my kind of love

Стоит хоть раз взглянуть в глаза шептуну и от него не будет спасения. Тебе нужно скрыться, залечь на дно, чтобы не сдать членов кластера одного за другим. Конечно, мистер Уисперс не будет присутствовать в твоей голове, все равно, что находиться рядом, все время. Он может спать, а ты иногда видеть его сны. Вот такой обратный эффект имеет зрительный контакт с подобными типами. С тех пор, как это произошло Горски сидит на игле. Его руки испещрены безобразными следами от инъекций. Он давно не брился, осунулся и похудел. Как только он слышит в голове это гребаное «здравствуй, Уилл» ему срочно нужно принять дозу, чтобы отпустить свое сознание в очередное феерическое плавание под названием «Нирвана». К наркотику примешано что-то снотворное, потому Горски вынужден в большинстве случаев пребывать в горизонтальном положении, находясь в ласковых объятиях Морфея, где он видит себя прежним, здоровым и полным сил. Это может показаться странным, но иногда во сне он находит своеобразное утешение, на время избавляясь от телесных и душевных ран. Удивительнее всего то, что происходит это тогда, когда его обнаженного тела касается другой мужчина или сразу несколько. Две пары рук – одна светлая, другая смуглая – ласкают так правильно, нежно, умело, что Уилл начинает задыхаться от переизбытка эмоций. С одной стороны его обнимает Вольфганг, а с другой Лито. В такие моменты Горски жалеет, что у него совсем нет опыта в подобном деле и всего лишь две руки и один рот, которым в данный момент завладел Богданов. Язык немца уверенно проскальзывает в приоткрытые губы Уилла, начиная то мягко, то дерзко поигрывать внутри, заставляя ощущать на своем языке вкус мятного шнапса. Буквально через секунду рецепторы улавливают привкус клубничного дайкири и теперь рот Уилла терзают совсем другие губы, в коротких перерывах между поцелуями нашептывая страстные слова на испанском, которые Горски прекрасно понимает, отчего еще больше млеет от удовольствия. И эта сладкая пытка все продолжается и продолжается. В данную минуту оба его друга относятся к Уиллу, как к божеству, одаривая его своей любовью, лаской и вниманием. Где бы и с кем бы они ни были, сейчас они всецело принадлежат ему. Мыслями. Душой. Телом. – Боже… – стонет Горски, непроизвольно выгибаясь и теснее привлекая парней к себе. Затем слегка отстраняется, мягко побуждая обоих поцеловать друг друга. Со стороны это выглядит так потрясающе чувственно, эстетически красиво и сексуально. Губы Уилла свободны, но в тоже время он тяжело дышит, словно ему все еще не хватает воздуха, ведь в данный момент он и Горски, и Родригес, и Богданов. Он вновь ощущает себя исцеленным, целостным и счастливым. – Ребята, вы… Я раньше никогда… Спасибо… – Ты стольким пожертвовал ради нас, Уилл… Ты как никто заслужил это сполна… Тебе только стоит подумать... Ты же знаешь, мы – это ты… Тело Горски сейчас, как единственная уцелевшая на скрипке струна, на которой сразу два виртуоза мастерски исполняют мелодию страсти, позволив этой самой струне порваться лишь на последних аккордах грандиозного финала.