысли... Хатт, он же читает... Ночные облака отступили к краю неба. На Набу начинался новый день. Обратный путь был проделан в молчании. О чём думал Дженаро, осталось неизвестным, говорить он начал, только когда они прибыли за Зимой. Монах заверил лечащего врача, что клиника ИСБ располагает возможностями, позволяющими если не полностью исцелить больную, то по крайней мере значительно облегчить её состояние. И в случае успеха гарантировал обмен опытом и, возможно, подготовку персонала. Документы были оформлены быстро, и вскоре оплаченный Дженаро спецтранспорт перевёз Зиму на борт курьера, в медблок. Груз рыбы уже был заморожен и упакован, можно было улетать. В оставшееся до старта время можно было... Очень мало, что можно было – успеть добраться до своей квартиры, собрать вещи – свои и Зимы, отправить их в Космопорт. И попрощаться с Тидом. Флай тянуло на Бакрану – там далеко не чужие для неё люди, там ей доверили серьёзное дело, там бывает коммандер... И Зима теперь будет рядом – хоть каждый день летай к ней в клинику. Опять же там эта родственница босса – врач... Но именно теперь, когда всё устроилось, ей почему-то очень грустно покидать Набу. За эти дни она увидела совсем другой Тид, совсем другой Озёрный край. Да, это была просто сказка. А у всех сказок есть конец. Но всё-таки, всё-таки... Флай, наконец, вышла и заблокировала дверь их с Зимой квартиры – она остаётся за ними ещё на один год. ...Пройтись по мосту Перголы, постоять под Триумфальной аркой, вдыхая запах цветочных гирлянд, обвивающих все колонны столицы, послушать рев Вирдаго, ощутив на лице его радужную влажную пыль, почувствовать тёплую шероховатость каменных перил, поплескаться прозрачной водой Соллеу, которая на солнце, как её собственные глаза – бирюзовая и искрящаяся, и потом подняться по аппарели на курьер, сдержав вздох. Вот и всё. Прощай, Тид, прощай, Набу...