Каждый может начать заново: не через любовь, а - месть (everyone can start again, not through love but through revenge)

«Я бы никогда не понял, если бы не встретил тебя, не существует абсолютного врага. Наши враги всегда относительны».

Париж, 1987 Раны давно зажили, но гнев не перестал вибрировать болью, когда Снейк нашел его во Франции. Это не случайность, что они остановились в одном и том же отеле. Снейк прошел с ним в бар и оставил мятый кусок бумаги, на котором был написан номер комнаты. Он стал лучше сливаться с обществом: его подстриженная седеющая борода, его длинный плащ цвета хаки, его элегантный голубой костюм. Только повязка на глазу выделяла его среди других директоров, которые ловили приход от кокаина, потому что им больше не удастся почувствовать такой же сильный скачок адреналина в их жизни. Каз не верил этой дерзости. Не верил убежденности Снейка в том, что он на самом деле будет- Он не воспользовался лифтом. Он с трудом поднимался по каждой чертовой ступени так, что боль простреливала сквозь легкие и напоминала, что это было ошиб- Каз не постучался. Дверь была не заперта. Снейк ждал его, смотря в окно на сверкающий парижский горизонт. Он, конечно, знал, что Каз придет. Он Большой Босс. Все в конце концов приходят. Каз подался назад, прислонившись спиной к двери, и нажал блокировку на замке. Одна из двух вещей вскоре произойдет в этой комнате, и никто случайно не должен сюда войти. Он не произнес ни слова – это будет похоже на поражение, если Каз начет говорить первым. – Мне… предложили возглавить ФОКСХАУНД, – сказал Снейк в своем привычном низком баритоне. – Я собираюсь согласиться. В итоге. Он замолчал так, как нерешительно делали паузу при публичной речи, словно он даже не планировал, что скажет в следующий момент. И, естественно, ему нечего было выдавить из себя – кто вообще продумывает речь, что он выдаст своему любовнику, от которого отгораживался больше декады? Но точно не Джон-чертов-Нейкид-Снейк-Большой-Босс, гребаная живая легенда и спаситель солдат всего мира. Снейк повернулся к нему и даже через комнату, наполненную лишь огнями города и лучами заходящего солнца, его единственный глаз до сих пор такой яркий, чистый и голубой. – Тебя там ждет должность командира. Если ты этого хочешь. Смех вскипал внутри него, и он даже не мог до конца осознать сказанное. Каз слышал слова, но был не в состоянии в них поверить. Ему следовало оторваться от двери, иначе трость просто бы выбилась из его рук от того, как сильно Каз смеялся. – Я… Я думал о самых отвратительных вещах, которые ты бы мог сказать мне и это… это все, что у тебя есть? – Каз скатился на пол. – Пошел нахуй. – Казухира… – Нет, иди нахер. Ты отнял у меня все и теперь думаешь, что вещи просто так станут на свои места? Господи, да кто ты такой?! Твою мать, Снейк. Не ради этого он сюда пришел. То, что Каз представлял себе на лестнице между короткими ослепляющими вспышками ярости, сжигающей агонией и физической болью, было тем, как он входил в комнату, слушал слова Большого Босса и уходил, не бросив ни одного звука в ответ. Со стороны это казалось по-идиотски: он думал, что будет выглядеть… как? Круто? Непоколебимо? Неужели он был уверен, что хоть раз выиграет? Конечно не этого хотел Каз. Он пришел сюда кричать, плюнуть лицо в Босу, сд- – Каз, все не так… – А как тогда? – Было слишком много неясности, когда я впервые проснулся. Все, что я сделал, было необходимо для того- – Если ты сейчас посмеешь сказать «достигнуть нашей мечты», Снейк, я клянусь, что прикончу тебя. Я выгрызу твое горло своими собственными зубами. Снейк сложил руки за спиной и спокойно молчал. Даже если это была пустая угроза. Он выглядел столь изысканно и впечатляюще, когда был одет в костюм и его не покрывало животное дерьмо. Каз проклинал себя. – Ты оставил меня умирать. – Я сразу же организовал спасение и побег. Я точно знал, где ты находился. – Ха! – Каз откинул голову назад и рассмеялся. – Ты подослал мне незнакомца, который носил твое лицо! Того… того, кому я позволял трахать себя, когда был уязвим! Кто дал тебе право?! Когда я был связан в самой дыре мира, я клянусь, что слышал твой голос. Мне все время, повсюду мерещилось твое лицо и когда… когда ты на самом деле пришел, это был фантом. Он даже не был реальным. Какая забавная шутка. – Ты хотел, чтобы я оставил тебя умирать? – Мне бы хотелось, чтобы я вообще не встретил тебя. Нет-нет, я хочу, чтобы та граната сработала, и я бы убил тебя, и себя. Как же мне хочется, чтобы мы оба были мертвы. Были мертвы вместе. Это заставило Снейка улыбнуться, мелкий смешок вышел из его горла. Он шевельнулся и Каз запаниковал, начал возиться с замком, но Босс был умнее его. Намного быстрее и сильнее тоже, даже если это не всегда было так. Упавшая трость стучала по полу, и Снейк прижимал его к двери. – Нам… нам не обязательно было умирать в джунглях, в любом случае, – говорил Каз. В горле пересохло. Снейк, взялся за душку солнечных очков своим большим пальцем и сбросил их с носа. Каз не мог остановить его, точно не с одной рукой. Он прошептал, – нам следовало вместе сгореть в океане. Лучше бы было сгинуть вместе с МСФ. – Вот мой Каз. Гордый самурай, тоскующий по смерти, которая имела бы смысл, – Снейк взял руку Каза и положил ее на свою щеку. – Твоя ладонь мягкая, только по-писательски загрубевшая. Так не должно быть. Сейчас ты живешь в цивилизованном мире, но в своих снах слышишь эхо стрельбы, – он приподнял складки на манжете пальто Каза и прикоснулся губами к шрамам, оставленными наручниками на запястье. – Каз, покажи мне, как они сделали тебе больно. Я хочу видеть. В последние три года Каз раздумывал над возможностью, что Снейк был социопатом, но нет, это было не так. Снейк являлся животным – он понимал несколько вещей: непоколебимая верность, инстинкт, выживание. Остальное, что было сложнее всего этого, проходило мимо, и такая черта делала его столь гениальным. И здесь был Каз, держащий свое сердце в руках, искренне цепляясь за что-то хрупкое, за человека, который любил его также, как свою собаку, свое оружие, свою армию. Каз не стал останавливать Снейка, когда тот потянул за узел его галстука. Не остановил Снейка, когда тот расстегивал его рубашку по одной пуговице за раз, когда тот прижал его к стене обеими руками, его грубые пальцы касались ключиц Каза. Он не собирался останавливать Снейка, чтобы тот ни делал. Зачем? Покинув эту комнату, он ничего не вернёт. Ни его гордости, ни его конечностей, ни его желаний, ни его партнера, или тех вещей, которые они построили вместе. Пока Большой Босс – настоящий – целует его впервые за двенадцать лет, Каз ловит последние частички угасающего света за Сеной и Консьержери. Это очень красивый закат. * Если бы Каз относил себя к честным людям, то он бы подметил, что в этом всегда существовало нечто, похожее на мазохизм, даже если это было хорошо. Даже больше, чем просто хорошо. Его первая (настоящая) ночь в МСФ превратилась в безумие. В одно мгновение Босс выбивал из него все дерьмо, а уже в следующее они сидели вместе на траве, смотря на звезды, говорили о прошлом, о мечтах и надеждах. После, они шаг за шагом прорывали свой путь через джунгли. К тому времени, когда они вернулись домой на базу, у Каза было сбито дыхание, и он был более чем возбужден. Теперь он понимал, что было в этом парне и что заставило его собственных людей совершить предательство, присоединившись к Боссу. Каз был готов затолкнуть его в ближайшую палатку со словами: «Возьми меня. Я даже не гей, я знаю, но просто трахни меня. Я никому не расскажу». И: «пока ты будешь делать это, снова ударь меня в лицо». Он, разумеется, слышал слухи, что Большой Босс не увлекался подобными вещами. Что он и его наставница были любовниками, и он поклялся больше не прикасаться ни к одной женщине, ни к одному мужчине. Что у него был любовник из России, которому он оставался верен. Что он практически асексуален и находил трепет только в бою. Каз тоже видел, как Снейк ускользал от кокетливых рук, как безучастно он относился к вульгарным выходкам – сложно было сказать, насколько сильно укрепилось равнодушие. Но также это было вызовом. Он бы мог заставить Снейка прийти к нему. В таком соревновании победа была на его стороне. (И он своего добился, в тот день Снейк прижал его к стене в их грязном, тесном офисе и прорычал: «Что, черт возьми, мне с тобой делать, Каз?» и Каз, в качестве ответа, зацепил пальцем узел на шарфе и искусно ослабил его). В любой другой Операции парня, которого называли «Босс», держал бы все под своим контролем, и именно здесь Каз облажался. Просто потому, что он был единственный, к кому Большой Босс возвращался, единственный, с кем он оставался, он стал сентиментальным. Он забыл- Что ж, Каз никогда не забывал, ни на один миг, что они не были ровней. Но глубокой ночью, под простынями, если бы Снейку захотелось шептать приятные глупости и делать вид, что они были? Черт, даже если бы ему взбрело в голову сделать это в середине дня, в этом не было бы ничего такого. Было опьяняюще иметь живую легенду, которая вела себя как твой «партнер», вела себя так, будто хотела этого – так, что даже он поверил. Повторяй ложь из раза в раз, однажды она станет правдой. Нью-Йорк, 1991 Когда репортер газеты Локхид поднял бокал за окончание Войны в Персидском заливе и все остальные в банкетном зале засмеялись, Казухира Миллер просто сделал очередной глоток виски. С подобными вещами он еще мог мириться – даже за столом, полным американских солдат – также называемый эксцентричным. Чокнутый Мастер Миллер с его жестяной ногой, и с его пластиковой рукой, и с его странными анекдотами о партизанских воинах и съедобных лягушках. Никто не знал, откуда он на самом деле или почему он никогда не снимал свои темные очки в помещении. У некоторых иногда возникали вопросы о его не-американском прошлом, но чего еще следовало ожидать? Казу следовало выбросить приглашение Секретаря Штата на это закрытое мероприятие в помойку, где ему было место. Со всем тем дерьмом, что он видел в своей жизни, эти примитивные технологи, привезенные сюда, чтобы произвести впечатление на ДАРПА, совершенно не интересовали его. Напротив – он знал настоящую цель этого ужина. ФОКСХАУНД только что завершил свое первую Операцию на Среднем Востоке под образцовым командованием вернувшегося американского героя, Большого Босса, и все ожидания превзошли себя. Такими вещами армия не могла хвастаться на публике, так почему бы не закатить пир в свою честь и не напиться? Как только речь закончилась, Зеленые Береты Каза согнались в толпу, надеясь, что им выпадет шанс поговорить с оперативниками ФОКСХАУНД. Надеясь, что им выпадет шанс увидеть Большого Босса. Ему следовало выбросить приглашение в помойку, но он этого не сделал. Да – Каз точно знал, почему он здесь. И он точно знал, что делал; скрытный парень типа него, сидящий один за столом, в темноте, с четырьмя пустыми стаканами, которые стояли рядом. Через пятнадцать минут знакомая тень возникла над ним. – Казухира Миллер. – Погоди, погоди. Теперь я МакДоннел Бенедикт Миллер, не знал? Я американец, – он не поднял взгляд, но жестом показал на свой берет, намекая на недавно заработанное почетное положение в ряду сил Специального Назначения армии США. – Такой же американский, как яблочный пирог. Не ты ли ползал в грязи вместе с О.В.С. не меньше, чем два года назад? Это зацепило внимание Каза. Он поднял взгляд и увидел улыбающегося Снейка, всего лишь незаметно приподнятые уголки рта под его густыми усами. Он теперь полностью седой, старел с изящностью, что было просто нечестно. В своем элегантном костюме в полоску и черном тренче, он выглядел прямо-таки царственно. Каз кинул взгляд в противоположную сторону. – Ведешь дело на меня? – Конечно. – Зачем? Ты хочешь моего участия в одной из твоих дополнительных операций? – Каз, я уладил дела с американским правительством. ФОКСХАУНД под моим руководством – больше нет «дополнительных операций». Снейк говорил с таком уверенным монотонным голосом и со столь суровым лицом, что из Каза вырвался неподдельный смешок. Он отъехал на стуле назад и жестикулировал своей свободной рукой, той, которая была пластиковой. – Может быть, это потому, что было время, когда ты был честен со мной, Босс, но ты очень отвратительный, ебанный лжец, – Каз заставил стакан крутиться – наверное, со слишком большим энтузиазмом. Виски пролилось через край, попав на настоящую руку и на рукав формы, но он был пьян от эйфории, дразня человека часа в этой комнате, полной тугих костюмов и придурков из ДАРПА. Шипя секреты прямо под их изнеженным носом. Ему тут не место и Снейк еще больше не подходил к такому обществу. Большой Босс напоминал хэллоуинский костюм, дикое животное в человеческой шкуре с едва видными стежками. – Скоро все обрушится вокруг тебя. Ты никогда не был тем типом, который любил жонглировать секретами, идя по туго натянутому тросу – именно поэтому ты всегда хранил рядом с собой таких как я и Адамска, чтобы следить за деталями и готовить по твоим книгам. Вскоре ты оступишься и все полетит к чертям. И я буду там, – Каз приподнял свои очки, словив отражение от огня свеч, – ха, я буду там, чтобы поднять тост за то, как твое наследие превращается в прах. Большой Босс издал тихий смех и схватил протез. Он дернул Каза наверх, ближе к себе, но не настолько близко, чтобы это выглядело больше, чем попытка двух старых друзей лучше услышать друг друга через звон стаканов и гул бесед. – Каз… – выдохнул Босс, сжимая пропилен до скрипа, – ты ведь знаешь, никто не смеет больше говорить со мной в таком тоне. – Да? Бьюсь об заклад, что нет, – Каз оскалил зубы. Глаз Снейка засверкал кратким проблеском животного голода и на долю секунды Казу показалось, что он, отбросив все иллюзии цивилизованности, пригвоздит его к стене и трахнет прямо здесь, на виду у всех высокопоставленных генералов. Мысль вместе с виски смешалась в одно волнующее облако в его голове. Это было больше фантазией, чем страхом, и разве это не жалко? До пятидесяти – пара шагов, а у него до сих пор были невозможные мысли о мужчине, с которым он познакомился в возрасте двадцати пяти. Вместо этого Снейк отступил назад и улыбнулся. Он поднял свою руку и кинул Казу утончённый жест рукой – ленивый полукруг, направленный против часовой стрелки, слегка отличающийся от официального сигнала «Точки сбора», неторопливо покидая банкетный зал с руками, спрятанными в карманы. Тогда, в их дни в МСФ, это было сигналом Снейка «я и Менеджер собираемся немного поговорить наедине», но Каз всегда понимал это под «давай трахнемся за столовой, пока остальные празднуют». Каз не сомневался. Он выпил остатки алкоголя за один раз и последовал к выходу. Снейк провел его сквозь шумную кухню, вниз через служебный коридор и до черного выхода на загруженную аллею. Никто не остановил их – два парня в форме с заметными боевыми шрамами? Они внушали страх и прекрасно знали об этом. Как только оба оказались снаружи, Снейк схватил Каза за пояс и притянул его к себе. Они стояли так пару минут, издевательски просто дыша друг на друга, и Каз думал, что он не спал ни с кем достаточно давно, потому что это был самый напряженный момент за последние годы. Снейк запустил руку в волосы Каза, стащив с него берет так, что вещь упала на землю. Аккуратно, он приподнял темные очки и оставил их на вершине лба. Он поцеловал его нежно, почти что с благоговением. – Приезжай во Внешний Рай, – он прошептал. Каз рассмеялся. По крайней мере, это было сглаженное издевательство, но все еще довольно неплохое. Он отвернулся от второго поцелуя. – Ты же не думаешь, что это сработает? Снейк толкнул его к стене и коснулся губами уголка рта. – Я вижу твой воинский дух, он сияет сквозь весь этот маскарад. – Ты тоже выряжен. – Даже после стольких лет… ты чуть ли не дрожишь от гнева. Ты бы убил меня собственными руками, не правда ли? – Честно, Босс, это было бы слишком щедро для тебя. – Тогда чего ты хочешь? – Я хочу увидеть, как тебя спихнут с твоего трона. Я хочу, чтобы ты умер в агонии и стыде. Я хочу, чтобы ты умер и канул в неизвестность, и я бы больше никогда не вспомнил о тебе снова. – Хм-м-м. Поражен, предан и до сих пор твоя гордость не ослабла. Ты никогда не перестаешь сражаться, Каз, несмотря ни на что, сколько бы унижений не вытерпел. Ты в курсе, насколько это редкие и ценные качества? Именно поэтому на моей стороне я хочу видеть именно тебя. Твое место на поле битвы. Твое место во Внешнем Рае. И Каз вздрогнул, потому что было время – драгоценные крупицы моментов под слепящими бликами африканского солнца – когда эти слова были именно тем, что он хотел услышать. Целебная мазь этих тридцать секунд слабости, но для шести лет было уже поздно. – Скажи мне… – он закрыл глаза и оперся сзади головой на холодный кирпич, – скажи вместо всего этого, что я тебе нужен, и я… соглашусь. Он насчитал полминуты тишины, с трудом дыша. Когда Каз открыл свои глаза, Большой Босс смотрел на него с неясным выражением, его губы были сжаты, а челюсть расслаблена. Он выглядел опечаленным, наверное, но определенно не разочарованным. Да – именно так я и думал. Блеф чертового ублюдка. По крайней мере, в этом можно было найти наслаждение. – Как и я говорил, – Каз опустил свои очки и вздохнул. – Ты отвратительный лжец. * Иногда казалось, что дни с Militaires Sans Frontières* были чем-то, вроде странного и прекрасного мимолетного сна. Встречать богатых и властных людей в их хилой лачуге на побережье Барранкильи, обмывать награду в то время, как Oye Como Va звучала на радио, напевая American Pie вокруг костра с группой солдат, пряча временные укрытия под сетями и пальмовыми листьями, когда звук вертолетов прорубался сквозь туман во второй половине дня. И позже – Сесиль, готовящая сырое мясо на огне карибским вечером, раздетая до трусов и в мужской майке, не подозревающая о безграничном влиянии ее красоты на мужчин. Аманда, руководящая тренировками вместе с Чико, который следовал за ней по пятам и подражал ей, и Снейк, проверяющий их оружия. Стрейнджлав с Хьюи, ломающие головы в лаборатории, всегда готовые взяться за любой идиотский проект Большого Босса, если это сделает его несчастным. И Паз… Паз: следит за лодками в доках, учит испанскому и португальскому иностранных новобранцев, ее белые волосы развиваются на ветру как облако, или как ореол, их личный талисман МСФ, их Ангел Мира. Она была не единственной ложью на Главной Базе, но ее обман был раскрыт полностью. Ее обман был раком, поселившимся в их сердцах. И Каз был причастен к нему, поэтому ему некого было винить, кроме себ- Это не продлилось больше пяти лет, не больше пяти гребанных лет, и Каз до сих пор просыпался, иногда желая услышать гул амазонского дождя о тонкую крышу, или мягкие круги океана, обнимающие стальные ноги Главной Базы. Когда он говорил о своём желании умереть вместе со Снейком, быть похороненным в океане, Каз имел в виду, чтобы они погибли вместе с единственным домом, который он знал. Он надеялся, что Большой Босс не отравит эти воспоминания, не предаст его так подло, не использует им и не выбросит его как грязный платок… не опозорит его на глазах у чертового Оцелота- - он мог чувствовать зов Южной Америки столь глубоко в душе, что иногда она отдавалась физической болью, сравнимой только с болью его потерянных конечностей. Если он думал, что смог бы сбежать во Внешний Рай и одновременно сохранить свою гордость, он сделал бы это. Форт-Брэгг, Северная Каролина, 1993 Это замечательное чувство, когда надевание футболки отнимало у него только тридцать секунд. Это замечательное чувство, когда, завязав половину узла виндзора, он больше не чувствовал себя Сизифом, толкающим камень на гору. Это замечательное чувство, когда, переговариваясь с полковниками во время попоек с парнями из военно-морской базы, он добродушно подкалывал новобранцев и его смех больше не напоминал маску. Он не чувствовал себя костюмом, сделанным из кожи молодого себя, который сбрасывался ночью. Этим утром он получил сообщение от Надин на свой автоответчик, она предлагала взять парочку выходных, чтобы они смогли съездить на Вирджиния-Бич в честь их первой годовщины. Он позвонил ей и сказал, что вместо этого им следует отправиться на Мононгахилу. Иногда он чувствовал себя нормальным. Не был снова склеен, но иногда чувствовал себя тем, кого когда-то представлял средним классом в американских окрестностях – далёкие воспоминания из его детства в трущобах послевоенной Йокосуки. Он не просыпался от звуков стрельбы уже больше декады. Надин никогда не спрашивала насчет его глаз. Он услышал, как ученики называли его за спиной «Дядя Хеллмастер». «Вы жесткий, сэр, но вы заботитесь о людях». Он бы мог остаться здесь ненадолго, да. Он делал отжимания в своем гараже по воскресеньям, и милая старушка, живущая по соседству, иногда с ним болтала, представьте себе! Это замечательное чувство, когда не нужно было думать о мести каждый день. Но это не значило, что он выбросил ее из мыслей. * Сегодня среда, любимый день Каза, потому что он мог прогнать новобранцев через удвоенную тренировку для Седьмых Специальных Сил. Еще лучше, что дождь лил, как лошадиная моча. Ураган прошел через них днем ранее, база пострадала от удара сильной бури, означая, что единственными укрытиями были грязевые ямы, а скорость ветра по-прежнему держалась на 65 км/ч. Идеальный день для того, чтобы отослать детишек в лес, не дав им ничего, кроме ножа. Каз завязал свои волосы сзади и надел кепку перед тем, как окунуться в шторм. Новобранцы стояли смирно, когда увидели его. Он держался с ними более повседневно с того момента, когда больше не имел официального ранга в армии США, но рекруты все еще его боялись, особенно в четыре часа утра. – Два круга вокруг поля, а затем дайте мне все пятьдесят! Сегодня нам предстоит проработать основной разогревочный комплекс! Если вы хотите спуститься к la costa brillante, то вам следует привыкнуть к плаванью на суше! Он стянул с себя куртку и побежал вместе с группой новобранцев. Он обычно выполнял отжимания и иногда разделял с ними дни легких нагрузок. Его протезы конечно не из России, но они не были потерты даже наполовину. И ему до сих пор кажется, что у него есть годы наверстать упущенное, после того как он позволил себе размякнуть от жалости к себе в 80-х. Новички сперва находили подобное странным, но Каз не мог идти против своих партизанских корней: лидер спускался в грязь, как и любой другой солдат. – Мы сегодня снова будем строить убежища, мальчики и девочки, на этот раз в экстремальных условиях. Но сейчас вы будете бороться не просто против ветра и дождя, вам придется бороться со мной, – Каз дал им распоряжение на день – идти в лес группами по трое и построить водонепроницаемое, замаскированное убежище. Он заставил их оставить свои часы, фляги с водой, оружие, компас – все, кроме их ножей. – Я собираюсь возвращаться в офис и закончить с бумажной работой через три часа. И когда я закончу, я приду искать вас. Если я обнаружу вас за два часа, то считайте, что провалились. После отметки в два часа, я отправлю фаер, чтобы позвать вас домой. Ясно? – Да, сэр! – И этим убежищам лучше быть водонепроницаемыми. Если я найду вас, то хочу видеть вас сухими, как хорошее шардоне. Это ясно? – Да, сэр! – Тогда почему вы стоите и пялитесь на меня? Вперед! Каз наблюдал за их борьбой в поиске партнеров, чувствуя отцовскую гордость. Его подчиненные всегда были немного неудачниками и немного креативнее, чем рядовые армейские парни, но причина, по которой они называли его Хеллмастер, заключалась в том, что свыкнуться с ним было в десять раз труднее. Дело было не в его наслаждении собственной жестокостью, он знал истинную цену падения. Импровизированная тактика должна быть в такой же степени надежной, как и заранее спланированная. Он зашел вовнутрь, перекинув через плечо мокрую куртку. Пока он выжимал из нее воду в прихожей, бывшая ученица подошла к нему. – Эм… Мастер Миллер, сэр, могу я отнять у Вас время? – Конечно, капрал Дайнс. Что тебе нужно? – Мы можем поговорить в вашем офисе? – Дайнс нервно оглянулась по сторонам. Эшли Дайнс была одной из его любимых новобранцев прошлого года, поэтому он, конечно же, сказал да. Первые месяцы ей было нелегко. Но даже несмотря на прогресс, большая часть Форт-Брэгга все равно считала, что ее шансы пройти были сто к одному. Каз, с другой стороны, привык сражаться бок о бок с женщинами, которые были способнее – если не больше – их товарищей-мужчин, поэтому он относился к ней как с остальным. Кроме того, Дайнс была смешенной расы – отец был корейцем, а мать – ганка так что он в некотором смысле понимал ее опыт. Дедовщина, с которой она столкнулась по прибытию, была эмоционально жестокой, иногда садисткой, но ей удалось пережить это, благодаря своему мастерству, гениальности и стойкости. Она немного напоминала Казу Аманду, в комплекте с привычкой курить, от которой не смогла полностью избавиться. Сегодня, однако, она выглядела нервной. Когда она села напротив него в офисе, то сложила руки на коленях и ерзала из стороны в сторону на стуле. – Сэр, могу я попросить Вас об одной неофициальной услуге? – Это зависит от обстоятельств. Я не могу ничего пообещать до того, пока ты не скажешь, что тебе нужно. – Здесь нет ничего изменнического, Мастер, я клянусь. Мне надо, чтобы Вы… написали письмо с рекомендацией. Каз слегка опустил свои очки, достаточно, чтобы она увидела приподнятую бровь, но не так далеко, чтобы показать поврежденные глаза. Кажется, он знал, к чему это вело. – Письмо с рекомендацией? – Да. Меня недавно одобрил разведчик из ФОКСХАУНД. Мне предстоит выполнить физический вступительный экзамен через два месяца, поэтому мне необходимо представительное письмо от вышестоящего офицера. Или от инструктора. И Вы знаете, что из себя представляет ФОКСХАУНД… Он знал «что из себя представлял ФОКСХАУНД». Технически организация была под крылом у США, но действовала независимо, напоминая частную армию. Военная верхушка начинала опасаться, что Большой Босс снимет скальпель со всех наиболее перспективных новичков, поэтому вербовщики ФОКСХАУНД предпочитали не афишировать подробности до тех пор, пока кандидат не будет официально принят. Каз начал читать язык тела Дайнс по-другому: она не боялась, она была взволнована. Взволнована в том ужасающем смысле, что это могли понять только люди, которые выбрали войну своей новой жизнью. Он откинулся на спинку кресла и потер виски. – Капрал Дайнс… Эшли. Ты на пути к тому, чтобы получить повышение под конец этого года. Когда ты впервые пришла сюда, ты сказала мне, что стать членом Зеленых Беретов было твоей мечтой всей жизни. – Да, сэр, но когда я это говорила, я не могла ожидать, что меня наймет Большой Босс. Стоило услышать это имя, сказанное настолько благоговейно, как холодные кинжалы прошли сквозь легкие Каза. Такие дни только и делали, что доставляли головную боль. – Ты в курсе что они делают, не так ли? – Со всем уважением, сэр, я бы не согласилась, если бы боялась немного замарать руки кровью. – Мы сейчас говорим не об обычной работе военных, Эшли. Они замешаны в серьезном дерьме. Убийства, свержения режимов, очистка – это связано с мирными жителями. – У Зеленых Беретов репутация не лучше. Если вы считаете один вид убийства чем-то нормальным, а другой – нет, то это безумие. По крайней мере, – она заправила темные волосы за ухо, – по крайней мере, это моё мнение. Солдаты – как оружие. Очень редко, когда мы можем выбирать кому нажать курок. Я редкий солдат, который может сделать этот выбор. Казу пришлось прикусить губу, чтобы не сорваться на крик. Это чушь Большого Босса выходила из ее рта. Он хотел схватить девушку за плечи и встряхнуть ее, сказать ей, что Большой Босс был всего лишь иллюзией, созданной человеком, который врал сам себе, который врал каждому человеку, подходящему для использования. Он подавил свою злость и поднял руки, насмешливо изображая поражение. – Хорошо, Эшли. Мне это не нравится, но я напишу письмо. Приходи завтра до утренней тренировки. Она искренне улыбнулась ему, заставляя сердце разбиться, и быстро отдала честь до того, как покинуть офис. Каз еще не написал письмо. У него оставалось два с половиной часа, пока он не пойдет охотиться за учениками в лес. Было достаточно времени, чтобы сделать пару звонков и потянуть за несколько ниточек – он хотел знать, в чем был весь шум, кого точно Большой Босс выбрал из Зеленых Беретов с начала года. Потому что Каз всегда был тем типом людей, которые проводили связь между причиной и следствием, ему потребовалось сорок минут, чтобы дождаться секретной доставки прямо в офис вместе с кружкой кофе. Он копался в бумагах, отслеживая имена. Большинство людей он не помнил, и это не удивительно. Тогда он наткнулся на знакомый профиль – острый нос, темные глаза, угловатая челюсть, омраченная тенью пяти часов, которая никогда не исчезает полностью. Этот парень выглядел точно также, как Снейк. «Дэвид», фамилии нет, но был записан как Риз, в качестве идентификации. Ветеран Войны в Персидском заливе, безупречный послужной список, сирота с рождения, перемещался с места на место, но всегда находился под внимательным оком армии. Он был выбран для ФОКСХАУНД точно по прошествии двух дней после того, как его транспортировка в Форт-Брэгг была бы завершена. Это полное, абсолютное- Каз закрыл свою дверь перед тем, как сделать звонок. Никто не должен знать, что у него был этот номер. Лучше бы у него не было этого номера. Он слушал, как линию подхватили на другом конце провода и направили через несколько уровней шифровки. После трех минут статики и щелчков, знакомый голос ответил. – Откуда ты взял этот номер? – Это я. – Это не отменяет моего вопроса, Каз Каз крутанулся на стуле, чтобы видеть дождь из окна, пока будет говорить. – У меня была интересная беседа с моим бывшим стажером. Она хотела, чтобы я написал рекомендательное письмо для поступления в ФОКСХАУНД. – Ха. Она не могла знать, – Большой Босс рассмеялся, – но я возьму каждого, кого ты одобришь. Ты не во всем компетентен, но ты знаешь, как отделить зерна от плевел. – М? А что, если я напишу «пошел нахуй» сто пятьдесят раз. – Каз, – ох, этот чертов предупреждающий тон. Снейк разговаривал с ним так, будто ему все еще было двадцать пять лет, с тем прежним юнцом, который с широко раскрытыми глазами следовал за своим «Боссом». Словно сейчас они оба не были старыми пердунами. Старики, которым было слишком много лет для такой раздражающей и незрелой беседы. – Это моя студентка, она не единственное ценность, которую ты украл с нашей базы, – Каз тряс бумагу в руке, несмотря на то, что понимал насколько странно это выглядело, и что Большой Босс не видел его. – Дэвид. Ты знал, что мы уже год пытались доставить его в Форт-Брэгг. – Забавно. Эта уверенность в твоем тоне, которая говорит о твоем чувстве собственничества по отношению к этому парню. Ты же понимаешь, что он мой сын, Каз. – Мне казалось, что тебе срать на него. Все эти годы ты отрицал, что хотел иметь дело с этими клонами когда-либо, а что теперь изменилось? Что ты планируешь? На другом конце Снейк молчал. Каз понятия не имел, зачем он сотрясал воздух, задавая вопросы. Большой Босс не сказал ему ни одного честного слова, начиная с 1975. – Хорошо. Он твой. Мне все равно. – Если ты так яро хотел его обучать, то почему не перешел в ФОКСХАУД? Каз повернулся на стуле обратно к столу. Ему нужна была твердая поверхность, чтобы можно было ударить по ней рукой. – Ты серьезно спрашиваешь? – Я имел в виду: там всегда будет место для тебя. – Пошел нахуй. Каз бросил трубку и кипел от злости. Он уставился на фотографии и похвальные грамоты на стене, но изображения вместе со словами перемешались в кашу. И вдруг у него возникла безумная идея. – Точно, – он пробормотал под нос. – К-конечно, да. Почему бы, черт возьми, и нет? Что-то в нем щелкнуло. Его старый гнев, старая горечь. Впервые за девять лет, он мог четко видеть. Он поймал идеальное мгновение, безмятежную ясность – он мог переехать даже в гребанную Арктику и так до конца не избавиться от тени Большого Босса, так почему же не вступить в ФОКСХАУНД? Почему бы, черт возьми, и нет? Если все снова полетит к чертям, то, как минимум, он получит первые места и миску с попкорном. – Извини, малышка, – он позвонил Надин и сообщил. – Я не смогу приехать в эти выходные. Только что получил новое предложение по работе, от которого не мог отказаться. Затем он позвонил Снейку и сказал: «Хорошо». * В первый раз, когда они переспали, это было хорошо. Это было то, чего ожидал Каз: быстро, грубо, прислонившись к стене и оставляя на кожи друг друга укусы, смешанные с царапинами. Из-за того, что он был одним из лидеров. Никто из них не снял одежду, а губы ни разу не соприкоснулись. После, Каз – представляя, как круто он выглядел – надел свои очки и сказал: «Просто сделай чертову бумажную работу, как я попросил, Босс». Во второй раз – позже на этой неделе в комнате Каза – это не было хорошо. Все пошло не так в тот момент, когда Снейк поцеловал его, что было первой вещью, которую он сделал после неловкого стояния в коридоре, держа сигару в одной руке и бутылку вина в другой. Они не трогали вино, но Снейк трогал его. Всего, медленно и сладко с нежностью, казавшейся чужой для его больших рук. Это напоминало пытку, так казалось Казу в этот момент, потому что он хотел крепкой драки на кулаках, а то, что делал с ним Большой Босс, больше походило на поцелуи, которыми одаривали свою будущую жену. Держал его будто свою добычу, чтобы тот не смог убежать. А затем он решил, что во всём этом не было ничего такого – оставаться в постели после, прикоснуться лбами и шептать секреты в темноте. Звонить Казу по радио только для того, чтобы они могли посидеть на крыше вместе и смотреть на небо, и Снейк рассказал бы ему, как когда-то давно он боялся Дракул. Однажды Каз брился в душевой и потому, что никого больше не было, Снейк зашел внутрь и коснулся губами виска в глупом поцелуе. Затем он ушел, чтобы заняться утренними упражнениями. Это случилось. Каз был ошарашен. Он надолго уставился в зеркало, после чего осознал: «Блять. Черт, он думает, что мы пара-», как Снейк, черт возьми, пришел к такому выводу?! Особенно учитывая то, что Каз до сих пор спал с каждой нанятой ими женщиной-солдатом. Это было так, будто, являясь оружием на поле боя, существуя в джунглях как существо чистого инстинкта, Большой Босс соорудил непроходимый барьер, который отделял его жестокость от личной жизни. Он был хорошим другом, терпеливым наставником, нежным любовником. Что бы он не делал, отдавался этому полностью, и для такого, как Каз – все еще молодого и достаточно гордого до того, что эмоциональная близость заставляла его нервничать – это было пугающе, удушающе и вырабатывало привыкание. Он бы мог начать играть в этом спектакле, чтобы держаться близко к человеку, который вынудил его сдаться, но, когда Большой Босс со временем заставил его выбирать между женщинами и их отношениями, Каз снова уступил. И снова, и снова. Но честное слово, только в этот раз, никогда больше. Штаб ФОКСХАУНД, 1995 Первый звонок он получил от Внутренней Разведки ФОКСХАУНД, они сообщили о смерти Большого Босса. Каждый местный штатный сотрудник был вызван в столовую, чтобы они смогли сфокусироваться на ремонтно-восстановительных работах. Второй звонок он получил от Роя Кэмпбелла, которому нужно было поговорить об этом, чтобы сделать свою работу подобающе. «Как это может быть правдой? Как я мог не знать об этом?». Каз чувствовал крупицу стыда за то, что не рассказал ему об опасности, связанной с пребыванием парочкой легендарному Большому Боссу, особенно когда он сидел в своем офисе, выглядывая из окна с напитком в руке, ожидая прихода новостей. Он бы никогда не усомнился, что Солид Снейк добьется успеха. Наверняка это было очень обидно для старика видеть, как его тщательно продуманные планы были уничтожены сыном, которого он никогда не желал. Третий звонок, перенаправленный несколько раз, он получил от Аманды Валенсиано Либре. Каз был поистине удивлен – последний раз, когда они говорили, она проклинала его на испанском, обнаружив, что он собирался стать учителем для американских морских пехотинцев. – Некоторые странные доклады прошли через наши иностранные военные ведомства, мистер Миллер. Я хочу знать, если это правда. Аманда была одна из немногочисленного числа Сандинистких Командантес, которые смогли достичь высокопоставленных позиций среди Кабинета Никарагуа после выборов 1990 года. Она работала с МСФ и Бриллиантовыми Псами до того, как Сандинистам наконец удалось свергнуть сомоза** в 1984; конечно, она до сих пор следила за шпионскими сетями в ожидании, что слова «Внешний Рай» всплывут на поверхность. Была ли там речь, которую Снейк использовал, чтобы нанять ее в первый раз? Были ли там слова, которыми он пользовался, чтобы нанять всех их? – Аманда, пожалуйста, я не могу бросаться секретами американской армии в иностранную державу. – Мы сейчас говорим не как политики, мистер Миллер. Мы говорим как бывшие camarada. – Мы говорим по отслеживаемой телефонной линии. Она замолчала на момент. – Вы кажетесь спокойным. – Да. – Но мистер Мил- Каз, он был Вашим… compañero. Вашим, – ее голос сделался тише, не похоже, что она знала подходящие слова для этого на английском, – …los hombre aficionado. Рука Каза сжалась вокруг приемника. Лучший агент секретного проникновения, этот осел – Нейкид Снейк был такой же утонченный, как товарный поезд. – Аманда, это было двадцать лет назад. – Мы истекали кровью и убивали вместе, все мы. Мы были compass. Расстояние и раны не имею значения, мы до сих пор связаны вместе. Поэтому я звоню Вам, даже если Вы продали свою душу los yanquis. – Спасибо за звонок, Аманда. Я ценю твою заботу. Она издевалась над ним. – Вы очень сильно изменились, мистер Миллер, – сказала она перед тем, как повесить трубку. Было забавно, что Аманда думала, будто он был тем, кто изменился – небольшое напоминание, что Большой Босс все еще оставался подлинным героем почти для каждого, кто знал его. Этому скоро придет конец, думал Каз, у Государственного Департамента не было шансов на то, чтобы утаивать эту новость до бесконечности. Каз закончил с напитком и затем позвонил своей жене. – Привет, Надин… эх… – Что-то случилось? – Да. Я сегодня не приду домой. Может быть, завтра тоже. – Ты в порядке? – Я… – Каз уставился в окно своего офиса. Было так темно, что он едва мог разглядеть горы на расстоянии. Я в порядке? , он спрашивал себя. Он не чувствовал ни радости, ни скорби, ни… чего-нибудь еще. Не ответил на вопрос Надин. Можно было услышать, как она задержала дыхание – момент, когда волнение переходило в раздражение. – Дай угадаю, ты не можешь сказать мне? – Нет, правда не могу. – Знаешь, МакДоннел, когда я встретила тебя, ты сказал, что не был человеком, подходящим армии. Ты сказал, что не будет никакой чертовой грязной работы- – Надин, послушай – мне правда нужно идти. Мы поговорим об этом позже. Надин сохраняла молчание на другом конце провода, но Каз слышал ее ровное дыхание, слышал, как она готовилась к спору. Четкий, пронизывающий детский плачь оборвал ее до того, как та успела начать. – Кэтрин проснулась, – она вздохнула. – Мне… нужно успокоить ее. – Конечно. Эй, после всего, я наверняка смогу взять отпускной. У меня будет возможность… взять длинный отпускной. Тогда мы сможем поговорить обо всем. – Ладно, хорошо. – Люблю тебя. – Угу. Он не винил Надин в ее обидчивости – он работал только три дня в неделю, когда они стали встречаться. Она была опытным кардиологом, которая стояла на пути к тому, чтобы возглавить весь отдел, когда забеременела. Это случилось после трех месяцев, как он присоединился к ФОКСХАУНД – она была вынуждена взять декретный отпуск, который непоправимо навредил ее карьере. К счастью, все было кончено. Черт, он мог подать заявку на регистрацию завтра. Может быть, так и сделает. Раздался стук в дверь. Она со скрипом приоткрылась и оттуда выглянул молодой солдат. – Мастер Миллер, сэр? – Что такое? – Полковник прибыл. Он хочет с Вами поговорить. Рой выглядел дерьмово. Он разбиралась с какими-то политическими делами на другом конце мира, когда вся Операция полетела к чертям и штаб закрыли. Друг за другом следовали бесконечные расследования, слушания, взаимные обвинения – ЦРУ и Министерство обороны США могли расчесывать свой бюджет в течение многих лет, пытаясь найти незамеченные бреши, через которые Большой Босс переправлял средства во Внешний Рай. Они бы, конечно, ничего не обнаружили, но положение Кэмпбелла было незавидным. Ему пришлось отвечать за все то дерьмо, о котором он даже не подозревал. – Послушай, МакДоннел. Я знаю, что это не твое дело, но мне нужна твоя помощь, чтобы узнать больше об оперативнике Солиде Снейке. – Он еще не вернулся. Южная Африка находится от нас на расстоянии океана. – Нет, конечно нет. Но он не будет говорить – отряд, который подобрал его… Командир сказал, что парень выглядит контуженным. Не удивительно, что это так, Каз не сказал вслух, это часть его жизни. «Парень» едва вышел из подросткового возраста – даже моложе Нейкида Снейка, когда того отправили в Россию, чтобы убить своего учителя. Рой Кэмпбелл добрый человек. Он убивал раньше, его держали как пленника, но он никогда не марал свои руки в грязи. – Я всего лишь инструктор, Рой. Это не мой отдел. – МакДоннел… ты знал Большого Босса, когда он был еще молодым, не так ли? Я обещаю, все твое участие останется вне записи. Дэвид доверят тебе Конечно, как тут можно отказать? Каз долго гулял по краю базы на обратном пути к своему офису; ему нужен был свежий воздух. Когда он пришел обратно, солдат, который обычно охранял дверь, явно отсутствовал. Каз вытащил свой пистолет из кобуры и медленно проделал свой путь через затемненный коридор. Его инстинкты уже были не теми, его реакция не дотягивала до прежнего уровня, но шестое чувство солдата? Оно никогда не уходило. Он обследовал замок на своей двери и заметил только мелкие сколы краски на стене. Неторопливо, он толкнул дверь и вошел, подняв оружие. В тот момент, как его левая нога переступила через порог, дверь сзади захлопнулась. Каз повернулся на пятке, но он не был достаточно быстр, чтобы остановить резкий удар по запястью и захват, который толкнул его в обратное направление. Его швырнули к стене, но недостаточно, чтобы вырубить. Бросок специально был нежным. Он посмотрел вверх и, разумеется. Вот и он! Большой Босс, одетый в шерстяной свитер командос поверх его костюма для проникновения с тонкими кожаными перчатками. В качестве приветствия он разобрал пистолет Каза за десять секунд. Каз даже не был, блять, удивлен. Он поднял руки, сдаваясь. – Хорошо выглядишь для мертвеца, Босс. Снейк глянул на него с подозрением. – Каз, у тебя с собой было только одно оружие? – его голос звучал несколько разочарованно. – Я работаю в офисе. Ты хочешь сказать, что ты слонялся по штабу ФОКСХАУНД все эти годы, с целой артиллерией, спрятанной под своим тренчем? Снейк неуверенно промычал. Он забрал магазин пистолета Каза себе и оставил остальные части разбросанными на полу. Пружина подавления скакала по ламинатному полу и остановилась, коснувшись ступни Каза. Каз поднял голову. – Ну, и как ты это сделала? – Как, по-твоему, я это провернул? Неужели у меня не было плана действия при таком сценарии? – Веном Снейк, – пробормотал Каз. – Хех. Разумеется. Мне следовало догадаться, что ты никогда бы не подставился под такую пулю. Ты уже не тот человек. – Внешний Рай тоже был его проектом. Он руководил им с тех пор, как я вернулся в штаты. Воспоминание промелькнула внутри разума Каза. Нью-Йорк, четыре года назад… когда Снейк попросил его приехать во Внешний Рай, тот штаб руководился…? Он, должно быть, выглядел расстроенным. Снейк, казалось, так думал. Он говорил тихо, почти успокаивающе. – Ты опечален, Каз? Ты помог мне сделать Фантома тем, кем он должен быть. Ты, наверное, заботился о нем. Вопрос задел Каза как настоящий удар. Он- (ровный голос у его уха, на сгибе его шеи. Их пальцы переплетаются на рукоятке оружия. Вместе смотрят на горящие гробы. На их лицах все еще остается пепел, когда они занимаются любовью. Рот Снейка на вкус как сера. «Я стал демоном, Каз». Я тоже, Босс, мы пройдем этот путь к аду вместе, как нам всегда предназначалось. Десять дней проходят и Снейк возвращается к нему… Снейк произносит его имя словно молитву. Когда Снейк укладывает его на Главной Базе, Каз чувствует, словно это он был тем, кто пролежал в коме девять лет, словно он спящая красавица, ждущая, что кто-нибудь разрушит заклятие, заставит очнуться. Снейк целует его с нежностью, от которой сердце готово разбиться. Мы больше не шутим. Все по-настоящему. Все это. Каз помнит, как притягивает Снейка к себе одной рукой и опускает его на кровать. Спускайся со мной, думает он, в темноту. Невыносимо находиться тут одному, но если мы здесь, внизу, вместе, я могу сделать что угодно.) Каз резко вдохнул и отступил назад, коснувшись своего стола. Он снял очки и протер глаза. Их жгло фантомной болью давно ушедшей травмы. Эту боль он не чувствовал половину декады. Он думал, что был выше этого. В то же время ощущал себя таким пустым, использованным, изнасилованным. Годы ходил кругами в своей голове, пытаясь найти обоснование тому, о чем Снейк думал, пока все это происходило. Кто, черт возьми, мог запрограммировать тело двойника для того, чтобы трахать своего любовника? Тем более, если он не уверен, что ему все еще доверяют? Кто программирует тело двойника, чтобы любить кого-то, кто- – Нет. Мне полностью плевать, – Если бы мне было не все равно, я бы уже сошел с ума. – Это действительно так, Каз? – Да. Тебя – тебя, я ненавижу. Его? Он был для меня ничем. Я думал, что он был тобой и когда я обнаружил, что это не так, я видел в нём только инструмент, – Эй, запомни это. Я тоже могу быть холодным и жестоким, ты больной ублюдок. Снейк издал гудящий звук. Он сделал шаг назад, чтобы прислониться спиной к стене. В тени шкафа он невидим – но только на мгновение, пока не зажег сигару. – Ты здесь, чтобы убить меня, да? Хочешь подчистить хвосты, всех, кто знает что-нибудь о Внешнем Райе? – Каз, как ты можешь говорить такое? – Ну, ты в моем офисе со своим снаряжением. Ты устранил охрану. О чем я еще по-твоему могу думать? – Если бы я попытался тебя убить, ты бы сопротивлялся? – Изо всех сил, – тихо сказал Каз. – До последнего вздоха. – «Выгрызешь мое горло своими собственными зубами», м? – Да. – Ты воображаешь себе прекрасную смерть, Казухира, но я здесь не для того, чтобы убить тебя. И я здесь не для того, чтобы умереть. У меня еще осталась работа. Я всего лишь делаю несколько остановок, прежде чем уйти, – он выдохнул ленивую нить дыма, которая стала голубой при свете луны. – Это твой последний шанс пойти со мной. Каз открыл рот, чтобы начать твердить о «ты знаешь, что они говорят о тех вещах, которые ты делаешь снова и снова, но ожидаешь от них новых результатов», но не мог выдавить из себя ни слова. Что-то плыло перед его глазами, перевернулось в животе. Слова Аманды о compas прозвенели в голове. Вы убивали вместе и проливали вместе кровь, если ты просто отпустишь этот гнев, все встанет на свои места. Снейк позволил лучше всех это понять. Каз, потеряв разум, заставил себя идти против этой просьбы, потому что искренне верил, что искушение больше не держало его. – Ты действительно собираешь сделать это. Ты собираешься все снова перестроить? – Ты пойдешь со мной? – С Надин и Кэтрин дома? Босс, твое чувство юмора так и не улучшилось. – Не отказывайся, Каз. Ты знаешь, что не делаешь им услуги, притворяясь, что принадлежишь к мирной жизни. Ты просто навредишь им в конце. – Даже если ты прав, я стану трусом, если не попытаюсь. – Ты думаешь, что я трус? – Неужели для тебя что-то значат мои слова?! – прошипел Каз. – Хотя бы раз? – Ты знаешь ответ на этот вопрос. «– Поле боя не всегда разделяет людей на союзников и врагов. Иногда оно не просто указывает на врагов и союзников. Иногда оно помогает найти твоих настоящих товарищей». «– Как ты и я, да?». Очередное отравленное воспоминание. Каз проглотил этот яд. –… за все это время, – он сказал осторожно, – я ни разу не спросил тебя… почему ты это сделал. – Кое-кто мне однажды сказал, что иметь чувства к своим товарищам, является самым ужасным грехом, который солдат может совершить. – Босс… – Для нее это была невыносимая боль. – Да. Ты рассказывал мне, что она убила своего возлюбленного в бою, побочный эффект Холодной Войны. – Все, что случилось с нами в Центральной Америке, доказало, что ее слова были правдой. Мне нужно было отделить то, что я чувствовал, от того, что было необходимо ради достижения моих целей. – Почему ты не сказал мне это десять лет назад? – Если бы ты спросил меня об этом тогда, Каз, я бы ответил также. Но изменило бы это что-нибудь? –… нет. Совсем ничего, – Каз положил свои очки на стол и заглянул в глаз Снейку. – И сейчас я думаю, что мы построили Militaires Sans Frontières, чтобы солдаты могли избежать подобной боли. Не видишь ли ты здесь больной иронии? Когда ты успел стать таким лицемером? – Хороший солдат использует тактику врага против него же самого в критической ситуации. – Снейк… – Каз, я сделал тактический ход. Когда я нуждался в тебе, когда были нужны твои действия… если я любил тебя, это не важно. Как и любой другой, ты был солдатом. Ничего личного. Каз застыл на долю секунды – он был не готов, что слово «любовь» кинут в беседу, как гребаную атомную бомбу, особенно не на одном дыхании, сообщая ему, что он был просто недостаточно ценным военным активом. И все еще оставался таким – в противном случае Снейк хотя бы притворился, что извиняется. Он начал смеяться – противный, хриплый, страшный смех. Раньше он был очень хорош в смехе, вместо слез, когда был молод – это был хороший смех, великолепный смех. Со времен Бриллиантовых Псов, теперь только это и делал. Он опустился на стол, казалось, будто его протез почти сломался под ним. Большой Босс смотрел на него до того, как наступила тишина. Он закончил со своей сигарой. Затем развернулся, чтобы уйти. – Не уходи, – прошептал Каз, очень тихо, что даже сам не мог расслышать себя. Ему не хотелось произносит это вслух, он всего лишь подумал об этом. Его руки тряслись. Неожиданно он вернулся во времена, когда ему было тридцать, хватаясь за больную руку, которой не существует. Он снова на Главной Базе, в этом вертолете, вынужденный смотреть, как все вокруг сгорает. Он вернулся во времена, когда ему было двадцать, видя Большого Босса в первый раз: больше, чем жизнь, лицо окружено туманным ореолом, тропический свет, словно какое-то старое византийское изображение Иисуса. Он просто ударил Каза в живот, и сейчас он протягивал ему руку. –Пожалуйста, Босс, не надо… Снейк развернулся и начал хладнокровно изучать его в темноте. Он такой крепкий и гордый, и Казу было стыдно за себя, что он так опозорился, как какой-то ребёнок. Так всегда было – Снейк величественные и высокий, как скала, и Каз, врезающийся в него и разбивающийся, как волны. Это работало, когда они были моложе, Каз уверен, что он не выдумал это. Никто полностью не понимал Босса, не могли сказать, когда он шутил, не могли додуматься, что вело его или почему он так страстно желал борьбы. Каз всегда чувствовал себя переводчиком, посредником – он был мостом Снейка в реальная мир. Он поддерживал его, когда тот потерялся в джунглях собственных воспоминаний. Были вещи, которые Каз умел, а Снейк – нет, и делал их он с подмигиванием и улыбочкой. Снейк нуждался в нем. Он- - он был уверен, что не был единственным, кто чувствовал себя также. – Каз, скажи мне, чего ты хочешь. – Останься со мной. Я просто… хочу, чтобы ты остался со мной. Будь со мной, на моей стороне во тьме. Большой Босс пересек комнату за четыре простых шага. Он взял лицо Каза в свои руки, одетые в перчатки. Каз так сильно горел, что кожа на его щеках была похожа на лед. – Я здесь с тобой прямо сейчас. – Это не излечит прошлого. И не излечит будущее. – Для таких, как мы, нет прошлого или будущего. Сейчас и здесь – единственное, что осталось для нас. Это не было самообманом, Снейк правда не считал, что он сделал что-то плохое. И, конечно, он не сделал ничего плохого – он всегда стремился к абсолютной уверенности, именно поэтому Каз любил его с такой слепой преданностью. Это было тем абсолютным чувством, которое он искал всю свою жизнь – то, за что не жалко было умереть. Очисти свою душу через бесконечную войну. Искупление через вручение своей жизни человеку, чьи мысли были чисты. Снейк наконец-то стал тем человеком, которым ему предназначалось стать. Это было хорошо предаваться такому – пройти сквозь последнюю, крохотную стену сопротивления, сдерживающую его на протяжении двадцати лет, единственная вещь, которая останавливала от того, чтобы принадлежать Большому Боссу полностью. Каз зацепил пальцем узел галстука и искусно ослабил его. Движение не такое гибкое, не такое соблазнительное, каким оно было, когда он был моложе, но это сработало. Это всколыхнуло воспоминания. Улыбка Большого Босса такая любящая, что казалась почти снисходительной. Он приблизился, чтобы поцеловать мягкую кожу на шее Каза, но Каз остановил его. – Не оставляй никаких отметок, – проговорил он охрипшим голосом. – Помни – я женатый человек. В этот раз Каз рассмеялся по-настоящему, когда Снейк провел языком вверх до его уха и оставил сильный укус. На тот момент, старый ублюдок действительно считал, что он выиграл. ______________________________________________________________________ * Militaires Sans Frontières – «Солдаты без границ». Раньше и в дальнейшем тексте пишется под аббревиатурой МСФ. ** Сомоза – название семейства государственного деятеля в Никарагуа.