my kind of love

Поздний вечер перед боевым вылетом. Наш последний вечер, когда мы сидели в опустевшем клубе военной базы и говорили о чести, угрызениях совести, патриотизме и расплате за павших товарищей. А мне так хотелось потянуться к тебе и зарыться лицом в распахнутый ворот сорочки. Медленно вдыхать запах твоей кожи со смесью одеколона и едва уловимого букета отработанного горючего. Вести носом по шее, мазать ртом по щетинистому подбородку, несмело подбираясь к губам, хранящим вкус бурбона. Сорвать с них поцелуй, потом еще и еще, говоря о том, Рид Кэссиди, что наболело и обволокло, словно бурой накипью, где-то под ребрами. Что с самой первой нашей встречи считал тебя напыщенным и циничным отшельником. Что ты, вальяжно развалившись в кресле и сторонясь компании, отдавал предпочтение выпивке, чтению и твоему ручному льву «Виски», абсолютно не замечая моих взглядов. Подумать только! Держать в своей комнате хищную зверюгу, пусть он и талисман нашей эскадрильи! Я злился и ощущал еще что-то. Возможно, это чувство можно было назвать ревностью. Когда ты гладил своего питомца по лохматой гриве в попытке успокоить, поскольку эта громадная кошка не давала к тебе приблизиться. Злился и ревновал еще сильнее, когда ты, время от времени, наведывался в местный бордель и зависал там со шлюхами на всю ночь. Злость и ревность уступали место страху и заставляли тихо шептать молитву, когда ты дозаправлял свой самолет и в одиночку возвращался на поле боя, пытаясь подбить еще хотя бы пару немецкий фоккеров, выискивая одного, особенного с черным соколом на борту. Того, чей пилот не соблюдая кодекса чести, стреляет по красному кресту и беззащитному противнику, чудом уцелевшему и оказавшемуся на земле. Я бы рассказал тебе, Рид, как готов был кинуться к твоему подбитому самолету, который ты все же мастерски умудрился посадить, как говорят на честном слове и одном крыле. Как хотел вытянуть тебя из кабины всего перепачканного сажей, крепко обнять и надсадно шептать в шею, подбородок, губы «никогда так больше не делай», понимая, что это бесполезно. Ты живешь местью и не успокоишься, пока не достигнешь заветной цели, пусть даже ценой собственной жизни. Каждый вылет может быть фатальным и трагическим, потому время предшествующее этому событию, по твоим же словам следует прожить беззаботно и по возможности с комфортом, словно это твой последний день на земле. Но в этот вечер тебе было не до веселья. Словно, ты что-то знал, чувствовал, хотел высказать, но промолчал, утаив глубоко в душе. Даже твоя последняя улыбка предназначалась не мне. Там, в небе, во время ожесточенного боя, на короткий миг я заметил, как изогнулись твои окровавленные губы, адресуя торжествующему противнику насмешливый взгляд, мысленно посылавший фрица на три веселые буквы. Затем твой самолет резко взмыл вверх, а потом стремительно спикировал прямо на борт вражеского цеппелина, который и был нашей целью. А дальше ряд ярких вспышек, адский жар и продолжительный грохот, заглушающий мой собственный вопль душевной боли. От Рида Кэссиди не осталось даже горстки пепла. Лишь воспоминания, личные вещи и ручной лев по кличке «Виски». А еще письмо, датированное двумя днями ранее, адресованное Блейну Роулингсу. «Ты прав, ковбой, прошлое забыть трудно. Трудно продолжать жить, делая вид, что ничего не происходит. Но сдерживать себя еще труднее, понимая, что война не самое подходящее место и время для возникших чувств к товарищу по оружию, далеких от патриотического долга и общей цели. Терять очень больно, малыш. Терять родных, близких, любимых. Тебе это ведомо, Блейн, не понаслышке. Потому я и держусь особняком, до сих пор не завел семью, избегая отношений. «Виски» единственный, кого я подпустил слишком близко к своему сердцу. Хотя нет, там нашлось еще много места для отчаянного и самоуверенного парня из Техаса. Потому эта лохматая зверюга на тебя кидалась и недовольно рычала, не желая делить мою привязанность и внимание еще с кем-то. Весьма сухое признание, но как-то так. Сейчас у меня нет права думать о собственном благополучии. Война – штука непредсказуемая, Роулингс. Хотя возможно, когда она закончится… Боюсь, эта тварь слишком глубоко вонзила в меня свои когти и еще долго не захочет отпускать. Но знаешь, Блейн, встреча с тобой подарила мне надежду и желание жить не только ради мести. А ради тебя. Меня самого. Нас. Твой верный друг, Рид Кэссиди».