Step-brother

Еще одно февральское утро сменило длинную февральскую ночь, при этом не желая оставлять все неудачные воспоминания, которые несомненно тут же ворвались в головы героев, едва их глаза разомкнулись. На самом деле, ни Луи, ни Гарри не могли полноценно поспать, наверное, потому что ночь хотела поиздеваться над бедными парнями, не давая забыться в царстве Морфея. В ту ночь Луи не возвращался в комнату из-за того, что не желал пересекаться с братом, при чем Гарри действовал по тому же принципу. Лиам спал один в комнате, заметив свое одиночество лишь тогда, когда морозные лучи разбудили его от сладкого сна. Луи свернулся в клубочек на одной из лавочек в раздевалке, прижимая к лицу свою бини, которая насквозь промокла из-за слез. Гарри в свою очередь сидел на ледяном металле крыши, прижав тонкие колени к груди. Они оба терялись в мыслях и совершенно не понимали, что делать дальше, что предпринять. Казалось, все, что могло быть между ними рухнуло в один момент, и сейчас они друг другу никто, чужие люди. Или же они сами хотели так думать. Они настолько вбили себе в голову эти ненужные им обоим мысли, что сами же в них и поверили. Оба верили в то, что больше никто из них не сможет сделать больно другому, не подозревая, что все самое худшее в будущем. Но скоро все определенно будет хорошо. Луи размыкает красные глаза и поднимается, усаживаясь на узенькой лавочке, не убирая от глаз своей шапочки, в которую тот ревел, как последняя гребанная истеричка, всю ночь. Он смыкал глаза лишь для того, чтобы погрузиться сном в тот момент, где он и Гарри стоят позади здания и где, собственно, происходит их очередная ссора. В итоге, Луи просыпался с вскриком почти каждые полчаса, а затем вообще перестал пытаться заснуть и погрузился в далекие детские воспоминания. Гарри же просто любовался красотой ночного неба, пытаясь не реветь от того, как громко билось его сердце от упоминания Луи в голове. Невероятно, но в этой ситуации он еще и виноватым себя чувствовал. А все, конечно, из-за того, что он первый сделал шаг. Туда, в пропасть глубоких, рушащих стены чувств, которые медленно вонзают нож в твое сердце, а затем так же медленно начинают его поворачивать, увеличивая страдания. Он не был готов, но назад пути уже не было. А еще он прекрасно знал, что ему совсем не похуй, и темные глубины засасывали его вниз с каждой минутой все глубже. Скоро все будет хорошо. Завтрак был тихим. Обе семьи проронили лишь пару слов за всю трапезу, в то время как ни Луи, ни Гарри, даже не соизволили прийти. — Лиам? Лиам! — Джей кричит на шатена, который натягивал лыжные ботинки, воткнув в уши наушники. Когда Джей дотрагивается до плеча Пейна, он, наконец, обращает на обеспокоенную Джоанну внимание. Она постоянно глядела по сторонам, взволнованно трогая кончик хвоста своих волос. Во всех ее движениях виднелась напряженность, из-за которой Лиам насторожился. — Миссис Томлинсон? — удивление не ускользает из голоса Пейна, он вопросительно выгибает бровь, откладывая на время свои лыжные ботинки. — Лиам, эм… Я думаю, ты вчера подружился с Гарри, да? — Джоанна присаживается на скамейку рядом Лиамом, перебирая свои пальцы, никак не в силах успокоиться. Причина ее волнения была одна — пропажа Гарри и Луи. Еще вчера весь вечер она волновалась, и, похоже, не зря. Она просто не понимала, почему парни стремятся к вражде, а не к примирению, и почему это, черт возьми, происходит. Она устала от этого. Просто устала. — Да, мэм. — Господи, Лиам, называй меня просто Джо. — Хорошо, эм… Джо? Почему Вы спрашиваете? — Ох, Лиам, или ты не заметил, или они с Луи поссорились еще в машине, но этим двоим нельзя оставаться наедине, — после ее слов Лиам чуть усмехается, чего не упустила из взора Джоанна. Это ее насторожило. — Они постоянно цапаются, это уже невозможно. Так вот, вчера Луи вел себя довольно странно, а сегодня их обоих нет. Они не пришли на завтрак, и вообще, я их не видела поблизости. Лиам, ты не будешь против, если я попрошу тебя их отыскать? А еще лучше, попробуй их, ну, подтолкнуть к примирению. Лиам неопределенно пожимает плечами, но попадает под умоляющий взгляд Джоанны. Поэтому, слишком мягкосердечный Лиам вздыхает и соглашается, стягивая с ног лыжные ботинки. Он считал, что его неспособность отказать когда-нибудь заведет его в могилу. Поднимаясь наверх, Лиам сталкивается с кем-то, кто похоже даже не заметил его. И почему-то внутренний голос Пейна подсказывал ему, что первую пропажу он благополучно нашел, осталось лишь догнать ее. — Эй, погоди! Эй! — Лиам резко разворачивается, окликивая Томмо, который застывает на лестнице, медленно разворачиваясь в сторону Пейна. Он выглядел раздраженным и явно недовольным тем, что какой-то Лиам Пейн посмел его окликнуть. — Чего тебе? — Луи не подходит к шатену, который заснул руки в карманы и был слегка поражен грубостью Томлинсона. Хотя, ладно, не был он удивлен, потому что всегда знал, что Луи просто большая заносчивая выскочка, которая не заслуживает всего внимания, что получала. — Разговор есть. Знаешь, где твой кудрявый? — Лиам все же делает шаг вперед, хотя всем видом показывает что, так же, как и Луи, не хочет никаких разговоров. — Откуда мне знать, где этот… — Луи затыкается на полуслове, стараясь подобрать слова. На самом деле, он хотел кинуть что-нибудь грубое, но понял, что не может сказать ничего грубого в сторону Гарри. Совершенно. От осознания этого, его грудную клетку сдавило, словно на нее уронили тяжелый кирпич. Луи так и не смог сказать ни слова, глупо моргая и смотря куда-то помимо Лиама. А тот в свою очередь не понимал, что нашло на Томмо. Его раздраженное лицо сменилось растерянным. — Эй, Томлинсон, чего ты? — Лиам даже поворачивается назад, чтобы понять куда уставился Луи и почему. Но, не заметив там ничего, кроме пустого, безлюдного коридора, он оборачивается обратно к Лyи. Томлинсон все же вышел из состояния полного поглощения в себя, поэтому состроил вновь свой любимый покер-фейс. — Откуда мне знать? Может, плачется кому-то, — Луи кривит губы, не понимая, что вообще несет. Он определенно не хотел говорить этих слов, хотя бы из-за того, что сейчас его собственные глаза были красные и опухшие из-за ночного происшествия. Он кусает свою щеку изнутри и смотрит куда угодно, но не на Лиама, стоящего перед ним. Он почему-то начал ощущать явственнее свою вину перед Гарри. Он такой идиот, раз хочет казаться безразличным к вопросам Лиама. — Значит, не знаешь. Он вообще-то не ночевал в комнате, как и ты, и я подумал вы где-то вместе, — Пейн хмыкает, почесывая свой недавно побритый затылок. Он чувствовал напряжение в этом разговоре, а еще ему совсем не нравилось лицо Луи. Уставший, с красными, опухшими глазами, Луи вызывал у Лиама некоторые предположения. Он считал, что Луи все-таки не такая заносчивая сволочь, которой тот себя выставляет. Может Пейн понял это, когда лицо Луи странно исказилось, стоило ему упомянуть о кудрявом, а может, потому что тот, бегая взглядом по коридору, вдруг останавливается на ком-то позади него. Луи буквально бледнеет, а его руки смыкаются в замок, он закусывает губу и опускает взгляд вниз. Сердце Томмо тарабанит так сильно. Он смущается от мысли, что Пейн, наверное, это слышит. Лиам вновь поворачивается назад, в этот раз находя позади себя еще одну пропажу, которая оказалась еще более бледной, чем Луи. — О, чудесно, Гарри, иди сюда! — Лиам улыбается кудрявому, надеясь, что этот жест подвигнет того подойти, но Гарри вместо этого обреченно качает головой и разворачивается, чтобы уйти. Он докатился до того, что не мог видеть Луи. Просто не мог. Его вид подкашивал колени, и почему-то хотелось кричать от несправедливости. Почему они должны бегать друг от друга? Зачем? — Вы оба — чертовы королевы драмы! Жди меня в нашей комнате, я побегу за Гарри, — и едва Лиам скрывается за поворотом в коридоре, Луи вновь взрывается. Все лицо Гарри усыпано красными точками, и Луи точно знал, что такое случается лишь тогда, когда тот долго и сильно плачет. Гарри казался более разбитым, чем после события в туалете. Луи не давало это покоя. Еле перебирая ватными ногами, Луи доходит до комнаты, пытаясь адекватно мыслить. Пытаясь выбросить из головы надоедливого брата, который мысленно начал разрушать его. Томмо знал, что сам все испортил; знал, что мучается лишь из-за своего длинного языка. Томмо просто хотел забрать все слова обратно и, по возможности, отрезать себе язык, потому что дальше так жить он бы просто не смог. — Лиа- о, Луи! — Луи пытается отлепить свое лицо от подушки, чтобы увидеть свою мать, которая не могла успокоиться и искала повсюду своих вечно ссорящихся сыновей. Но, как только он смотрит на нее, то понимает, что это была действительно плохая идея. Мать, стоя возле дверей, ахает и подлетает к Луи, который тут же вновь утыкается в подушку и стонет от своей глупости. Его лицо, наверное, выглядит цвета помидора, а по глазам мать могла бы удачно прочесть все его мысли, потому что Луи уязвим сейчас. Уязвим из-за Гарри, разрушающего его сознание. — Луи, ты плачешь? Господи, Лу! — Луи отворачивает голову к стене, кусая губу, чтобы не разреветься вновь. Не нужно ему было мамино сожаление, совсем не нужно. Он не хотел казаться тряпкой перед собственной матерью, но лишь одно воспоминание о Гарри всплывало в его сознании, как ему было буквально плевать на то, что он парень и должен держать себя в руках. Он не мог держаться, потому что знал, как больно Гарри. Знал, что все его шутки над ним, ранили. А сейчас он ранит его сильнее, потому что сам запутался во всем. Для Луи его слова, его язык — это способ отгородиться, это его броня. Но нет на свете такой брони, которая в один бы день не истерлась и не начала приносить хозяину увечья. Такая же броня была и у Луи. А каждая пуля, которая являлась обидами Гарри, глубже проникала в его сердце. В один день укрепление падет, как и сам Луи. Но скоро все будет хорошо. — Милый мой, я ни черта не понимаю. Я так беспокоюсь за вас двоих. Ну что вы не поделили, а? — голос матери дрожит, а Луи не в силах этого вытерпеть. Он сжимает простыни, крепко зажмуривая глаза. — Вы не поделили девушку, может? Луи, я ваша мать и мне не легче, чем вам обоим! Луи покачивает головой. Она не знает, как нелегко им самим. Она ничего не знает. Джей уверена, что парни недолюбливают друг друга, когда дело даже не в этом. Луи не ненавидел Гарри никогда, но сейчас, когда все его мысли занимает лишь он, Луи бы хотел, чтобы вместо жалости он чувствовал отвращение. Ну, не должен он жалеть его. Не должен. — Нет, мам, дело не в девушке, — Луи хрипит, утыкаясь носом в подушку. Он чувствует, как рука матери сжимает его плечо, а сама она что-то шепчет. — Луи, — Джоанна говорит осевшим голосом, а Томлинсон борется с желанием обнять ее. Ему нужна опора. Нужно, чтобы кто-то приободрил его. Но он не слабый. Он не должен показывать, как слаб. — Бу, мое солнце, расскажи мне. И, да, это абсолютно рушит Луи. Он сжимает руки в кулаки, и, слегка ударяя по бежевому покрывалу, поднимается и налетает на мать, сжимая ее в объятьях. Луи предполагает, что он стал таким эмоциональным из-за того, что он когда-то осознал что является геем, а это могло каким-то образом повлиять на его психику. Джоанна оставляет поцелуй на лбу сына, поглаживая его затылок. Луи разрывался на плече матери, словно оставшиеся ограждения рушились у него на глазах, потому что последний раз, когда он так плакал на плече матери, был в десять лет. И не удивительно, что тогда они с Гарри крупно поссорились. — Я просила тебя прекратить слезы Гарри, а в итоге, ты сам как разбитое корыто. Луи, скажи мне хоть что-нибудь? А он не знает, что можно сказать. Он и не хочет ничего говорить, ему просто нужна поддержка сейчас. Сейчас, когда он думает, как исправить все, что натворил. Почему-то к нему в голову пробирается лишь воспоминание того, как мать обещала помирить его и Гарри одним способом. Она отправила Луи в комнату к Гарри и сказала, что они оба наказаны и не выйдут из комнаты, пока не помирятся. Естественно, весь этот план Джоанна обговорила с Луи, он лишь должен был подыграть ей и сделать все, как она ему советовала. В итоге, Гарри сдавался, а когда первая кривоватая улыбка появлялась на его устах, Луи ликовал и подлетал к нему, крепко обнимая и говоря, что больше никогда его не обидит. Сначала Луи не понимает, как это воспоминание может помочь ситуации, а затем его, словно простреливает. Наказание! Все это время Джей шептала что-то успокаивающее, но Луи не слышал ни слова. — М-мама, у меня к-к тебе одна просьба. — Что такое? — Джей отстраняет Луи от себя и ласково смотрит на покрасневшее лицо сына. — Т-ты должна н-нас наказать. — Прости, что? — Джей непонятливо смотрит на Луи, который уже, казалось, горел от этой мысли. — Наказать. Н-но не как взрослых, а как в детстве, п-понимаешь? — Уильям, ты просишь меня наказать вас, с тобой все в порядке? — Боже, м-мама, да! П-прошу тебя, это очень важно, — Джей слегка хмурится, видя умоляющее лицо Луи перед собой и его заикающуюся речь. — Думаешь, наши с тобой штучки из детства подействуют сейчас? — Дай мне попробовать, и клянусь, никто больше из нас не проронит ни слезы, — Луи крепче сжимает плечи матери и часто моргает, чтобы четче видеть. Мать растерянно пожимает плечами. — Мне что, запереть вас в этой комнате, чтобы все другие веселились? А как же Лиам? Это и его комната тоже. — Мам, нет. Здесь ничего не получится, нам нужно домой. И лучше поторопиться, — Луи смахивает слезы тыльными сторонами ладошек. — Ох, хорошо, Луи, я попрошу Лиама отвезти вас. — Я мог бы и сам довез… — Так, Уильям, не забывай про свою больную ногу и твои глаза, которые, я уверена, сейчас ни черта не видят, потому что ты очень долго плакал, — мать отрицательно мотает головой, а затем вновь сжимает сына в объятьях, слыша легкий смешок за своей спиной. Лиам выбегает на крыльцо черного выхода, где на ступеньках, обхватив свои колени, сидел Гарри, уставившись в какую-то точку вдали леса. — Эй, кудрявый, неплохо бегаешь, я даже запыхался, — Лиам неуверенно смеется, получая в ответ тяжелый вздох парня. — Не боишься простудиться? Сегодня довольно холодно. Лиам садится рядом с кудрявым, наблюдая за его красным лицом. Все же Гарри был намного приятнее Луи, считал Лиам, хотя бы тем, что он не перебивал его, а вообще молчал. Молчание, конечно, куда лучше, но сейчас разговаривать с Гарри было односильно разговору со стеной. — Эм, ты плачешь или что? Прости, я не умею подбадривать людей, да и вообще… — Нет, не плачу. Не волнуйся, последнее, что сейчас мне нужно — это жалость, так что, не надо, — Гарри все же говорит, перебивая Лиама. Его зубы слегка постукивали друг о дружку, потому что погода действительно была морозной. — Извини, просто я не могу видеть, как ты страдаешь из-за этого ушлепка, — Лиам сжимает руки в кулаки, а его губы превращаются в тонкую линию. Гарри же лишь хмыкает на его слова, потирая ладонями колени. — Ничего, Пейн, и это переживем. — Конечно. Эм, что насчет того, чтобы подняться наверх и погреться вместе с горячим шоколадом? Я бы избавил тебя от страданий, — Лиам широко улыбается, видя как один уголок губ Гарри плывет вверх. — Это очень здорово. Странно, что тебе хочется проводить время со мной, я истеричка, и ты старше меня на… — Разве это важно? Ты хороший парень, просто с очень говорящей фамилией, — Лиам подает руку Гарри, и он поднимается, обтряхивая ноги от снега и грязи. Гарри улыбается через силу, следуя за Пейном, хотя на самом деле, единственное, что он сейчас хотел — оказаться где-нибудь далеко, за пределами этого мира, чтобы не испытывать того, что разрывало его сейчас. Лиам и Гарри заходят в комнату, чтобы забрать свитер Пейна, который все еще грезил мечтой о лыжной прогулке, но едва они оказались за порогом комнаты, как планы Лиама полетели в глубокую яму. — А вот и Гарри! — Джоанна разворачивается в сторону пришедших парней. Она пыталась сделать свой взгляд угрожающим, но ее сердце разрывалось от жалкого вида второго сына. Красные точки на его лице говорили сами за себя, поэтому Джей боролась с собой, чтобы не обнять крепко сына. — Что случилось? — голос Гарри подрагивает, он оглядывает мать и Луи, чувствуя, как усиливается дыхание. Он велся на весь театр, который разыгрывали его мать и брат. Может, потому что Луи выглядел подбитым и раскаянным, а мать немного угрожающей. Кудрявый шагает вперед, немного недоумевая, что происходит. — Знаешь, Гарри, мне надоело, что вы постоянно ссоритесь, очень надоело! — Ма-а-ам, — Луи подает свой голос, загораживая лицо ладонями, незаметно ото всех улыбаясь в них. — Так, Луи, мы с тобой уже поговорили, молчи! — Мам? — Гарри, вы наказаны. — Что? — младший встает в ступор, глупо моргая. Он помнил про недавний уговор матери, поэтому вообще не горел желанием быть наказанным. — Вы наказаны, Гарольд. Мне нужны два сына, которые могут спокойно, без слез и драк, общаться и жить вместе, это ведь больше невозможно! — Мама, постой… — Нет, Гарольд, нет! Сейчас вас Лиам отвезет домой, а когда я приеду со всей семьей Томлинсонов обратно, я хочу, чтобы вы оба были мирными ангелочками! — Что?! — Гарри испуганно перескакивает взглядом то на Луи, то на мать. Ладно, такого он не ожидал, да и не хотел вовсе. Он бы был рад провести время в одиночестве, но не с Луи. Один. В пустом доме. — Нет, нет, нет, — Гарри бормочет как в бреду, мотая головой. Его сильно задевает реакция Луи на слова матери: он просто убирает ладони от лица и смотрит невидящим взгляд в сторону, без слов, без эмоций. Он должен был закатить истерику, спорить, ну, в конце концов, нагрубить и уйти, хлопнув дверью. Но ничего. Никакой реакции. — Гарри, мне важны вы оба. Я очень сильно люблю вас, но такое продолжаться дальше не может. Постарайтесь ради меня, прошу, — и, да, Гарри не может противостоять этому взгляду матери, он не может, черт возьми, противиться этим пробирающимся под кожу глазам. Поэтому Гарри, раскрыв рот в так и несказанных словах, опускает взгляд вниз, сжимая кулаки. Он бы пожертвовал своими нервами ради матери, пожалуй. Но сейчас ему нужно на свежий воздух. Гарри разворачивается на пятках и идет к выходу, не окинув никого своим взглядом. — Луи, иди вниз, к нему, а я поговорю с Лиамом, да? — Джоанна садится на кровать и хлопает ладонью по месту рядом с собой. Как только Луи скрывается за дверью, Лиам подсаживается к Джей, ощущая какие-то неопределенные чувства. Он не мог понять, зачем мать оставляет двух сыновей, воинственно настроенных, одних? Это же только усугубит ситуацию. — Знаю, что ты, наверное, думаешь о моем поступке. Луи должен попробовать исправить все, что он наделал. Он любит Гарри и на самом деле сожалеет о содеянном. Не знаю, зачем я говорю тебе это, просто, мне кажется, что тебя настораживают их отношения? Лиам неопределенно вздыхает и кивает. Как-то не хотелось говорить Джей, что его действительно настораживает достаточная близость братьев. Поэтому, не желая вредить Гарри, он ограничивается кивком и кривой улыбкой. Но он не верил в то, что Луи мог любить Гарри, возможно, просто пользовался этим чувствительным мальчишкой, но не любил. — Гарри хороший, он не заслуживает такого отношения к себе, — Лиам поднимается, поправляя свои волосы и слегка прокашливаясь. — Я знаю. Ему, наверное, сложно в неродной семье. — Постойте, он не ваш родной сын? Лиам застывает перед дверью и разворачивается, выражая всем лицом недопонимание. — Приемный. Мы взяли его из ужасного детдома, где воспитатели не заботились о детях. Там было отвратительно. Он и Луи сначала были не разлей вода, а потом… — Повзрослели? — Пейн хмыкает, смотря на грустную улыбку Джоанны. — Да, это трудно, — Джоанна разводит руки и встает с кровати, подталкивая Лиама к выходу. Джей отдает ключи от машины Пейну и напутственно просит не злиться на Луи, уверяя, что он отличный парень, на что тот скептически ухмыляется. После недавнего признания подозрения Лиама увеличились. Он почему-то считал, что Луи использовал Гарри для своих целей, да еще и обижал, просто потому, что тот не был ему родным. Лиам усаживается за водительское сидение, смотря в зеркало на сидящих позади Луи и Гарри, безмолвно развернувшихся к окнам. Он смотрит на бумажку, где был указан адрес, вздыхая и являясь совсем неуверенным в решении Джоанны. Приезжают они так и не обмолвившись ни словом, что Лиам принял, как нехороший знак. Провожая их в дом, он решил поговорить с Луи, чтобы быть уверенным в его решении. — Томлинсон, постой, — Лиам останавливает старшего в гостиной, поворачивая к себе лицом. Луи без эмоций смотрит в лицо Пейна, выжидая его слов. Он не хотел тратить время зря, учитывая то, что Гарри мог скрыться в мансардной и просидеть там до приезда семьи. — Луи, если ты его обидишь, я клянусь, что не оставлю ни одного живого места на тебе, — Лиам тыкает пальцем в грудь старшего, опасно возвышаясь над ним. — Я сделаю все, что в моих силах, — на лице Луи плывет неуверенная улыбка, которая напоминает Лиаму улыбку Джоанны. — Но если у меня не получится, я скорее сам обращусь к тебе. Что-то скрывалось в этих словах Луи, что пошатнуло Пейна. Он делает шаг назад, хмуро озирая Луи, улыбка которого превратилась в адски измученное выражение лица. Молчание нагнетало, поэтому Пейн считал, что пора закруглять этот крайне неловкий разговор. — Просто, помни о моих словах, если решишь вновь сделать ему больно. Лиам прокашливается и, испытывая неудобство рядом с Луи, уходит из дома Томлинсонов. Оказавшись на морозном воздухе, Лиам расслабляется и, отбрасывая все ненужные мысли, возвращается обратно. Но он не мог перестать бояться за младшего. Луи все так же не нравился ему. Томмо, преодолевая дрожь в руках, заваривает в чашках чай, постоянно прислушиваясь, не убежал ли Гарри в мансардную, но тот все сидел в их общей комнате. Луи разрезает лимон и кладет в две чашки по кусочку. Гарри любил, когда Луи готовил ему чай. Даже в детстве, когда он еле держал в руках чайник, а до стола доставал лишь с помощью стульчика. Луи, все также невероятно волнуясь, открывает верхний шкафчик, чтобы достать поднос и поставить на него две чашечки и горячий чайник, но вместо этого он находит кое-что другое. Убирая с подноса муку, чтобы взять его, он натыкается на что-то лежащее за ней. Нахмурившись, Луи ставит муку на тумбочку и достает что-то хорошо запрятанное. Очень хорошо запрятанную плитку шоколада. Он осматривает ее, чувствуя, как волнение накрывает его, словно волной. Мама не покупала шоколадок уже давно, зная, что Луи все равно найдет их. Поэтому, покупая их, тут же отдавала близняшкам, чтобы мальчик не заметил. Тем более, Луи вредно было есть много сладкого, поэтому мать и перестала баловать его такими вещами. Наверное, эту плитку мать не успела отдать близняшкам и запрятала в ящик. Или, возможно, звезды действительно выполняют желания. Луи поднимается наверх, боясь опрокинуть чашки из-за неуспокаивающейся дрожи в руках. Он нажимает локтем на дверную ручку, и дверь покорно поддается, открывая проход в комнату. Луи ощущает накаленную атмосферу в комнате, наверное, из-за задернутых штор, из-за чего комната была в полумраке. Гарри сидел на полу, обнимая потрепанного медведя. Он медленно раскачивался из стороны в сторону, вызывая у Луи ощущение дежавю. — Я принес чай, прямо как из Шеффилда, — голос Луи подрагивает и кажется наигранным и ненастоящим, словно говорил не он. Томлинсон старший идет вперед, еле перебирая ногами и замедляясь прямо перед Гарри. Он садится на пол, аккуратно ставя поднос возле себя, смиряя Гарри одним из своих жалких взглядов. Он боялся, что тот может убежать в один момент, и тогда Луи не сможет ничего предпринять. Но Гарри крепче прижимает медведя к себе и долго смотрит на чашку чая прежде, чем взять ее в руки. Луи как-то победно улыбается и, ощущая безумно сильно колотящееся сердце, берет чашку и себе, продолжая наблюдать за Гарри. Возможно, Гарри и сдался перед чашкой чая Луи, но это еще не означало, что он победил. — Гарри… — Я не хочу слышать ни слова, — Гарри отворачивается к зашторенному окну, нарушая тишину лишь звуками причмокивания, что вызывало улыбку на лице Луи и ураган внутри от ударяющих в сердце слов. — Ты же понимаешь, что так долго не может продолжаться. — Ты же знаешь, что мне похуй, — Гарри склоняется над чашкой так, что его кудри свисают и загораживают его лицо. — Тебе не похуй, — Луи молчит некоторое время, крутя в руках чашку и смотря на нее, как на самую дорогую драгоценность. — Как и мне. Гарри поднимает голову, чтобы взглянуть на лицо Луи, убедиться, что он действительно это сказал, и что тот не лукавит. Он не может четко видеть черты его лица из-за полумрака, но его пронзительные глаза горели, поблескивая так, словно Луи был на грани взрыва эмоций. — Вчера ты доказывал обратное, — говорит Гарри, не в силах оторваться от его глаз, крепче сжимая чашку. — Потому что, — Луи часто моргает, а затем, с грохотом отложив чашку на поднос, придвигается к Гарри, кладя свою ладонь на его плечо и крепко сжимая его. — Черт возьми, я понимаю, что мы ведем себя не как гребанные братья, но Гарри, ты не должен лгать сам себе. Меня взбесило вчерашнее и я взорвался. Я не хотел делать тебе больно, как и не хотел, чтобы ты… Ты общался с этим Лиамом. — Я не понимаю, тебя взбесило то, что я общаюсь с Лиамом? В чем дело? — Меня он просто раздражает, он… Плохо влияет на тебя, — Луи бубнит себе под нос, еще крепче сжимая плечо Гарри, но тот, казалось, не замечал этого. — Луи, ты плохо на меня влияешь, — младший произносит с ярко выраженной расстановкой, из-за чего старший закатывает глаза. А чтобы предотвратить словарный понос, который был готов вот-вот вырваться из Гарри, Луи отламывает кусок шоколада и запихивает в его рот. — Гарри, мы должны просто все забыть, понимаешь? Я хочу исправиться, да, и не смотри на меня, как на душевнобольного, — Луи скрещивает руки на груди, смотря как Гарри старательно разжевывает шоколадку. Наверное, он слишком долго заостряет на этом внимание, потому что его взгляд опускается на малиновые губы младшего, слегка испачканные шоколадом. Почему-то Луи чувствовал, что сейчас не тот момент, чтобы пялиться на губы Гарри, но он бы, наверное, умер, если бы не стер его. После долго молчания Луи протягивает вперед руку и большим пальцем касается губы Гарри, убирая шоколад. Кудрявый наблюдает за действиями с замирающим сердцем, когда слегка шершавая рука Луи касается мягкой, уже зардевшейся щеки, а большой палец нежно, едва заметно, вытирает оставшийся на губе шоколад. Едва Гарри чувствует прикосновение к губе, как миллион мурашек пробегают по его спине, а руки начинают подрагивать. Но, вовремя опомнившись, Гарри отворачивает голову в сторону, а Луи приходится убрать руку и действительно смутиться. Он закусывает губу, опуская взгляд, пока Гарри в этот момент прячет свою теплую улыбку за кудрями. — У нас ничего не выйдет, Луи, — Гарри решает подать голос, не глядя на все еще смущенного Луи, который отругивал себя в голове самым жестким матом. — У нас все сложно, и просто забыть не получится. — Мы должны попытаться, — Луи наливает еще чая, боковым зрением поглядывая на кудрявого, который уткнулся носом в голову плюшевого медведя. — Мне кажется, это бесполезно. — Гарри, нам обоим херово друг из-за друга, давай хотя бы формальное перемирие устроим. Можем не общаться, можешь жить в своей мансардной, но пойми, нам обоим это нужно. В ответ затянулось молчание, пока Луи покорно ждал, когда Гарри ответит. Но вместо ответа кудрявый поворачивает голову в сторону старшего, протягивая свой мизинчик вперед. И Луи прекрасно знает, что это означает. — Никогда не ссоримся? — Никогда. Луи протягивает свой мизинец и скрепляет с мизинчиком Гарри. Пусть они оба знали, что это ничто по сравнению с тем, какая у них была дружба в детстве, но формальное перемирие не могло им повредить. Оно бы не могло повредить, если бы Луи в данный момент не хотел крепко прижать Гарри к себе и не отпускать из своих объятий, и если бы Гарри не рухнул вниз прямо в тот момент, когда на губах Луи появилась настоящая улыбка, греющая все внутренности, словно солнце. Скоро все будет хорошо.