Я тебя не отдам (рабочее)

А вот недосып сказался полным ходом – утром я сам себе казался обморочной барышней: бледно-зеленоватой и с кругами вокруг глаз. М-да, Родина на меня действовала не самым лучшим образом. Том с тревогой смотрел на меня, но дождавшись ободряющей улыбки, которую я выдавил поверх рвущегося наружу зевка, успокоился и принялся за завтрак. На часах натикало половину седьмого утра. Известий от Долохова ещё не было. Собственно, я даже не знал, какой знак подаст наш «засланный» конвоир. Не успел я задуматься, как незаметней всего это можно сделать на охраняемой территории, как неподалёку что-то затренькало, как детский колокольчик. И, что, признаюсь, меня удивило до безобразия, Том вынул из кармана Сквозное зеркало, которое до этого дня я считал сугубо изобретением отца и крёстного, и выслушал донесение. Несмотря на то, что он был в паре футов от меня, мне не перепало ни капельки информации – наложенные на зеркало чары Конфиденциальности сводили любой метод прослушивания на «нет». Как, собственно, и для всех остальных присутствующих. Всё, что мы могли делать – это попытаться угадать, насколько хороши новости по выражению лица Волдеморта. Правда, сделать это сложнее, чем выиграть в «рулетку» – его эмоциональность недалеко ушла от каменных ликов истуканов острова Пасхи. – Нам пора! – Том встал из-за стола, пряча зеркало в тот же карман. Мне почудилось, что на обратной стороне я увидел надпись, сделанную рукой крёстного. Не иначе, как глюки на почве нервного напряжения и недосыпа. *** До Северного моря мы добрались настолько обыденно, будто бы мы всем пожирательским коллективом проводили каждый уикенд здесь. И обязательно с барбекю и молодым вином, потому что все остальные, кроме меня, чуть ли не скалились в широких улыбках. Поскольку каждый из них, кроме Тома, тут были не по одному разу, я стал подозревать, что так, как я люблю Хогвартс, они обожают Азкабан. Думаю, что даже не удивлюсь, если замечу слёзы радости и скупые мужские объятия с дементорами. Что-то типа, ну, здоров, брат, вот и свиделись. От реальности этой фантазии я чуть было не сверзился с большого валуна прямо в ледяные воды моря, которое с остервенением било в низкий берег, пытаясь раздробить береговые камни. Ветер рвал на мне чёрный плащ Пожирателя, которым меня не забыл снабдить всё тот же Малфой. А в потайном кармане лежала пока ненужная белая костяная маска. Это только непосвящённым кажется, что все они одинаковы, но знающим людям форма и тонкие узоры на её поверхности скажут лучше любых слов о ранге того, кто за ней прячется. У Пожирателей Внутреннего Круга под глазными впадинами вырезано несколько завитушек, заканчивающихся у самых висков. Под самым лбом рисунок указывает, сколько авроров на счету этого человека, причём подробности узора – способ его убийства. Особые приметы расположены ниже, в районе рта. И вот тут уже маска украшена строго индивидуально. Как не бывает одинаковых отпечатков пальцев, так не бывает двух идентичных масок у Пожирателей Смерти. И только у меня она была полностью гладкая, без единого узорчика или насечки. Не заработал я пока их. Салага. А может, и к лучшему это: не нужно доказательств и судов – весь приговор магия сама выбила на маске. В это время один из Пожирателей по фамилии Макферсон приложил руку ко рту рупором и закричал. На позывной, больше похожий на крик птицы, раздался точно такой же, но хорошим таким баском, словно за робкой и кокетливой чайкой ухаживал птеродактиль. И в тот же момент с сурового горизонта будто спала пелена, за которой стало видно то же море, но теперь на его поверхности колыхалось несколько добротных матросских баркасов. Не сговариваясь, все надели маски и, повинуясь строгому распорядку, влезли каждый на своё место. Моё, как неожиданно, оказалось рядом с Томом. Уж кого-кого, а Волдеморта в этой толпе узнать было проще простого. Во-первых, он был выше всех своих людей практически на голову, а во-вторых, уж он-то обходился без маски, поскольку и так воплощал собственной персоной абсолютное Зло для всего магического мира. Так что терять ему было уже нечего. Море остервенело билось о борта баркаса, отчего меня бросало из стороны в сторону, пару раз чуть не уронив на коленки уже сидящим. К моей природной неуклюжести добавились некоторые чересчур длинные пожирательские конечности и скудный обзор сквозь прорези маски. Будь она неладна! Об «ласковый» взгляд Тома при моей посадке можно было порезаться и истечь кровью секунд этак за двадцать – даже в такой ситуации его патологическая ревность не имела пределов. Но вот все расселись и по команде Яксли, который так и остался страховать нас с суши, мы двинулись к еле заметному в тумане силуэту. Плыть пришлось долго. Но с каждым прошедшим мгновением громада Азкабана словно прижимала нас ко дну лодки, нависала над нами, вопрошая, точно ли мы хотим причалить к ней. Личности повпечатлительней давно бы повернули назад, мысленно насвистывая реквием по заключенным в ней. Но мы же не такие! Корона башни, зубчатая, как клыки неизвестного чудовища, вгрызалась в свинцовые тучи, и в них, будто обрывки облачного полотнища, кружили дементоры. Сразу похолодало, руки обдало таким ледяным ветром, что я плотнее закутался в мантию, пряча озябшие ладони в рукавах. Как я заметил, сделал так не только я. Башня приближалась. Уже виднелась узкая полоска пляжа, об которую разбивались набегающие волны, украшенные серыми шапками пены. Пляж загромождали валуны, серые и белые, они как маяк указывали, куда причаливать. Стоило носу баркаса заскрипеть по камням, как пара Пожирателей бодро спрыгнула прямо в воду, наверняка такую же ледяную, как и гуляющий тут ветер, и подтянули наше плавсредство к берегу. Я выпрыгнул на берег, радуясь, что могу хоть немного размять затёкшие ноги и отсиженную на жёсткой лавке задницу, и тут же отшатнулся – белые валуны при более близком взгляде оказались человеческими черепами, выбеленными морем и ветрами. Прогулка на Северное море и до этого не казалась мне забавной, но эти молчаливые свидетели человеческих страданий заставляли жалеть даже Руквуда, висельника и паскуду. Морской воздух пах йодом и зимой, а решительно настроенный ветер свистел в ушах, как отъявленный хулиган, срывая с головы капюшон и развеивая согревающие чары. Свиток с именами незаконно амнистированных лежал у меня в кармане – Том так и не поверил в крепость моей памяти. Но вопреки большинству мнений о её склеротичности, я помнил все фамилии наизусть. А здешний антураж а-ля хогвартский кабинет зелий только стимулировал мою прохудившуюся память на подвиг. Между тем, никто из выгрузившихся Пожирателей даже не глянул на останки. Они разбились на группки по пять человек, впереди стоял ответственный за работу своей команды. Каждый из нас знал, что наружного входа в тюрьму не существует – только изнутри можно впустить или выпустить кого-то из заключённых или обслуживающего персонала. Поэтому и нужен был весь этот маскарад в исполнении Долохова. Том прошёлся вдоль шеренги, заложив ладони за спину, напоминая мне какого-то диктатора, виденного в телевизоре тёти Петуньи. Меня немного беспокоил его безмятежный вид: обычно Волдеморт очень переживал, если не мог контролировать всю ситуацию лично. А вот я, признаться, немного нервничал: во-первых, обстановка даже тут, под стенами башни, не располагала к спокойствию, а во-вторых, я переживал за адекватность Тома. Не то, чтобы он был буйным сумасшедшим, но проигрывать не умел вовсе, а значит, он непременно отыграется позже, но только на моей персоне, как на самом близком к нему человеке. А уж нервы мотать Том умел профессионально. И в-третьих, мне почему-то казалось, что стоит войти в эту громаду, как за нами захлопнется дверца большой и страшной мышеловки. А уж я ни обниматься, ни целоваться с дементорами не горел желанием. Удовлетворившись осмотром своих войск, Том дал команду выступать. Мы тихо пробирались по вытоптанной тропе, стараясь, чтобы ни один камень не был сдвинут с его прежнего места. Вот только входа как не было, так и не появилось – только гладкая стена, уходящая в небо. Простите меня, профессор, но я даже обрадовался. Можно возвращаться и с чистой совестью утешать Тома, который наверняка от злости что-то запустит в чёрную стену, причудливо затянутую в тонкую плёнку измороси. Но Волдеморт демонстрировал завидную выдержку. И вместо того, чтобы вынести Бомбардой кусок стены или опробовать на ней что-то из ассортимента зельеваров-пироманов, Том стал отсчитывать шаги влево. Внезапно он прижал ладонь к башенному боку, на котором сразу протаяло её очертание, и что-то зашипел. И в тот же миг исчез, как привидение, просочившись сквозь угрюмые камни. Оттуда-то и послышалась команда: – Все сюда! Никого, казалось, это не удивило: такими же строго отдельными группками Пожиратели прикасались в стене и исчезали, словно их никогда и не было. А ледяной ветер тут же стирал проталины белой плёнкой инея. Стараясь не подавать дурного примера трусости, я также приложил ладонь и почувствовал отклик от старой башни, будто через меня пропустили слабый ток. Даже волосы на загривке наэлектризовались. Земля расступилась под ногами, и я ухнул в темноту, как должна была падать Алиса в кроличью нору: махая руками и стараясь зацепиться за встречающиеся по пути выступы. Земля, как ласковая мать, мягко приняла меня на свою поверхность. Признаюсь, я сжался в ожидании того, что от удара о почву меня обязательно куда-то отбросит и обо что-то приложит. Но вместо этого я почувствовал, как носки мягких сапог сначала слегка прикоснулись к поверхности, а потом я без проблем стал на пятки и огляделся. Здесь не было ни факелов, ни светильников, ни даже электрических фонарей – неяркий зеленоватый свет источался стенами, напоминая мне гостиную Слизерина. Посередине комнаты, больше похожей на круглую пещеру с дырой в самой высокой части свода и пятью порталами вокруг центра, стоял саркофаг, искусно вырезанный из камня. Большой, массивный. Время, казалось, пощадило человеческий труд и оставило всё в первозданном виде. Пока впереди шедшие группы просачивались в тёмный вход, куда, по моим предположениям ушёл и Том, я подошёл ближе к погребальной плите. Что-то знакомое было в мраморном человеке, сложившем на груди руки с зажатой палочкой в одной и чем-то напоминающим пузырёк с зельем – в другой. Слой пыли скрывал и цвет материала, и мастерство камнереза, и я, повинуясь минутному настроению, убрал её магией. На боку человеческой фигуры, вырезанной из светлого мрамора явно нездешней добычи, виднелась надпись: «Всяк ушедший да не забыт будет». Приглядевшись, я вдруг понял, что флакончик в мраморной руке стеклянный и, кажется, даже не пустой. Мне пришлось влезть на саркофаг сверху, чтобы дотянуться до любопытной вещицы. Всё это время меня сопровождали удивлённые взгляды моих временных подчинённых. Да, Том выдрессировал своих соратников не проявлять излишнего любопытства, но меня перевоспитать, к счастью или сожалению, ему не удалось. Флакончик поупирался для приличия, но всё же предпочёл сдаться, поблёскивая тёмной жидкостью в своей глубине. Что я с этим зельем буду делать, я не думал: зачем? Об этом я поразмыслю на досуге, когда он у меня, конечно, настанет. Наконец, из темноты коридора послышался сигнал для нас и я, возглавив бригаду удивлённых Пожирателей, поплёлся в глубину негостеприимного сооружения. Стоило пересечь едва заметный порожек, как внезапно навалились звуки и запахи. Чьи-то вопли и стоны то и дело доносились из вязкого полумрака, с которым безуспешно пытались бороться появившиеся тут отсыревшие факелы; а вонь стояла такая, словно гнила не человеческая плоть, а сами камни магической тюрьмы. – Ну и вонища! – пробурчал рядом Пожиратель, прикрывающий мой левый бок. – Скорее бы на воздух… – Тихо! – я немного сориентировался по отсутствию дементорского холода, где должны быть комнаты персонала, и устремился туда. Пусть Снейп сколько угодно плюётся ядом, что гриффиндорцы ради подвига готовы обыскать весь Азкабан, оббежать каждую камеру в поисках нужных людей, но, в конце концов, я – гриффиндорец со слизеринской жилкой, а посему могу поступать, как мне удобно. А мне удобно найти списки жильцов этого, почти бюджетного, жилья и разделить между своими подчинёнными, кто за кем пойдёт. Делили клиентов строго по списку. От сих до сих – спасаешь ты, а от сих до сих – ты. И как по закону вселенской подлости среди последних шести имён, которые я закрепил за собой, маячило имя Беллатрисы Лестрейдж. Бояться я её, конечно, не боялся, но общение с этой мадам удовольствия мне никогда не приносило. Но в данном случае я решил подчиниться воле случая и выполнять порученное с честью, забывая о «хочу-не хочу» или «приятно-неприятно». Надеюсь, что из меня вышел не самый плохой Пожиратель. В хорошем смысле этого прозвища – если такое значение могло относиться к Пожирателю Смерти. Запомнив номера нужных мне камер, я бегом понёсся к ним – стылые стены излучали такую безнадёжность и тоску, что мне хотелось или броситься вниз с самого высокого зубца Азкабана, или всласть повыть на луну. Но понимая, что первое ещё хлопотней, чем просто убраться отсюда побыстрее, а второе – это отнять хлеб у Сивого и, в общем-то, занятие абсолютно безрезультатное, я взял себя в руки и погарцевал исполнять то, что обеспечит мне приятное времяпровождение в тёмное время суток на эту неделю. Какой бы призрачной не была угроза Тома, а проверять: накажет он меня или нет, я не стал. Поиски осложняло то, что на низких, ржавых дверях камер частенько не было номера. Судя по всему, они проржавели и отвалились: никому никогда не приходило в голову, что иногда даже в Азкабане полезно делать ремонт, дабы мне не пришлось заглядывать в каждое зарешёченное окошко и разглядывать скрюченные, тощие и грязные фигуры, пытаясь узнать в них нужных мне людей. Думаю, не один я так мучился. Лоснящимися и холеными в Азкабане были только крысы. Я натыкался на них на каждом шагу – откормленные на совесть, они не спешили уходить с моего пути даже после хорошего пинка. А я пинал их от широты своей гриффиндорской души – до сих пор не люблю этих тварей после Петтигрю. И знаю, что они-то – умные и хитрые животные, а как вспомню толстяка Питера с бегающими глазками и ни каплей совести за душонкой, так нога сама размахивается, чтобы поддеть носком серенькое тельце. В моём списке оставалось посещение последней камеры. Я пару раз глубоко вдохнул, прежде чем открыть дверь банальной Алохоморой. Белла сидела здесь. Собственно, а где ей быть, как не у себя? Прогулки тут не в чести, а душ… Если принять во внимание запах, то, подозреваю, наши власти думают, что сидящие здесь – животные, которые поддерживают чистоту собственного тела вылизыванием себя любимого. Белла и так в моих глазах на фею не тянула, но глядя на неё теперь – ни дать, ни взять, ведьма ведьмой. Босые ноги, серая суконная роба с неровно оборванным краем и венчающая эту нелепую конструкцию грива спутанных волос. Причём только по едва заметным холмикам грудей можно было понять, где у неё перед, а где – зад. В отличие от всех остальных, которых я освобождал в тот день, Белла, наверное, из-за «доброго и весёлого» характера, удостоилась цепью толщиной в моё предплечье, которая и сдерживала порывы её «души». – Вай-вай-вай! Кого я вижу?! – пока она без палочки и на цепи, можно и поупражняться в остроумии. – Тебе идёт и новое украшение, и новая обновка! Дизайнерское, да? – А я смотрю, ты так надоел Повелителю, что он тебя на край света отправил… – не осталась в долгу мадам Лестрейдж, отбрасывая волосы с лица, когда-то довольно привлекательного, а теперь – измождённого и страшного. Но, по крайней мере, она в своём уме, насколько это понятие применимо к Белле. – Нет, он отправил меня за своей любимой шавкой, а то в доме чересчур тихо – тявкать некому! – осклабился я, подходя ближе к прикованной мадам. М-да, мой чулан был дворцом против этого. Комнатёнка пять шагов на три. Каменный пол, каменные стены, дырка в полу, креативно оформленная продуктами жизнедеятельности, освежитель воздуха с запахом экскрементов, и грубый лежак с жалкой соломенной подстилкой, сквозь которую даже со стороны и в полутьме просматривались доски. Но с другой стороны моё преступление перед Дурслями состояло только в моём рождении. Массовые убийства и пытки в нём не значились. – Я, по крайней мере, собака охотничья, а не постельная, – она растёрла запястья, как только цепи спали с её рук, повинуясь движению моей палочки. – Поосторожней, Белла, даже чихухуа может больно укусить и обидно облаять… – А эта «чихуахуа» на обратном пути хотя бы не заблудится? – Не знаю, в конце концов, это для тебя тут родная «конура», – я пропустил даму вперёд. Может, кто-то так показывал хорошие манеры, а я просто опасался поворачиваться к ней спиной. Не ровен час: нападёт и прикуёт меня тут, вместо себя. С неё станется. И всё же я немного восхищался этой женщиной. Самую малость. На улице холодина, шквальный ветер рвёт одежду, как оголодавший любовник, а она, высоко подняв голову и осторожно переступая босыми ступнями по обледенелым валунам, идёт прогулочным шагом, не ёжась и не сутулясь. И вроде так и надо – грязный, рваный подол, спутанная шевелюра, запах, как от давно почившего. Ей всё это побоку. Она даже обняла мужа, хотя он «благоухал» никак не меньше. Наверное, если бы Том позволил, то она бы и на нём повисла. Волдеморт пересчитал всех нас, как пастух овец, нашёл взглядом меня, кивнул и только после всего этого скомандовал рассаживаться по лодкам. Что мы и сделали с радостью и облегчением – наконец-то, мы убирались отсюда. Я уже перелезал через борт, когда холодный голос, под стать погоде, произнёс: – Мистер Поттер, маска Пожирателя – это не ваш фасон… – я обернулся к говорившему. О Мерлин и все друиды Броселианды, кого я вижу? Снейп сильно сдал и постарел лет на десять за те жалкие полтора года, что мы не виделись. Но что-то было в резких чертах его лица и в еле заметной улыбке, что говорило мне категорично – он чертовски рад меня видеть. Впрочем, пока я – не жертва его отточенных реплик, это взаимно. – Роба узника, увы, в ваш стиль не вписывается тоже, профессор… – я широко усмехнулся и уже шагнул, чтобы обнять его. Всё равно после здешних «ароматов» у меня надолго нюх отбило. Но Снейп отвёл мои руки: – Даже если ваша брезгливость почила с миром, то не думаю, что вы жаждете завести себе прыгающих домашних животных. Я смотрел на него с полным непониманием. Почему-то после его фразы мне представились кенгуру, но к чему они тут – я не понимал. – М-да, вы выросли, а вот ваша сообразительность, похоже, совсем усохла. Вши, мистер Поттер, я говорил о вшах… – и он, не принимая помощи других, перелез через борт и сел на лавку, чинно сложив ладони на коленях. Никто особо не заморачивался внешним видом бывших узников. Так – набросили согревающие чары, но после заявления Снейпа о вшах садиться рядом с освобождёнными особенно не спешили. Но с горем пополам все всё-таки расселись, последние столкнули баркасы в воду… И тут Рудольфус, получивший ещё на берегу свою родную и любимую палочку – между прочим, её он гладил гораздо дольше, чем обнимал жену – прокричал в сторону покинутого узилища последнее и громогласное: «Прощай!» и запулил в небо Чёрную Метку. – Идиот! – наши с Волдемортом мнения в этот момент сошлись как никогда. От себя Том добавил уже гораздо тише: – Идиот с палочкой! – и отдал приказ поторопиться. И было отчего. Как только призрачная змея выползла из такого же черепа, стылый воздух Северного моря прорезал звук сирены такой силы, что, кажется, и земля содрогнулась. От заклинаний вода моментально вскипела, и баркасы стали похожи на лёгкие моторные лодки приподнятыми над поверхностью моря носами и подпрыгиванием на волнах. До берега мы долетели быстрее голодных чаек. Но там нас уже ждали. Нет, никто по бережку не бродил и даже не прикидывался стильными красными камушками. Берег был абсолютно пуст. А вот по знакам, которые были обговорены утром, в случае полного благополучия на нём должны находиться двое магглов. Не совсем по своей воле – уж магглы Империусу сопротивляться пока не умеют – они должны изображать рыбаков после рыбалки: костерок, уха, сушащиеся сети. А поскольку всего этого на берегу не было – мы приготовили палочки и собрались дать бой. И он начался. Не успели мы причалить, как рядом взорвалась Бомбарда, окатив нас солёной водой с головы до ног. Самые отчаянные пытались аппарировать прямо с баркасов, но всего, чего они добились – это лишь ледяной ванны. Над берегом раскинулась антиаппарационная сеть. Какая-то новая разработка, судя по тому, что никто из нас её просто не почувствовал, хотя должны были. Но повинуясь почти незаметным знакам Тома, старая гвардия довольно быстро перестроилась и массировано ударила прямо по центру, зажав внутри группы освобождённых товарищей. В арьергарде этой процессии двигались мы с Волдемортом. Я, потому что не жаждал сражаться – не моя это тема, Том – чтобы не выпустить меня из виду. А то вдруг потеряюсь по дороге. Впервые наблюдая схватку Пожирателей и авроров со стороны, мне стало очевидно, почему так боятся первых и постоянно проигрывают вторые. Пожиратели действовали, как единый организм. Неудивительно, поскольку у них приняты какие-то знаки, которые не заметишь, если не посвящён. Живым тараном наши прошили группу авроров насквозь, потом рассыпались на небольшие группки и напали на фланги, оставив самых слабых в бою выводить освобождённых. Авроры вместо того, чтобы окружить всех противников и задавить численно, старались поодиночке пробраться поближе к Тому. В каком-то смысле я оставался спокоен за него – один аврор против одного Волдеморта – это заранее посмертная награда для павшего в бою казённого героя. А сбиться в группки хотя бы человека по два – в Аврорате такую тактику боя, увы, не преподавали. Так что спустя две четверти часа я уже сидел в нашей комнате и грелся чаем с бисквитами, а Том, возмущаясь глупостью одного верного сподвижника, Рудольфуса Лестрейджа, и восхищаясь ловкостью второго, Яксли, плескался в ванне. Яксли появился сам, без единой царапины, но зато с аврором, упелёнанным как дитя, его же мантией. И с миной превосходства на лице, которую немного подпортила Белла несколькими «комплиментами» в своём непередаваемом стиле.