«Улыбка» ребёнка своей неотразимостью и непосредственностью сразила монстров наповал. Конечно, в метафорическом смысле. Санс хитро посмотрел на Папируса, точно оценивая его реакцию на благодарность: как-никак верный поклонник с поверхности уделил особое внимание стараниям Папса. Если бы у скелетов были бы брови, то у комедианта они плясали бы румбу.
Младший скелет же бросил в ответ многозначительный серьезный взгляд, выражающий всю бренность этого мира. У Великого Героя даже глазницы были на мокром месте от умиления, хоть он и храбро боролся с собой, чтобы не всплакнуть. Надо было что-то срочно сказать. Что-то очень трогательное и торжественное, подходящее к ситуации. Слова вертелись на языке, но поймать суть для длинной и душещипательной речи никак не удавалось.
— Не за что, кид. Мы выполнили задание с присущей нам ловКОСТЬю, — вставил свои «пять копеек» Санс, до того как Папс успел что-то придумать. Будущий гвардеец завопил. Точнее он закричал на уровне ультразвука, который затем перешел в слышимый диапазон.
— Вот именно — не за что. Пока не за что! Но я докажу, что есть за что говорить мне спасибо! Идем, человек! Великий Папирус тебя выгуляет. Он сделает всё, чтобы Фриск были счастливы, — заявил новоявленный констебль, уже достаточно наевшись овощами, шутками и прочими прелестями совместной жизни с дражайшим родственником. Последняя брошенная фраза хранителя Сноудина прозвучала почти как угроза, которую выполнят вне зависимости от желания самого человека.
Сборы получились скорыми, потому как подчинялись импульсивному порыву младшего монстра побыстрее выполнить все задания, выданные бывшей Королевой. Папс был готов бежать куда угодно уже через минуту после того, как они на пару с ребёнком убрали со стола и разбросали подушки по местам. Будущий гвардеец в ходе сборов даже успел притащить к порогу ошейник и поводок, правда эти элементы «выгуливания человека» были жестко раскритикованы и отброшены за ненадобностью. Маленькому гостю предоставили наряжаться на прогулку самостоятельно, поэтому на Фриск оказался лишь необходимый минимум — носки, теплые штанишки, сапожки и курточка. Излишества вроде шапки, перчаток или обруча с меховыми ушками были демонстративно проигнорированы. Младший состав группы давно был готов, один только Санс тормозил эвакуацию, растянув процесс переодевания на неопределенный срок, втайне надеясь, что кто-нибудь поддержит его идею погулять дома, нарезав пару кругов возле цветочного горшка. Ему, например, этого было более чем достаточно, чтобы с чистой совестью вырубиться. Однако, несмотря на все «усилия» лентяя, ватага выгрузилась во двор.
В ходе короткого совещания братья решили не отходить далеко от хижины. Но, по мнению будущего гвардейца в районе города оставаться тоже было небезопасно, так как другие монстры могли плохо повлиять на Фриск. Поэтому шумная компания направила свои стопы в лес, хоть в этом не было особой необходимости. Возглавлял процессию, конечно же, Папирус, а в середине шеренги, точно под конвоем, вышагивали Фриск. Замыкал шествие, прикрывая тылы, как всегда Санс. Но долго такое положение вещей не продержалось: человечек чуть притормозил, чтобы без предупреждения взять за руку весельчака, а затем подхватить и ладонь будущего гвардейца. Решительное дитя стало этаким связующим звеном между родственниками, показывая, что нужно держаться всем вместе, невзирая на разногласия. Весь остаток пути человек провел практически на весу, поджимая ноги и покачиваясь на своеобразной качеле, что создавали скелеты, держа их за руки.
— Папирус, по-моему, мы уже достаточно ушли от Сноудина. Нужно просто проверить достаточно ли воздух свежий. Если здесь не пахнет картошкой фри, что жарится в кафе Гриллби, то мы забрели слишком далеко и надо поворачивать обратно, — промолвил Санс, когда ему уже надоело передвигаться на своих двоих.
В ответ долговязый скелет гордо выпрямился, обозревая окрестности, затем с силой вдохнул морозный воздух, раздувая ребра, скрытые под супер-костюмом. Он так увлекся изучением атмосферы, что от переизбытка полезного кислорода чуть не упал. Точнее его чуть не сдуло встречным пронизывающим ветром. Но не потому, что монстр бесплатно поработал насосом, а из-за того, что погода ближе к вечеру начала портиться. Итог напрашивался сам.
— Экспертиза наглядно подтвердила, что здешний кислород губителен для здоровья. Отправляемся домой, — Санс, вынеся вердикт и мимоходом зачерпнув в тапки снега, поспешил ретироваться. Но Папирус, заметив маневр брата, поковылявшего было восвояси, поймал того за шкирку и торжественно вернул обратно на полянку.
— Ну, окей, — смирился шутник с тем, что уже никуда ему не смыться. Нет, конечно, можно было бы незаметно испариться, но он не играл против правил.
Вот только человеку было все равно, где гулять, лишь бы было весело. Фриск со счастливым смехом уже резвились в чаще, не задумываясь ни о чем, прячась за деревьями и бегая наперегонки с Надоедливой Собачкой, которая как по волшебству оказалась в этом пустынном месте. Папирус с глубокомысленной миной некоторое время просто наблюдал за тем, как гость из наземного мира возится с животным, а затем поинтересовался:
— Санс, а всё-таки, как правильно ухаживать за людьми?
— Точно так же, как и за монстрами. Нужно играть с ними, заботиться о них. Развлекать порой… Но явно с ними не стоит обращаться так, как со щенком. Я же тебя на поводке на прогулку никогда не выводил, — по праву отметил старший.
— Да, но ты меня всегда удерживал возле себя с помощью подтяжек! — с легкой толикой обиды протянул Папирус. Его старший родственник сдавленно прокашлялся в кулак, пытаясь не расхохотаться в голос.
— Лишь потому, что я никогда не поспевал за тобой, потому, как за Великим Папирусом никому не угнаться. Но и не хотел тебя от себя отпускать. Ты же вроде раньше никогда и не жаловался на то, как тебя растили.
— Только потому, что я тогда не понимал, что меня растят!
— О, неужели. Признайся честно, что ты просто ревнуешь. Тебе неприятно, что теперь мне приходится нянчиться с кем-то другим.
— Нет, я не ревную! Ничего подобного! — Папирус грозно топнул ногой, чтобы доказать свою правоту, но ничего этим не добился, лишь только по колено провалился в наст.
— Расслабься, Папс. Фриск не могут забрать меня у тебя. Хоть ты и вырос, но всё равно остаешься моим дорогим братишкой-непоседой, за которым нужно постоянно приглядывать.
— Спасибо, Санс, — протянул Герой, но потом почуял подвох. - ЭЙ! Что значит приглядывать? Великий Папирус сам может постоять за себя. И за тебя, кстати, тоже!
— Ну, раз ты за меня постоишь, тогда я немного за себя посижу, — с этими словами весельчак действительно устроился на ближайшем пеньке и вынул из кармана нечто мятое, что при ближайшем рассмотрении оказалась желтой прессой, и углубился в чтение. Папирус, увидев такую безответственность, возмутился:
— Брат, ты ничего не делаешь! Ты тупо сидишь и читаешь газету!
— Не-а, я внимательно слежу за человеком. К тому же они и так сами себя прекрасно выгуливают. Ты только погляди, — Санс рассеяно махнул в сторону ребёнка, что уже с увлечением лизал сосульку. — Они счастливы. Может быть им как раз и не хватало немного свободы и беззаботности.
— Как ты следишь, если тебе обзор загораживает кусок бумаги. Санс… Ты что? Опять решаешь кроссворды?
— Нет, я просто вставляю слова в пустые клетки. Точнее ПАСТАвляю.
— САНС! Это и значит, что ты разгадываешь, вместо того, чтобы следить за человеком, — над остряком нависло возмездие в виде физиономии констебля.
— Ок, — в газете появилась дырка, потом другая, как раз на уровне глазниц. Санс проковырял пальцем в страницах отверстия, якобы, чтобы подглядывать за происходящим.
— И как это поможет тебе в сфере наблюдения? — довольно критично отнесся к нововведениям долговязый скелет.
— Секундочку, — в бумаге появилось еще одно отверстие, но на этот раз большое и напоминающее полукруг, за которым угадывалась улыбка. — Теперь намного лучше.
Папирус вроде выглядел недовольным и слегка раздосадованным, однако скрыть легкую ухмылку ему не удалось. Он не умел обижаться, не мог долго дуться, и в каком-то смысле ему нравились легкие подколы:
— Ну, раз ты не хочешь присоединяться к нашему приключению, то знай, что многое теряешь. Нье-хе-хе-хе! — в полной мере осознав, что от брата в данный момент ничего не добиться, Герой гордо удалился.
Отделавшись от обязанности участвовать в снежной фантасмагории, каламбурщик вновь переключился на кроссворд. Через некоторое время Санс почувствовал, как кто-то настойчиво дергает его за рукав. Опустив газету, скелет наткнулся на выразительный жалобный взгляд человека. Ребёнок нерешительно переминался с ноги на ногу, не зная, куда деваться от смущения. После продолжительной возни в снегу без варежек и шапки, Фриск замерзли, но признаваться в этом им не хотелось. Однако мороз всё же победил гордость. От Папируса с его стальным доспехом тепла было не дождаться, поэтому малыш пришел за помощью к старшему монстру. Гость с поверхности протянул к шутнику свои ладошки, чтобы показать насколько они покраснели от холода. Любитель каламбуров перехватил руки Фриск и удивительным старанием стал их растирать, поняв без слов, что от него требуется. Костистые, лишенные плоти пальцы Санса были жесткими, но ребёнок спокойно дал ощупать свои окоченевшие конечности. Что удивительно, остряк не начал травить очередную байку, а с каким-то особым тоном спросил:
— Может пора домой, кид?
Человек рьяно помотал головой, выражая свой категоричный и РЕШИТЕЛЬНЫЙ протест. После замкнутого пространства и тесноты руин хотелось простора и вольной прогулки, но никак не дальнейшего заключения в четырех стенах.
— Ну, тогда иди сюда, фРИСКовый приятель, у меня в толстовке есть место на двоих.
Миниатюрный скелет расстегнул молнию на своей просторной куртке и приглашающе развел полы верхней одежды, призывая укрыться от непогоды там. Ребенок с радостью устроился на коленях у новоявленного опекуна, прижимаясь к нему всем телом. Монстр знатно утеплился, натянув на себя разом несколько футболок и свитеров. Если честно, то Сансу было просто лень снимать и стирать вчерашний прикид, который слегка испачкался кетчупом, поэтому он натянул на себя еще один слой вязаной мешковины, именуемой джемпером.
Следовательно, по мягкости скелет теперь мог соперничать с пуховым одеялом. Ребенок обхватил Санса, точно детеныш коалы, который один раз вцепившись лапками, уже не отпустит своего родителя. Удивительно, но им действительно стало тепло, будто бы в груди у шутника находилась маленькая невидимая печка.
Фриск открыли для себя, что если прижаться покрепче к монстру, то можно услышать, как в нем пульсирует и полыхает магия. Каждое сердце жителя Подземелья имело свою неповторимую мелодию, точно так же как души людей обладали различной окраской. Фриск раньше сталкивались с подобным явлением и научились слышать, что говорят внутренние голоса друзей. Гость с Поверхности раньше считал, что скрытые вибрации Санса похожи на задиристое звучание тромбона или барабанную дробь, что всегда следует после шуток. Но душа скелета, что скрывалась под ребрами и многочисленными свитерами, билась умиротворенно и медленно, можно сказать даже лениво и нехотя, будто каждый следующий удар для нее был тяжким делом. Песня скелета будто исполнялась на нижних регистрах орга́на*– протяжно, таинственно и даже немного грустно. Можно надеть сколько угодно масок, но правда всегда выплывает наружу. Санс, заметив, как притих человечек, припав ухом к тому месту, где у скелета должна была быть ключица, проговорил:
— Добро пожаловать в мой личный КОСТмос.
Чтобы сэкономить драгоценное тепло, шутник с усилием застегнул куртку, предотвращая сквозняк. Снаружи осталась торчать только русая макушка завороженного ребенка. Тем временем Папирус с запозданием заметил, что напарник по игре «поймай собаку, что утащила мою кость», куда-то таинственным образом подевался. Поиски привели его к вдруг сильно «располневшему» родственнику.
— Где Фриск? — почти обвиняя, спросил будущий гвардеец.
— Я, как приличный монстр, их съел.
— САНС! Как ты мог!
— Не знаю, оно само получилось. Я случайно. Они такие аппетитные, хоть и немного КОСТлявые, — фирменно подмигнув, остряк похлопал себя по шевелящемуся «животу».
— ТЫ ЭТО СЕРЬЕЗНО?
— Сам знаешь, что нет, — подтвердил весельчак. И тут человечек высунул голову из куртки Санса, как встревоженная белка, выглядывает из дупла. Или это можно было расценить как явление чужого? У Папируса со скрипом отвисла челюсть, и если бы она не была крепко прикреплена к его черепу, то близко бы познакомилась с землей.
От начинающего констебля можно было ожидать какой угодно реакции– от испуга до гнева. Но вид хмурой, заспанной мордашки Фриск в компании с довольной рожей Санса вызвал у него почти гомерический смех.
— Конечно, знаю! Это самый простейший пазл. Я сразу догадался, почему у тебя резко возросло количество ног. Только не понял, почему ты делишь с человеком свою толстовку.
— Они продрогли до костей, — коротко, но ясно разъяснил суть проблемы Санс.
— Хм, — высвободив ребенка из плена старшего брата, Папс накинул на человека свой шарф. — Вот так. Я их починил, теперь можно снова отправляться гулять. В списке заданий указано, что им необходим променад не менее часа. Я не знаю, что это такое, но раз надо, так надо!
Фриск оторопевше поправили на себе длинный алый шарф Папируса и залились краской. Не каждый день им удавалось добыть такой щедрый сувенир. Смущение достигло апогея.
— Почему человек стал красным? Они могут менять цвет тела? Это нормально? — изумился любитель спагетти.
— Думаю, что одно из двух: либо это нормально, либо нет.
Фриск, никак не прокомментировав своей метаморфозы, поспешили на полянку, делать вид, что ничего не произошло. Младший скелетон отправился следом, чтобы следить за порядком.
Санс устало проводил их взглядом и вновь уставился на газету. Буквы заплясали у него перед глазами, сливаясь в какие-то странные символы, мысли начали путаться. Шутник засыпал, всхрапывал, пробуждался и заставлял себя сесть прямо, чтобы вновь не задремать, но очень скоро он все равно провалился в глубокое забытье.
***
Образ, созданный дрёмой, был очень знакомым, но одновременно с тем и туманным, будто припорошенным пылью времени. Так смотришься в старое зеркало, в попытке увидеть там не себя, а кого-то другого, кого можно обвинить в допущенных ошибках. Это был даже не сон, а воспоминание, которое монстр когда-то спрятал в самые глубины своего подсознания. Лишь во снах Санс словно возвращался в далекое прошлое, которое всегда старался забыть, потому, что оно вызывало у него едкое, всепоглощающее чувство вины. Окунаясь в воспоминания, Санс погрузился в события судьбоносного дня, когда он чуть в погоне за мечтой не потерял самое главное.
Тут надо кое-что прояснить в истории, чтобы понять, почему у весельчака прошлые годы вызывали горечь. Скелеты всегда жили обособленно и замкнуто, следуя заветам своих предков. По крайней мере, раньше было так, когда клан этих монстров густо населял Поверхность. Но постепенно род скелетов начал мельчать из-за вынужденной изоляции в катакомбах. Выжили лишь немногие, но и те порастеряли то немногое, что отличало их от других обитателей Подземелья. Постепенно они лишились своей особой магии и прошлого величия. Этот вид монстров когда-то четко разделял мир на «своих» и «чужих», не особо понимая родственные отношения, что их и погубило. Скелеты не распространялись о собственных достижениях, у них не было принято вмешательство в дела непосвященных. Однако были и исключения из правил — те скелеты, что прибегли к силе науки, дабы сохранить крупицы былого могущества, посредством экспериментов. Одна из подобных семей нашла свой приют за пределами столицы, придерживаясь традиции уединения и принципа молчания на работе о том, что творилось у них дома. Поэтому, мало кто ведал, что у пары ученых, занятых день-деньской в лаборатории, имелись дети. Но однажды кое-что произошло — что-то ужасное, что-то, о чём тут же забыло всё Подземелье. И те дети, что проживали в забытом уголке мира монстров, разом осиротели.
После несчастного случая с родителями скелеты остались совершенно одни, предоставленные сами себе, благо хоть разница в возрасте у родственников была значительной, и один смог позаботиться о другом. Тогда братья жили в крохотной хижине где-то в Хотленде, и их дом было также трудно найти, как и деревню Темми. И правду о них мало кто знал, благодаря той же отстраненностью от других. Из-за какой-то ошибки в документах, Санса даже взяли на работу, ведь по его внешнему виду и по костям не определишь, сколько ему точно стукнуло: рост не имел значения, когда судят по количеству ума и способности лаборанта начищать мензурки. По проскальзывающему порой цинизму, скелету можно было дать сразу лет двести — так что с фальшивой анкетой и рекомендациями его взяли на стажировку без вопросов, как некоего чудака-коротышку.
Старший монстр был одаренным студентом, хоть и очень ленивым. Любая наука и так давалась ему без особого труда, поэтому он привык плыть по течению, не особо себя утруждая. Ему сулили блестящее будущее, и оставалось переждать всего два месяца. Совсем немного и Санс бы стал совершеннолетним. Два месяца и он бы закончил обучение и законно получил бы должность младшего научного сотрудника. Но, к сожалению, кто-то всё же прознал место, где обитали сироты и решил «помочь». Ложь, продержавшаяся около года, вскрылась. И тогда должны были заявиться представители службы опеки, чтобы проверить слухи о том, что в заброшенном доме кто-то есть. Да, это был тот самый день, который Санс старался вычеркнуть из своего прошлого. Так как в какой-то момент он засомневался в своем выборе.
В тот вечер шутник смылся с работы сразу после того, как прознал о предстоящей проверке по месту проживания. Старшему монстру было больно и страшно, но он старался не показывать своего волнения. Надо было решить, что делать дальше. Старший скелет подозревал, что если кто-то придет, то обязательно отнимет у него братишку, чтобы отправить в приют. На пару месяцев. Это совсем немного, но за это время Санс бы успел закончить обучение и продвинуться по службе. У него потом были бы хоть какие-то перспективы и возможности. Санс прекрасно знал, что никогда не сможет дать Папирусу того, что тот заслуживал: образования, достатка и настоящей заботы. Тогда же он задался вопросом, посетившим его в единственный раз. Может быть, в приемной семье Папсу было бы намного лучше, чем в компании вечно отсутствующего безалаберного брата?
Папирус, лежа прямо на ковре, что-то с усердием выводил на бумаге цветными карандашами, не подозревая о горьких размышлениях своего единственного родственника. В полосатой футболке Папс смотрелся забавно, казалось, будто на вешалку с одеждой нацепили большой белый футбольный мячик. Он был тогда совсем ещё мал, только-только должен был пойти в школу. И именно из-за этого-то и вскрылась неправда — в родительском совете начали проверять бумаги первоклашек. Санс не мог быть его опекуном, так как сам еще, по сути, был ребенком, пусть ему и пришлось быстро повзрослеть. Завидев, что добытчик вернулся, малыш просиял и кинулся к нему на шею.
— Привет! Это для тебя! Санс, посмотри, я нарисовал нас с тобой! — Папирус сунул в руки прибалдевшему опекуну свое творчество. Кривые каракули изображали нечто ананасообразное в комлекте с чем-то напоминающим большое, улыбающееся страусиное яйцо, но с маленькими ножками и ручками. Позади этого совершенства красовались белые сугробы и кособокий двухэтажный особняк, над которым висела желтая клякса и голубое марево. Папирус никогда не видел ни неба, ни солнца, но с маниакальным упорством изображал их на любой созданной картинке. Санс всегда удивлялся воображению Папируса. Да, младший скелет оказался еще одним исключением из правил, тем скелетом, что был открыт миру, как настоящий человек. Вот и тогда он РЕШИТЕЛЬНО заявил:
— Я хочу, чтобы у нас был такой домик, в месте, где бы шёл снег каждое Рождество. И чтобы у меня было много-много друзей…
В отличие от Санса, Папирус очень страдал из-за вынужденного одиночества. Чтобы никто не узнал, что живет не один, старший скелет тогда не выпускал младшего играть с другими детьми. Чтобы перевести тему разговора, шутник тщательнее изучил «шедевр» своего бро:
— Это кто?
— Это же ты! Разве можно себя не узнать?!
— А это ты? — указывая на закорючку в углу рисунка, спросил старший из братьев, на что получил в ответ гордый кивок, подтверждая, что перед ним Великий Папирус. Санс знал, что его братишка на самом деле был очень неуверен в собственных силах. Каждый раз, когда Папирус заявлял, что Великолепен и Притягателен, то в первую очередь доказывал это самому себе. Папс постоянно напоминал своей самооценке, что на самом деле он очень хороший и старательный. А ведь скелетик действительно был таким, вот только мало кто замечал его усилий. Другие монстры в первую очередь обращали внимание на то, что он особенный — слишком шумный и навязчивый, гиперактивный сорванец, использующий при общении чрезмерное количество восклицаний. А ведь просто-напросто хотел, чтобы кто-нибудь обратил на него внимание.
— А скоро папа с мамой вернутся? Я бы их тоже нарисовал, но уже не помню… Какие они…
— Я…- Санс оглушенно смотрел на рисунок, что мял в руках. Странно, но он тоже не мог вызвать образ родителей из памяти, как бы он этого не хотел. Как-будто кто-то стер ластиком их лица.
— Они ушли на Поверхность и пока не могут возвратиться, — на такой ответ Папс вновь серьезно кивнул. Его устраивало подобное объяснение. Ему ранее уже говорили, что все монстро-дети появляются с Поверхности или из капусты. Так почему же папе и маме самим туда не сходить, чтобы принести братишку или сестренку?
— А ты туда без меня не уйдешь? — спросил маленький Папс, будто почуяв, что со старшим родственником творится что-то неладное, когда Санс вдруг порывисто притянул его к себе, прижимая к груди.
— Обещаю, я всегда буду с тобой, чтобы не случилось. Клянусь… Костьми лягу за тебя.
Через полчаса в дверь настойчиво постучали. Кто-то снаружи что-то угрожающе закричал и потребовал именем закона, чтобы ему открыли, но Санс уже не обращал никакого внимания на чужие возгласы, послав свое блестящее будущее к черту. Он быстро собирал вещи, а точнее почти не глядя, запихивал в сумки небогатые пожитки. Одежда, деньги, игрушки — большего им и не нужно по первости. Надо было лишь утеплиться получше — там, куда они попадут, всегда Рождество. Взяв маленького Папируса за руку и перехватив поудобнее поклажу, Санс направился к окну.
— Куда мы идем? Дверь же не там! Или ты забыл, как ею пользоваться?
— Закрой глаза, Папс и не открывай, пока тебе не скажу. Я знаю короткий путь.
Короткая синяя вспышка, а потом… Они просто появились в Сноудине — маленьком, глухом городке, где их никто не знал, а потому и не задавал вопросов. Они сбежали. Сбежали от прошлого, от обязательств и выбора, чтобы начать новую жизнь с чистого листа. А Санс, с той поры, старался больше не давать обещаний, которые не смог бы сдержать. Вот только подобное правило никогда не касалось тех, кого он по-настоящему любил. Ведь самое главное в жизни обещание он держал до сих пор. По крайней мере, в этой линии времени.
***
Орга́н — клавишно-духовой музыкальный инструмент, самый крупногабаритный вид музыкальных инструментов.*
