Различные методы

А ведь братьев действительно можно было кое в чём обвинить и упрекнуть. Например, в том, что они оказались недостаточно подготовленными для того, чтобы ежечасно следить за своим подопечным. Первая их ошибка заключалась именно в переоценке собственных сил, за что скелеты, в общем-то, и поплатились. Какую степень концентрации и внимательности можно дать вечно усталому монстру, разбуженному посреди ночи? Правильный ответ — вряд ли что-то больше нуля. Поэтому Санс незаметно для себя вновь задремал — на этот раз, сидя прямо за столом в гостинной и подперев голову рукой. Неожиданные места для сна у него оказывались более актуальными и будничными, чем собственная кровать-матрас, равномерно заваленная грязными носками, так что не стоило даже удивляться его вопиющей безалаберности. Очнулся старший скелет только после того, как хлопнула входная дверь, впустив в дом сквозняк и слегка припорошенного снегом гостя с поверхности. Человек, несмотря на всю свою РЕШИТЕЛЬНОСТЬ, оставался ребёнком, за которым нужен был глаз да глаз, чтобы он ничего не натворил и не навредил себе. Шутник даже не заметил, как Фриск отлучались, и не начал заниматься распросами, куда они исчезали. Его озаботило кое-что другое, а именно состояние, в котором пребывало дитя. Утром малыш уже хлюпал носом, его веки покраснели и слегка припухли — это запоздало проявились последствия памятной прогулки и валяния в снегу. Резко начавшаяся простуда набирала обороты, хорошо подпитавшись давешним мороженым и нервным перенапряжением, а также ранним моционом в одной пижаме на крыльцо особняка. Сам ребенок стал квелым и вялым — так сказалась на нём прошлая, почти бессоная ночь. Ведь Фриск тогда упрямо продолжали что-то выводить мелками на листке, точно стараясь успеть побыстрее завершить свою работу, пока её кто-нибудь не отобрал. Теперь же ничего не исправишь. Фриск очень скоро были эвакуированы на диван, где подверглись благотворному влиянию трех одеял, пледа и подушки. Спустя пару минут после возникновения шума на первом этаже пробудился и Папирус. Еще чуть позже бодрый и жизнерадостный констебль, подобно шаровой молнии, скатился с лестницы и окунулся в самую гущу событий. Первым делом он спросил, что произошло, и почему человек в компании брата стал таким хмурым. Для наивного любителя спагетти оказалось шокирующей новостью то, что люди, оказывается, умеют болеть. И самое страшное, что они это делают совсем не так, как скелеты. Оба монстра даже не представляли, что им делать дальше. У них-то самих не имелось плоти на костях, поэтому для парней было несколько проблематично выстроить правильную тактику по оздоровлению маленького воспитанника, так как они сами никогда не сталкивались с симптомами ОРЗ. А недуг развивался стихийно. — Я приготовлю чай! Это спасёт положение! — отрапортовался любитель спагетти, уже собираясь на кухню. Санс меланхолично подумал, что на этот раз никому не отвертеться от дегустации коричневатой бурды с запахом мяты и привкусом макарон. И вряд ли шедевр кулинарного искусства в чем-то тут поможет. Помотав многострадальной черепушкой, старший скелет изрек, остановив инициативу брата: — Нет, будем придерживаться иной стратегии. Санс додумался обзвонить всех своих многочисленных знакомых для консультации, в том числе он обратился за рекомендациями к Альфис и Андайн. Но девушки мало чем могли помочь. Стражница, с присущей ей компетентностью, заверила скелета, что человек умело притворяется и симулирует, и что лучшим средством от подобной халтуры станет хорошая тренировка на свежем воздухе. Ящерка же наоборот посоветовала сохранять полный покой. Также Альфис предположила, что ребёнку необходимо обильное питье и постельный режим, включающий в себя здоровый сон. В чем подруги были солидарны, так это в горячем желании непременно навестить больного. Однако старший монстр пресек подобные поползновения на свою территорию — ему хватило нескольких ночевок с Андайн, когда та случайно спалила свой дом, чтобы полностью осознать, насколько опасно находиться рядом с командующей Королевской Гвардии более часа. К тому же скоро должна была вернуться Тори, а значит нужно побыстрее привести Фриск в норму. Поэтому было решено, что кто-нибудь должен сбегать за микстурами, что прописала Альфи. — Великий Папирус должен отправиться за лекарствами! — обрадовался рослый монстр. Испускающий жидкость и покрасневший нос человека вызывал трепетный ужас у младшего скелета, поэтому он без колебаний предпочёл пошнырять по аптекам в поисках необходимого снадобья, чем оставаться тут, наедине с существом, в которое вдруг превратились Фриск. К тому же малыш почему-то издавал странные шмыгающие звуки, от которых у бравого стражника леденели кости, и стыла магия. Так что Герой поспешил в город, в то время как Сансу было поручено нести вахту возле малыша. Последующий час для старшего монстра практически превратился в вечность, на протяжении которой он пытался хоть как-то развлечь и развеселить человека. Но тщетно — каламбуры оказались бессильны против лихорадки и кашля, не возымев на них никакого воздействия. Питье тоже не помогало — фирменная приторно-сладкая газировка не рассеяла чар* насморка. Если на Папируса прекрасно влияло нечто вкусное, чудесным образом избавляя его от любого недуга, будь то легкое недомогание или дурное настроение, то на Фриск подобный метод лечения совершенно не подействовал. Точнее, ребенок стал чуть более довольным, но продолжал самозабвенно чихать и кашлять, с каждым разом всё хуже и яростнее, тем самым вызывая у скелета тики и нервные подергивания. В итоге Санс устроился на краешке дивана, прислушиваясь к сипам, издаваемым человеком, а потом и вовсе переместился поближе к больному. За неимением в холодильнике льда, скелет приложил к горячему лбу Фриск свою ладонь. Тонкие косточки оказались достаточно холодными, чтобы дать хоть какое-то облегчение Фриск. В таком положении Санс вторично попытался убаюкать малыша. На смену шуткам в ход пошли прибаутки и колыбельные. Где-то на середине куплета песенки про ёжика, который, в сравнении с другими млекопитающими, совсем избавлен от переживаний о своей судьбе, весельчака прервали. Раздался долгожданный стук в дверь. Монстр буквально подскочил на месте и метнулся в коридор — открывать. При этом он ни на секунду не упускал из виду своего подопечного, тщательно следя за тем, чтобы тот не задохнулся. И было из-за чего. Для монстра очень дико выглядело то, как Фриск широко разевали рот, глотая воздух, точно выброшенная на сушу рыба. Сказать, что Санс беспокоился — это даже доли не выразить той паники, что на самом деле клокотала у него под маской дежурной улыбки. Поэтому профессиональный остряк даже не удосужился применить свою фирменную «тук-тук» шутку и спросить «кто там». Он был уверен, что это явился его брат, который со скоростью гоночного болида купил все в краткий срок и возвратился с хорошими новостями. Пухлячок даже не задался вопросом, почему его обожаемый родственник не воспользовался ключами и прямо с порога не возвестил о своем Великом прибытии. Санс просто и банально открыл дверь и, глядя исключительно на человека, требовательно протянул руку входящему: — Папс, давай быстрее лекарство, а то человек скоро истечет соплями и выкашляет свои лёгкие! Вдруг нависло гнетущее, шокированное молчание, которое прервалось лишь чьим-то судорожным вздохом. Выдоха долго не было. Только теперь миниатюрный скелет удосужился повернуть голову… И задрать её повыше, чтобы не глазеть на кое-чей внушительный бюст, который буквально требовал, чтобы на него смотрели. — Что? Ториэль застыла у входа, точно громом пораженая. Она напоминала мраморную статую Немезиды, что по какому-то глупому недоразумению возникла не в том храме. Драконша как всегда выглядела эффектно и безукоризненно в своем строгом и скромном образе, но вид её откровенно подпортила слегка отвисшая челюсть. Тут Фриск, похороненные в гостиной под грудой одеял, издали звуки умирающего кита. Шок большой мамы тут же испарился. Это сработало также эффектно, как выстрел, возвещающий марафонцам старт. Знаете, каково это — встречать на своем пороге возмездие в лице женщины? А теперь представьте тоже самое, но только с некоторой поправкой — леди-дракон всегда славилась своей статью. Ториэль была неумолима, как волна, неотвратима, как приливающая к голове кровь. Вставать в такой момент между матерью и её ребенком было равносильно самоубийству, поэтому пухлый скелет поспешил посторониться. Но с дороги его все равно снесло отдачей и чуть не впечатало в стенку, однако он успел вовремя затормозить. Санс в полной мере ощутил себя жалкой деревяшкой, которая вдруг попалась на пути разбушевавшегося торнадо. Бурю, что пронеслась сквозь особняк, творя разрушения локального масштаба, звали Ториэль, и она была ОЧЕНЬ рассерженна. Монстру стало предельно ясно, почему стихийным бедствиям присваивают женские имена. При более тщательном осмотре Фриск хранительница руин обнаружила, что ребёнок теперь обладал некоторой сопливостью, а также жалостливым и болезненным видом человека, над которым измывались жестокие воспитатели. К тому же руки малыша были покрыты толстым слоем пластырей, которых явно не пожалели на оказание первой скорой помощи. Эти факты в комплексе не очень обрадовали смотрительницу руин, а точнее они почти вывели истинную леди из себя, что в принципе было делом непростым. Но Тори держала себя в рамках и поэтому ограничилась занудной лекцией, что обрушилась на несчастную черепушку скелета сплошным потоком обвинений и причитаний. Далее посыпались нотации о том, что обязанности няньки нужно выполнять более тщательно. Ещё бы. Она ведь оставила скелетам абсолютно целого человека, а по возвращении получила его подпорченную температурой копию. — Как всё прошло, мое дорогое дитя? — Хорошо, — из-под одеяла вынырнуло разумянившееся личико малыша. — Мы гуляли. Потом заблудились. А затем упали с дерева… Далее поток бессвязной речи Фриск обратился в настоящий бред. Санс глупо хохотнул, запоздало понимая, что кое-что нужно было утаить, а точнее предупредить человека, чтобы он не рассказывал о некоторых тонкостях ночевки… Веселья… И кормежки. Можно ведь понять часть моментов неправильно и буквально. Фриск раньше не отличались словоохотливостью, но теперь вдруг начали выкладывать все события, как на духу. То ли ребенок заразился болтовней от Папса, то ли в газировке Меттатона оказалось слишком много сахара и блесток, но факт оставался фактом — в интерпретации малыша всё выглядело несколько двусмысленно и неприглядно. Скелета спасло лишь одно: Ториэль не стала бы кого-то мучительно пытать огнем в присутствии малыша. Да она бы не посмела. Потому что это непедагогично и грубо. Но если бы пламенный взгляд Ториэль обладал весом и силой, то скелета давно бы уже неэстетично размазало по ближайшей стенке или пришпилило бы к полу. Или прожгло насквозь. Санс опасливо отступил на безопасное расстояние, хотя, учитывая настоящее настроение матушки-драконши, даже соседняя галактика не могла бы послужить надежным пристанищем. В этот самый момент хранительница руин откопала Фриск из постельного белья и производила их тщательный осмотр на наличие дополнительных ранений или сопутствующих симптомов помимо простуды. — Тори, я всё могу объяснить, — природное красноречие Санса быстро скрылось за припозднившем смущением и оттуда параженчески размахивало белым флагом, объявляя свою полную капитуляцию. — Я доверила тебе ребёнка! А ты... Ты... У тебя совсем нет ответственности! И совести! — гнев застилал глаза Ториэль и теперь в её голосе сквозил первобытный холод, от которого так и хотелось схорониться под ближайшей кроватью. — Мы старались, как могли, но была скелетонна работы. И Фриск оказались ещё более резвыми костями, чем Папирус, — вновь постарался разрядить обстановку весельчак, но не добился ничего, кроме еще одного испытующего взора. — Я Вами разочарована, — отрезала Бывшая Королева, взяв Фриск за руку и резко развернувшись, потащила ребенка за собой, словно большая баржа, взявшая под охрану хрупкое суденышко. Нельзя рубить с плеча, нельзя, не разобравшись, судить, но смотрительница руин слишком любила свое приемное дитя, чтобы услышать чьи-то оправдания по поводу того, почему за ним не усмотрели. Ториэль в скором порядке помогла одеться приемному малышу, а потом вместе со своим ненаглядным сокровищем на руках она гордо, но спешно удалилась, яростно хлопнув напоследок дверью, так что с потолка посыпалась штукатурка. Истинная мать даже забыла о своем багаже, что остался грустно и обвиняюще стоять в самом пыльном углу коридора. Здесь должна была быть отчаянная погоня и экшн. Однако… Скелет, оправившись от потрясения, таки поспешил было вдогонку за беглецами, но застрял в первом, же сугробе. Тапки сыграли со своим хозяином дурную шутку, намертво застряв в затвердевшем насте, а без своих «лыж» коротышка не мог ступить и шагу, не очутившись при этом по макушку в снегу. Монстру захотелось смачно выругаться. В этом Санс был обучен весьма неплохо, навострившись за тот период, что он провел в лаборатории. Грузчики и в подметки не годились ученым, что славились неуёмной изобретательностью в изречении словесных вывертов и посылов куда не надо. Старший скелет долго не мог подобрать бранный элемент, который на тот момент бы точно и полностью отразил переживания его большой и яркой души. Но рядом, будто появившись из-под земли, оказался запыхавшийся Папирус, притащивший целую сумку каких-то сомнительных микстур. И весь пыл каламбурщика как-то сразу иссяк. — У-у, черт! — вконец отчаявшись, выкрикнул взрослый монстр, сжимая кулаки. — Эммм… Санс? Что случилось? А где все? Чего ты без куртки на улицу вышел? Опять было лень одеться? Под градом вопросов Санс резко развернулся, так ничего не ответив. Походкой разболтанной марионетки пухлый скелет поднялся на крыльцо собственного дома, натолкнувшись по дороге на Надоедливую Собачку и, рассеянно извинившись перед ней, проковылял к двери. Казалось, что монстр никого и ничего перед собой не замечал, судя по тому, как он отреагировал на окрики Папируса. То есть никак. Только в последний момент он вспомнил об одной священной обязанности, которую должен исполнять каждый уважающий себя старший брат — всегда и во всем поддерживать младшего, быть его опорой, не смотря ни на что. Время восемь утра, а это значит, что наступил час роковой проверки писем Великого Героя — должен был последовать ежедневный утренний ритуал, точно такой же, как, например, чистка зубов. И, как всегда, в почтовом ящике окажется пустота. Каламбурщику нельзя сейчас испаряться, потому что ему опять придется выправлять хрупкую, хоть и искусственно выправленную самооценку Папса. Так что шутнику придется подождать, прежде чем завалиться в родной особняк и запереться в комнате. Весельчак, не оборачиваясь, лишь прислонился к косяку. Сансу даже не нужно было наблюдать за происходящим во дворе, чтобы точно знать, что делает его ближайший родственник. Вот констебль медленно направился к своему ящику. Судя по тому, как задорно похрустывал снежок под сапогами, монстр, почти пританцовывая, приблизился к жестянному коробу с надписью «Папирус» на боку. Вот констебль открыл почтовый ящик. Заскрещетала маленькая дверца. Санс зажмурился, в ожидании неизбежного. Сейчас по классике жанра старший скелет должен был услышать горестный, разочарованный вздох и сокрушенный голос любителя спагетти, возвещающий о том, что ему так никто не написал. Но вместо этого последовал торжественный вопль: — Санс, смотри! Мне пришло письмо! Настоящее сообщение от ярого поклонника! Я действительно стал популярен! Великий Папирус достиг того высокого положения в обществе, которого всегда был достоен. Думаю, что стоит увеличить почтовый ящик, для того, чтобы каждый из моих дорогих фанатов смог оставить о себе весточку! — Правда? — изумился каламбурщик. Он умудрился развернуться, не сделав ни одного движения, словно статуя, вращающаяся на постаменте. — И что там? — Там нарисован Великий Я! Пока младший брат с любовью и наслаждением разглаживал сложенный в несколько раз листочек, Санс успел заметить… Что видел раньше эту разлинованную в клеточку бумагу. Он видел её в своем блокноте, из которого чуть раньше выдрал несколько листков для гостя, чтобы тот мог порисовать. Так вот оно что… Тем временем, опомнившись от мечтательных дум, Папирус не преминул покомандовать. Конечно же, его ленивый брат опять филонил. — Из твоего ящика опять все вываливается… Санс, проверь свою почту, — наивный монстр чуть подумав, добавил волшебное слово, которое, однако, не всегда срабатывало. — Пожалуйста. — Окей, — буркнул Санс. — Сейчас же, — уже с нажимом возвестил Папс. — Хорошо. — При мне откроешь свой ящик и уберешь из него все лишнее. Немедленно. — Угу. — Ты стоишь на месте и не двигаешься. И совершенно меня не слушаешь! САНС! — А? Ты что-то сказал? — наконец вынырнул из своих темных мыслей весельчак, чтобы узреть своего брата, вошедшего в режим праведного негодования. Папирус же применил последние свои аргументы, что были столь эффективны, как смачный удар ниже пояса. — Если не сделаешь так, как я прошу, то обижусь. Скрипя всеми суставами, Санс отправился к почтовому ящику. Его скорость не превышала сантиметра в минуту — даже больная улитка бы добралась до финиша первой. Но финт не удался. Папирус был таким же упрямым, как и его единственный родственник, поэтому он таки стал свидетелем того, как шутник открывает задвижку на маленькой дверце. — Папс, закрой глаза. Это очень личное… — Но ты ведь видел мое письмо! Почему мне нельзя посмотреть на твои? — Просто Великий Папирус слишком крут для этого. Так что будь хорошим стражником и прикрой перчаткой глазницы. Громко бормоча, любитель спагетти послушался. Санс воспользовался подвернувшейся удачей и тут же развил удивительно бурную деятельность. Он, почти не глядя, выгребал письма, чтобы поскорее их унести и уничтожить, пока не заметил подвоха будущий гвардеец. Счета, счета, счета, спам, очередной выпуск «Шуткования». А это еще что? Из вдруг ослабевших рук скелета выпал ворох мукулатуры прямо в снег, но монстр уже не обращал внимания. В пальцах он сминал еще один листочек в клеточку. Все детские рисунки в чем-то похожи, особенно такие, где изображается семья, пусть и выполненная в стиле: «точка-точка-огуречик». Традиционным для подобных шедевров считается — солнце, небо, папа, мама и я. А вот, что вывели Фриск… На листе располагался дом с трубой и громадными окнами, а впереди сего сооружения толпились некие фигуры, в которых можно было угадать самих скелетов, человечка и Ториэль, взявшихся за руки. Большими и немного корявыми печатными буквами под картинкой было выведено всего три слова. И они звучали — «Не забудь главное». И впервые за сотню перезагрузок Санс не знал, как реагировать. Ибо с ним было такое впервые и вряд ли подобное когда-нибудь повторится.