my kind of love

С тоской обегая глазами скудную обстановку съемного трейлера, Хоакин чувствует себя гребаным Ромео. Он в изгнании, и подобно вышеупомянутому персонажу Шекспира, Десантос вынужден был бежать из Ривердэйла, скрываясь от правосудия, огласки и осуждающих взглядов добропорядочных горожан. Честно говоря, ему посрать с высокой колокольни на первые два пункта, да и на большинство жителей Ривердэйла тоже. Но вот как ему теперь смотреть в глаза Кевину и его отцу – шерифу Келлеру, после всего, что он натворил? – Ты бы завязывал лазить в окна, сынок, – сказал ему как-то отец Кева, глядя на парня одетого в кожу со снисхождением. – Мы давно уже живем в цивилизованном обществе, так что можешь входить через дверь, я не против. Раз ты делаешь моего мальчика счастливым, значит так тому и быть. От всплывающих в памяти Десантоса жизненных моментов, счастливых и не очень, дико хочется курить и, схватив с полки мятую пачку сигарет, Хоакин открывает скрипучую дверь вагончика и делает шаг в промозглую тьму. Ему плевать на капли дождя бьющие в лицо и сигаретный дым скребущий горло и нутро, который он с жадностью втягивает. После того разговора с шерифом Хоакину начинает казаться, что он наконец-то обрел что-то похожее на настоящую семью. Он вполне спокойно может приходить в дом Келлеров, есть вместе с ними за общим столом, засыпать рядом со своим любимым красавчиком, вдыхая аромат его геля для душа, будить сонного Кевина цепочкой поцелуев и ласк. Десантосу нравится носить костюм и галстук, культурно проводить время в кругу подростков и новых знакомых. На губах парня мелькает горькая улыбка, вспомнив слова Кевина, с гордостью произнесенные на дне рождения Джагхеда Джонса. – Ты мой парень, Хок. Ты свой здесь. Одна из рук непроизвольно ведет по бедру одетому в джинсы и, сделав очередной глоток никотина, Хоакин вспоминает, как вжимал податливое тело Кева в свое собственное на кухне у Арчи. Как атаковал мягкие губы красавчика, не в силах насытится их неповторимым вкусом. И как потом их проникновенный поцелуй был прерван хриплым, с нотками сарказма, голосом главы преступной банды байкеров «Змеи Саутсайда». Эф Пи, мать его, Джонс. А ведь он тоже называл малолетнего Десантоса, рано потерявшего родителей, своим. Говорил, что банда «Южные змеи» это семья, а она своих не бросает. Юного Хоакина не бросили, не дали умереть с голода на улице – это верно, но у этой «добродетели», оказывается, была своя цена. Сперва он толкал дурь и оружие, потом заметал следы чужого преступления, а затем стал ушами и глазами босса, втёршись в доверие к сыну шерифа. – Да этот накал страстей ножом резать можно, – процедил тогда Эф Пи, заставив парней отлипнуть друг от друга. Потом пошли его нетерпеливые расспросы, что Хоакину со слов шерифа, Кевина или его друзей стало известно по делу убитого Джейсона Блоссома? – Пока немногое, ответил тогда Десантос, когда они остались наедине. – Но я держу руку на пульсе. – И язык глубоко во рту у младшего Келлера, – криво улыбнувшись, заметил Джонс. – Если бы я тебя не знал, Эф Пи, подумал бы, что ты ревнуешь, – осмелился сказать Хоакин, глядя на босса без тени улыбки. – Не городи херни. Ты мне, как сын. Я просто вижу, что между вами все серьезно. Мой тебе совет, парень, запрячь свои чувства куда подальше, и спустись с небес на землю, а то потом падать будет больно, – молвил тогда Джонс, сверля колючим взглядом самого молодого змея своей банды. – Мы не их поля ягода и должны держаться вместе. Так что иди и работай. Продолжай трахать сынка шерифа и собирать для меня информацию. Ты же знаешь, в случае чего «Южные змеи» тебя не оставят. Эф Пи давно пустил свою жизнь по пизде, рассуждал Хоакин, подставляя лицо под крупные капли дождя, выдыхая сизый дым из легких. Интересно, своему родному сыну Джагхеду он пожелал бы такой же участи, что и Десантосу? Принять в банду байкеров, называя ее семьей, а затем использовать в хвост и в гриву, чтобы ты сполна отработал свой хлеб. Это ведь так просто – влюбить в себя кого-то, вызвав безграничное доверие, влюбиться самому, а затем втоптать это все в грязь, словно тлеющий окурок. Нет ничего хуже, чем увидеть, как в глазах красавчика гаснет этот самый огонек, уступая место разочарованию и разбившимся надеждам. К горлу подпирает неудержимое желание зарычать и смачно выматериться, что Хоакин и делает. Скупая, соленая влага глаз сливается с небесными хлябями, стекая ручейками по скулам и подбородку. Отшвырнув от себя почти докуренную до фильтра сигарету, Десантос с остервенением задирает рукав куртки, разглядывая ненавистное тату. Пальцы стремительно вонзаются в кожу, начиная до крови царапать змеиный узор, пытаясь от него избавиться. Ему не нужно все это. Он сыт по горло «щедростью» Эф Пи. Хоку остоебенила эта вынужденная ссылка. Он хочет домой. Не в это змеиное кубло и не к тому сброду, живущему в южной части Ривердэйла. Он желал бы быть еще одним мужчиной в семье Келлеров. Он просто хочет вернуться к своему Ромео.