Никто не знал насколько правдивы истории, шепотом передаваемые из уст в уста: истории о Хельфхейме и Хель, владычице мёртвого мира; истории о вёльвах, ведающих грядущее и былое; истории о мёртвых, покоящихся в пепельно-серой земле, но восстающих на зов тех, кто осмелится и сумеет их призвать.
Никто, кроме Одина.
...возможно, всего лишь лучше других маскирующего своё незнание.
Но когда Всеотец объявил о своем решении наведаться в Хельфхейм, никто не посмел усомниться в разумности его поступка, и никто не осмелился спросить Одина о причинах, подтолкнувших его к нему.
Никто, даже хитроумный младший сын, сгорающий от любопытства.
...и заранее знающий, что его не удостоят ответом.
Но Локи давно уже ведал простую истину: все ответы, недоступные в одном мире - следует искать в другом.
И скрылся из Асгарда раньше, чем кто-то озаботился странной покорностью и молчаливостью трикстера в последние дни.
А Сигюн снова осталась одна: проводить бесконечно долгие и одинокие часы в отведённых им с Локи покоях, листать переплетённые в кожу книги, играть сама с собой в уголки, вышивать крестом и скучать - без него; скучать - по нему. Смотреть в окно, греться у огня, расчёсывать медные волосы, безуспешно вытягивая буйные кудри, и вздыхать - тоскливо, безотрадно и совсем неподобающе для той, кого взяли замуж обманом.
- Бедная моя, - причитала на свадьбе мать, - бедная! Взял из забавы, на спор, связал с собой на всю жизнь, вероломный, поломал тебе судьбу!
Но потом причитать перестала. Обманом или правдой, но во дворец Сигюн вошла на правах невестки, принцевой жены, и принята там была соответствующе. Пусть и не соблюдя ни единого ритуала до брака и заключив союз через лживость иллюзий, Локи привёл её в дом
супругой. И её родителям этого вскоре оказалось довольно.
Вопросов Сигюн не задавала, предпочитая наблюдать и самостоятельно делать нужные выводы. Недобрая слава о трикстере шла впереди него, но к жене он всегда был милостив, не обижая ни словом, ни делом. Пренебрегал порою - да, случалось - но не причинял обдуманно зла. И Сигюн, проводящая долгие часы в одиночестве, не обязана была, но могла бы отчаяться, если бы не мысль, не дающая ей опустить руки и потухнуть сиянию взгляда: Локи был трикстером, самым хитроумным созданием из всех обитающих в Асгарде, а может - и во всех прочих мирах. Так стал бы он жениться просто на спор, наугад ткнув пальцем в первую же невесту, в виде мести решив увести её от разозлившего его жениха? Неужели не нашёл бы менее обременительной шутки? Ведь, пусть сама Сигюн и пыталась не докучать ему, но на всех церемониях и пирах она обязана была показываться с ним рядом. И Всеотец, пряча в бороду улыбку, нет-нет да и приглашал невестку почаще появляться им всем на глаза, а Фригг, с затаившейся во взгляде печалью, неуклонно напоминала Локи о молодой жене, укоряя его за то, сколь мало внимания он ей уделяет, покидая одну и никогда не забирая с собой в странствия по чужим мирам.
Локи не сердился - лишь раздражался немного. Но виду не показывал. И никогда не возражал.
Быть может, люби Сигюн Теорика, всё было бы сложнее: она бы мучилась ночами, избегая прикосновения сильных ладоней, и плакала, ловя чужие губы на свои губах.
Но Теорика Сигюн не любила.
И когда Локи возвращался в свои покои, которые теперь делила с ним его жена, меньше всего на свете она хотела скрыться от его внимательного взгляда, сбежать от его ласк, увернуться от его губ.
Совершенно, совершенно этого не хотела.
***
Когда Локи исчезает на несколько дней, избегая любого участия в подготовке к путешествию Одина, а Тор, метаясь по всему Асгарду, ищет пропавший из его покоев молот, Сигюн быстро складывает три события в единую картину.
И больше всего боится, что складывает эту мозаику не она одна.
Но старший из принцев не чует неладного даже ко второму закату и лишь приказывает Хеймдаллю закрыть границы, не выпуская пригодные для межмировых путешествий суда.
- Мьельнир не должен быть увезён из Асгарда без нашего ведома, - убеждая, говорит он стражу Радужного моста. И ни на секунду не поддаётся мысли, что молота в его мире давно уже нет, и след простыл, и все надежды на то, что он ещё вернётся к хозяину обратно, плащом ложатся на плечи того, кто Мьельнир и украл.
Сигюн не сомневается в том, чьих рук это дело. Понимание произошедшего мало что меняет в её отношении к Локи.
Любить трикстера могло быть неправильным, но так случилось само собой и Сигюн не видела смысла отказываться от пробудившегося чувства. В глазах всего Асгарда он был её супругом, а быть его женой оказалось вовсе не так сложно, как виделось остальным. Нужно было лишь никогда не верить ему, и всегда - доверять. Сомневаться в каждом слове и поступке, но никогда не подвергать сомнению результат.
Локи ходил тёмными и извилистыми тропами. Сигюн знала, что в самом их конце, Локи всегда находит свет.
...который искажает одним своим прикосновением.
***
На рассвете третьего дня Сигюн будит знакомый взгляд. Стоящий у изголовья постели трикстер смотрит устало, и даже не острит, молча придерживая на руке прикрытую зелёной тканью корзину - уголок материи слегка отогнулся, открывая взгляду Сигюн стопку книг, и она даже успевает разглядеть змеящиеся на обложке незнакомые письмена, прежде чем супруг одергивает ткань обратно.
Не спрашивай, Сигюн.
Локи опускает свою ношу на край стола. Его губы кривятся в улыбке, а взгляд сочится скрытой обидой. Он в дорожном облачении, и весь - как пружина, и должен бежать, а выхода нет. Сигюн знает, что нет - слышала о поставленных на якорь кораблях, о перекрытых границах. Сколько бы тайных путей ни знал трикстер, до Хельфхейма пешком ему не добраться.
Не напоминай, Сигюн.
А Один вот-вот отправится в путь. И Сигюн впервые видит в глазах мужа злость, порождённую глубочайшим разочарованием, которое сам трикстер ещё не торопится принять, но уже ощущает на пороге. Локи не знает, зачем пришёл, и не верит, что Сигюн сумеет ему помочь, но идти ему больше некуда.
И не хочется до дрожи в руках.
Он смотрит на неё - сонную, с рассветным золотом в волосах - и думает о солнце. О мягкости летних трав. О пряном запахе полевых цветов и знойном ветре, доносящем до слуха чужие голоса - на той тонкой грани, когда слов не разобрать, но интонации веселые, яркие, живые, под стать разгорающемуся дню.
Он смотрит на жену. Смотрит на корзину. Замирает, будто бы всё ещё прислушиваясь к почудившимся голосам, и во взгляде его снова просыпается голод, сменяющий обиду надеждой.
- Мы отправляемся на пикник, Сигюн, - говорит ей Локи.
Сигюн, чувствуя, что по-прежнему грезит, лишь пожимает плечами.
И улыбается мужу в ответ.
